Глава 9. О езде на собаках и о разных к оной принадлежащих приборах

Глава 9. О езде на собаках и о разных к оной принадлежащих приборах

Что камчадалы и тамошние казаки зимою собак вместо лошадей к езде употребляют, о том уже выше упомянуто. А здесь объявить должно, каковы их собаки, что к езде на них требуется и как на них ездят.

Камчатские собаки от наших дворовых простых собак ничем не разнствуют, ростом они по большей части средние и шерстью, так как наши, различные, однако же можно вообще сказать, что там белых, черных и серых больше, нежели других шерстей.

К езде употребляются кладеные[395], а запрягают их обыкновенно по четыре в санки, по две в корень и по две спереди, и четверня собак называется там нартою, так как здесь шесть лошадей – цугом.

Приборы, надлежащие к езде на них: санки, алаки, побежник, узда, ошейники, вязки и оштал[396].

Санки, у них шежхед, делаются о двух копылях[397]. Копыль гнется из кривого березового дерева, наподобие раздвинутого циркуля, вышиною в три четверти, а расстояние между ножек внизу на пол-аршина. На каждом копыле в изгибе проверчены по две дырочки.

Ножки у них близ нижнего конца зарублены, а на самом конце вырезаны. Сквозь помянутые дырочки продеваются в оба копыля тоненькие батожки, которыми оные связываются, расстоянием на аршин между собою. К каждому батожку приплетается ремнями другой батожок, равной длины и толщины. Передние концы оных батожков с задними так крепко стягиваются ремнем, что с обоих концов становятся дугою.

Вдоль по батожкам привязываются лучки вверх рожками, один от другого на четверть и меньше. Рожки у помянутых лучков зарублены, за которые зарубки прикрепляются оные к ремням, коими концы батожков стянуты. По концам батожков кладутся поперечные палочки и увиваются ремнями ж.

Таким образом оснуется решетка, которая бывает наподобие долгого глубокого и узкого лотка, длиною аршина полтора и долее, а шириною в пол-аршина и уже. Полозье, на которое ставится объявленная решетка, длиною бывает четвертей в 11, шириною вершка в полтора, а толщиною едва в полдюйма.

В тех местах, где стоят копыли, оставляются горбки, кверху острые, а в средине прорезанные, на которые поставленные копыли привязываются продеваемыми сквозь прорезаные горбки и к зарубкам, на ножках копылей находящимся, прикрепляемыми ремнями. Головки у полозьев бывают не круты, но отлоги, и по концам вместо вязка поперечною палкою перевязаны.[398]

Алаки, или лямки, делаются из широких мягких и вдвое изогнутых ремней, которые на собак через переднюю лопатку накладываются, правой собаке через левую, а левой через правую. К концам алаков привязывается долгий и тонкий ремень с кляпом на конце, потягом называемый, который объявленным кляпом в кольцо, находящееся на поперечине у головашек, вкладывается.

Побежником называется долгий ремень, у которого на одном конце привязывается кляп, который вкладывается в кольцо, на средине поперечины головашек укрепляемое, а на другом – цепочка, у которой как по концам, так и на средине кольца. Оный побежник служит вместо дышла, а цепочка на нем вместо коромысла, ибо им коренные собаки связываются, чтоб врозь не разбегались.

Уздою называется такой же ремень с кляпом и цепочкою, которою передние собаки связываются, токмо гораздо долее: ибо конец его с кляпом к кольцу ж на головашках прикрепляется.

Ошейники делаются из широких же ремней, а на них – по кляпу, висячему на коротких ремнях, которые в кольца цепочки на узде или побежнике продеваются. Делаются ж ошейники и из медвежьей кожи вверх шерстью и для прикрасы на собак надеваются.

Вязки, на которые собак вяжут, делаются костяные или деревянные, у которых на одном конце дырочка, а на другом зарубка.

В дырочку вкладывается кляп от ошейника, а за зарубку привязывается долгий ремень, чтоб собаке около столба ходить было можно. Оные вязки для того употребляются, что собаки от ремней или от веревок отъедаются, а железных цепей у них не бывает.

Ошталом называется кривая палка, длиною аршина в полтора, которой собак погоняют, останавливают и правят. Для понуждения собак делаются на головке оной палки побрякушки или колокольчики, останавливают же их, уткнув оштал перед копылом передним и бороздя дорогу.

А правят, буде надобно влево, то бьют ошталом по снегу и кричат «уга», буде же вправо, то бьют в передний копыл и кричат «хна», «хна», «хна»; между тем ногами бороздят и собак одерживают. Как оштал, так и санки для прикрасы увиваются разноцветными ремнями, и оное за немалое щегольство почитается.

Санки по-камчатски называются шежхед, копылье – ошод, алаки – тенаун, потяги – игошежид, узда – куйгулы и побежник – конопошана.

Сидят на санках, опустив ноги на правую сторону, а оседлав санки, сидеть почитается за великий порок, ибо таким образом сидят на них камчадальские женщины; таково ж бесчестно и то, ежели б кто взял к своим санкам проводника, для того что бабы с проводниками ездят.

Нарта добрых собак покупается на Камчатке рублей по пятнадцати, а со всем заводом становится около 20 рублей. Я знал одного на Камчатке охотника, которому обходилась нарта собак рублей и по шестидесяти.

О неспособности езды на собаках из одного строения санок рассудить можно, что ездоку необходимо должно быть осторожным и стараться хранить равновесие; в противном же случае узкие и высокие санки и на самых малых раскатах или ухабах опрокидываются, причем ездок подвержен бывает немалому страху, особливо на пустом месте, ибо собаки убегают и не станут, пока в жилье не придут или за что-нибудь на дороге не зацепятся, а он принужден бывает пешком идти, чего ради в таких случаях всякий старается, как можно, за санки схватиться, и таскаем бывает иногда с версту, пока собаки, выбившись из сил, не остановятся.

В которых сей наибольше порок, что оные как в сем случае, так и в опасных местах, как то на крутых спусках, на нужных через речки переездах, бегучи, надрываются, и ничем их остановить не можно, и для того на объявленных спусках собак выпрягают и в поводу водят, оставив токмо одну, которая бы санки правила, чтоб дорогой катились, а под полозья подвязывают ременные кольца, чтоб не ка?тки были.

На крутые горы поднимаясь, должно идти пешком, ибо собаки и простые санки взвозят с нуждою. Глухой клади возят на нарте по пяти пудов, не считая корма, который подводчики для себя и для собак берут на дорогу. С кладью по торной дороге переезжают верст по 30 на день и больше, а налегке, особливо же весною по насту, на костяных полозьях верст по полтораста.

Когда выпадает глубокий снег, то, не проложив дороги, на собаках ехать не можно: прокладывают дорогу подводчики, а по-тамошнему каюры, на лапках[399], которые бродовщиками называются.

Лапки делаются из двух не весьма толстых брусков, на средине двумя поперечинами распертых, а по концам вмести стянутых и спереди кверху загнутых и ремнями часто переплетенных. На впорках привязывается путло, которое на ногу надевается. Бродовщик должен иметь на обеих ногах по объявленной лапке и, оставив собак на месте, идти вперед на некоторое расстояние, а потом воротиться тою же дорогою к собакам и вести их по проложенной дороге.

А потом, оставив их, паки идти вперед, и так мучиться до самого жилья. В сем случае езда бывает столь медленна, что в день едва десять верст переехать можно. Употребляются ж к прокладыванию дороги и обыкновенные лыжи, однако же не столь часто. Ни один подводчик без лыж или без лапок в дальнюю дорогу не ездит.[400] Вящее неспокойство в езде бывает, когда на пустых местах застанет вьюга.

Тогда с возможным поспешением надлежит с дороги в лес сворачивать и лежать вместе с собаками, пока утихнет погода, которая иногда по неделе продолжается. Собаки лежат весьма тихо, но в случае голода объедают все ремни, узды, побежники и прочие санные приборы.

Буде погода захватит несколько человек, вместе едущих, тогда проезжие имеют сию выгоду, что они могут шалаш себе сделать и окопаться снегом, но камчадалы шалашей мало делают, а отлеживаются наибольше в ямах, устланных с дерев ветвями, обернувшись в свою куклянку и рукава спустя; причем так их заносит снегом, что ни рук, ни ног, ни головы не видно.

Под снегом оборачиваются они, как шар, однако весьма осторожно, чтоб снега, которым занесены, не рассыпать; ибо они под снегом лежат, как в юрте, имея скважину для дыхания, которая надо ртом протаивает. Если платье на них узко и подвязано поясом, то сказывают они, что стужи не можно тогда вытерпеть, для того что платье от паров намокнет и греть не будет.

Когда погода застанет в чистой тундре, в таком случае ищут какого-нибудь бугорка и под него ложатся, а чтоб не занесло и не задушило снегом, то каждую четверть часа, вставши, отрясаются. Но понеже в восточные и юго-восточные ветры бывает обыкновенно мокрый снег, то проезжие, обмокнув, часто замерзают, ибо такие погоды наибольше кончаются северным ветром и стужею.

Кроме сильных ветров зимняя езда и потому опасна, что многие реки или не везде становятся, или с полыньями превеликими, которые и в самые жестокие морозы не замерзают. А понеже дорога наиболее по рекам бывает, для того что берега гористы и инде почти непроходимы, то редкий год проходит, чтоб людям в езде не случилось урона, ибо инде должно пробираться по самым узким закраинам, а буде обломятся или санки в воду скатятся, то нет никакого спасения.

Быстрина реки не допустит справиться, а хотя б в том кому и посчастливилось, то, обмокнув, погибает с большою мукою, когда нет жилья в близости.

Немалая же трудность состоит и в том, что много случается ездить чрез частый ивняк, где надлежит опасаться, чтоб не потерять глаз или не переломать рук и ног, особливо же что собаки в трудных и бедственных местах всю силу употребляют, чтоб бежать скорее и, сбросив хозяина, освободиться от тяжести, как уже выше объявлено.

Лучшая и спокойная езда в месяцах марте и апреле по насту, однако при том сие неспокойство, что по две и по три ночи принуждено иногда ночевать на пустом месте, а камчадалов трудно принудить, чтоб они расклали огонь для варения или для обогревания, ибо они со своими собаками едят сухую рыбу, сидя на цыпочках, спустя штаны и куклянку.

Причем довольно надивиться нельзя: 1) что они могут и сладко спать в сем бедном положении; 2) теплоте их природной, что они стужи мало чувствуют, ибо они, вставши поутру, столь теплы и красны бывают, как бы в теплом покое спали. Но сия теплота почти всем тамошним диким народам свойственна.

Я видал некоторых иноверцев, коим образом они на пустых местах с вечера ложились к огню голою спиною, а как уснули и огонь потух, то хотя спина и заиндевела, однако они спали без просыпа, будто бы их огнем пригревало.