ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. В ЛАПАХ ЭСКУЛАПОВ
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. В ЛАПАХ ЭСКУЛАПОВ
Здесь госпиталь. Больница. Лазарет
Здесь красный крест и белые халаты;
Здесь воздух состраданием согрет,
Здесь бранный меч на гипсовые латы,
Укрывшие прострелянную грудь,
Не смеет, не дерзает посягнуть..
Вера Инбер. «Пулковский меридиан»
Все раненые просили пить. Потеря крови вызывает дефицит влаги в организме — отсюда и постоянное чувство жажды. Пить не давали. Только после операции хирург определит, кому можно дать воду. Мне это положение было известно, поэтому пришлось мобилизовать всю свою волю и стоически терпеть жажду. Порядок — есть порядок и его нельзя нарушать.
Переносили раненных бойцы, которые назывались санитарами. Они не пользовались носилками, а, взвалив раненного на спину, несли в операционную. Обращались они к раненным: — «Май милый» Видимо в их местности такое произношение. Санитары очень дорожили своей службой. Санбаты обычно расположены в 15 — 20 километрах от передовой и вероятность быть убитым или раненным ничтожно мала.
Дошла очередь и до меня. Санитар взвалил меня на спину и со словами «Май милый» — понес в операционную. Около хирургического стола он сказал:
— Ложись на стол!
Стол был залит кровью. Прошу вытереть его Медсестра со словами — «Ишь, ты какой!» — выполнила мою просьбу..
Ко мне подошел молодой обросший бородой до самых глаз, хирург и медсестра. У них рот и нос были прикрыты марлевыми повязками. Поглядев на хирурга, подумал, что у него нет времени побриться. Все время приходиться оперировать раненных. В наступлении их очень много.
На пальцах левой руки врача блестели хромом многочисленные хирургические инструменты. Спустив мои шаровары, они похвалили повязку. Но потом, к величайшему моему изумлению, начали усердно рассматривать мои шаровары. Чтобы лучше рассмотреть, они даже наклонились над столом и, вдвоем, усердно изучали каждый квадратный сантиметр шаровар. Они шумно дышали. Их лица были сосредоточены.
Тут меня осенило: они ищут дырку от осколка, который ранил меня. Скорее всего, они заподозрили, что мое ранение дело моих рук.
В то время шла борьба с самострелами. Так назывались военные, которые сами себе наносили ранения. Их всегда расстреливали или отправляли в штрафные роты, что равносильно расстрелу.
Это недоверие мне очень не понравилось. Чувство унижения не покидало меня все это время. Меня подозревали в совершении такого гнусного преступления! Оставалось только молчать. Наконец оба, и хирург, и медсестра облегченно и шумно вздохнули — дырку от осколка в моих штанах они все же нашли.
Потом началось самое мучительное. В рану запустили зонд, чтобы определить, где осколок. Реакция с моей стороны была не совсем мужской. Если быть совсем точным, то — позорной. Каждое движение хирурга сопровождалось моим громким криком Этот крик вызван двумя причинами: во — первых болью, а во — вторых страхом. Мне было не ясно, что они еще сотворят со мной!.
Операцию обслуживали несколько медсестер. Одна из них держала мою голову. Ей, видимо, было жаль меня. Чувствую, как ее слезы падают на мое лицо. Другая медсестра держала руки. Еще одна держала меня за ноги. Впечатление было такое, что меня, как Иисуса Христа, распяли на кресте.
Затем начали замораживать ногу. Для этого в ногу толстыми шприцами сделали несколько уколов тоже очень болезненных. Уже потом, после операции, с удивлением увидел, что бедро моей ноги стал толстым, как у женщины,
А вот, когда хирург начал резать, боли совсем не было. Чувствую, что меня режут, а боли нет. Даже растерялся. Для порядка надо орать, а орать не хочется.
Хирург сделал продольный разрез и, ухватив щипцами осколок, пытался его вытащить. Несмотря на то, что это был молодой и сильный парень, вытащить осколок ему не удалось. Он отпустил его и сделал поперечный разрез. После чего, без труда, вынул из раны кусочек металла, который причинял мне столько страданий. Осколок он бросил мне на грудь.
Рассматриваю этот кусочек металла и, удивляюсь, какой он маленький! Не больше ногтя на указательном пальце и не толстый! Края зазубрены. Все ясно! Своими краями он рвал мышцы ноги и, поэтому было больно.
— Еще ранения есть? — спросил хирург.
Во мне находился еще один осколок, но, понимая, что вторую такую операцию не перенесу, соврал:: — Больше ранений нет!
Приказав медицинской сестре, сделать перевязку с каким то хитрым названием, он ушел из палатки.
Красавица медсестра сноровисто наложила повязку и, два санитара положили меня на носилки и направились к выходу из операционной. При выходе из палатки чья — то заботливая рука влила мне в рот немного водки и сунула в зубы кусок копченной очень вкусной колбасы. Совсем отвык от такой вкусной еды. С началом войны с Финляндией даже хлеб был дефицитом. С, трудом, повернув голову, увидел ту же красавицу медсестру
С тех пор шрам на бедре моей левой ноги, имеет форму креста. Думаю, что этот крест оберегал меня все эти годы
Меня перенесли в палатку, где находились уже прооперированные бойцы. Мы лежали рядочком на земле. Страшный холод бил нас. После некоторых раздумий пришел к выводу, что этот озноб вызван, как потерей крови при операции, так и действием хладагента, который распространился по всему телу. Санитары принесли огромный брезент, которым прикрыли нас всех. Сразу стало теплее.
Наступило утро. Нас положили в кузов грузовика и повезли в ППГ, что расшифровывается так — Полевой передвижной госпиталь. Не надо путать с ППЖ, что расшифровывается — Полевая походная жена. Очень распространенный термин у штабных работников.
В ППГ меня не оставили, а в товарном вагоне перевезли в Тулу в стационарный госпиталь. Здесь меня остригли, сняли с меня обмундирование и нижнее белье. Нужно отметить, что мое нижнее белье было не белым, а серым. Вернее темно — серым. Никогда, до этого, да и после, у меня не было такого грязного белья. Раздевали меня женщины и, мне стало нестерпимо стыдно.
— Белье мое грязноватое. Я с передовой. Там всякое бывает: то землей засыплет, то в пыли катаешься!
— Разве мы не понимаем? С фронта привезли! Иначе быть не может! — тактично ответили санитарки.
Затем понесли в ванну. При виде ванны меня охватил страх, что вода попадет в рану. Но женщины рассмеялись и заверили меня, что все будет в порядке. Они прикрыли повязку клеенкой и,. вымыли меня. Эта процедура мне очень понравилась! Затем переодели в чистое белье. Такого удовольствия мне никогда не приходилось испытывать!
Других бойцов, заросших щетиною, брили, а мне это не требовалось. С горечью заметил, что по всем показателям отстою от других бойцов. Точнее говоря, все процессы в моем организме идут замедленно. Мужчины растут обычно до 22 лет. У меня этот процесс закончился только в 25!.Да и бриться стал позднее других.
Палата, в которую меня положили, была довольно просторной. Когда — то здесь была классная комната. Коек было очень много. Все сияло белизной и, мне было очень приятно находиться в такой чистоте, от которой на фронте совсем отвык.
Во время войны раненныз в госпиталях называли «раненный — больной».Этот термин применялся во всех случаях и при обращении к пациенту и в официальных бумагах..
О пребывании в этом госпитале, надо остановиться особо. Здесь мне исполнилось восемнадцать лет. Вот, когда только стал совершеннолетним и, по закону, меня могли призвать на военную службу. То обстоятельство, что был призван, до этого возраста, объясняется войной.
В настоящее время, при встречах с молодежью, узнав о моем ранении в бою несовершеннолетним, объявляют: — он пошел добровольцем на фронт! Конечно, приятно слышать такие слова в свой адрес, но их. приходится опровергать, Правда, мне дороже незаслуженной славы Или, как сказал великий древнегреческий мыслитель: — «Платон мой друг, но истина для меня дороже!».
Проснувшись утром уже восемнадцатилетним, подумал, что это событие надо отметить. Но как? Вспомнил, как отмечалось это событие моей старшей сестры Надежды. О, какое это было торжество! Было много гостей.
Стол ломился от яств. Много ели, пили, танцевали. Тогда самыми распространенными танцами были краковяк и подъэспань. Гости, во время танца, пели: — «Подъэспанец хорошенький танец, его очень легко танцевать!» Думаю, что в настоящее время, не найдется ни одного человека, который смог бы исполнить эти танцы. Даже само название этих танцев поставит в тупик любого танцора. Во всяком случае, компьютер точно поставлен в тупик. Слово «подъэспань» подчеркнул красной чертой, как грамматическую ошибку.
Вспоминаю, какие пили вина в то время. Виноградных вин не было и в помине. Преобладали наливки: малиновая, вишневая, черносмородиновая. Их крепость составляла 30% Водки были настояны на травах и их название было производным от наименования травы: зубровка, зверобой, тминная.
Отец, еще не был арестован, подарил имениннице толстую, претолстую книгу — «Мироздание». Это большой, великолепно оформленный, труд по астрономии. Он написан крупнейшими учеными того времени. Фундаментальное издание стоило очень больших денег
Этот подарок не был случайностью. Моя старшая сестра всем говорила, что будет астрономом. Однако она поступила в пединститут на специальность «русский язык и литература». На мой вопрос: — почему она изменила астрономии, ответила, что там сплошная математика. С математикой она была не в ладах.
На чистом листе, который следует за переплетом, рукой отца была сделана дарственная надпись. Часть листа с этой надписью сохраняю до сих пор, как священную реликвию. Это единственная бумага, на которой имеется надпись, сделанный рукой отца Вот содержание этой надписи:
г. Уфа 1935 г. Февраля 18 дня. Понедельник.
Моей дочери Надежде Ивановне Беляевой.
За ее привет и ласку в подарок от отца
И. Беляева..
Подпись: И Беляев.
Переписав содержание дарственной надписи, тут же прячу эту бумагу в папку с самыми дорогими и важными документами. Для меня все, что связано с родителями, священно!.
Эта книга по астрономии вызывала у меня восхищение и огромный интерес. Там было много цветных изображений Марса, Венеры, Юпитера, Сатурна с его знаменитыми кольцами и других планет. Для меня читать эту книгу было большим удовольствием. Вот было время!
Во время войны, когда было очень голодно, сестра отнесла ее в букинистический магазин. Вырученных денег хватило на полбуханки черного хлеба. Целая буханка стоила 500 рублей. Инженер получал около 600 рублей, главный бухгалтер на стройке 950, а главный инженер строительства — 1050. Невероятно огромные деньги! Услышав такие суммы, глаза людей становились квадратными и, придя в себя от шока, они с трудом выдавливали:: — !Вот это деньжищи! Живут же, люди!" Почему мне так хорошо запомнились эти цифры? Очень просто — мой отец до ареста работал на стройке кассиром.
1500 рублей — это была уже астрономическая сумма. В то время, в нашем городе, из уст в уста передавалась такая история. В пригороде, в землянке, жила семья, которая продала корову за 1500 рублей. Грабители ночью убили всю семью и завладели этими деньгами.
У читателя возникнет вопрос. что такое землянка? Бездомные люди отрывали в земле яму прямоугольного сечения., перекрывали ее подручными материалами, оставляя лаз для проникновения в землянку. Этот вход занавешивался. В таких землянках в то время некоторые люди жили всю жизнь. Бедно жил народ!
Воспоминания это хорошо, но все же, как мне отметить это важнейшее в моей жизни событие? Наверное, надо съесть, что — то вкусненькое. А где его достать? На рынке, конечно!
Проверил свои капиталы. Совсем мало! Все — таки, можно попросить нянечку, купить на рынке хоть немного вкусненького. Подзываю нянечку и, даю ей деньги. Она их взяла и пообещала купить. Совсем упустил из вида, что нянечки сутки работают, а потом двое отдыхают. Медицинское начальство решило разгрузить этот госпиталь, отправив большое количество раненных, в том числе и меня, в глубокий тыл…
Нас погрузили в санитарный эшелон. Это были пассажирские вагоны очень хорошо оборудованные — белоснежные простыни и подушки, хороший уход. В этом эшелоне нас привезли в Казань.
Из вагонов нас выносили на носилках и клали на привокзальной площади очень пожилые женщины. На площади было много автобусов, оборудованных для перевозки раненных, и те же женщины переносили нас в эти автобусы. Когда они подошли к моим носилкам, мне стало стыдно, что такого молодого парня понесут старушки. Со словами — «В автобус пойду сам» — встал и тут же упал. Из моего благородства ничего не вышло!
Старушки увидели мое фиаско и дипломатично сказали: — Ничего! Мы Вас сейчас отнесем в автобус!
Эвакогоспиталь в Казани помещался в четырехэтажной школе. Это было типовое здание из силикатного кирпича. Такие школы строили по всей стране. Мы с сестрой в своем родном городе учились точно в такой же школе.
Эти здания были двойного назначения: в мирное время — школа, а во время войны — военный госпиталь. Классы были палатами. В каждой такой палате помещалось довольно много коек —20 или 25 уж точно и не помню..
Всем известно, что вход в классную комнату находится справа, если смотреть на доску. Моя кровать была второй от этого входа, а ближе к входу лежал раненный боец Белоногов. У него, в результате контузии, был нарушен какой — то центр в головном мозге, что привело к недержанию мочи. Каждое утро санитарки меняли простыню на.его постели, но ни одного раза его не упрекнули.
На противоположной стороне классной комнаты, там, где окна, стояли койки с молодыми раненными бойцами. Мы сразу же познакомились. Койки и на их стороне и на нашей стояли изголовьем к стене, поэтому общаться было очень удобно.
Точно напротив моей койки была койка Василия Новикова. У него была ампутирована нога. Как — то он заявил:
— Пятка на отсутствующей ноге чешется. Хочу почесать, а ноги нету! Что делать?
Его сосед Анатолий Дементьев возмутился:
— Ну, что ты мелешь Васька! Сам подумай, разве может чесаться пятка на ноге, которой нет!
Чувствую, что мне надо заступиться за Новикова.
— Анатолий! Ничего необычного в этом нет. В головном мозгу записаны ощущения, которые время от времени всплывают. Думаю, со временем это пройдет.
— Только одно мне неясно, что мне делать без ноги? Как зарабатывать на хлеб? —не унимался Василий
Тут в разговор вмешался боец по фамилии Хирург.
— Подаяние просить будешь!
Мне не понравился этот прогноз Хирурга, поэтому своим высказыванием решил его опровергнуть..
— Я так думаю, Раз человек стал инвалидом на войне, значит государство обязано взять его на свое иждивение. Будут платить какое — нибудь пособие или пенсию. Жить — то человеку надо!
Хирург был неумолим:
— А ты много видал инвалидов гражданской войны, которым платили бы пенсию? Ни одного! И нам ничего платить не будут! Новиков — выжитый лимон. Он никому не будет нужен. Отдал свое здоровье Родине и катись на все четыре стороны.
Мне отступать не хотелось
— А, я все — таки верю в справедливость.
— Блажен, кто верует, тепло ему на свете! — завершил разговор Хирург.
— Эту же цитату мне на передовой сказал мой приятель по роте, Гуляев.
— А, где он теперь? — спросил Хирург.
— Остался висеть на колючей проволоке перед первой немецкой траншеей.
— А. раз ты остался живой, значит, перевалил через проволочное заграждение. Расскажи, как все там было! — попросил Хирург.
Мне ничего не оставалось делать, как рассказать свою историю. Конечно, о том, что я увидев начальника Особого отдела, загнал патрон в патронник, ни слова. Зато подробно рассказал о том, как меня избивали в Особом отделе.
— А, по мне, так я этому зверю не стал бы перевязывать ноги, — сказал Васька.
— Пристрелить его надо бы и все дела! — заявил Анатолий.
Тут в разговор вмешался боец Лукьянов. Его койка стояла за проходом в палату у самой стены. Это был худощавый, небольшого роста пожилой человек.
— Эх, вы! Молодежь, молодежь! Да нешто можно быть такими жестокими. Ведь начальник Особого отдела тоже человек. Ему, поди, тоже хотелось жить!
— А, что же парню, которого он ни за что, ни про что избивал, не хотелось жить?
— Так у них работа такая! — не унимался Лукьянов.
— Какая бы не была работа, а надо оставаться человеком! — сказал Новиков.
— Хватит базарить! Услышит кто — нибудь и нас таскать будут по этим отделам! — завершил разговор Хирург.
Несколько слов о Лукьянове. Мы с ним познакомились в один из первых дней после моего прибытия в палату. У раненных первый разговор всегда о ране.
— Я ранен в левое бедро. Рана большая 3, 5 см на 7. В истории болезни пишут «с обильными гнойными отделениями», — похвастался автор этих строк.
— Разве это рана? — сказал Дементьев. У меня рана 17 см.
— А у меня — сказал Хирург —27 см! А какая рана у Вас, Лукьянов? Он был старше нас всех и к нему всегда обращались на Вы.
И тут Лукьянов рассказал, что ранение у него смертельное. Пуля прошила икру правой ноги навылет
— А, как кость? Ее не задело? — не унимался Хирург.
— Кость то цела! Но там проходят все жилы, кровеносные сосуды! Это смертельное ранение..
Все вокруг стали убеждать старика, что ранение пустяковое, ничего смертельного в этом ранении нет. Однако, старик был неумолим — его ранение смертельное.
Мне во время войны часто приходилось наблюдать, как люди подбадривали друг друга в тяжелую минуту. Поразмыслив немного, пришел к выводу: срабатывает инстинкт выживания вида..
Что касается старика Лукьянова, то это типичный пример самовнушения. Много раз мне пришлось убеждаться, что самовнушение имеет огромное значение для человека.
Старик начал медленно угасать. Вызвали его жену. Она все время сидела у его койки. Но однажды, проснувшись, все увидели, что его тюфяк свернут. Оказалось, что старик ночью начал умирать. Раненных, находящихся в предсмертном состоянии, перевозили в особую палату, которая называлась изолятор и, находилась на первом этаже. В эту палату его и отправили.
Как — то возникла дискуссия о том, чем закончится война. Начал ее Новиков. Задумчиво он произнес.
— Вот выйдут наши войска к границе и встанут. Зачем нам идти за границу? И своей земли хватает!
Сразу же вся палата всполошилась.
— Ты, что с ума сошел? Как только наши перестанут их гнать, они сразу же начнут готовиться к новому наступлению. Наклепают танки, самолеты, артиллерию, призовут в армию молодежь и снова на нас, — горячился Дементьев.
Его сразу же поддержала вся палата.
— Уж, если мы их догоним до нашей границы, надо гнать их дальше до самого Берлина, — заявил Хирург.
— Почему только до берлина? — раздались недовольные голоса. Надо всю Германию к ногтю. А может быть перебить всех немцев, чтобы даже их языка не было! Вот тогда наступит мир!
Но тут раздался голос, которого до сих пор не было слышно
— Я так думаю. От германии до Атлантики рукой подать. Вот надо и двигаться до берега океана!
— Братцы! — раздался чей — то голос. Раз мы выйдем на берег океана нужно сразу же на корабли и в Штаты.
— Голова твоя садовая! А знаешь сколько потребуется кораблей, чтобы перевезти такое войско? Не тысячи, а может быть сто тысяч! Со всей Европы не собрать столько.
Обсуждение продолжалось еще очень долго, но постепенно все пришли к одному мнению: Германию разгромим и остановимся. Прекратилось это бурное обсуждение только тогда, когда в палату вошла медсестра и сказала, чтобы все шли в столовую на обед.
В качестве столовой служила одна из классных комнат. Там стояли длинные столы, на. которые ставились тарелки с едой, клали хлеб и ложки. К нашему приходу всегда все было приготовлено.
Однажды, Хирург обратился ко мне с вопросом.
— Вот у тебя нога располосована вдоль и поперек. У Новикова нет ноги. Да и у лругих тоже шрамы огромные. Я так думаю — все эти ранения обязательно должны сказаться со временем.
— Как это сказаться? Начал разговор, Хирург, так растолкуй, что ты имеешь ввиду! — перебил его Новиков.
— Всем, конечно, известно, свежая кровь движется по артериям и попадает во все части тела: в ноги, руки и везде, куда надо. Но вот на ее пути нож врача перерезал кровеносный сосуд и, ей дальше пути нет. А снабжать кровью оставшуюся часть тела надо? И тогда поток крови идет по другим сохранившемся сосудам в обход поврежденного участка. Все бы ничего, но там уже движется свой поток, а тут еще дополнительный поток крови. Сосуд должен расшириться, чтобы пропустить удвоенное количество крови. Пока человек молодой, кровеносные сосуды эластичные и легко расширяются и сужаются, если это требуется. С годами они потеряют эластичность и снабжение кровью затруднится. Поврежденная нога будет страдать от недостатка питания. Вот это я и имел ввиду.
— Хирург, а откуда ты это все знаешь? — спросил Новиков.
— А у меня фамилия медицинская. Это меня обязывает разбираться в вопросах медицины.
— А вот у меня ноги нет! Это тоже препятствие для движения крови? — не унимался Новиков.
— Конечно! Все, что я рассказал, распространяется и на тебя и на всех остальных.
— А может быть в действительности все будет не так страшно? — вставил реплику Дементьев.
— Страшно, не страшно, а от судьбы никуда не уйдешь! — сказал Новиков.
— Кстати! Что такое судьба? Кто, как думает?
В это время мне пришла в голову мысль ввязаться в дискуссию
— Судьба! Это надо понимать так — суд Божий,
— Это что же получается? Бог устроил эту войну, а мы жертвы ее? За что он так жестоко поступил с нами? — недоумевал Новиков.
— Да ведь все говорят, что Бога нет. А, если его нет, то выходит, что виноваты в этой кровавой войне руководители государств, Гитлер, Чамберлен, Сталин! — тихо произнес Дементьев.
— А, если этих руководителей поставил Бог? Выходит, что война все — таки суд Божий? — вмешался Хирург.
Дискуссия продолжалась еще довольно долго. К единому мнению мы все — таки не пришли. А может быть по такому вопросу и невозможно иметь единое мнение?
Все медсестры, которые обслуживали нас, были молоденькими девушками. Одна из них мне очень понравилась. Это была высокая стройная девушка с открытым добрым лицом.
Мне доставляло удовольствие смотреть на нее. Хотя это любование, мною тщательно скрывалось, видимо, она заметила мое внимание к ней. Каждый раз, проходя мимо меня, она всегда одаривала меня внимательным взглядом и здоровалась. Через некоторое время мне другие медсестры сказали, что ее зовут Татьяна.
Однажды в коридоре, встретив меня, она сказала.
— Я посмотрела Вашу историю болезни. Там Ваше здоровье оценивается, как очень хорошее. Легкие и сердце в полном порядке и заживление раны проходит очень успешно. Организм хорошо преодолевает ранение.
— Но там написано, что рана с обильными гнойными отделениями. Как это понимать?
— Организм энергично борется с инфекцией. Вот, как это надо понимать, — сказав это, она очень мило улыбнулась.
Надо отметить, что врачи всегда уходили от ответа, если их раненный спрашивал о своем здоровье. Поэтому то, что Татьяна посмотрела мою историю болезни и проинформировала меня, было большой любезностью с ее стороны.
После этого разговора меня стали одолевать сомнения. Она такая видная, красивая, не в пример мне. Да я просто недостоин этой красавицы. Не парень, а одни кости, обтянутые кожей. Уж лучше сидеть на своей койке и не думать о такой красавице!
Всегда считал своим долгом перед сном чистить зубы. Для туалета раненных была оборудована отдельная комната. Там были две или три раковины, а за ширмой находилась ванна.
Однажды, перед сном, зашел в эту комнату почистить зубы. Слышу в ванной кто — то плещется. В такое время никто не принимает ванну, а тут на тебе. Заглянул поверх ширмы и увидел там Татьяну. Сразу же понял бестактность своего поступка и вихрем сбежал в свою палату, оставив зубную щетку и порошок на раковине..
Через некоторое время дверь палаты открывается и на пороге появляется Татьяна в белом халате, накинутом на голое тело. Подойдя ко мне, она сказала шепотом, чтобы не беспокоить спящих.
— Вы забыли принадлежности для читки зубов. Вот они. Она наклонилась, чтобы положить на тумбочку зубную щетку и порошок. При этом халат на груди немного открылся и белые круглые груди предстали перед моим взором. Вид ее грудей мне очень понравился, но сразу же отвожу глаза в сторону.
— Спасибо большое, — промямлил тихо и, улегся под одеяло..
..К нам приходили лекторы, которые информировали нас о положении в мире Слушатели всегда задавали один и тот же вопрос — когда союзники откроют второй фронт? Все понимали — откроют второй фронт и нашей стране сразу станет легче вести войну. А, что мог ответить горе — лектор? Думаю, на такой вопрос не смог бы ответить даже Сталин!
Однажды попросил такого лектора. рассказать о генерале Власове. На лице лектора появилось выражение недоумения и, мне стало понятно, что он ничего не знает об этом. В тылу совершенно не было никакой информации по этому вопросу. Много позже в печати появилась статья на эту тему. Привожу короткую справку о Власове.
На Украине механизированный корпус, которым он командовал, безуспешно оборонял Киев. Удача пришла к нему в декабре 1941 года. Войска, под его командованием, освободили город Солнечногорск. Фотография Власова появилась на первой полосе газеты «Известия». Сам Сталин принял его в Кремле, где ему вручили второй орден.
В январе 1942 года при попытке прорвать блокаду Ленинграда, 2-я ударная армия под его командованием почти полностью погибла у новгородской деревни Мясной Бор. Власов сдался в плен.
В листовках, сбрасываемых на наши позиции, он вспоминал о миллионах жертв ГУЛАГа, о расказачивании казаков и многое другое. Сообщалось, что их цель — свержение сталинской тирании, свобода слова и вероисповедования, освобождение политзаключенных На последнем этапе войны он пытался сдаться союзникам. Они его не приняли. Советская контрразведка его захватила. 2 августа 1946 года он был повешен в Лефортовской тюрьме, которая находится в Москве.
Весь микрорайон называется «Лефортово». Во времена Петра Великого здесь находилось немецкое поселение, жителем которого был немец Лефорт, ставший впоследствии русским генералом. Здесь же до сих пор находится знаменитая Лефортовская тюрьма.
У студентов была даже песня о Лефортове. Вот ее слова.
Среди улиц Москвы есть веселый квартал
Он Лефортовский Вал называется.
Там студенты живут, они горькую пьют
И еще кое — чем занимаются.
Припев.
Через тумбу, тумбу раз
Через тумбу, тумбу два
Через тумбу три, четыре спотыкаются.
На этом мои воспоминания исчерпаны..
У раненных всегда много свободного времени. Важное место в нашем времяпровождении играл фольклор. Фронтовые барды переделывали известные песни на свой лад. Например, казацкая песня: времен первой мировой войны звучала так.
А первая пуля, а первая пуля, а первая пуля
Сразила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля, а вторая пуля
Ранила меня
Припев:
Любо, братцы, любо, братцы, жить
С нашим атаманом не приходится тужить
Во фронтовом переложении это звучало так:
Первая болванка попала танку в лоб.
Механика — водителя загнала прямо в гроб
Припев:
Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить
В танковой бригаде не приходится тужить
От второй болванки раскололась броня
И мелкими осколками поранило меня
Припев.
Третья болванка попала в бензобак
Я выскочил из танка, да и сам не знаю как
Припев.
Утром меня вызвали в Особый отдел
Почему, товарищ, ты в танке не сгорел?
Припев.
Товарищ начальник, — ему я говорю
В следующем танке обязательно сгорю!
Припев.
Вот такие издевательские песни распевали мы, когда не было поблизости врачей! Медсестры и нянечки слышали наши крамольные песни, но нас не выдавали.
Читателям, видимо, неизвестно что такое «болванка?» Разъясняю. Это особый вид бронебойного снаряда, который противник применил на последнем этапе войны..Обычные бронебойные снаряды заполнены взрывчатым веществом, которое взрывается, как только снаряд оказывается внутри танка. Болванка не имеет такого заряда и состоит только из метала, вернее из двух видов метала. В приведенной песне используется солдатский термин — «болванка». Правильное название — «подкалиберный снаряд». Но это уже тонкости, которые читателю неинтересны.
Были и другие песни, но разве обо всем напишешь?
Появился новый вид времяпровождения — карты. Один из раненных, Костя Багаев, был фанатом карточной игры и все время вовлекал в игру других. Постепенно, шаг за шагом, он обыгрывал свои жертвы.
Однажды, Костя Багаев подсел на мою кровать и предложил сыграть в очко. Так называлась игра в 21. У меня было несколько рублей. Про себя подумал, что это не деньги и предложение принял. К величайшему моему изумлению, мне все время везло и, через некоторое время, около меня появилась огромная куча денег.
Никогда, ни до этого, ни после этого у меня не было такого огромного количества купюр. От такого богатства у меня даже голова пошла кругом.
Но тут, как говорится, подул ветер перемен и, начался период проигрышей столь же стремительный, как и период выигрышей.. Закончилась эта игра для меня с теми же деньгами с какими началась.. Это привело меня к мысли, что картежник умышленно вначале проигрывал, чтобы вызвать азарт у партнера, а затем, только ему известными методами, забрал все обратно.
Костя играл в карты чуть ли не круглыми сутками на пролет и других всеми правдами и не правдами вовлекал в игру. И вдруг он исчез! При встрече с Татьяной в коридоре спрашиваю, куда делся Багаев. Она мне разъяснила, что его выписали из госпиталя, но не в воинскую часть, а приказом начальника госпиталя направили в штрафную роту.
Для тех, кто не знает, что это такое разъясняю. Такие роты формировались из провинившихся бойцов. Среди них были самострелы, дезертиры и другие в том же духе. Вспоминаю, когда наша команда ехала в поезде из Казани в Марийскую АССР, в одном вагоне с нами ехали зрелые мужики, которых взяли прямо из тюрем. Отсидеть срок, к которому они были приговорены, им не дали. Их везли в штрафные роты.
Штрафники всегда находились под конвоем. Можно сказать им создавались почти тюремные условия. Эти роты направлялись на самые опасные участки фронта, где шансы остаться живыми были минимальны, или их не было совсем. Если штрафник в бою получал ранение, то считалось, что он свою вину смыл кровью. В этом случае штраф с него снимался.
Во время войны был в ходу такой анекдот. Генерал Рокоссовский, который позже стал маршалом, получил пополнение из тюрьмы. Он приказал тем, кто имеет одну судимость, построится справа от него. У кого две судимости — слева, а тем у кого три судимости перед ним. Все построились в шеренги и, только один ходил от одной шеренги к другой и не мог найти себе место.
— А ты, что ходишь? — спросил его Рокоссовский,
— У меня четыре судимости.
— Становись за мной! — сказал будущий маршал.
Этот анекдот отражал реальное положение дел. В 1937 году многие видные, в том числе и самые высокопоставленные, командиры были арестованы. Те из них, которых не успели расстрелять, с началом войны были освобождены и заняли высокие командные посты.. Некоторые участники войны в своих воспоминаниях пишут, что он сбежал из госпиталя на передовую в свою воинскую часть. Это полная бессмыслица. Госпиталь это тоже воинская часть. Выше уже упоминалось, что отсутствие в воинской части более суток, согласно закону, является дезертирством, а как наказывалось дезертирство во время войны, каждому было хорошо известно.
Бегство из госпиталя невозможно и по ряду других причин. Мы были в халатах, да и без документов из госпиталя, никуда бы не приняли
Мое пребывание в госпитале продолжалось два с половиной месяца. Как — то в палату зашла Татьяна и сказала, что меня выписывают из госпиталя и мне нужно на первым этаже получить обмундирование.
Спускаюсь на первый этаж и захожу в комнату, где находится склад обмундирования.
Женщина смерив меня опытным глазом сказала: — Размер 48, а какой размер обуви?
И вот автор этих строк одетый, обутый, в шинеле, подпоясанный широким ремнем, сидит и ждет, когда к нему спуститься медсестра с документами. Ждать пришлось недолго, передо мной появилась Татьяна..Она сказала: Вот вам справка о ранении, и еще справка о пребывании в госпитале, а остальные документы будут переданы военкому. Мы сейчас идем в военкомат.
Обе эти справки, переданные мне Татьяной, бережно храню до сих пор. При оформлении инвалидности они очень пригодились.
Мы с Татьяной шли молча, когда подошли к зданию военкомата, она посмотрела на меня очень внимательно и тихо сказала: — Мне будет не хватать Вас. Я буду очень рада получить от Вас письмо. Это же совсем нетрудно написать коротенькое письмо!
После этих ее слов мы вошли в военкомат и она положила на стол офицера мои документы. Попрощалась и вышла.
Смотрю ей вслед и чувствую, как сжимается мое сердце и на глазах выступают слезы.. В военкомате из оправившихся после ранения бойцов, сколотили небольшую команду и отправили по новому месту службы в 363ий запасной стрелковый полк.
Затем, места службы, не по моей воле, менялись много раз.. Закончил воинскую службу в офицерском звании в середине 1948 года.
Но это уже совсем другой рассказ.