…Из кладовых памяти Даниил Шиндарев

…Из кладовых памяти

Даниил Шиндарев

Стихли аплодисменты… Гости, оставив стулья, собрались вокруг стола с угощениями, а правильнее сказать, столпились — потому что нас было за сотню, ну, может, чуть меньше. А мы с ним отошли в сторону. Он, аккуратно уложив скрипку в футляр, присел на валик дивана.

— Даня, а отчего бы тебе не собрать воедино всё, что ты рассказывал сегодня… Или в прошлый раз, когда я был на твоём выступлении (а сколько их я пропустил…), — вот бы записать это! Ведь набралось бы на книгу, а?

Скрипач пошевелил пальцами:

— Посмотри, они для смычка, для струн созданы. Перо — это что-то другое… Вряд ли соберусь…

А ведь собрался — пусть и спустя года три после нашего разговора, вместивших в себя не одно выступление замечательного музыканта и, в том числе, на Первом Всеамериканском фестивале памяти Окуджавы — это Даниил Шиндарев открыл его исполнением попурри на темы песен барда.

Книга — вот она, полторы сотни страниц. Прочел я ее быстро, хоть и возвращался постоянно к некоторым страницам — их содержание требовало того. А, завершив чтение, на другой день в разговоре с автором попрекнул его:

— Там же и половины нет того, о чем ты рассказываешь на встречах!

— Верно, — согласился он, — веришь ли, я начинаю думать о продолжении…

И уж точно не вошло в книгу многое из того, что он мог бы вспомнить, это я знаю достоверно.

А между тем, Шиндареву исполнилось 85, 50 из них остались «там» — в Советском Союзе, так что нетрудно представить, сколько мог бы, наверное, еще вспомнить этот выдающийся скрипач, выступавший в десятках стран в те годы, когда и названия-то их для большинства наших соотечественников звучали как у далеких планет из астрономических атласов — добраться до них можно было разве что во сне…

Но вот фотография, которой ровно тридцать два года: я сделал ее в Доме масонов здесь, в Лос-Анджелесе, на бульваре Уилшир, в один из моих самых первых американских выходов «в свет» — в этот вечер мы и встретились с Даниилом Шиндаревым.

И вот книга «Prima Musica» у меня в руках. Открывая ее первые страницы, я ожидал знакомства с мемуарами музыканта. Да, мемуары, конечно, потому что они охватывают основные сюжеты жизненного пути — автор рассказывает о семье, учебе, первых шагах в мире музыки, о непростых отношениях его обитателей с тогдашними руководителями учреждений советской культуры, да и между собой, порой… И всё же, я определил бы ее жанр — как размышления: здесь не просто перечень событий, но оценка их автором, не всегда беспристрастная, что и нормально.

Порой она мне казалась не бесспорна: ну, не могу, например, я согласиться с автором, что Пирогов Александр Степанович, ведущий бас Большого театра, актером был «не очень». Да я и сейчас помню мизансцены — из «Русалки», например, как он произносил в ответ на приглашение князя — «Не хочешь ли пройти в мой терем?..» «Нет, спасибо — заманишь, а там, пожалуй, и удавишь… ожерельем!» Или его «Борис»: «Молись за меня, юродивый…» Да, певец, один самых лучших басов «Большого» того времени. Но и драматический актер он был потрясающий!

Хотя, может, и правда, из оркестровой ямы всё заметнее, чем было с нашей студенческой галерки, откуда мы устраивали ему, да и не только Пирогову, овации, а за нами, стоя, подхватывал их весь зал, пока контролеры, охотившиеся за безбилетниками, высматривали нас, пристроившихся на ступеньках балконов. Или, вот — Одилия-Уланова крутит 32 фуэте в «Лебедином», а вот — самое последнее выступление Козловского Ивана Семеновича в «Фаусте», его имени уже давно нет в афишах театра, а тут — юбилей, кажется, «ЗИЛа» — мы и туда как-то сумели «просочиться». Помнятся и белые перчатки Мелик-Пашаева, без них, вспоминает Шиндарев, он за пульт не вставал.

А какие еще имена вспоминает автор!

Не случайно же я взял название этим заметкам из самого текста книги. С кем только автору ни доводилось работать: дирижеры со всемирно известными именами, выдающиеся музыканты, солисты «Большого». Перечислить их — и большая часть текста этих заметок была бы ими занята. А потому назову только некоторые: Ростропович — с ним они близко дружили, Давид Ойстрах — выпускник той же школы Столярского, что и автор, — педагог Шиндарева в Московской консерватории, Яша Хейфец, Зубин Мета, Пласидо Доминго…

Не обойдены его вниманием и замечательные музыканты-педагоги, ныне лосанджелессцы, Виталий Маргулис, Абрам Штерн, Сергей Сильванский — все они сложились творчески задолго до эмиграции, но и здесь занимают достойные места в ранжире ведущих музыкантов нашей страны.

Завершая эти заметки, я бы еще отметил людей, помогавших автору в непривычной для него работе, это их стараниями рукопись обрела форму книги: превосходный дизайн Л.Кацнельсона, в высшей степени квалифицированное изложение устных рассказов Даниила Шиндарева Галиной Столиной, с превосходным литературным вкусом уложившей их в книжный слог, — всё-таки в нашей «Панораме» трудились и трудятся замечательные люди!

Ну, а чтобы выразить признание своей главной помощнице и вдохновительнице этого издания, подруге Софии Ветлугиной, автор и сам нашел место на страницах книги, поблагодарим ее и мы.

Теперь будем ждать продолжения повествования Даниила Шиндарева — о судьбе музыканта, о людях, его окружавших, с которыми он был связан профессионально, да и просто по-человечески, многие годы — ведь Шиндарев продолжает концертировать и, стало быть, многое впереди у него, вот и будет немало еще о чем рассказать.