Знакомство с прекрасным

Знакомство с прекрасным

Так говорит Андрюша…

Обладая безграничной фантазией и грамотно поставленной речью, мой друг, порой, так умеет приукрашивать известные нам обоим факты, что я просто диву даюсь.

– Андрей! Ну зачем ты обманываешь?!

– Голибушка. дорогой! Я не обманываю, а вру исключительно, в целях наиболее художественного отображения действительности. А это – согласись – разные вещи!

– А сейчас наша дочь сыграет вам на пианино!

– На х#й, на х#й! – кричали пьяные гости…

(Из Андрюшиных приколов)

По настоящему, живописью я заинтересуюсь только после знакомства с Наташей и Андреем. Именно они, впервые, в самом начале 80-х годов прошлого столетия, откроют для меня С. Дали и Р. Магритта, И. Босха и Дж. Арчимбольдо; заставят на всю оставшуюся жизнь проникнуться любовью к обожаемым мною прерафаэлитам и символистам; ну, и, конечно же, к итальянскому и северному Возрождению. Это произойдёт задолго до того, когда на волне горбачевских «гласности» и «перестройки» эти имена станут известны широкому кругу любителей живописи, когда станет модным и престижным говорить об этом на каждом углу.

Сейчас, оглядываясь невольно назад, в прошлое, я, кажется, начинаю понимать причину того, почему этого не произошло со мною раньше. Многое зависит, на мой взгляд, от учителей. Нет, со школой, слава богу, мне повезло: о своих учителях мне уже довелось поведать читателю, и я до конца своих дней сохраню о них благодарность.

В советские годы, нечасто можно было встретить преподавателя, который, пренебрегая установленными министерством образования, учебными программами и методичками, находил бы в себе мужество проповедовать общечеловеческие мировые ценности. Всё укладывалось в строгие и идеологически выдержанные рамки, в соответствии с требованиями, предъявляемые существующим строем. А потому, нет ничего удивительного в том, что, например, Л. Толстым или Ф. Достоевским я начну увлекаться значительно позже, ибо, по школьным учебникам мы могли писать только такие сочинения, как, скажем, «Лев Толстой – как зеркало русской революции», и прочее, в том же духе. Творчество и жизненный путь таких неординарных личностей, в значительной мере, искажались и преподносились нам в совершенно ином свете, укладываясь в требуемые официальные рамки. Все «лишнее» и «ненужное» просто отсеивалось под бдительным оком неусыпной советской цензуры.

То же самое, можно было проследить и на примере живописи. Это сейчас, так называемый соцреализм, может вызвать улыбку и неподдельный интерес у определённой части нынешнего молодого поколения, увлекающегося историей живописи. Наше же поколение, буквально жило в нём, а потому, становится вполне понятным, что встреча с чем-то новым и экстраординарным, являлась для нас поистине настоящим «глотком свежего воздуха». Оно будоражило воображение, заставляя взглянуть на существующий мир несколько по иному, по-новому, подталкивая молодого человека к различного рода размышлениям и вытаскивая его из заскорузлых тисков повседневной обыденности, избитых идеологических штампов и навязанных стереотипов.

Свой первый подобный шок я испытаю, впервые попав в кафе «Сузорье», где Наташа и Андрей предстанут одними из главных действующих лиц, представляя свой цикл художественных программ, посвящённых живописи и сопровождая его демонстрацией изумительных и оригинальных (по тем временам) слайдов. Это было нечто невообразимое для меня. Следует отметить, что попасть в это элитное кафе было делом не из лёгких. Благодаря творческому энтузиазму моих новых друзей, «Сузорье» пользовалось среди местной молодёжи не меньшей репутацией в Минске, чем, скажем, кафе «Сайгон» в Ленинграде, где собиралась творческая интеллигенция, богемная элита и прогрессивная молодёжь. Это было престижно. Ну, во-первых, потому, что выглядело как альтернатива существующему коммунистическому режиму и граничило с чем-то идеологически запретным, если не сказать более.

Именно, благодаря Андрею, для меня откроется новый, неведомый мне ранее, удивительный мир живописи и красок. И это при том, что мой друг вовсе не считает себя искусствоведом. Это его хобби. Филокартия – одно из любимейших его увлечений. Можно сказать, это – его страсть, его болезнь, словом, это – на всю жизнь.

Вряд ли я ошибусь, высказав предположение, что его коллекции открыток вполне могли бы позавидовать очень многие настоящие специалисты и искусствоведы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.