Я ждал своего часа… Монолог Анатолия Кашпировского

Я ждал своего часа…

Монолог Анатолия Кашпировского

Февраль 1989-го.

— Сказать, что у меня просто такой дар, это значит — обмануть. С другой стороны, сказать об отсутствии дара, то есть отсутствии природных наклонностей и способностей, тоже было бы неправильно. Я считаю, что самый большой дар психолога заключается в том, чтобы видеть его и в других людях. И это самый высший дар! Потому что оказывается, что самые простые и обычные люди могут менять цвет своих волос или менять форму своих суставов… Добраться до этих способностей, открыть их — это самый большой дар человека, занимающегося психологией.

Говоря о неизведанных возможностях человеческой психики, я думаю, что парапсихологи ленинградской школы (опыты Васильева, например) ставят интересные вопросы — за это я их ценю. Но конкретных ответов на свои вопросы они не дают. Кроме того, они исследуют возможности изменения человеческой психики, и мое коренное отличие от них заключается в том, что я уже переключился на соматические изменения, происходящие в организме под влиянием изменения его психического состояния.

То есть я уже переключился на тело. Вот, скажем, Васильев пишет, что человек может чувствовать приближение смерти. Опять таки, это психический процесс, как и все предчувствия, предугадывания или передача на расстоянии мысли или образа — все это связано только с психикой. А моя сфера прозаическая: ногти, мозоли, зубы, катаракты, носовые перегородки…

У меня всегда была тяга к человеку, к его вечной загадке, и меня всегда интересовали крайности в проявлениях человеческой психики. Поэтому я стал заниматься психиатрией, потому и заинтересовала меня эта особая каста людей — психически больных. Меня тянуло к этому, как в омут. Ну и, конечно, в течение двадцати пяти лет, которые я провел, практикуя в психиатрической больнице, я близко соприкоснулся с той, я бы сказал, крайностью психического состояния, которую представляет собой шизофрения и другие психические заболевания. Я видел в этом определенную психическую крайность, — и я вошел в эту крайность и почувствовал ее… Но постепенно.

Моя жизнь была полна трудностей, и большую часть ее я провел в страшной нищете. Эта сторона моей жизни мало кому известна, но без того колоссального опыта, которым она меня снабдила, я не знаю, где бы я был сейчас. В Советском Союзе в общей сложности я провел более 1700 сеансов групповой терапии. Я объездил всю страну вдоль и поперек. Я выступал во многих городах, деревнях и селах. Сначала это были двадцатиминутные и получасовые выступления — причем, перед самой разнообразной аудиторией. Кстати, замечу: чем проще или грубее аудитория — тем труднее с ней работать. Хотя многим кажется, что все должно быть как раз наоборот…

Я свои выступления всегда провожу с необычайной легкостью. Я понимаю, что когда выходишь на сцену, то можно свое выступление проиграть или выиграть. И победа — это когда ты завоевал свою аудиторию, когда выступление удалось, у меня никогда так не было, чтобы выступление мое не удалось.

В советской и зарубежной прессе муссировались слухи о том, что советские власти использовали мой дар для того, чтобы отвлечь внимание населения от насущных проблем и трудностей. Это выдумки людей, которые брали у меня интервью и которые в мои уста вложили собственную глупость. Для того, чтобы внедрить телевизионную терапию, мне пришлось преодолевать сопротивление множества официальных лиц. Моими усилиями телепсихотерапия была претворена в жизнь и способствовала выздоровлению сотен тысяч людей.

Передач с участием американских телепроповедников я не видел, но думаю, что если во время этих передач проповеднику удается пробудить психическую саморегуляцию каких-то людей, то очевидно, что он прикасается к резерву человеческих возможностей. А уж дальнейшее зависит от мастерства и интуиции того, кто это делает. Хотя, насколько я знаю, ни один проповедник еще не вызвал потемнения цвета волос — то есть эффекта, которого удается достичь мне.

Я идеалист, хотя, как большинство людей в нашу эпоху, я был воспитан в духе материализма. Но именно материализм доказал мне своей материальностью, что идея первична. Вот в Библии сказано: «Вначале было слово». По-моему, это неточно: вначале была идея.

Если случай многократно повторяется, то это уже говорит о какой-то закономерности, какой-то системе, какой-то реальности. И для меня самым важным в этом является закономерность, иными словами — подтверждение той идеи, что человек способен изменять форму своего тела без хирургического вмешательства.

Чтобы побудить человека произвести соматические изменения, мне не нужно знать его «код». Каждый мой пациент сидит где-то, среди сотен других, и мне не нужно его знать. Меня неоднократно упрекали: дескать, как же ты так — ведь пациента нужно сначала увидеть, пощупать, осмотреть… Нет, мне важно разбудить работу внутреннего компьютера человеческих возможностей в подсознании моих пациентов. Мне важно, чтобы оно заработало и стало само искать, где скрыты неполадки.

Человек запрограммирован природой на то, чтобы делать для себя добро. Человек не лезет в огонь, хотя бывает, что и обжигается. Человек не желает себе смерти, хотя бывают случаи самоубийства. Как правило — человеческий организм стремится к равновесию, к норме. Организм напрягает все силы для того, чтобы выжить, и если создаются благоприятные условия для убыстрения процесса заживления и нормализации физического состояния, то это всегда ведет к добру. Я просто не помню случая, чтобы случилось наоборот.

Мы сейчас открываем для себя, что психика человека может ускорять процесы врачевания, но есть рубежи, которые мне в одиночку не преодолеть, и я ищу содружества. Пример: как провести биохимические исследования? Нужны биохимики, нужна аппаратура, теперь я приглашаю к порогу достигнутого мною психиатров, биохимиков.

Называть то, чем я занимаюсь, «нетрадиционной медициной» — неправильно. Скорее, мой метод является традиционной медициной, а все остальное — нетрадиционной. Потому что мой метод предусмотрен самой природой. Ведь не зря он иногда проявляется вроде бы случайно — какой-нибудь бабкой, проповедником, гипнотизером, факиром…

Для многих людей медицина — это всегда нож и таблетка. У меня же другой подход: цель медицины состоит в том, чтобы достичь конкретного результата наикратчайшим и наиболее экономным путем, приводящим к эффективному результату. Например: что делать гипертонику, находящемуся в лесу, где до ближайшего телефона — пять километров? Его давление — двести сорок на сто двадцать. Ну, так что делать? А сделать-то он должен элементарную вещь — разбить самому себе нос, пустить кровь. Вот это и есть традиционная медицина.

Вот смотрите: бильярдный стол, а вот — кий. Я его беру, раз — и бью. Остается теперь только одно — чтобы шар попал в лузу. А как это получается, что у кого-то шар попадает в лузу, а у других — мимо лузы? Вот в этом заключается мастерство психотерапевта, которое объяснить словами невозможно.

Надеюсь, что в моих исследованиях в области телевизионной психотерапии мне, наряду с нашими учеными, большую помощь окажут и американские. Но при этом, где бы я ни был, я буду приезжать или прилетать на консультации с Натальей Петровной Бехтеревой. Она — выдающийся ученый, без которой моя работа продвигалась бы значительно медленней.

Я очень сожалею, что в своё время из-за нескольких журналистов телевизионная психотерапия в Советском Союзе получила удар, который нарушил один из основных принципов медицины — принцип «Не навреди». Эти журналисты, исказившие цель и методы моей работы, сами были орудием в руках группы психотерапевтов, имена и фамилии которых мне сейчас не хочется называть. Эти люди как бы поставили красный свет перед телевизионной психотерапией в Советском Союзе… У многих голова будет болеть от мигрени, и они будут принимать таблетки и получать больничные листки… Так вот, судите сами — нарушен ли принцип «Не навреди»? Нарушен. А ведь было так просто и так удобно — включить телевизор и смотреть…

У меня только одна цель — приблизиться к истине. Насколько мне это уже удалось — это другой вопрос. Но я повторяю: многое и у многих проходит. Хотя пока — не все и не у всех… Еще когда мне было лет семнадцать и я только поступил в институт, мне казалось, что я непременно что-то должен открыть. Я как бы ждал своего часа. И потом, когда я пошел в психотерапию, мне показалось — именно здесь я что-то открою…Потом прошел один десяток лет, второй… и я думал: неужели меня обманула моя интуиция, — ведь я ничего еще не открыл? Но видите, — в конце концов, я все-таки что-то открыл, и мое открытие послужило огромным стимулом для психотерапии. В конце концов, люди привыкнут к тому, что рубцы на сердце могут проходить, и это никого не будет удивлять. Телевизионная психотерапия уже способствовала излечению многих и многих тысяч людей.

Апрель 1990 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.