Великий инженер
Великий инженер
– Я лишь теперь понимаю, как много может сделать инженер в новых условиях! - Эту мысль Владимир Григорьевич нередко высказывал, сопоставляя свое нынешнее положение с тем, которое он занимал в качестве главного инженера частной технической конторы.
В годы восстановительного периода, когда промышленное производство росло почти исключительно за счет пуска бездействовавших ранее предприятий и цехов, капитального ремонта и расширения старых фабрик и заводов, техническая контора и завод «Парострой», руководимые Шуховым, выполнили немало нужных для народного хозяйства дел.
Среди проектов, выпущенных конторой, к примеру, в 1924 году, мы обнаружим мост с 50-метровым пролетом под нефтепровод в Грозном, конструкции для электростанции в Нижнем Новгороде, водонапорные вышки для Орехово-Зуева и Самары. В перечне работ следующего, 1925 года значатся цехи Верх-Исетского и Белорецкого заводов, резервуары для Эмбанефти и Грознефти, мачты для линий электропередач Донецкого бассейна.
Надо отметить, что в эти годы техническая контора и завод «Парострой» выполняют ряд важных работ для Москвы. Это перекрытия библиотеки Дома союзов, клуба имени Кухмистерова, конструкции для зала пленумов МК ВКП(б) и завода «Пролетарский труд».
Позади остаются времена, когда пуск каждой шахты, каждого капитально отремонтированного завода становился праздником для всей страны. Возрождение промышленности разворачивается темпами, которые опрокидывают самые смелые расчеты. Новостройки перестают быть редкостью. Они растут в центре страны, в Москве и в Ленинграде, на Украине и в Белоруссии, на Урале и в Средней Азии.
В мае 1929 года в Москве в Большом театре заседает V съезд Советов. С докладом о первом пятилетнем плане Советской страны выступает председатель Госплана СССР Глеб Максимилианович Кржижановский. На сцене - огромная карта, где условными знаками отмечены будущие электростанции, заводы, фабрики, рудники. Рассказывая о великом плане созидания, докладчик показывает на карте промышленные гиганты, которые советский народ построит в глубине тайги, среди гор и степей. Многие стройки предвещают рождение совершенно новых отраслей промышленности.
В ряду решающих объектов, которые приковывают к себе внимание всего народа, стоят Магнитогорский, Кузнецкий и Запорожский металлургические комбинаты. Исключительная сложность и трудность этих строек не только в том, что они потребуют огромных людских и материальных ресурсов. Такие гиганты сооружаются в нашей стране впервые. Приходится решать сложные технические проблемы, создавать мощные строительные организации, промышленность строительных материалов, налаживать проектное дело, готовить квалифицированных рабочих.
Немало трудностей приходится испытать Шухову, когда он берется за проектирование некоторых цехов для Магнитогорского и Кузнецкого металлургических заводов (только для мартеновского цеха Кузнецкстроя надо, как помечено в тетради Шухова, выдать 170 чертежей). Трудности отчасти вызваны договорами о технической помощи, заключенными с крупными иностранными фирмами. Линия партии, направленная на использование мирового технического опыта, полностью оправдала себя. В целом помощь передовых промышленных фирм молодой Советской стране сыграла положительную роль. Однако далеко не все обязательства выполнялись добросовестно и в срок. Американская фирма «Мак-Ки» настолько затянула проектирование Магнитогорского комбината, что в 1932 году договор с ней расторгли и все проектные работы перенесли в Советский Союз.
Порой зарубежные проекты отличались ненужной монументальностью зданий, излишними запасами прочности. На состоявшемся в октябре 1930 года совещании руководителей строек-гигантов отмечалось, что на Нижегородском (ныне Горьковский) автозаводе не только в производственных зданиях, но и в главной конторе запроектированы огромные железобетонные колонны сечением 40- 60 сантиметров. Дорогостоящие излишества были навязаны американскими проектировщиками, которые решили застраховать себя чрезмерными прочностями.
Проектируя сооружения металлургических гигантов первой пятилетки, Владимир Григорьевич неуклонно придерживается своего всегдашнего принципа. После тщательного анализа различных вариантов он останавливается на таком техническом решении, которое требует меньше всего материалов, трудовых и денежных затрат. Принципиальные расхождения в методах проектирования приводят Шухова к резким столкновениям с консультантами зарубежных фирм. 2 августа 1930 года Владимир Григорьевич делает в своей тетради краткую пометку: «Проверка американцами наших расчетов и чертежей Кузнецкого строительства». Запись, датированная 3 августа, показывает, что научно обоснованным расчетам Шухова консультанты противопоставляют свои, весьма упрощенные расчеты, полностью списанные из распространенной тогда в Соединенных Штатах книги Мило «Проектирование сооружений сталеплавильных цехов».
«Сердечный припадок». Только эти два слова содержит запись от 5 августа. Нелегко, надо полагать, Владимиру Григорьевичу (в эту пору ему уже исполнилось 77 лет) давались длительные дискуссии и споры. На следующий день Шухов снова на ногах, снова продолжает борьбу за свой проект. Вот строчки, помеченные 6 августа: «Американцы настаивают на поправках нашего проекта Кузбасса. Требуют изменения колонн, верхних связей, оснований и т. д. Особые требования предъявляют к жесткости секций длиной 60 метров».
Запись, сделанная через десять дней, 16 августа, о встрече Шухова с американцем Эбергардтом и руководителем Кузнецкстроя И. П. Бардиным, не отвечает на вопрос, за кем осталась победа. Ответ можно найти в письме академика И. П. Бардина, написанном в пятидесятые годы, которое хранится в архиве АН СССР. Оно приводится почти полностью:
«Мне посчастливилось самому в период постройки Кузнецкого завода пользоваться советами Владимира Григорьевича и работами созданной им проектной конторы на Кривоколенном переулке. Несмотря на свой возраст, Владимир Григорьевич всегда принимал личное участие даже в разработке рабочих чертежей мартеновского цеха Кузнецкого завода.
Небезынтересна краткая характеристика темпа и качества проектирования этого сооружения, выполненного под руководством Владимира Григорьевича без какой-либо иностранной помощи, так как американские консультанты приехали лишь тогда, когда не только были уже готовы рабочие чертежи, но даже были изготовлены основные колонны, и им пришлось согласиться с проектом «Паро-строя».
Это мартеновское здание по количеству печей, по их размерам и тоннажу являлось в те времена первым в мире. К проекту приступили в августе 1929 года, рабочие чертежи стали получаться в июне 1930 года. Четыре печи вместе со зданием на шесть печей были готовы в сентябре 1932 года, и первая печь дала первую плавку.
Здание было значительно экономнее последующих мартеновских цехов других заводов, спроектированных под руководством американцев. Оно было рассчитано сразу на двойную садку и в эксплуатации не потребовало никакого укрепления подкрановых балок и колонн.
В последующей эксплуатации в суровых условиях сибирской зимы это здание показало себя исключительно хорошо, не потребовав никаких дополнительных реконструкций. По производству стали в одном здании цех, спроектированный конторой Шухова, не имеет себе равных в мире.
Этим всем мы обязаны громаднейшему опыту, знаниям, трудолюбию, исключительной скромности этого великого инженера и созданной им школе. Забыть такие заслуги и не изучить все оттенки его творческой жизни нельзя, надо на них учиться».
Уместно напомнить, что Владимир Григорьевич был первым из плеяды виднейших русских инженеров, избранных действительными членами Академии наук СССР. В 1932 году такой же высокой чести удостоились начальник и главный инженер Свирьстроя Г. О. Графтио, начальник Днепростроя А. В. Винтер, главный инженер этого строительства Б. Е. Веденеев, главный инженер Куз-нецкстроя И. П. Бардин.
Впоследствии Иван Павлович Бардин много лет занимал почетный пост вице-президента Академии наук СССР, руководил крупнейшими научно-исследовательскими институтами черной металлургии и обогатил эту отрасль многими ценными работами. И все же на вопрос, какой свой труд он считает наиболее важным для себя, Иван Павлович неизменно отвечал: «Строительство Кузнецкого металлургического завода». Эти слова помогают нам оценить также значение того вклада, который внес Владимир Григорьевич Шухов в проектирование и сооружение крупнейших строек первой пятилетки.
Пятилетний план, который Мариэтта Шагинян в то время очень образно и точно определила как детище огромного интеллектуального напряжения, увлекает небывалым размахом свершений лучшие умы страны. Старый человек, чья жизнь клонится к закату, являет собой в эти годы разительный пример неиссякаемой работоспособности, ответственного отношения к делу, творческого горения.
На восемьдесят первом году жизни Владимир Григорьевич оформляет авторское свидетельство на новую конструкцию затвора для сухих газгольдеров. До тех пор наиболее надежными считались патентованные затворы немецких фирм, которые импортировались и в нашу страну. Расходы по сооружению газгольдера емкостью 100 тысяч кубометров отягощались весомой надбавкой в 25 тысяч рублей золотом. Эту сумму надо было выплатить за пользование немецким патентом.
Исключительная важность проблемы надежности затвора (малейшая неполадка в нем грозит взрывом огромной силы) привлекла внимание Шухова к этому устройству. «Приспособление для прижатия к стене резервуара уплотнительных колец для поршней сухих газгольдеров» - так сформулирована суть изобретения в авторском свидетельстве, полученном Шуховым в 1934 году.
За восемь лет - с 1926 по 1934 год - Владимир Григорьевич осуществляет столько же изобретений, сколько за двадцать два года до Октябрьской революции. Все свои патенты он безвозмездно передает Родине.
Поднимаются новые корпуса индустриальных гигантов, получают боевое крещение новые рабочие кадры. Вместе с ростом объемов строительства на первый план все отчетливее выдвигаются проблемы, которыми Шухов занимался еще в далеком прошлом,- типизации и стандартизации конструкций и сооружений. В дореволюционные годы работа Шухова в этой области была, по существу, ограничена рамками деятельности технической конторы. Теперь при участии Владимира Григорьевича разрабатываются общесоюзные стандарты горизонтальных и вертикальных водотрубных котлов его системы, металлических резервуаров, составляются типовые проекты водонапорных башен, морских и сухих газгольдеров.
Шухова привлекают к решению самого широкого круга вопросов изготовления и монтажа металлических конструкций. Как вспоминают люди, работавшие с Владимиром Григорьевичем, он один как бы заменял собой целый технический институт. Советами и консультацией Владимира Григорьевича пользуются при проектировании прессового цеха Краматорского машиностроительного завода, мартеновских цехов Чусовского и Нижне-Тагильского металлургических заводов, корпусов Таганрогского трубного завода, типовых радиомачт.
«Когда авиационная промышленность занималась проектированием гигантского по тем временам самолета «Максим Горький», впоследствии трагически погибшего,- вспоминает один из сотрудников Шухова,- нам предложили запроектировать большепролетный ангар. Однажды утром ко мне подходит Владимир Григорьевич, передает сделанный от руки эскиз четырехшарнирной арки с пролетом в 45 метров и предлагает заняться разработкой такого проекта. Оригинальное решение Шухова было быстро осуществлено. Началось строительство подобных ангаров, в свое время считавшихся удачными».
Казалось бы, что общего между авиационным ангаром и минаретом, построенным еще в XV веке? Как говорится, дистанция огромного размера. Блестящая инженерная интуиция Шухова, его умение находить простое и остроумное решение самых сложных и трудных вопросов строительной практики получили настолько широкую известность, что к нему обращаются с просьбой помочь в восстановлении древнего архитектурного памятника Средней Азии. Один из минаретов здания медресе, построенного в Самарканде по замыслу знаменитого астронома Улугбека, во время землетрясения сильно накренился. Крен продолжал увеличиваться, что грозило памятнику полным разрушением. Еще в годы гражданской войны минарет укрепили временными оттяжками - тросами. Судя по записям Шухова, разговоры о выпрямлении минарета шли еще в 1922 году. Но практически приступить к делу удалось лишь десятилетием позже.
О том, чтобы выпрямить минарет с помощью тросов, постепенно вытягиваемых лебедками, не могло быть и речи. Ствол его был бы неминуемо сломан. Полную гарантию целости башни не давали и другие проекты ее выпрямления. В молодости Владимир Григорьевич любил в шутку демонстрировать своим друзьям эффект расчета устойчивости. Для этого обычно избирался человек внушительного роста и солидной комплекции. Измерив рост, ширину плеч и узнав примерный вес подопытного, Шухов что-то прикидывал в уме - видно, определял центр тяжести - и наносил мелом метку на его рукав. Затем, честно предупредив жертву, что сейчас свалит ее с ног, Шухов внезапно наносил сбоку удар ребром ладони по намеченному месту. Дюжий детина терял равновесие и под дружный смех собравшихся падал.
Способ выпрямления минарета, предложенный Шуховым, конечно, имел мало общего с этим невинным развлечением. Скорее, наоборот, он был основан на выборе наиболее выгодной, вернее, безопасной траектории перемещения центра тяжести. Специалисты, ранее рассматривавшие этот вопрос, сходились на том, что опустившуюся сторону минарета надо поднимать на высоту образовавшейся просадки. Но Шухов нашел, что легче опускать минарет, чем поднимать его. Ведь опускается башня под действием собственного веса, а подъем происходит при помощи механической силы. Кроме того, следует, считал Владимир Григорьевич, как можно меньше перемещать массу минарета. Тогда легче избежать сотрясений во время восстановительных работ.
Специальные конструкции для выпрямления башни - металлическая обвязка, мощные двутавровые балки и шарниры, подведенные под ствол минарета, были выполнены по проекту Шухова с исключительной точностью размеров. Благодаря оригинальному методу, разработанному Шуховым, обвязка и металлическое основание под стволом минарета плавно поворачивались вместе со всем огромным сооружением, уменьшая первоначальный наклон. Выпрямление было начато 7 января и закончено 11 января 1932 года. «Во время работ не обвалилось ни одного кирпичного основания и…не появилось ни одной новой трещины»,- говорится в письме, полученном Шуховым из Самарканда.
Блестяще проведенная реставрация ценного исторического памятника вошла в историю классических работ по восстановлению архитектурных сооружений.
Рассказ о падающем минарете - лишь взятый наудачу эпизод, показывающий, какую обширную и разнообразную работу вел Владимир Григорьевич, уже давно перешагнувший тот возрастной рубеж, когда люди обычно вкушают сладость заслуженного отдыха.
И все же годы берут свое. Все чаще в рабочей тетради Шухова появляются записи в несвойственном ему ранее тоне:
«Начинаю уставать от заседаний… Постановление об образовании комиссии по замене железа деревом (Шухов и Гениев). А работать некому.
Чувство усталости.
Спешка со спецификациями новых объектов не дает спокойно работать. А резервуары и колонна Юргенсона требуют серьезности».
Объем работ, выполняемых проектным бюро (так к началу тридцатых годов называется техническая контора, которой уже много лет руководит главный инженер Шухов), растет с каждым годом. Шухов уже физически не может проверять так скрупулезно, как раньше, всю техническую документацию. Нередко спешка сказывается на качестве проектов. Об этом свидетельствуют записи Владимира Григорьевича:
«Ошибки в проекте Оренбургского резервуара.
Чертежи подъема башни в Растяпине составлены плохо.
Упущения в проекте провесного днища».
Для Шухова характерно, что даже в личных записях он не называет ни одного из конкретных виновников ошибок и просчетов. Всю полноту ответственности за упущения Владимир Григорьевич берет на себя. В этом убеждает следующая запись в его тетради: «Ослаблен у меня процесс надзора над деталями. При выполнении проектным отделом моего эскиза я упускаю анализ деталей. Полагаюсь на опыт сотрудников».
В 1930 году Шухов отказывается от должности главного инженера проектного бюро института «Стальмост».
Практиковал когда-то по соседству с Шуховым довольно известный московский врач. В пору процветания он разъезжал по улицам в хорошем экипаже, едва поспевая с визита на визит, но, состарившись, растерял обширную практику. С утра, аккуратно причесанный и выбритый, старый доктор садился за свой письменный стол, где лежали в готовности стетоскоп и пачка рецептурных бланков, перелистывал, поблескивая стеклами пенсне, страницы медицинского журнала и долгими часами тщетно ждал звонка пациента.
Не такова ли будет и его, Шухова, старость? Может быть, подобными размышлениями был занят Владимир Григорьевич во время прогулки по Садовому кольцу, когда его встретил прежний сослуживец, один из сотрудников «Стальмоста». Задумчиво выслушал Шухов рассказ о последних событиях в проектном бюро, заверения в том, что все рады были бы его видеть, что по-прежнему любят его.
– И в музеях у каждого из нас есть любимые экспонаты,- философски заметил на это Владимир Григорьевич.
Когда, прощаясь, Шухов пожаловался на недомогание, собеседник настоятельно посоветовал ему как можно больше бывать на воздухе.
– В таком случае самым здоровым человеком в нашем доме должен быть дворник,- развел руками Владимир Григорьевич.- Он целыми днями подметает тротуар, поднимая при этом облака пыли.
И все же до последних дней жизни Шухов никак не мог жаловаться на одиночество. В двери его квартиры на Зубовской площади стучались профессора, инженеры-строители, архитекторы, моряки, нефтяники, энергетики. Все знали, что Владимир Григорьевич, невзирая на свои преклонные годы, даст дельный совет, подскажет смелое и оригинальное решение.
«Из бесед с Владимиром Григорьевичем,- пишет Г. М. Ковельман,- мне особенно запомнился разговор о высотных сооружениях в 1937 году. Владимиру Григорьевичу было уже около восьмидесяти четырех лет. Выезжать из дому ему было утомительно. Но его квартира продолжала оставаться центром многих технических начинаний.
Уже при входе в переднюю я услышал чей-то смех. Вероятно, он был вызван очередной шуткой Владимира Григорьевича. Через минуту показался и сам хозяин и, добродушно улыбаясь, ввел меня в свой кабинет, где уже сидело несколько гостей.
Сразу о деле ни в коем случае нельзя было говорить. Как обычно, первые полчаса отводились той легкой, всегда интересной беседе, которую не мог не ожидать, предвкушая удовольствие, каждый приезжавший к Шухову. В ходе этой беседы, оставлявшей какое-то удивительное ощущение живой мысли, Владимир Григорьевич неизменно и искренне интересовался, «как жив-здоров» собеседник, с неподдельным юмором сообщал о каких-либо казусах из своей жизни.
– Ну-с, а теперь перейдем к делу,- сказал Владимир Григорьевич,- и начал внимательно, не спеша, просматривать проектные материалы. В тот день я принес Шухову свой проект 600-метровой башни, премированный затем на Всесоюзном конкурсе ВНИТО строителей, посвященном 20-летию Октября. Башню эту, предназначенную для коротковолновых передач и других целей, по проекту предполагалось возвести в Москве, в парковом массиве «Зеленый стан».
Уточнив со свойственной ему обстоятельностью все детали проекта и сделав ряд замечаний о дальнейшей разработке темы, Владимир Григорьевич, не ожидая просьбы, тут же написал свой отзыв… Затем, задумавшись на несколько минут, Владимир Григорьевич заметил:
– Это, конечно, закономерно, что самые большие высоты будут достигнуты именно у нас. Иначе и быть не может в наших условиях. И как же это хорошо! Самое, знаете ли, невыносимое, что может быть в жизни,- это стояние на месте. Нам ведь необходимо продвигаться вперед. Очень необходимо.
Когда я спросил Владимира Григорьевича, не утомила ли его столь затянувшаяся беседа, он с деланной суровостью ответил:
– Как же вам не стыдно такой вопрос задавать? Вы что же, не видите, как я еще молод? Не видите, что чертежи ваши я без очков читаю? Пока получается… Знаете,- добавил он каким-то очень доверительным тоном,- я ведь как ребенок радуюсь, когда ко мне приезжают за советом. Вот с утра у меня были нефтяники. Со всех концов страны мои бывшие питомцы приезжают. И, поверите, такие все важные стали: тот директор, этот главный конструктор. Все самые что ни на есть главные. Только одна мысль меня все гложет,- заметил Шухов, лукаво усмехаясь.- Зачем нужен вам такой старик? Не из вежливости ли больше приезжают? Пусть, мол, Шухов думает, что он еще полезен. Пожалуй, верно!
И Владимир Григорьевич от души рассмеялся.
– Вот со всеми вами мне просто. Но, бывает, приезжают корреспонденты, хотят проинтервьюировать меня. Придут, знаете, а мне и говорить как-то неловко. Ведь все сверстники мои, увы, уже давно умерли. Проверить то, что я скажу, ни у кого нельзя. Ну, каково же мне рассказывать в этих условиях?
После беседы о последних событиях в нашей стране и за рубежом Владимир Григорьевич, как обычно, не преминул доставить мне удовольствие, показав через большой стереоскоп несколько сделанных им чудесных объемных снимков из богатой коллекции, собранной за много лет.
Как только я вернулся в институт, меня немедленно обступили товарищи, требуя подробного отчета о моей поездке к Шухову, о нашей беседе. Это стало уже своеобразной традицией в нашем коллективе».
Человек, в котором душевная красота, скромность, отзывчивость, неизменная доброжелательность сочетались с редкостным инженерным дарованием, с широкой эрудицией,- таким остался Владимир Григорьевич Шухов в памяти всех знавших его.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.