Карта сексуальности

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Карта сексуальности

Во время подготовки «Толкования сновидений» к печати в голове Фрейда бурлили идеи, связанные с сексуальностью. «Как это ни странно, все происходит на самом нижнем этаже», – писал он Флиссу в октябре 1899 года. «Теория сексуальности, – пророчески прибавлял Фрейд, – может стать следующей после книги о снах». Жизнь казалась унылой, однако он неуклонно, хотя и медленно, размышлял над этой преемницей. В январе следующего года Фрейд уже сообщил, что «собирает данные для теории сексуальности и ждет, пока накопленный материал не воспламенится от внезапно возникшей искры». Ему пришлось немного задержаться. «В нестоящее время, – говорится в его февральском письме 1900 года, – удача покинула меня; я больше не нахожу ничего полезного».

Разрабатывая общую теорию сексуальности, Фрейд следовал по тому пути, который как нельзя лучше соответствовал его складу ума, был ему практически необходим: признания пациентов, более или менее туманные, самоанализ и почерпнутое из литературы перемешивались в его мозгу в поисках согласия. Основатель психоанализа никогда не удовлетворялся только наблюдениями; он ощущал непреодолимое желание встроить их в упорядоченную схему. Временами он совершал стремительные набеги на неисследованную территорию с чрезвычайно скудного плацдарма фактов, но затем отступал, что было разумно, и ждал их подкрепления. Фрейд доверял своему подсознанию. «Что касается моей работы, – сообщал он Флиссу в ноябре 1900 года, – то я не могу сказать, что она вновь остановилась. На скрытом уровне дела, возможно, обстоят неплохо, однако время пожинать плоды явно не наступило». Не нащупав связей, он пребывал в неустойчивом, возбужденном состоянии, едва сдерживая себя при помощи воспитанного с таким трудом терпения. Облегчение приносило лишь ощущение найденного решения.

В отношении «Трех очерков по теории сексуальности» это облегчение пришло только в 1906 году. Подобно другим фундаментальным теоретическим положениям Фрейда, его теория либидо развивалась медленно. На каждом шагу этого пути консервативный буржуа Фрейд был вынужден сражаться с конкистадором Фрейдом. Для самого основателя психоанализа предположения относительно полового влечения были чуть менее скандальными, чем для большинства его читателей. Почему он «забыл» замечания Шарко, Брейера и Хробака о непременном присутствии «гениталий» в нервных заболеваниях? Каждый случай такой забывчивости, как подробно задокументировал сам Фрейд в «Психопатологии обыденной жизни», свидетельствует о сопротивлении.

Но Фрейд преодолел это сопротивление раньше и в более полной мере, чем большинство врачей или образованной, готовой воспринимать разного рода информацию публики. В деликатной сфере сексуальности он гордился своим иконоборчеством, своей способностью ниспровергать добродетели среднего класса. В письме выдающемуся американскому неврологу Джеймсу Джексону Патнему Фрейд признавал себя реформатором только в этой области. «Половая мораль – как определяет ее общество, и в самой жесткой форме американское, – представляется мне достойной глубочайшего презрения. Я выступаю за неизмеримо более свободную половую жизнь». Фрейд сделал это решительное заявление в 1915-м, но десятью годами раньше, отвечая на вопросы анкеты о реформе закона о разводах в Австро-Венгерской империи – для католиков развод был не разрешен, только узаконенное раздельное жительство супругов, – он выступал за предоставление большей степени сексуальной свободы, осуждал нерасторжимость брака как противоречащую важным этическим и гигиеническим принципам и психологическому опыту, прибавляя, что большинство врачей серьезно недооценивают мощное половое влечение – либидо.

Отношение Фрейда к этому влечению, а также к его влиянию на жизнь как психически здоровых людей, так и невротиков, разумеется, восходит к началу 90-х годов XIX столетия. Он подтверждал это отношение в многочисленных статьях. Даже отказ осенью 1897 года от теории совращения не заставил основателя психоанализа отступить со своих позиций. Наоборот, он позволил Фрейду проследить сексуальные желания и разочарования до детских фантазий. Переживания от эдипова комплекса, еще одного открытия того периода, были, что характерно, эротическими переживаниями.

Зигмунд Фрейд напомнил миру о том, что тот не желал слышать, но он был не единственным и не первым, кто признал силу сексуальности. На самом деле викторианцы, несмотря на свою обычную осторожность, проявляли гораздо меньше ханжества в отношении эротики, чем утверждали их критики, к числу которых принадлежал и Фрейд. Но пальма первенства принадлежала сексологам. Крафт-Эбинг опубликовал свою работу «Половая психопатия» еще в 1886-м. Он выбрал для нее понятное лишь посвященным название и самые щекотливые подробности облек в латынь[79], но книга тем не менее не только мгновенно стала классикой научного исследования извращений – она имела успех у публики. Эта работа Крафт-Эбинга, постоянно исправлявшаяся и дополнявшаяся, открыла новую область для серьезных медицинских исследований. Все специалисты, включая Фрейда, были многим ей обязаны. В конце 90-х годов XIX века «Половая психопатия» была дополнена работами Хэвлока Эллиса, английского врача, стоявшего у истоков сексологии как научной дисциплины, смелого энтузиаста, не связанного никакими ограничениям и даже чрезмерно многословного собирателя знаменитых историй об отклонениях в сексуальном поведении. К 1905 году, когда была издана работа Фрейда «Три очерка по теории сексуальности», небольшая группа сексологов начала публиковать монографии и юридические обоснования на эротические темы, которые до сих пор ограничивались мужскими шутками, порнографическими романами и статьями в псевдонаучных журналах.

В «Трех очерках» Фрейд отдал должное этой литературе. На первой странице книги он ссылается на «известные публикации», называя не менее девяти имен, от таких первопроходцев, как Крафт-Эбинг и Хэвлок Эллис, до Ивана Блоха, немецкого дерматолога, венеролога и сексолога, ярого сторонника евгеники, и Магнуса Хиршфельда, тоже немецкого сексолога, исследователя человеческой сексуальности, в частности гомосексуальности, и защитника прав сексуальных меньшинств. К этому списку Фрейд мог бы прибавить и других. Некоторые из этих специалистов по эротике занимали особенно активную позицию, выступая за более терпимое отношение к тому, что все называли половыми извращениями. Но даже эти пропагандисты гомосексуальных утех не были свободны от претензий на объективность исследований. Фрейд, не разделявший сексуальных предпочтений издателя, тем не менее считал журнал Хиршфельда «Ежегодник промежуточных сексуальных ступеней» весьма полезным. Наиболее откровенные среди сексологов, такие как Хэвлок Эллис, подвергались опасности судебного преследования, но издаваемая ими литература значительно расширила область обсуждаемого. Они поднимали перед врачами и читающей публикой в целом такие секретные вопросы, как гомосексуальность.

Несмотря на столь вдохновляющую компанию, Фрейду потребовалось несколько лет, чтобы полностью признать детскую сексуальность, фундаментальную идею, без которой его теория полового влечения оставалась далеко не полной. До Фрейда Флисс и некоторые другие исследователи уже выдвигали предположения о раннем «происхождении» половой жизни. Еще в 1845 году в статье о борделях малоизвестного провинциального немецкого врача Адольфа Патце в одном из примечаний было отмечено, что «половое влечение уже проявляется у маленьких детей – шести-, четырех– и даже трехлетних, а в 1867-м гораздо более известный английский психиатр Генри Модсли высмеял представление о том, что инстинкт продолжения рода не дает о себе знать до полового созревания. Он обнаружил частые проявления его существования в детстве, как у животных, так и у людей, без осознания цели или намерения слепого импульса. «Тот, кто утверждает обратное, – решительно прибавил Модсли, – должно быть, почти не обращал внимания на игры молодых животных и, наверное, странным образом или лицемерно забыл события собственного детства». Нет никаких свидетельств, что Фрейд был знаком с брошюрой Патце, но он знал о работе Модсли, и с середины 90-х начал обдумывать идею детской сексуальности, пока еще осторожно. В 1899 году в «Толковании сновидений» он бесстрастно вскользь замечает, что мы считаем «детство счастливым, потому что ему неведомы пока еще сексуальные страсти». Эта фраза служит убедительным свидетельством стойкости общепринятого мнения, или его остатков, даже у такого бесстрашного исследователя, как Фрейд[80]. Однако в той же книге, в первом опубликованном упоминании эдипова комплекса, он продемонстрировал свою убежденность, что дети тоже наделены сексуальными чувствами. В «Трех очерках по теории сексуальности» основатель психоанализа уже не сомневался в этом. Именно второй очерк, «Инфантильная сексуальность», образует ядро книги.

Иногда Фрейд выглядит слишком скромным в своих оценках «Трех очерков». Он не знал, как определить истинную ценность книги. Так, в 1914 году в предисловии к третьему изданию Зигмунд Фрейд предостерегал читателей против неоправданных ожиданий: на этих страницах невозможно найти полную теорию сексуальности. Показательно, что первый из трех связанных дуг с другом очерков посвящен не громадному царству «нормальной» эротики, а более ограниченной области «сексуальных отклонений». Но постепенно, по мере того как выходили новые издания книги, Фрейд обнаружил, что «Три очерка» и содержащиеся в них теории можно применять в качестве стратегического оружия для защиты психоанализа от очернителей. Он использовал эту работу как лакмусовую бумажку, отделяющую тех, кто действительно принимал его теорию полового влечения, от тех, кто не желал признавать за сексуальностью ту важную роль, которую придавал ей Фрейд, или тех, кто благоразумно старался держаться подальше от его скандальных идей. В любом случае читатели требовали от «Трех очерков» больше, чем автор готов был дать. Книга Фрейда о сексе, в последующих изданиях которой открывался еще более широкий взгляд на связанные с половым влечением желания и их разнообразную судьбу, неразрывно связана с работой о сновидениях и не уступает ей если не по объему, то по значению. Временами сам Фрейд приходил к такому же выводу. «Сопротивление детской сексуальности, – писал он в 1908 году Карлу Абрахаму, своему сотруднику, которого называл лучшим учеником, – укрепляет меня во мнении, что три очерка – это достижение, сравнимое по ценности с «Толкованием сновидений».

Первый очерк, примечательный не только сдержанным, бесстрастным тоном, но и широтой, без ухмылок и жалоб демонстрирует самую разнообразную коллекцию эротических предпочтений и склонностей: гермафродитизм, гомосексуальность, педофилия, содомия, фетишизм, эксгибиционизм, садизм, мазохизм, копрофилия, некрофилия. Иногда кажется, что Фрейд придерживается общепринятой, критической точки зрения, однако осуждение ни в коем случае не входило в его намерения. Перечислив то, что он называл самыми отвратительными перверсиями, Фрейд описывает их нейтральным тоном, даже одобрительно; здесь «совершается определенная душевная работа», у которой, «несмотря на ее ужасный результат, нельзя отнять значения идеализации влечения». И действительно, «всемогущество любви нигде, пожалуй, не проявляется так сильно, как в этих ее заблуждениях».

Цель Фрейда при составлении перечня заключалась в том, чтобы навести порядок в обескураживающем разнообразии эротических удовольствий. Он разделил их на две группы – отклонения от нормального сексуального объекта и отклонения от нормальной сексуальной цели, а затем встроил их в спектр приемлемого поведения человека. Как уже часто бывало, Фрейд предположил, что своими отклонениями в сексуальной жизни невротики проливают свет на более общие явления. Здесь с удивительной ясностью видна еще одна его попытка на основе клинических материалов нарисовать картину общей психологии. Психоанализ открывает, что «неврозы во всех своих формах сплошными рядами постепенно переходят в здоровье». Фрейд приводит слова немецкого психолога Пауля Юлиуса Мебиуса, который говорил, что все мы немного истеричны. Все люди в основе своей перверсивны; невротики, симптомы которых образуют нечто вроде негативных аналогов перверсии, лишь демонстрируют эту универсальную, изначальную предрасположенность более выраженно, чем «нормальные» люди. Симптомы невроза «отражают сексуальное поведение больных». Таким образом, для Фрейда невроз не странное, экзотическое заболевание, а, скорее, слишком распространенное последствие незавершенного развития, то есть неразрешенных конфликтов детства. Невроз – это состояние, в котором больной вернулся к давним столкновениям. Другими словами, он пытается завершить незаконченное дело. С этой формулировкой Фрейд подошел к самому деликатному предмету – детской сексуальности.

Психоанализ – это эволюционная психология, которая сама претерпела серьезные эволюционные изменения. Зигмунд Фрейд предложил окончательную теорию психологического развития, ее фаз, ее доминантных конфликтов только в 20-х годах прошлого столетия, и в этом ему существенно помогли более молодые психоаналитики, такие как Карл Абрахам. Первое издание «Трех очерков» Фрейда все еще представляло собой описание сексуальной истории человека. Лишь в 1914 году он добавил главу о сексуальной организации. Тем не менее в первом издании Фрейд нашел место для обсуждения эрогенных зон, тех частей тела – в частности, рта, ануса и гениталий, – которые в процессе развития становятся средоточием сексуального удовлетворения. В 1905-м он также говорил о составных мотивах. Для теории Фрейда с самого начала было важно, что сексуальность не является простой, унитарной биологической силой, которая полностью сформированной появляется при рождении или впервые просыпается во время полового созревания.

Соответственно, в очерке об инфантильной сексуальности Зигмунд Фрейд проводит связь от волнений раннего детства к волнениям взрослой жизни через относительно спокойные годы – период латентности. Не заявляя напрямую о своем первенстве в этом открытии, Фрейд с удовлетворением указывал на то значение, которое он придавал проявлениям сексуальных желаний в детстве. Признавая, что в литературе встречаются «случайные замечания о преждевременных проявлениях сексуальности у маленьких детей», например об эрекции, мастурбации и даже о напоминающих коитус попытках, основатель психоанализа в то же время отмечал, что раньше о них писали только как о курьезах или об отталкивающих примерах ранней испорченности. Никто до него, с гордостью отмечал Фрейд, не имел четкого представления о закономерностях «сексуального влечения в детстве». Чтобы заполнить этот пробел, он написал второй из трех очерков о сексуальности.

Практически универсальную неспособность распознать сексуальное поведение детей Фрейд приписывал ханжеству и понятиям о пристойности, но не только им. Латентный период приблизительно с пяти лет до полового созревания, эта фаза развития, во время которой дети делают громадный интеллектуальный и нравственный рывок, отодвигает выражение детской сексуальности на задний план. Более того, необъяснимая амнезия закрывает годы раннего детства, словно толстое одеяло; общепринятое мнение, что сексуальная жизнь начинается в период полового созревания, нашло желанное подтверждение в необъективных свидетельствах страдающих амнезией. Однако Фрейд, что было характерно для него, направил свое научное любопытство на очевидное. Об этой универсальной амнезии было известно давно, но никому не приходило в голову ее исследовать. Такая необыкновенно эффективная забывчивость стирает, утверждал он, детские эротические переживания – вместе с остальными событиями первых лет жизни.

Фрейд не поддерживал абсурдное утверждение, что детская сексуальность проявляется точно так же, как сексуальность у взрослых людей. Ни физическое, ни психологическое состояние ребенка этого не позволяют. Наоборот, детские сексуальные ощущения и желания принимают самые разнообразные формы, не обязательно явно эротические: сосание пальца и другие проявления аутоэротизма, сдерживание фекальных масс, соперничество с братьями и сестрами, мастурбация. В этой последней разновидности игры уже участвуют гениталии маленьких мальчиков и девочек. «Среди эрогенных зон детского тела имеется одна, которая, несомненно, не играет первую роль и не может также быть носительницей самых ранних сексуальных побуждений, но которой уготована важная роль в будущем». Фрейд имеет в виду, разумеется, пенис и вагину. «Сексуальные проявления этой эрогенной зоны, относящейся к действительным половым органам, образуют начало более поздней «нормальной» половой жизни». Показательны кавычки у слова «нормальной»: целям сексуального удовлетворения может служит любая часть тела, любой мыслимый объект. Какое бы то ни было насилие в детстве, будь то соблазнение или изнасилование, стимулирует то, что Фрейд аккуратно называет «полиморфно извращенной» наклонностью ребенка, однако «предрасположенность» к такому извращению является врожденной. То, что все привыкли называть нормальным сексуальным поведением, на самом деле лишь конечный пункт долгого, зачастую прерывистого пути, цели которого многие люди не достигают никогда, а еще больше тех, кто достигает ее редко. Достижение – это половое влечение в его зрелой форме.

Годы полового созревания и подростковый период, которым Фрейд посвятил последний из трех очерков, являются очень важным временем испытаний. Они консолидируют сексуальную идентичность, возрождают давно забытые эдиповы привязанности, устанавливают доминирующее положение гениталий для получения сексуального удовлетворения. Это главенство тем не менее не дает гениталиям эксклюзивной роли в сексуальной жизни. Эрогенные зоны, с успехом использовавшиеся в детском возрасте, продолжают доставлять удовольствие, хотя низведены до источников «предварительного удовольствия», поддерживающего и усиливающего «конечное удовольствие». Следует заметить, что для Фрейда это конечное удовольствие содержит новые переживания, которые возникают только с приходом полового созревания. Он всегда подчеркивал долговременные последствия и диагностическое значение детства, однако никогда не отрицал опыт, с которым мужчины и женщины сталкиваются во взрослой жизни. Дело в том, что, как Фрейд однажды выразился, взрослые красноречиво защищают себя, и пришло время психологу действовать как адвокату детства, которое до сих пор надменно игнорировали.

Первое издание «Трех очерков по теории сексуальности» представляло собой тонкую книгу объемом чуть больше 80 страниц – небольшую, как ручная граната, и такую же взрывоопасную. В 1925 году, когда вышло шестое издание, последнее при жизни Фрейда, работа разрослась до 120 страниц. Впрочем, остались и некоторые загадки, ответ на которые так и не был предложен: определение удовольствия, фундаментальная природа желаний и самого сексуального возбуждения. Тем не менее синтез Фрейда кое-что прояснил. Отодвинув происхождение сексуальных переживаний в годы раннего детства, он смог объяснить, исключительно на природной и психологической основе, появление таких мощных эмоциональных тормозов, как стыд и отвращение, норм в области вкуса и морали, таких проявлений культуры, как искусство и научные исследования – включая психоанализ. Кроме того, его теория обнажила корни «взрослой» любви. В мире, который описал Зигмунд Фрейд, все связано: даже шутки и их эстетические последствия, а также «предварительные удовольствия», которые они генерируют, несут на себе печать сексуальных желаний во всех их проявлениях.

Великодушное отношение Фрейда к либидо делало его демократом от психологии. Поскольку эротическая жизнь общая для всех людей, все мужчины и женщины являются братьями и сестрами, несмотря на культурные различия. Радикалы упрекали основателя психоанализа за то, что сами называли генитальной идеологией, а также за то, что он говорил о гетеросексуальном половом сношении взрослого человека с нежно любимой партнершей и предварительных ласках как об идеале, к которому должны стремиться люди. Но поскольку Фрейд не связывал эту идею с моногамией, для той эпохи подобные взгляды считались в высшей степени подрывными. Не менее провокационно выглядело его снисходительное, нейтральное отношение к перверсиям, поскольку он был убежден, что фиксация на первых сексуальных объектах, которую человек не перерос, будь то фетишизм или гомосексуальность, не преступление, не грех, не болезнь, не разновидность безумия и не симптом деградации. Это звучало очень современно, очень смело – другими словами, чрезвычайно антибуржуазно.

Тем не менее стоит подчеркнуть, что Зигмунд Фрейд не был пансексуалистом. Он решительно отвергал этот эпитет, но не потому, что втайне являлся пристрастным почитателем либидо, – просто считал, что его клеветники ошибались. В 1920 году в предисловии к четвертому изданию «Трех очерков» Фрейд не без мрачного удовлетворения напомнил читателям, что не он, а немецкий философ Артур Шопенгауэр, бунтарь и отщепенец, уже давно показал людям, насколько их действия и желания предопределяются сексуальными стремлениями. Об этом факте из истории культуры предпочли забыть те критики, которые настаивали, что психоанализ объясняет все сексуальностью. «Да позволено будет напомнить всем тем, кто с высоты своей точки зрения с презрением смотрит на психоанализ, как близко расширенная сексуальность психоанализа смыкается с эросом божественного Платона». Когда Фрейду было удобно, он – позитивист и принципиальный противник метафизики – не гнушался объявить философа своим интеллектуальным предшественником.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.