Прощание с мельницей

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Прощание с мельницей

Кайзеровские войска на нашей земле. — «Новый порядок». — Красные наступают. — С кем идти? — Мы расстаемся с мельницей.

Осенью 1917 года на Эстонию хлынули войска кайзера. На островах они на время задержались, выжидая удобного момента для прыжка на материк, где установилась Советская власть. Бароны и все, кто был с ними заодно, обратились к немцам за помощью. В феврале 1918 года немецкие войска, возобновив наступление, появились на материке. Эстонский полк открыл им дорогу на Таллин, надеясь, что немецкие генералы оценят это, но те не нуждались в их помощи и отклонили предложение белоэстонцев о союзе.

Под Кейла совсем юные отряды красногвардейцев дали немцам отпор, они бились до последней возможности, чтобы задержать оккупантов подольше и дать Советской власти эвакуировать людей и корабли. Но силы были неравные, немцы взяли Таллин, а потом наложили свою железную лапу на всю Эстонию. В стране стал править штык кайзера.

Повсюду, куда ни ступала их нога, немцы устанавливали строгий военный режим. Было запрещено передвигаться куда-либо без разрешения немецких военных властей. Еще труднее стало с питанием: вместо полноценных продуктов в продажу поступали эрзацы, хлеб пекли с опилками и другими примесями. Крестьяне побогаче надеялись нажиться на продовольственном кризисе, но просчитались. Немцы и не думали разрешать свободный рынок, у них была своя цель: как можно больше выкачать продуктов из Эстонии, в первую очередь мясо, масло, яйца. Конфискацию продуктов кайзеровские войска осуществляли весьма просто: небольшие отряды солдат во главе с фельдфебелем объезжали на лошадях хутора и забирали все, что попадалось на глаза, — рогатый скот, свиней, гусей, кур. Все это они грузили на телеги и увозили. А тем, кто осмеливался роптать, совали под нос дуло винтовки. Вот тебе и суд, и закон!

«Новый порядок» дал знать о себе и в имении Соо. Первым делом был упразднен мызный комитет. Члены мызного комитета и другие советские активисты скрылись. Исчезли, конечно, кузнец Сепп и плотник Пулловер. Прибыв в имение Соо, отряд немецких солдат прежде всего заглянул в хлевы мызных служащих. У нас отобрали свинью. Отец не стерпел и на ломаном немецком языке сказал начальнику отряда, что нельзя же просто так забирать свинью, это же грабеж. Фельдфебель начал кричать:

— Мы спасли вас от большевиков, может быть, от смерти, а вы отвечаете такой неблагодарностью!

Немцы нагрузили телегу добром мызных служащих, а к имуществу помещика не прикоснулись. Сам помещик, фон Харпе, к этому времени бежал из России от революции и теперь находился в своем имении.

Оккупанты наглели с каждым днем. Любой шаг местных жителей регламентировался распоряжениями «запрещаю, приказываю». Население люто возненавидело интервентов. Уже через несколько месяцев то тут, то там на них стали совершаться нападения. Были случаи, когда крестьяне с помощью оружия возвращали обратно свой скот. Такие вооруженные стычки участились с распространением слухов о том, что эстонские красные стрелки вместе с полками Красной Армии перешли в наступление. К новому году были освобождены Нарва, Раквере, Тапа. Красные части вышли на линию Валкла — Приске — Ветла, то есть были примерно в 30 верстах к востоку от Таллина. Одновременно красные наступали в направлении Васкнарвы и Пайде. Развернулись бои на юге, здесь к новому году захватчиков и белоэстонцев выбили из Выру и Валги. У немцев уже не было воинственного духа — войну они проиграли, в Германии произошла революция, кайзер сбежал, и солдаты думали только о том, как бы поскорее уехать домой.

Снова надежда затеплилась в душе трудовых эстонцев. Вести о революции в Германии, о бегстве кайзера Вильгельма, о том, что в Таллине немецкие генералы передали власть какому-то «временному правительству» во главе с адвокатом Пятсом, а в Нарве возникло другое правительство — коммуна, что красные продолжают наступать, доходили и до деревни. Как всегда в таких случаях, быль мешалась с небылицей. Туман вокруг событий то сгущался, то расходился, докопаться до истины, особенно простому человеку, было нелегко.

Таким образом, положение в Эстонии было в высшей степени сложное и запутанное, и неудивительно, что вначале многие, особенно среди крестьян, не могли выбрать, с кем идти. Крестьянам было ясно, что надо выступать против помещиков, жизнь уже давно научила, что барон всегда враг. Что же касается Советской власти, то за нее безоговорочно были батраки. Бедный люд верил ей и хотел возвращения власти Советов. При приближении красных частей бедняки вливались в них, чтобы вместе сражаться против богатеев. Часть деревенских середняков заняла в отношении Советской власти выжидательную позицию. Многие бобыли, чьи хибарки стояли на земле хуторян и помещиков, а также часть малоземельных крестьян, арендаторов — а их было довольно много — мечтали о куске помещичьей земли. Советская власть до вторжения немцев не успела решить аграрную проблему. Поэтому некоторые теперь прикидывали, а не больше ли обещают социал-демократы, трудовики и другие…

На мельнице тоже шли эти разговоры. Крестьяне обсуждали события, гадали, что и кто им обещает.

Явно враждебную позицию занимали кулаки. Они утверждали, что надо с оружием в руках идти против красных. На немцев нечего, видно, надеяться. И надо держаться Англии, у которой сильный флот, или единокровной Финляндии. «Теперь или никогда, — рассуждали „серые“ бароны. — Мы — „соль земли“, настоящие земледельцы. Теперь, когда германская армия покидает нашу страну, надо сплотить все силы для борьбы против красных».

Слухи о приближении Красной Армии пугали кулаков. Они спешили отделаться от имущества, перевести его в деньги. Помню, в это время к отцу снова явился портной Лийст. Они долго беседовали в задней комнате.

Старый Тынис пожаловался на здоровье.

— Ноги не ходят, и сердце шалит, видно, надо искать другую работу, вот и врачи говорят, если останусь мельником, долго не протяну, — говорил отец.

Лийст тоже считал, что Тынис долго здесь не протянет, и не только из-за нездоровья.

— Сыновья в школе учатся, мельницу держать не станут, надо тебе, Тынис, куда-нибудь податься.

Отец кивал головой и поддакивал. Но куда?

Лийст ответил, что знает на окраине города дом, который продается. Земля там принадлежит городу и сдается в аренду по клочкам. Правда, земля там плитняковая и боится засухи, но если ее как следует удобрять, то сена хватит, чтобы держать двух-трех коров. Хозяин дома продает сенокосилку и конные грабли, так что основную работу можно будет делать машинами.

— А велик ли дом? — спросил отец.

— Жилой дом невелик — одна комната и погреб, зато есть большой сенной сарай, в котором можно держать всякий инвентарь и орудия. Если хочешь, поедем поглядим вместе, что там и как, — предложил Лийст.

Отец долго взвешивал все «за» и «против». Было ясно, что договор на аренду мельницы больше заключать не имело смысла. Ведь не шутка — жизнь ломаешь! Осилит ли он покупку дома? Денег мало, если все собрать, будет около двух тысяч рублей, царских. Пока они еще имеют какую-то ценность, но небось тоже скоро покатятся, как покатились царский трон и «керенки». Надо торопиться. Срок прежнего договора кончался. Помещик, конечно, захочет поднять арендную плату, хотя и прежнюю становилось платить невмочь.

— Человек я уже немолодой, — рассуждал отец, — у меня свои понятия о жизни, и менять их я не хочу. Обирать безземельного мне совесть не позволяет, лучше я сдам мельницу и займусь делом, которое мне больше подходит.

— Как-нибудь проживем на новом месте, — соглашалась мать. — Дети подросли, старшему уже восемнадцать, среднему шестнадцать, вот последний еще маловат, да и он за пастушка сойдет. И избавимся наконец от вечной мельничной пыли.

Итак, они решили расстаться с мельницей.

Отец и Лийст съездили поглядеть на новое место. Вернулся отец несколько разочарованный, но все же сказал, что дом в общем подходящий. Денег извозчик требует около тысячи рублей. Жить там можно, только местность не радует глаз — голо кругом, дом открыт всем ветрам. Деревьев почти нет. А нет леса, нет и птиц, а значит, птичьего голоса не услышишь. Конечно, время сейчас зимнее, и место кажется особенно пустынным. Летом там веселее, к тому же море недалеко. Домик маловат, но его можно расширить, место есть. Камня там достаточно. Конечно, все это потребует немалого труда. Пока сыновья дома, помогут, на рабочую силу со стороны рассчитывать нельзя. Новые соседи — люди как будто больше пожилые, вряд ли кто из них сможет помочь. Так что будем этот дом покупать. Да ведь на те деньги, что у нас есть, ничего путного все равно не купишь, выбирать не приходится. Какое-никакое хозяйство все же будет, ведь наняться куда-нибудь на работу здоровье не позволяет да и опыта нет, всю жизнь проработал на мельнице.

Состоялся разговор с помещиком. Как и предполагал отец, он значительно повысил арендную плату. При этом он оговорился, что против мельника ничего не имеет, тот ему даже нравится — человек солидный, лишнего слова не скажет, однако времена изменились. Царский рубль был не чета новым деньгам, их и сравнивать нельзя… Теперь, говорил он, надо исходить из рыночной цены на зерно. Цены на хлеб вон как возросли, на муку тоже, и мельник теперь небось деньги пригоршнями загребает.

Отцу такие речи не понравились, он сердито ответил, что помещику легко шутить. И не мешало бы ему знать, что помольщики предпочитают теперь расплачиваться деньгами, а это по нынешним временам сущие копейки.

— Значит, вы не собираетесь возобновлять аренду? — спросил помещик.

— Нет, не собираюсь. Я уже стар, здоровье неважное, и здесь, в пыли и сырости, дни мои будут сочтены. Поэтому мне нет смысла держаться за это место, проживу как-нибудь и без мельницы, — откровенно высказал свои мысли отец, даже не пытаясь начать торговаться из-за размера арендной платы.

Когда в округе узнали, что старый мельник, который свыше десяти лет проработал в Соо, заслужив всеобщее уважение, уходит, несколько хуторян явились помочь ему перебраться. Это, конечно, облегчило дело, и к новому году всо пожитки в основном были перевезены, даже навоз из хлева. Дедушка остался на хуторе Соо, где старикам отвели маленькую комнатку.

Перед тем как окончательно покинуть старое место, отец держал совет с нами, сыновьями. Он сказал:

— Вы выросли тут, и жилось вам в общем нехудо. Мы с матерью делали все, что в наших силах, чтобы дать вам образование, и, может быть, ваша жизнь будет легче нашей. Теперь мы состарились и вступаем в новую полосу. Одним нам уже не справиться с делами, нужна ваша помощь. В доме, который мы купили, предстоит много дел.

Мы обещали родителям, что будем делать все, что скажет отец.

Из имения Соо семья уезжала в невеселом настроении. Жаль было покидать насиженное место, где выросли дети, где оставались родственники. Да и неизвестно, как сложится жизнь на новом месте. Но мы, братья, были радостно возбуждены: наконец будегл жить в городе. Хотя и на окраине, откуда до школы далеко, но все-таки не в деревне!

После переезда занялись заготовкой строительного материала. На складах от строительства оборонительного пояса осталось много забракованного цемента, который можно было купить по сходной цене. Там же можно было недорого купить доски, рейки и прочие нужные вещи. Все связанные с этим хождения и хлопоты возложили на старшего брата Руута. Кое в чем помог портной Лийст. Добыв материал, начали приводить в порядок дом…

Переезд в Таллин маленькой семьи мельника Тыниса совпал с историческим переломом в жизни России. В пламени боев, в смертельной схватке классов начинался новый период ее истории.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.