XVII. «Пуп вселенной»

XVII. «Пуп вселенной»

Зимним вечером 1955 года у дверей моего дома в Ларвике остановился зеленый бьюик. Это Ивон и Тур приехали навестить Хейердала-старшего и заодно заглянули ко мне. По лицам обоих я видел, что у них большие новости. Они сели на диван, и Тур обронил несколько слов, которые напомнили мне, что сказал в конце двадцатых годов своим товарищам пятнадцатилетний школьник: «Открытия могут быть не только географическими. На свете есть еще много загадок, например загадка острова Пасхи».

И вот четверть века спустя Тур говорит мне:

— Арнольд, послушай, я открою тебе один секрет. Я готовлю новую экспедицию, на этот раз — на остров Пасхи.

Он рассказал, как родился его замысел. Тур давно мечтал о такой экспедиции, а теперь его к тому же направляла гипотеза: он считал, что начало пасхальской культуре положили покинувшие Тиауанако виракочи.

Тур рассказал мне, что на Пасхе лишь дважды побывали археологи. В 1914 году англичанка Кэтрин Раутледж пришла туда на своей шхуне «Мана» и обследовала знаменитые статуи. Двадцать лет спустя на остров прибыла франко-бельгийская экспедиция, и бельгийский археолог Анри Лавашери ознакомился с многочисленными наскальными рисунками, а французский этнограф Альфред Метро собирал устную информацию у островитян для своего очерка этнографии острова Пасхи. Никто не занимался стратиграфическими раскопками, так как считалось, что скудный почвенный слой на этом безлесном острове не может ничего скрывать. Больше того, все полагали, что остров Пасхи был заселен позже других островов Полинезии — ведь он дальше лежит от Азии, которую считали источником всех миграций. Но Тур смотрел на дело иначе. Пасха ближе всех полинезийских островов лежит к Южной Америке и Тиауанако, поэтому Тур предполагал, что он был заселен очень рано, может быть раньше других. Сами пасхальцы называли свой остров «Пуп вселенной». Но такое же название Тур слышал на берегах Титикака. Почему из многих тысяч тихоокеанских островов именно этот клочок земли в океане напротив Перу оказался «пупом вселенной»? По мнению Тура, ответ был ясен: как пуповина связывает зародыш с матерью, так и остров Пасхи, лежащий на крайнем востоке Полинезии, некогда был «пуповиной» островного царства, играл роль естественного связующего звена с родиной — Перу.

Тур решил привезти на Пасху опытных археологов. Но этот теперь принадлежащий Чили уединенный островок только раз в году навещался чилийским военным кораблем, который всего на неделю бросал якорь у его незащищенных берегов. За одну неделю не проведешь настоящих раскопок. А быть на год оторванным от внешнего мира слишком рискованно. Вдруг специалисты окажутся правы и раскапывать будет нечего? И сиди жди со своей экспедицией, когда опять придет корабль. Нет, нужно располагать своим судном, с опытной командой и всем, что необходимо для работы. Конечно, это обойдется недешево, но Тур был готов вложить в экспедицию все свои деньги, да еще призанять, если не хватит. Безвозвратной помощи он просить не будет. А чтобы легче было добыть всякие документы и открытые листы на раскопки, попытается получить согласие норвежского кронпринца быть покровителем экспедиции.

— Но ведь ты никогда не был на Пасхе, — возразил я, — а мне помнится, что там сплошная голая лава. Вдруг раскопки ничего не дадут?

— Конечно, это будет неприятно, — ответил Тур. — Потому-то мне и нужно свое судно. В крайнем случае, если ничего не найдем, отправимся к другим островам, где я сам видел в зарослях развалины и каменных идолов.

Я знал по опыту, что спорить нет смысла. В последующие месяцы я лишь изредка видел Ивон и Тура; они с головой ушли в приготовления.

Посоветовавшись со своим старым другом Вильгельмом Эйтремом, он зафрахтовал на год рыболовный траулер «Хр. Бьеллянд» и переоборудовал его в экспедиционное судно для работы в тропиках. Затем Тур нанял капитана и команду. Кроме того, он пригласил врача, кинооператора и, самое главное, пятерых археологов — трех американцев, одного норвежца и одного чилийца.

Ученым, кинооператору и врачу требовалось специальное снаряжение. Но еще сложнее было добыть полный комплект запасных частей. Якоря, винты, радиолампы — все нужно, ведь до ближайшей верфи или мастерской будут тысячи миль. Чего только не погрузили на траулер: замороженные говяжьи туши, ящики с консервами и химикалиями, снаряжение для раскопок и подводных работ, три тонны гипса для слепков, пресной воды на год, джип, кузницу, столярную мастерскую, добрую тысячу метров тканей и восемьдесят четыре килограмма рыболовных крючков для расчетов с островитянами, лебедки, брезенты, палатки, тросы, мешки, ящики, чемоданы… Все надо было учесть. И капитан Арне Хартмарк потом подтвердил мне, что в самом деле ничто не было забыто. Вот отрывок из письма Хартмарка: «Общее для всех дел и достижений Хейердала — это искусное планирование, тут он достиг совершенства. Можно уверенно сказать, что особенно это проявилось во время экспедиции на остров Пасхи. Она была подготовлена мастерски, так что лучше нельзя.

Мне посчастливилось почти с самого начала быть привлеченным к планированию экспедиции. Как капитан экспедиционного судна я отвечал за благополучное плавание и за сохранность судна на стоянке.

У меня было свое представление, как все следует устроить, но оказалось, что Хейердал сам давно изучил все проблемы, и мне оставалось только одобрить его наметки по вопросам, входившим в мою компетенцию. Он все отлично продумал заранее, и поначалу мне даже было не очень приятно, что он до такой степени вторгся в мою профессиональную область, но мало-помалу пришлось сдаться перед его глубокими знаниями и логикой доводов. „Вот тут, я думаю, мы бросим якорь — этот мыс будет от нас в направлении ост-зюйд-ост, а эти два утеса окажутся на одной прямой“, — говорит он, показывая на навигационную карту, и решительно отмечает крестиком, где я должен бросить якорь. Я слегка раздраженно возражал, что это будет зависеть от грунта и погоды. Я еще не знал как следует начальника экспедиции. Он тотчас взял с полки нужную книгу и мне показалось, вслепую — открыл ту самую страницу, где черным по белому было написано, что как раз в том месте, которое он обозначил крестиком, глубина тринадцать саженей и самый подходящий грунт.

— Какие ветры преобладают, ты сам знаешь. Если провести прямую от этого мыса до якорной стоянки, увидишь, что мы будем надежно прикрыты от Юго-Восточного пассата. К тому же, — добавил он, лукаво улыбаясь, — здесь, в заливе Анакена, король Хоту Матуа впервые высадился на острове Пасхи, а Хоту Матуа знал морское дело. Кстати, запиши, что нам нужна плоскодонная лодка, на ней будет легче выходить с волной на берег. Сейчас посмотрим, что пишет Раутледж про песчаный берег в Анакене… Представляешь себе, какое место для лагеря, и прямо напротив палаток стоит корабль!

Тогда мне еще трудно было судить о морской выучке Хоту Матуа, но против логики Хейердала я ничего не мог возразить. В итоге мы в самом деле бросили якорь в заливе Анакена там, где Тур тремя месяцами раньше, сидя дома в Норвегии, начертил крестик. Тринадцать саженей воды под килем — вполне безопасно для нашего суденышка».

«Все окружает, надо всем господствует необозримый океан и необозримое небо, безбрежный простор и полная тишина. Живя здесь, постоянно прислушиваешься к чему-то, неведомо к чему, и подсознательно чувствуешь, что ты находишься в преддверии чего-то еще более величественного, недоступного нашему восприятию».

Так описала Раутледж свое впечатление от Пасхи в книге «Загадка острова Пасхи». И то же самое испытывали Ивон и Тур, стоя на палубе и глядя на землю в октябрьский вечер 1955 года, когда их судно бросило якорь с подветренной стороны. Наверху в одной из спасательных шлюпок сидел Тур-младший, не отрывая глаз от легендарного острова. Ему было шестнадцать лет, его зачислили в команду юнгой. Остальные участники тоже жадно всматривались в берег, пока его не поглотил вечерний сумрак. Но больше всех не терпелось сойти на берег пятерым археологам. Вот их имена — Эдвин Фердон, сотрудник музея Нью-Мексико, друг Ивон и Тура еще со времен их медового месяца в Санта-Фе; Арне Шёльсволд, участник экспедиции на Галапагос; наконец, трое новых знакомых — доктора Уильям Меллой и Карлайл Смит, оба профессора, один Уайомингского, другой Канзасского университета, а также Гонсалес Фигероа, сотрудник университета в Сантьяго, официальный представитель Чили в экспедиции. Все собрались на палубе, кроме двухлетней Аннет. Ее Ивон не рискнула оставить дома, и сейчас девочка крепко спала в каюте. Правда, перед сном Аннет успела одним глазком взглянуть на зеленые холмы и вздымающиеся из моря крутые скалы. Она даже показала пальчиком на больших «кукол» — так Аннет назвала огромных каменных идолов, разбросанных на склоне потухшего вулкана. Капитан сиял — завершена половина кругосветного плавания, он благополучно доставил пассажиров и груз на уединенный клочок земли в Тихом океане. Вот он, «Пуп вселенной», известный современному человеку как остров Пасхи, потому что голландец Роггевен открыл его в день пасхи в 1722 году.

Первые дни ушли на общее знакомство с островом. Он был еще бесплоднее, чем его рисовали книги. Если вдруг очутиться здесь, не зная Пасхи по литературе, можно подумать, что вы попали на Луну. По углам треугольного острова и внутри него над безлесной равниной возвышаются кратеры потухших вулканов, словно пустые глазницы глядят в небо. Вулканы давно укротили свою ярость, трава и папоротник обволокли наружные и внутренние склоны кратеров, а на дне их поблескивают наполовину заболоченные голубые озера.

Один вулкан — Рано Рараку особенно интересен. Здесь некогда помещалась огромная мастерская «длинноухих». Прямо в стенках кратера древние ваятели вытесывали каменных исполинов. Глыбы весом в сотни и тысячи тонн отделяли, обрабатывали, затем переносили статуи во все концы острова. По всему видно, что работы прекратились внезапно: на склонах осталось больше полутораста незаконченных идолов. А у подножия вулкана в отвалах стоят великаны, у которых недоделана спина. И сотни полностью завершенных статуй лежат ничком тут и там, рядом со своими платформами. Причем большинство из них нарочно повалено в позднее время.

Да, на поверхности острова нет недостатка в памятниках старины, но почти все они были уже измерены и описаны. Тур приехал с другой целью.

Вскоре после того, как лагерь начал свою жизнь, Ивон предложила опустить полог палатки с наветренной стороны.

— А то сквозь сетку пыль проникает, — сказала она и провела пальцем черту на книжной полке.

Пыль! Тур присмотрелся. Да, в несколько сот лет может получиться изрядный слой… Ветер и дождь точат незащищенные лесом склоны, и на равнину непрерывно ложится мельчайший осадок. Так, может быть, есть смысл вести раскопки, ведь наиболее древние следы должны быть погребены продуктами эрозии.

Следуя опыту Галапагоса, Тур попросил археологов начать раскопки возле палаток экспедиции.

Сразу под дерном была сделана первая находка — часть старинной каменной миски. Потом нашли наконечники копий из обсидиана, каменные рубила, обломки рыболовных крючков из человеческой кости и красиво отполированного камня. На глубине одного фута под печью Хоту Матуа была вторая печь такого же вида, еще через два фута — третья. Пасхальцы были озадачены. Сказание говорит, что Хоту Матуа первым из предков высадился на острове. Откуда под его печью в земле точно такие же?

Участок Хоту Матуа археологи раскапывали вместе, а потом они разошлись в разные концы острова, на участки, которые облюбовали для себя. С каждым днем в работах участвовало все больше местных жителей.

«Когда мы как следует осмотрели остров, — писал потом археолог Эд Фердон, — Хейердал созвал нас, археологов, на совещание в столовой. И сказал, чтобы мы вместе обсудили между собой археологию острова и сами выбрали себе объекты. Он объяснил, что археологические работы — целиком наше дело. Какой бы объект мы ни предпочли, он проследит, чтобы мы были обеспечены инструментом и рабочей силой. Помню также, он добавил, что будет очень рад, если мы найдем подтверждения его гипотезы, но главная задача — установить, как развивалась культура острова Пасхи. Поверьте мне, он сберег бы и деньги, и время, если бы сам возглавил археологические работы по общему плану; Вместо этого он предоставил нам полную свободу».

Когда Тур предложил археологам выбрать для раскопок участки по своему усмотрению, Арне Шёльсволд решил исследовать каменоломни Рано Рараку. Ему помогали люди из команды судна и бригада островитян. Они принялись откапывать основание огромных каменных бюстов, стоящих у подножия вулкана. За много веков несомый ветром песок и катящиеся сверху камни засыпали статуи до плеч, а то и до носа. Раскопки обнажили могучие туловища, уходящие далеко в грунт. Высота самого большого стоящего истукана — двенадцать метров, то есть с четырех этажный дом. Он высечен из сплошного монолита, весит около восьмидесяти тонн. А один идол, которого не успели закончить и отделить от массива горы, был бы высотой в семиэтажный дом, если бы его поставить. У некоторых истуканов на груди, спине или животе были высечены символические рисунки. Все статуи изображали «длинноухих» мужчин — мочки до плеч, тонкие губы и резко выдающийся подбородок с намеком на бороду. Туловище безногое, длинные пальцы соединяются внизу живота.

Почти сразу после начала работы у Рано Рараку были сделаны интересные открытия. Тур с трудом поверил собственным глазам, когда Шёльсволд в толще осыпи обнаружил особенно древнего идола неизвестного до тех пор вида. Он был совсем непохож на известные пасхальские скульптуры. Реалистически выполненная коленопреклоненная фигура сидит на пятках, глаза обращены вверх, острая бородка, руки лежат на коленях.

Этот самый тип изваяний Тур отлично помнил по Тиауанако, где он, по определению доктора Беннета, считался самым древним. Пасхальский великан тоже относился к ранней поре. Это видно по тому, что он найден под старейшим участком каменоломни, на большой глубине. Так вот оно, недостающее звено, которое связывает наиболее древние типы каменных статуй Тиауанако с ближайшим в Тихом океане обитаемым островом! Остальные скульптуры этих двух областей моложе, а их стилизация — итог последующего независимого развития.

Позже Меллой и Фердон тоже нашли идолов, каких прежде не знали исследователи Пасхи. Колонноподобная с прямоугольным сечением статуя из красного камня изображала человека в полный рост. Были также плоские и прямоугольные каменные головы без туловища.

Они тоже перекликались с характерными памятниками культуры Тиауанако, которые Беннет отнес к ранним местным разновидностям.

Но загадка статуй острова Пасхи включала еще три вопроса, издавна занимавших исследователей. Как высекали статуи люди, у которых не было металлических орудий? Как доставляли за много километров из мастерской в вулкане Рано Рараку в разные концы острова? И как устанавливали на высоких ритуальных платформах? Все это сделал народ неолитической культуры без каких-либо механических приспособлений. В книгах Тур встречал немало странных гипотез. Один автор предполагал, что идолы стояли вокруг кратера, пока их не разбросало вулканическим извержением. А пасхальцы до сих пор ссылаются на предание, будто статуи сами разошлись по своим местам, волшебная сила помогла.

Статуи упорно молчали… Где искать ответ на все эти вопросы? Тур обратился к бургомистру пасхальцев Педро Атану. Ответ ошеломил его. Бургомистр уверял, что знает, как это происходило. Мол, он и его братья, потомки «длинноухих», сберегли тайны предков.

Когда Тур справился, сможет ли Педро Атан вырубить статую в каменоломне Рано Рараку, тот подумал и ответил:

— Я сделаю это, сеньор.

На следующее утро в каменоломне закипела работа. Сперва потомки «длинноухих» собрали в нишах изрядный запас каменных рубил поострее. Затем бургомистр нанес на гладкой скале очертания статуи. Поставив возле себя по сосуду с водой, шестеро каменотесов под ритмичные звуки песни принялись рубить гору. Один удар оставлял едва заметный след, но дни шли и все яснее вырисовывался лежащий исполин. Никакого сомнения, именно так это и происходило!

А потом подсунули ваги под туловище поваленной статуи и принялись раскачивать ее. Бургомистр подмащивал статую камнями. На десятый день груда камня, на которой теперь покоился исполин, достигла четырехметровой высоты. С помощью тех же ваг статую стали подавать основанием вперед к огромной плите, служившей когда-то пьедесталом. Потом вернулись к голове и продолжали подмащивать лицо и грудь. Великан медленно выпрямлялся, и на восемнадцатый день твердо встал на старую опору. И все это сделали двенадцать человек, вооруженные только камнями и вагами. Камни разобрали, и опять, как в давно забытые времена, плечистый истукан смотрел на культовую площадку.

Итак, на первый и третий вопросы ответ получен. Оставался второй вопрос: как этих исполинов доставляли из мастерской в самые дальние концы острова? Бургомистр был готов и это показать. Чтобы заручиться помощью «короткоухих», он предложил Туру зарезать двух быков и пригласить жителей Хангароа на пир. После угощения сто восемьдесят мужчин и женщин взялись за канат и на полный желудок потащили по траве двенадцатитонную статую, лежащую на деревянных салазках. Стоя на животе изваяния, бургомистр командовал операцией.

Вот и ответ на последний вопрос!

Неподалеку от рва Поике над равниной возвышается кратер Рано Рараку, будто исполинская чаша с небесно-голубым озером, которое частично покрыто зеленой трясиной из камыша. Эта трясина отлично подходила для взятия проб. Если на острове когда-либо рос лес, в пробах должна быть пыльца. Палеоботаники установили, что в таких трясинах ископаемая пыльца сохраняется тысячи лет. А у каждого растения своя пыльца, и специалисты научились ее распознавать.

Тур взял на себя не совсем приятный труд. Он долго ходил по трясине, проваливался и плавал в зеленой жиже, но все-таки добыл пробы, погружая в дерн и ил восьмиметровый бур. Сотни колонок были обработаны формальдегидом и запечатаны.

Микроанализ пасхальских проб подтвердил верность догадок Тура. Знаток пыльцевого анализа профессор Улуф Селлинг нашел в пробах тысячи крупинок пыльцы деревьев и кустарников. На склонах Рано Рараку в прошлом росли пальмы, пыльца которых наполняла каждый кубический сантиметр нижних слоев трясины. На острове рос также представитель хвойных, известный только в Южной Америке. В тех же пробах видно, как появляется множество зольных частиц. Дальше становится все меньше и меньше пыльцы, а многие виды совсем исчезают. Очевидно, что первоначальную растительность истребил огонь.

До того, как пожары начали уничтожать леса, не было пыльцы пресноводных растений, зато пришельцы, которые свели леса, привезли с собой два полезных растения и посадили их в открытых озерах. По этим растениям можно судить, откуда пришли эти люди, ведь оба они не встречаются больше нигде в тихоокеанской области, кроме южноамериканского материка, где находится их родина. Одно растение — южноамериканский горец Polygonum amfibium, его использовали как лекарственное средство в области Титикаки и на Пасхе. Второе — камыш тотора.

На Титикаке индейцы уру строили жилища и лодки из связок камыша тотора. И так же поступали пасхальцы. У них есть легенда, по которой тотора — главный строительный материал на острове — был привезен и посажен в кратерных озерах их славным предком Уру.

Когда археологи, работая в разных частях острова, нашли рисованные и высеченные в камне изображения серповидных лодок из камыша, местные старики гордо заявили, что знают, как эти лодки делали. По просьбе Тура четверо братьев нарезали камыша и высушили его на солнце, потом сделали связки, так называемые пора, лежа на которых можно довольно быстро плавать в море. На пора предки нынешних пасхальцев плавали к птичьему островку по соседству с Пасхой за яйцами. И такими же «лодками» с незапамятных времен пользовались индейцы перуанского приморья.

Затем старики собрали несколько связок в рыбачий плот и смело вышли на нем в океан. Предания рассказывают, что некогда предки островитян вязали из камыша суда, на которых размещалось до четырехсот человек. Нос и корма этих морских судов были изогнуты, как лебединая шея.

Рассказы пасхальцев, а также изображения на камне очень походили на рисунки огромных камышовых судов, виденные Туром на древних сосудах доинкского Перу. А лодки, на которых старики выходили в море из залива Анакена, были того же вида, с каким он познакомился лично на озере Титикака.

Рецензируя впоследствии отчет об экспедиции на Пасху, бывший оппонент Тура шведский ботаник Скоттсберг писал о камыше тотора и полигонуме: «Оба растения, несомненно, американские. Трудно представить себе, чтобы они могли пересечь океанский простор без помощи человека. Вот почему предположение автора, что переселенцы из Перу привезли с собой клубни столь важного камыша тотора и посадили их, кажется мне вполне убедительным».

По мере того как продвигались работы во всех ключевых районах острова, поступала все новая информация и вырисовывалась цельная картина. Независимо друг от друга археологи пришли к общему выводу — в истории Пасхи до появления европейцев отчетливо различаются три периода: ранний, средний и поздний. Это важное открытие позволило совсем по-новому взглянуть на историю острова.

Наиболее ранние свидетельства широкой активности человека на острове теперь датируются примерно 380 годом. Первые поселенцы привезли с собой из Южной Америки два пресноводных растения и посадили их в кратерных озерах. Расчищая место для своих поселений и каменоломен, они сводили огнем девственный лес — ведь это были искусные ваятели и каменщики, которые не очень ценили дерево. Жилища они строили из камня и камыша тотора; циклопические культовые сооружения складывали из огромных глыб, чрезвычайно искусно обтесывая и пригоняя их, совсем как это делали представители доинкской цивилизации района Тиауанако и прилегающих областей Анд. Они делали коленопреклоненные статуи и прямоугольные колонноподобные скульптуры, похожие на ранние изваяния Тиауанако. И подобно тиауанакским ваятелям они были солнцепоклонниками: их культовые сооружения были ориентированы согласно годовому движению солнца. В начале второго тысячелетия нашей эры ранний период, видимо, оборвался.

Средний период начался разрушением и перестройкой по новому плану всех сооружений раннего периода. Резкую перемену религиозных и архитектурных представлений можно объяснить социальной революцией, но скорее всего, прибыла вторая волна переселенцев, и, вероятно, из той же географической области. Характерные черты среднего периода — замена солнцепоклонничества культом птицечеловека и сооружение аху, прочных каменных платформ, единственным назначением которых было служить опорой для огромных статуй из каменоломен Рано Рараку. Каменные исполины, прославившие остров на, весь мир, изваяны в эту пору.

Средний период кончился около 1680 года победой «короткоухих» в битве у рва Поике. Тотчас и навсегда прекратилась деятельность в каменоломнях. Длинноухие статуи сбросили с аху, самым важным местным изделием стали наконечники для копий и другое оружие. Последний, позднейший период характеризуется войнами, разрушениями и культурным упадком. И когда в 1772 году на остров прибыли европейцы, они застали поглощенных усобицами полинезийцев. Увидели также светлокожих бородатых людей; у некоторых из них мочки ушей были удлинены и свисали до плеч.

Кто же эти представители каменотесной культуры, истребленные полинезийцами на острове Пасхи? Раскапывая стены культовых строений, Меллой и Смит обнаружили, что ориентация по солнцу и особая техника обработки и кладки, сходная с перуанской и не знающая параллели нигде в Полинезии, — все это присуще самым ранним сооружениям. Шёльсволд сопоставлял найденную им коленопреклоненную статую с тиауанакской и писал в своем отчете: «Как мы указывали, сходство между этой тиауанакской статуей из Южной Америки и нашей находкой так велико, что его вряд ли можно объяснить случайностью, скорее речь идет о близком родстве, указывающем на связь между этими двумя образцами древней каменной скульптуры в Андах и на острове Пасхи…»

Фердон тщательно изучил открытые экспедицией многочисленные круглые и вытянутые, напоминающие лодку каменные жилища доевропейской поры и показал, что нигде больше в Полинезии не было таких построек, зато они характерны для аборигенных культур Южной Америки. Он раскопал также солнечную обсерваторию и культовое поселение, состоящее из своеобразных каменных построек, на вершине вулкана Рано Као. На плитах, из которых сложены стены и потолки, нарисованы мотивы, типичные для американских индейцев: плачущий глаз, двойное весло, серповидные камышовые лодки с парусами, птицечеловеки с изогнутым клювом. Всюду в поселении на глыбах лавы высечены рельефные изображения сутулого человека с птичьей головой. В своем отчете Фердон подчеркнул, что все это ритуальное поселение с его культом птицечеловека — совсем не полинезийского рода. Зато несомненно близкое родство с древними культурами Перу.

Теперь у Тура не оставалось сомнений: легендарные светлокожие и бородатые «виракочи», которые некогда вышли в море, покинув свой культовый центр в Тиауанако, не пропали в океане, они благополучно причалили к острову и обосновались на «Пупе вселенной».

Открытия археологов производили сильнейшее впечатление на пасхальцев. Они не могли надивиться на неведомых каменных истуканов и другие предметы, извлеченные из толщи земли. Им казалось, что тут не обошлось без колдовства — как еще могли чужеземцы выследить незримые изделия язычников! И расцвело суеверие, которое много лет было скрыто под тонким налетом цивилизации. Пошли толки о том, что сеньор Кон-Тики наделен сверхъестественной силой. А может быть, он попросту один из их предков, вернувшийся на остров, чтобы возродить его былое величие? И уж во всяком случае у этого чужеземца могущественный аку-аку — дух-хранитель и невидимый проводник, позволяющий ему видеть то, что недоступно обычным людям.

Последовала неожиданная реакция: по ночам пасхальцы стали тайком приносить Туру замечательные изделия, переходившие по наследству из поколения в поколение. Эти предметы хранились в тайниках — ведь кража здесь считается не столько преступлением, сколько искусством. Тура просили не показывать подарки другим островитянам, потому что даритель нарушал священный запрет. Диковинные дары сопровождались не менее диковинными историями, и Тур начал догадываться, что существует потайной мир, который до сих пор был скрыт от глаз чужеземцев.

Даже патер Себастиан, проживший здесь больше двадцати лет, не подозревал о пережитках языческого культа предков, которые еще сохранились в подземельях острова и в сознании островитян. Он не раз наблюдал у своих прихожан проявления суеверий, но суеверия есть повсюду. Пасхальцы прилежно посещали церковь, и разговоры про аку-аку патер Себастиан считал просто выражением мыслей и чувств, которые они еще не умели объяснить иначе. Он много раз слышал про тайные родовые пещеры с языческими изделиями — каменными и деревянными скульптурами, старинными дощечками с давно забытыми письменами ронго-ронго, которые ни ученые, ни сами островитяне не могут прочесть. И хотя старый священник не сомневался, что подземные кладовые существует на самом деле, он писал в своей книге про остров Пасхи: «Тайна, где именно находятся входы в эти пещеры, погребена вместе с последними носителями древних традиций…» Он был поражен, услышав то, что ему поведал сеньор Кон-Тики.

А сеньор Кон-Тики поведал о подземельях, где собрано множество каменных идолов и утвари, старинных реликвий, о которых известно только одному-двум избранным в роду. Вход в тайную родовую пещеру либо на равнине через отверстие, накрытое мшистым камнем, либо в обрыве над морем. Тайники охраняются могущественными аку-аку, которые жестоко карают всякого, кто попытается украсть что-нибудь. Даже сам владелец пещеры должен умилостивить аку-аку, прежде чем входить в заветный тайник. Для этого есть ритуал: полагается съесть гузку курицы, изжаренной в земляной печи поблизости от пещеры. Называется этот ритуал уму такапу.

Словом, остров Пасхи представлял собой два мира, несхожих между собой, как день и ночь. Один мир — видимый всем: вулканы, каменные исполины, церковь, обыденная жизнь. Второй — скрытый: пещеры, где в кромешном мраке лежат культовые предметы, идолы, скелеты и водится всякая чертовщина. Скелеты представляли собой останки погребенных здесь покойников или больных стариков, которые сами забрались в тайник, когда приблизился их смертный час. Среди многочисленных удивительных изделий в пещерах были каменные черепа, модели судов, птицечеловеки, странные животные и чудовища, женщины, несущие на спине ребенка или рыбу. Все это было сделано из вулканических пород.

Со временем Туру показали не одну секретную родовую пещеру, но только после того, как островитяне оправились от жестокой эпидемии гриппа — неизменной спутницы ежегодных визитов судна из Чили.

Экспедиция провела на острове четыре месяца, когда на горизонте показалось другое судно. Это был «Пинто», чилийский военный корабль, который раз в год доставляет припасы пасхальцам. На борту «Пинто» были профессора Оттмар Вильгельм и Густаво Пенья, а также группа студентов-археологов. Они хотели посмотреть, как идут раскопки.

Зайдя в гости к бургомистру, Пенья услышал от него, что могущественный аку-аку сеньора Кон-Тики извлекает самые удивительные вещи из недр земли. Профессор только снисходительно улыбнулся; он знал, что бургомистр любит прихвастнуть. Но потом Пенья призадумался. Может быть, трюмы «Хр. Бьеллянда» в самом деле набиты музейными ценностями? Кончилось тем, что он связался с министром просвещения Чили, и тот уполномочил его конфисковать все археологические находки экспедиции. Это было настоящим ударом для Тура и его товарищей. Ведь он получил через норвежское министерство иностранных дел официальное разрешение чилийских инстанций провести раскопки на острове Пасхи и сам ездил в Чили, чтобы утрясти все вопросы. Неужели придется отдать все, каждый кусочек кости и образцы древесного угля?.. Они решительно протестовали, и в конце концов Пенья согласился встретиться и обсудить проблему. Тем временем весть о случившемся дошла до пасхальцев. Они возмутились и сказали Туру: никто не посмеет взять у него то, что они ему подарили. Бургомистр совсем повесил нос, считая, что он кругом виноват.

Переговоры состоялись в кабинете патера Себастиана. Долго казалось, что выход не будет найден. Наконец Тур предложил, чтобы археологам разрешили увезти собранный материал в свои лаборатории, провести анализ и издать отчет. Затем чилийские ученые скажут, что может представить интерес для музеев Чили. Пенья согласился. Тогда Тур спросил, что думает профессор об изделиях, полученных от пасхальцев.

— То, что вы получили от пасхальцев, нас не интересует, — сказал Пенья. — Я сюда приехал не в качестве таможенного чиновника. Что вами куплено у пасхальцев, мы и сами можем купить. Нас занимает то, что археологи нашли в земле, потому что до вас здесь никто не занимался раскопками.

Итак, проблема благополучно разрешилась; две стороны подписали соглашение.

Выйдя из дома патера Себастиана, Тур увидел в темноте человека, который прижался к стене под окном. Это был один из его местных друзей. Пасхалец подошел к Туру и шепотом рассказал, что он побежал бы к бургомистру и привел бы двести человек, если бы переговоры сорвались.

Вскоре «Пинто» ушел, и жизнь островитян вернулась в обычную колею, если не считать распространившейся коконги. Патер Себастиан и все островитяне заболели. У бургомистра умерла от болезни внучка, сам он слег с воспалением легких и тоже едва не отправился на тот свет. Когда Педро Атан поднялся на ноги, его нельзя было узнать. Раньше он обещал сводить сеньора Кон-Тики в свои родовые пещеры и показать ему потрясающие вещи. Теперь он всячески уклонялся, даже попытался подсунуть Туру современные изделия. Видимо, беды, которые обрушились на него после визита «Пинто», он воспринял как месть аку-аку за то, что выдал тайны родовых пещер. Как только Тур понял, в чем дело, он перестал настаивать. Бургомистр продолжал ему помогать и в конце концов разрешил младшему брату Атану Атану показать свою пещеру сеньору Кон-Тики.

Атан Атан оказался не таким робким, как старший брат. Он считал себя добрым католиком и хотел поскорее положить конец всем этим языческим затеям с пещерами. После короткого ритуала он ночью привел сеньора Кон-Тики в свою пещеру и передал ему на хранение все, что там было. Естественно, Тур постарался не остаться в долгу. Получив много подарков, Атан Атан убедился, что сделал доброе дело, и предложил братьям своей жены Андресу и Хуану Хаоа поступить так же со своими тайниками.

Андрес не возражал против того, чтобы передать Туру камень-ключ, но требовалось согласие Хуана, который считался хранителем пещеры. А Хуан, человек суровый и несговорчивый, рассердился, узнав, что его брат доверился чужеземцу. В конце концов он все-таки согласился встретиться с сеньором Кон-Тики для переговоров. Войдя в дом Хуана, Тур сразу понял, что ему предстоит испытание. Хозяин дома устремил на него пронзительный взгляд, в котором угадывались незаурядная воля и настойчивость. За спиной Хуана неподвижно стоял туму — человек, которому принадлежало право выносить приговор в делах, касающихся рода Хаоа.

Хуан подошел вплотную к Туру и вызывающе прошипел:

— Видишь моего аку-аку? Это дом аку-аку!

— Знаю, — ответил Тур. — Вижу.

Хозяин будто не слышал его слов.

— Покажи мне силу своего аку-аку! — продолжал он.

Было ясно, что он и остальные ждут какого-нибудь чуда.

Теперь главное не растеряться…

— Если твой аку-аку такой же могущественный, как мой, — так же вызывающе заговорил Тур, — вели ему выйти за дверь. Вели ему обойти весь остров. Спроси его: видит он, как изменился остров? Видит, что все стало лучше? Что снова появились старые стены и дома, а из земли поднялись невиданные изваяния? Когда твой аку-аку тебе ответит, я спрошу тебя: «Нужны тебе еще доказательства силы моего аку-аку?»

Ответ Тура явно показался Хуану убедительным. Он вышел из комнаты и вскоре вернулся, держа под мышкой плоский сверток, а в руке была тяжелая корзина. Он отдал плоский сверток брату; тот положил его на стол. И снова Хуан уставился на Тура. Корзина оставалась у него в руке, очевидно в ней лежал камень-ключ. Тур старался выглядеть безразличным. Хуан показал на сверток.

— Что там внутри? — спросил он. — Покажи силу своего аку-аку.

Тур напряг свои мыслительные способности. Сверток слишком плоский и легкий, чтобы в нем мог быть каменный или деревянный предмет. Какое-нибудь красивое изделие из перьев? Пасхальцы приносили Туру копии головных уборов, в каких танцевали их предки…

— Мой аку-аку говорит: кон плюма — что-то с перьями, — осторожно произнес он.

— Нет! — крикнул Хуан и весь собрался, точно зверь перед прыжком. — Спроси своего аку-аку еще раз!

В комнате вдруг стало невыносимо жарко. Туму и Андрес подступили ближе к Туру. Он коснулся самого сокровенного в их частной жизни… А что произойдет, если он ответит неправильно? Тур усиленно думал. Вдруг там тапа — материя из луба?

— Что-нибудь из одежды… — рискнул он.

— Нет! Спроси снова, спроси получше!

— Материал? — Больше ничего он не мог придумать.

Ответом ему было презрительное хмыканье. Хуан сказал Туру, чтобы он развернул сверток. Внутри оказалась амбарная книга без корочек. Ее страницы были исписаны письменами ронго-ронго; чернила выцвели от старости.

Вдруг Тура осенило: испанское «плюма» означает и перо, которым пишут! Он с силой бросил книгу на стол и негодующе выпрямился.

— Мой аку-аку верно сказал! Он сказал «кон плюма» — и это написано «кон плюма», пером!

Пасхальцы оторопели.

— Какой у тебя могущественный аку-аку! — с трудом вымолвил Атан.

Они обменялись еще несколькими репликами, и сеньор Кон-Тики получил корзину и книгу с письменами. Потом все вместе закрепили свое братство бутылкой красного вина, изображающего кровь побратимов.

…Прошло полгода, настала пора собираться в путь. Ведь экспедиции еще предстояло побывать на остальных островах Полинезии, где встречаются каменные скульптуры.

Пасхальцы пришли проводить белый траулер, и среди них стоял патер Себастиан. Он очень много сделал для экспедиции. Отмечая вклад патера Себастиана во имя науки и человечности, норвежский король наградил его впоследствии орденом Св. Улава. А Тур перевел ему деньги на постройку новой церкви.

В числе объектов экспедиции были Питкэрн, Раиваваэ и два острова в Маркизском архипелаге — единственные, кроме Пасхи, острова Полинезии, где воздвигались монументальные статуи. Это очень показательно, что каменные исполины известны лишь на пяти островах, расположенных на восточной окраине Полинезии и, так сказать, смотрящих на Южную Америку. Раскопки на этих островах с последующей радиоуглеродной датировкой показали, что статуи раннего периода острова Пасхи, ближе всех расположенного к Южной Америке, на сотни лет старше остальных.

На обитаемых островах врач экспедиции Эмиль Ессинг брал кровь у наиболее чистокровных полинезийцев, чтобы ее потом подвергли анализу в специальной лаборатории в Австралии. Еще никто не привозил свежей крови из Восточной Полинезии, а для специалистов по физической антропологии очень важно знать все местные группы крови, так как они наследуются и подчиняются закону Менделя, тогда как изделия искусства и бытовые предметы могут быть плодом независимого развития.

На гористом острове Рапа-Ити экспедиция раскопала причудливую вершину, которая оказалась заросшим укрепленным селением с могучими каменными стенами и террасами. Это было самое большое искусственное сооружение, найденное на островах Тихого океана.

И когда экспедиционное судно после года полевых работ вернулось из Тихого океана, Тур и его товарищи были вправе гордиться тем, что успешно завершили первые стратиграфические раскопки в Восточной Полинезии, если не считать Гавайский архипелаг. Радиоуглеродная датировка археологических находок показала, что в Восточной Полинезии, то есть на ближайших к Южной Америке островах, люди жили по меньшей мере на тысячу лет раньше, чем считали ученые.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.