Разор
Разор
Необозримые и прекрасные сибирские просторы донесли до наших дней гениальные творения далеких, часто безызвестных мастеров, которые стали превращаться в разрушительное месиво.
Градообразующий комбинат – построенный, многократно увеличенный, доведенный до технологического совершенства, выпускавший более 200 наименований товаров для народа несколькими поколениями – стремительно уменьшался.
Виталий Сергеевич надеялся, что правители опомнятся от непотребной, срамной потехи гробить то, что создает материальные ценности. Но все большее число людей с разнообразным проявлением усердия, изощренности и пробуждением самых низменных чувств, привлекает это занятие.
Когда продавшиеся средства массовой информации начали травить элиту социалистической промышленности – руководителей заводов, кто всеми силами старался сохранить предприятия, называли их «Красными директорами» – А.В. Карпин возмущался: «Какой же я красный, я полностью перестроился!».
Многие здания и виды оборудования требуют ремонта, обращения к Главному директору за деньгами оставались без ответа. Но, приезжая из какой-нибудь заграницы, он со знанием дела, с чувством выполненного долга демагогически заявлял:
– Время неслучайно придирчиво отбирает, сохраняет самое ценное и передает в наследство.
В чье наследство обычно умалчивал и уводил своим многоликим, многообразным словоблудием.
Из предыдущей поездки в США он привез фото Б.Клинтона с царственной надписью президента, надо думать за выдающиеся заслуги по разрушению уникального оборонного предприятия.
Сегодня он собрал после вояжа в Испанию и хвалится огромной черной папкой с надписью: «За успешное экономическое выживание и развитие».
– Вот смехота-то, развились мы… – шепчет на ухо Виталию Андрей Бритвин.
– Великолепно работающее предприятие выпускало двести наименований товаров для народа и промышленности, на третью часть разграблено, а выпуск продукции снижен в семь раз.
– Испанцы вручают американские награды, – продолжил Андрей, – чтобы была официальная возможность вмешиваться в нашу деятельность, обучать директоров для осуществления уничтожения экономики стран СНГ, так чтобы она не смогла подняться никогда, – закончил, используя разговор Главного директора по телефону.
Положив трубку, он хвалебно продолжил:
– Сто три организации привлечены к обучению зарубежных делегаций, визит которых финансируется федеральными фондами США. Каждый год ими проводится более трех тысяч встреч. Только наших прошло обучение более шести тысяч.
Снова зазвонил телефон, слева от Виталия Альберт Королев прогудел:
– Вот какая армия разрушителей подготовлена, и один из них передает эти познания, свободно расхаживая по кабинету, рассыпая угрозы и оскорбления.
Пробивая воздух пальцем, Главный директор обратился к начальнику юридического отдела:
– Учись работать у Роберта Джонстоуна, автора американского бестселлера «Как делать бизнес в России», удостоенного этой же награды.
А Виталию Сергеевичу, в резкой форме:
– Твоя перспектива – как можно больше делать товарного коллоксилина и лаковой продукции хотя бы для потребностей края, но как можно с меньшим количеством людей. Не справишься – выгоню.
Хамство становилось приоритетным. По сути это был ответ на его служебные письма. Всем категорически объявил:
– Плохо работаете, ни у кого еще не было ни одного инфаркта.
Вот оно, перерождение от социалистической системы жизни к капиталистической системе выживания.
В курилке Альберт гудел:
– Вот и результат обучения наших бизнесменов и директоров бывших орденоносных советских предприятий. Объединенные идеей оказаться в первых рядах разрушителей и получить за это какую-нибудь безделушку какого-нибудь американского клуба, да еще хвалиться своими «достижениями».
Глубоко затянувшись, продолжил:
– Все предприятия стран бывшего Союза, награжденные каким-нибудь символом американских олигархов, как правило, влачат жалкое существование или погибли вместе со своими директорами. Об этом сенатор Хауэл Хефлин хвастливо и радостно докладывал президенту Клинтону.
Бросил со злостью в урну окурок.
– Наши дурачки, как бомжи, копаются в мусорной свалке их технологий и оборудования, просят денег на закупку, хотя поездками своими давно оплатили, угробив все передовое свое.
Это новое явление для России в американской политике обыденная реальность, или реальная перспектива для наших предприятий – сделать бомжами всю страну.
В тягостном настроении покидали курилку участники этой оперативки.
Бомжи, бродяжки, люди, питающиеся отходами мусорных ящиков, аномальное состояние выброшенного из общества изгоя. С пяти утра они тормошат чьи-то семейные отходы и их все больше и больше. Прохожий с отвращением смотрит на этих, откуда-то взявшихся потерянных для общества своих детей и для себя людей.
Не сами по себе они опустились и повели паразитический образ жизни.
Сегодня перед бывшим советским человеком остро встает вопрос: как сохранить себя? Как приспособиться к изменяющимся социальным условиям? При этом не поддаться деградации и не озвереть. Чтобы в беспощадном мире, как при нещадно жгучем солнце, не активизировался мутационный отрицательный процесс и не воздействовал на наследственность.
Появившееся новое состояние человека – безработица, бездеятельность, которая ведет к одряхлению ума и мышц, существует в трех понятиях.
Человек имеет все, чтобы трудиться, но не имеет возможности работать – негде.
Имеет возможность работать, но не имеет возможности получать заработанное – не платят.
Не хочет, не умеет работать и не желает учиться – тунеядец. Эта категория клопов, как правило, сидит на чьей-то шее.
Постоянно растущая дороговизна предметов первой необходимости, коммунальных услуг и продуктов питания, наводнившие страну мошенники, освоившие сто способов выживания из собственных квартир и выуживание денег из чужих кошельков, проникший везде криминал выталкивают на улицу все больше порядочных людей.
И это неуважение к рабочему человеку разгорается в сжигающее пламя невежества, утрату личности и человеческого образа. А там – потеря интереса к жизни, пьянство с утратой духовного облика и смерть в расцвете лет. Интенсивно сжигают самогоном и самопальной водкой свои последние годы – деды, а внуки с остервенением уничтожают табаком и наркотой еще не начавшуюся жизнь.
К тому же, сеть государственных учреждений культуры прекратила существование и негде отвлечься от навалившегося на душу камня. Рабочие клубы превратили в магазины или в ночные учреждения разврата. И коммерческие тусовки не по карману или требуют активного участия в потреблении и распространении наркоты. Квалифицированные специалисты культуры заменяются шарлатанами от культуры, для которых главное – деньги через разврат, или разврат через деньги.
Уместно напомнить. Берлин еще не повержен и советский солдат не расписался на рейхстаге, а в Ленинграде, только что отошедшем от горя и страданий блокады, открывается школа профсоюзных кадров. И учат там: начальников пионерских лагерей, председателей правления Дворцов культуры и клубов, детских работников завкомов и клубных учреждений, библиотекарей. Начинаются летние детские массовые оздоровительные мероприятия.
К началу победного года, когда еще было «все для фронта, все для победы», оборонной промышленностью помимо восстановления было построено 93 детских сада, 26 яслей, чтобы не было безнадзорности, 9 поликлиник, 16 столовых, 15 бань-прачечных, чтобы не вспыхнули болезни, 6 школ, 4 клуба и более 480 тысяч квартир. Вот она – наглядная забота о людях.
Сразу после Победы восстанавливается спортивное общество «Зенит», и баталии перешли на поля стадионов и спортивные залы.
Да простит меня читатель, назову еще два послевоенных года: 1948 – промышленность вооружения, перешедшая на мирные рельсы, начала работать с прибылью, без дотаций, 1949 – Всесоюзный смотр учреждений культуры и задачи по улучшению культурно-массовой и спортивной работы.
Представьте, это когда еще ныли раны, и земля не успела перестать стонать.
В дальнейшем мы привыкли к регулярным смотрам, конкурсам, фестивалям, различным спортивным состязаниям. Это давало бесплатный прекрасный отдых, необычайную широту взглядов и определенные ценностные ориентиры. Вырабатывались безупречные общенародные нормы и самоограничивались личные вкусы.
На этих широких и твердых принципах строилась защита национальной общности русского с другими народами.
А достопримечательности нынешнего времени:
Ежегодно в городской службе занятости регистрируется пять тысяч безработных, каждый пятый из них с высшим образованием. Можно предположить: после длительных хождений по частным организациям и оскорбительных отказов – каково у них человеческое отношение к миру.
Магазины и рынки завалены низкосортным китайским и другим ширпотребом, а свое все гробим – плодим бродяг и побирушек.
Сегодня бродяжничество представляет реальную угрозу: источники инфекций, как крысы, воровство – что низко находится, вандализм на кладбищах, в парках – и некому помочь вернуться к нормальной жизни.
Любое государство существует для трех основных целей: сохранить свою территорию и ее богатства, создать достойную жизнь всем гражданам, обеспечить защиту людей, проживающих в государстве и их имущества. Если хоть одна цель не выполняется, то власть этого государства преступна.
Частицей мира был, есть и остается человек. Он может эти три условия сохранить, объединившись вокруг идеи и воплощая ее. А это тот мотор, который раскручивает маховик человеческого поведения. Но идея без самомотивации еще незаведенный мотор.
Русский человек всегда обладал удивительной возможностью приспосабливаться к жизни, отвечать на ее запросы, оказывать влияние на общественное устройство. Но сейчас квалифицированно внедренное чувство ненависти к себе и своему прошлому вырвало гордость, как здоровый зуб и ходит он с разинутым ртом и больной челюстью.
С жалостью и пониманием относился Виталий Сергеевич к этим людям. Наседал на него Гл. директор и его отделы, выдавливая работающих на улицу. Он искал пути загрузки, обеспечения средствами и материалами.
Идет полным ходом отделка здания второй очереди, где планируется промышленное выращивание рыбы. Загрузили под завязку бригаду слесарей по изготовлению памятников, оградок, железных дверей и решеток – это результат реформ человеческих отношений.
Но цех от этого имеет мало, покупатели деньги платят в заводскую кассу, и они растворяются в общеденежной массе.
После каждой директорской оперативки Виталий Сергеевич обходил все здания, отвечал на вопросы и ставил задачи непосредственно на месте.
На сей раз, миновав участок лаков и эмалей, он вызвал В.А.Новикова к себе. Долго обсуждали пути увеличения выпуска лаковой продукции, разработали график, составили развернутый план обеспечения и выполнения всех его пунктов.
Крутил Виталий Сергеевич вокруг главного вопроса, думал, как к нему подступиться. И, как бы между прочим, спросил:
– Трудно ли оформить кооператив на производстве?
Тот остановил непонимающий взгляд. Только что прихлопнул его кооператив, а сейчас спрашивает.
– Если подпишет директор, то не трудно.
И спросил тут же:
– На чем ты его хочешь организовать?
Виталий помолчал.
– Он уже работает, только надо, чтобы деньги в цех шли, а директор наверняка не подпишет, – задумчиво ответил.
– Директор часто в отъездах, подсунь заму, – подсказал Славка, – а может через Меркулова.
– Он уже не работает, организовал собственный торговый дом, взял в аренду гостиницу и разворачивается на широкую спекулятивную ногу, – разъяснил Виталий.
Разговор заканчивался ничем, но зашел механик цеха С.В.Антипин с подписями требований на материалы. Виталий внимательно посмотрел количество листового материала, уголка и спросил:
– Степан Васильевич, можно ли эти позиции увеличить в пять раз?
Механик недоуменно вытаращил глаза. Обычно прижимистый начальник не давал свободы: уж сильно на металл росли цены.
– Смотря на что, смотря куда. Мне нужно обосновать в отделе главного механика, отделе снабжения, – решил покуражиться Степан Васильевич.
И тут Виталий бухнул:
– Я предлагаю вам с Вячеславом Анатольевичем оформить кооператив по изготовлению бронированных дверей, отделяющих людей друг от друга, блокированию окон и балконов решетками от посягательств воров и бездельников.
С улыбкой добавил:
– Вот какое мудреное название я придумал, за это прошу считать меня членом кооператива.
Загалдели его коллеги, перебивая предложениями один другого. Остановились на том, что Новиков уже был на слуху как председатель кооператива, пусть оформляет новый, ищет сбыт. Антипин обеспечивает материалами, изготавливает и устанавливает на месте. Деньги принимает инженер техбюро, заслуженный ветеран, председатель цехкома профсоюза Марина Софиевна Хамидулина. А я осуществляю контроль, учет денег и их распределение на нужды цеха.
– Эти копейки делить на весь цех! – возмутился Славка.
– Этого мало для сохранения хороших людей, ищите дополнительные работы, чтобы не плодить безработицу и не видеть измученные лица голодных детей.
Ребенок за простой игрой проникает в тайну родительского ремесла, запаха его труда. Что готовило ему надвигающееся темной, холодной скалой время?
* * *
История творится великими подвигами лучших представителей народа и предательством «иудиных детей».
Плуты и пакостники наводнили многие средства информации и через них сливают в публику свои нечистоты. В темноте беспредела паукообразные наплели всевозможные экономические паутины и как мух вылавливают неосведомленных и доверчивых.
Раскол общества на две идеологии – буржуазную и социалистическую, – на два вида существования – бедных, богатых и сверхбогатых потянуло правящий режим на создание буржуазии, как класса. Потребовались новые действия, обогащающие одних, за счет обеднения других. Богатый опыт капиталистических акул в полной мере использовался на всем бывшем Советском пространстве.
Массовое бесконтрольное создание коммерческих банков, всевозможных финансовых пирамид, в очередной раз помутили разум и сознание беднеющего народа.
Баснословные обещания разбогатеть на халяву заманивали, как пчелку на нектар, поверившего обывателя. Он ринулся, чтобы не опоздать.
Эх сила ты русская, сила молодецкая, вдруг стала никому не нужна. Ум чужеземца унизил тебя, обрек на неудачи и многие испытания. В отчаянии ты мечешься от одного обещалкина к другому многообещалкину, все более страдая от их обмана и мошенничества. И не важно, свой он или чужой, потому что они одинаково утопают в роскоши и жадности. Смута и разделение отняли смелость и решительность, превратили в свидетелей, простых созерцателей оскудения собственного дома и ослабления государства Российского.
Перед Куликовской битвой Мамай призвал: «Да будут пеплом града их веси и церкви христианские! Обогатимся русским золотом».
Современные мамаи, мастерски владея новыми технологиями обработки умов и проникновения в души сограждан, рекламными роликами погнали людей, как к болотному чудищу, в очередь сдавать: кто пенсию за два месяца, кто накопленные на похороны, были и спешно продававшие квартиру, уплотняясь с родственниками, в надежде на облюбованный загородный особняк убитого «нового русского».
И все это по простенькому, но универсальному принципу, как раньше было плохо и как хорошо сегодня. Вдалбливают, что «неудавшийся советский эксперимент» – это прошлое, а дикий капитализм – будущее. Но умалчивают, что от него с кровью ушли наши деды, в 1917 г., потому глухой стеной отделили нравственный и жизненный опыт старших от молодежи. А противостояние сознания отдельного человека массированному натиску правящих кругов и заинтересованных групп не выдержало, сломалось.
Хорошо спланированная акция по изыманию денег, когда законом стало беззаконие, еще один шаг на свою Голгофу – в сырьевой придаток и безусловное рабовладение. Ограблены оказались все, в том числе и те, кто грабит. Разбогатев, они потеряли духовный, моральный и эстетический облик, превратившись в бездушную машину потребления.
Сергей Маркин имел привычку по значимым семейным вопросам советоваться с отцом. Разумеется, не все его советы выполнял, но душу тешил, И сегодня, придя с работы, Виталий Сергеевич застал дома всю семью сына.
Разрумянившаяся от бабушкиных угощений Вероничка (дедово прозвище) воскликнула:
– Деда Виталий, деда Виталий!
Бросилась на шею. У нее был еще дед Валентин, и она каждого называла по имени. Валерия, как всегда, сдержанно поздоровалась:
– Здравствуйте, папа.
Пожаловалась на Сергея:
Давно звала, ему все некогда и некогда.
Пока женщины старались над праздничным столом, а приход этой молодой семьи был всегда праздник, мужчины на балконе радовались ползающей с колен на колени Вероникой.
И потекла беседа двух деловых мужчин. Юрий закурил, не зная чем заняться. Сергей сказал:
– На балконе плохая вентиляция, давай не будем курить при дочке.
– Разделением общества кончилось право большинства граждан на улучшение жилищных условий, – начал Сергей. – Строительство домов прекратилось. Башенные краны замерли, как одинокие верблюды в пустыне, даже жвачку не жуют. Некоторые разбирают и сдают в металлолом, хоть какая-то кому-то польза. Не ведется реконструкция и ремонт подземных коммуникаций и инженерных сооружений.
Наступило время купли-продажи стандартного советского жилья.
– Это жилье себя давно окупило, что его продавать, – удивленно развел руками отец. – И откуда оно берется, свободное-то?
– Мрут старики, не доживая свой век, ухудшают жилищные условия, перебираются в частные дома. Раньше семьи расширялись, постоянно улучшая жилищные условия, теперь сужаются, ухудшая их. Умирают от неуправляемой туберкулезной инфекции, потрясений, мрут от распространяющихся различных болезней. Молодежь гибнет в тихо ползущей войне.
В бюджете советской семьи на расходы по содержанию квартиры, коммунальных услуг уходило до трех процентов дохода одного члена семьи, сейчас до 22 процентов семейного бюджета. Стоимость киловатта электроэнергии увеличилась в 100 раз, – пояснил Сергей, – и будет постоянно увеличиваться. Готовность коммуналки к зиме официально на 70 процентов – фактически гораздо меньше. Значит более 30 процентов населения страны будет замерзать.
Виталий покачал головой и продолжил:
– Электростанции, построенные при Советах, тоже оправдали все расходы и предусматривалось снижение стоимости киловатта.
– Отказ от советской системы, то есть от новой цивилизации, дал скачок утери бедняками жилья, многие изгоняются не только из квартир, но и из жизни, – добавил Сергей и с сожалением продолжил:
– Бездомных насчитывается в два раза больше, чем бродячих собак, и встает вопрос об устройстве ночлежек.
Виталий вставил:
– При Советах мы о ночлежках знали только из книги Горького «На дне».
– Как только добьют советское здравоохранение, – продолжил Сергей, – процесс высвобождения квартир ускорится.
– Мы с Лерой подкапливали и хотели купить двухкомнатную, но пока Вероника маленькая, думаем положить их в «Востокстройбанк» под 700 процентов. Через год купим «Волгу», а дальше копить на квартиру.
– Меня – личным шофером, – наконец-то вставил Юрий.
Обычно кругозор его мыслей сводился к одной фразе «Ваше совковое общество».
Отец долго молчал.
– Получается, теплый кров из естественного права при коммунистах превращается в рыночный товар при демократах, – у них отказывает совесть! А рынок в виде продавца тепла и жилья прямо отказывает бедным людям в праве на жизнь.
Прижав Веронику к груди, подумав, продолжил:
– Цены на энергоносители завышены четырехкратно, но относительно выпускаемой продукции, уровня экономического состояния, относительно доходов населения, которые падают, они стремятся к шести-восьмикратному превышению платежей.
Сергей поддержал мысль отца:
– Уровень долларовых доходов на душу населения в России стал в пятнадцать раз ниже Канады или Франции, и год от года ухудшается. Разве это не массовое убийство? Чтобы прожить сутки, у них нужно 5 условных единиц, у нас пятнадцать, а в условиях Сибири – все 20.
– Никакого отношения эти захватчики к строительству теплоэнергетического комплекса не имеют. Не знают что такое ГОЭЛРО, когда в условиях разрухи после первой мировой и гражданской войн шла всеобщая электрификация России. Но, пользуясь безвластием, цены дуют и дуют, деньги гонят за границу и гонят.
Юрий боднул головой, что-то хотел выразить, но у него не получилось, и он занялся племянницей.
– Откуда может взять банк такие проценты, когда бездействуют все новые и новые предприятия, – перешел к разговору о вложении Виталий. – Это новая ловушка нам с тобой и очередное выколачивание денег, у кого они остались. А на тех заводах, которым еще как-то позволяют работать, не выплачивают по году зарплату, какая уж там перспектива развития на новой научной основе. Покажи, – обращаясь к Сергею, горячился отец, – куда этому десятку московских банков в Бийске вложить деньги и получить прибыль. Назови предприятие, которое продолжало бы напряженно работать!
Поник Сергей, переваривая отцовы слова. Он понимал: телевидение осознанно создает виртуальную реальность «коммерческой психологией», окончательно поражая здравомыслие. Плачущие от радости лица счастливчиков, купивших на проценты яхту, путевку на Канары и купающиеся в их красоте. Буйствует фабрика грез!
Виталий перебил мысли сына:
– У нас была самая стабильная внутригосударственная обстановка, самый устойчивый курс рубля. Мы, русские, занимали лидирующее место в мире, а делом чести и высшим долгом было служение Родине. В Советской армии всех называли «русский солдат».
Юрий съязвил:
– Жизнь, отданная людям.
Виталий со злостью:
– Сейчас все это превратили в труху и стало дрябло, рыхло и бесформенно. Отобрали веру, подрезали крылья и как лучше поступить – не знаю, отказывают мозги.
– Я бы на эти деньги сел, да в Сочи улетел, – вставил Юрий.
– И стоим в раздумье у перекрестка трех дорог, – перебил его Сергей.
– По любой пойдешь – в финансовую аферу попадешь. А где больше потеряешь?
И в сказочном тоне продолжил:
– Хитер Кощей и почти бессмертен, тонко чувствует Баба-Яга: «Здесь русским духом пахнет». А Соловей-разбойник борется с заплутавшим противонародными преобразованиями, свистя на повышенных децибелах.
И, переходя на серьезный тон:
– Так хочется укусить этот лакомый кусочек. Умом я понимаю, что-то не то, но душа и Лера склоняют: отнеси деньги и жди счастья с небес.
Виталий было прекративший разговор с возмущением продолжил:
– Творцы нового мирового порядка в составе 500 семей планеты намерены оставить на земле миллиард привилегированных жителей и миллиард для их обслуживания, остальные пять – должны быть уничтожены, эти им не нужны. В России они оставляют в десять раз меньше, чем сейчас. Этого количества, они считают, достаточно, чтобы растить для них экологически чистые продукты, добывать нефть, редкоземельные металлы и рубить леса.
Общеизвестно, что только 20 процентов людей имеют четкое представление о своих целях, желаниях и действиях их достижения. Остальные несутся по воле волн житейского моря.
Передохнул и резко закончил:
– Все аферные банки – это очередной этап обеднения людей и является ниточкой в их жирной стратегической линии.
Не надо искать мудрость где-то, она рядом.
Слова Виталия оказались пророческими.
Пришло время получать высокие проценты, и начались очереди с ночи. Во время войны за хлебом подобного не было. Слезы и инсульты, мольбы и маты: не о процентах стали ратовать вкладчики, а вернуть бы свои кровные.
Но их унесли с собой сбежавшие владельцы банков и их собратья финансовых пирамид. Вот она, дьявольская сила денег. Через них люди открываются для человеческой подлости, а «сребролюбцы» предаются плутовской «оргии обогащения».
Обыватель спрашивает: «Откуда столько автоиномарок?». На ваши деньги, на твои, милый читатель они куплены. На ваши кровные строятся загородные коттеджи и покупаются ими лучшие земли в лучших уголках мира.
Созданная экономическая система приступила к первому этапу уменьшения населения. Основанная на жестокой частнособственнической бесконтрольной эксплуатации, она обеспечивает выживание только 20 процентам населения.
Спокойный голос Людмилы Никитичны с вкусным запахом кухни вошел в разговор.
– Каждый, выглядывая из своей скорлупки, похлопывает веками безразличных глаз и думает: «Меня это не коснется». Но разве не их дочки, юные красавицы – проститутки, торгуют своим детородным органом? А чьи сыновья превратили в развалины гаражи, лодочные станции, подчиняясь чужой воле, рвут из ушей серьги у женщин. Миллионы граждан льют море слез, не находя ни помощи, ни сочувствия. Нередко и мы становимся на сторону жестокого агрессора.
Погладила Юрку по голове, заглянула в его безразличные глаза.
– В тюрьмах не хватает мест, это тоже чьи-то дети. В мучениях от болезней ликвидированных Советской властью, снова умирают миллионы.
На перечисление всех видов многочисленных истязаний, массовых убийств нет сил. Круглосуточно в наших квартирах с экранов телевизора рекой льется кровь, крики и стоны истерзанных, плач обманутых, неудавшиеся расследования полудурков следователей. Нас умышленно программируют на жестокость, не оставляя выбора. А наше сознание отключено и не способно к анализу.
Она махнула рукой и позвала к ужину.
Печально гребу мимо оголившихся скальных берегов, изъеденных черной оспой и подтиховей в лунный свет созерцаю, как тешится в дури бездельник.
* * *
Ранний, самый чистый сон прервал громкий тревожный звонок. Отрывая голову от сбившейся в комок подушки, прикладывая трубку к уху, Виталий подумал: «Что-то на работе стряслось».
Звонил В.В. Меркулов:
– Я с радостью так рано не тревожу, нас обокрали, – безразличным тоном сказал он, будто наступил на арбузную корку и поскользнулся. – Ночевали на даче, приехали: дверь взломана, в квартире – бедлам, нет видеоаппаратуры, шуб. Ирина проверяет чего еще нет, ждем опергруппу. Нужна железная дверь, решетки на окна и балкон, пришел бы да замерил.
– Зачем на третьем-то этаже решетки?
– Если начали специализироваться на квартирных кражах, то до любого доберутся. Только чтоб красиво. Оплату, как говорится, гарантируем.
– Сделаем, – в тон ему ответил Виталий. – Фирма веников не вяжет.
Рабочий день Виталий Сергеевич начал с обхода механической службы с механиком цеха. «Рабочее время, а не все слесаря переодеты в рабочую форму», – отметил про себя.
Собравшимся в мех. мастерской сказал так:
– Сейчас каждый утопающий спасает себя сам, не стало спасателей в виде общественных организаций, а воспитательные меры не в моде. Кто плохо относится к работе, тот тонет.
Говорил это Виталий Сергеевич, а хорошо знал, что остались самые надежные и высококвалифицированные специалисты.
– Гибнущие заводы от товарного коллоксилина отказываются. Сырья для лаковой продукции, тоже с гибнущих заводов, поступает все меньше и хуже качеством. Промышленная отправка краски в бочках прекратилась – никто не красит растаскиваемое оборудование и бездействующие корабли.
Прекратилась и расфасовка половой краски – встал тарный цех из-за отсутствия листового металла для баночек.
Передохнув, продолжил:
– Последняя надежда на двери, решетки, да памятники с оградками на могилки. Но на сколько хватит металла?
И с горечью выдавил из себя:
– Всем нужно искать новые объемы или работу. А Степану Васильевичу срочно дать мне новые эскизы на утверждение, улучшить эстетическую сторону своей продукции.
Зашел в кабинет – по радио идет передача: под стонущую музыку, под хохот с хорошей режиссурой издеваются над советским лозунгом «Планы – партии, планы – народа» и преподносят, будто все, что сейчас творится, это от Ленина идет.
Когда-то Владимир Ильич произнес знаменитые слова: «Есть такая партия!». Она-то и взяла власть и ответственность в измученной, разодранной, брошенной царем, обездоленной стране. И пошла жесточайшая борьба за все, чем дышим и живем. Интервенты, белые, зеленые 8 лет грабили и разоряли страну, но к 1926 году человек новой формации добился выпуска основных видов продукции уровня предвоенного года. А в деревню пошло сотни тысяч тракторов и погнал крестьянин кулаков – помещиков и начал организовывать коллективные хозяйства. Миром-то легче и трактор приобрести и зерна больше вырастить. Это не сегодняшняя насильственно-обманная приватизация, где та же вражья сила с сионистами, затесавшиеся в друзья, уничтожают русский народ и промышленность. Как тогда ссылали неугодных от имени советской власти и рушили святыни.
Сейчас с упоением и ненавистью мстят и разрушают, мстят и разрушают, нагло издеваются над всеми достижениями победившего народа, его славой и созидательным трудом. А мажут грязью люди, кто и жизнь-то видел в замочную скважину, идя по обочине активной деятельности.
Высмеивается всем доступный лозунг: «Народ и партия – едины».
«Где эта партия?» – спрашивает с циничной насмешкой голос.
– Предана верхушкой и вами! – Виталий выключил радио. – Везде одно и то же: ни телевизор дома включить, ни газету от отвращения взять.
Вошла Марина Софиевна, председатель цехкома, который пока действовал исключительно только ее усилиями. Положила перед ним текст для согласования на общекомбинатском протестном митинге.
Внимательно прочитал, прошел убористую страницу снизу вверх, впиваясь в отдельные абзацы.
– Экономические результаты и политическая направленность не дает надежды на нормальную жизнь. Работа на производственных участках замирает. Измученные хроническими неплатежами мизерной зарплаты работники подкармливаются скудными пайками, просто не позволяющими биологически существовать. Продолжается интенсивное разваливание еще работающих производств, наступает массовая безработица.
Виталий Сергеевич оторвался, поднял глаза и говорит:
– Мы ведь с сыном восстановились в партии. А этому заявлению надо бы придать политический характер.
И снова окунулся в чтение.
– Нас лишают возможности содержать семью, а всеобщая безысходность дала зеленый свет совершению массовых безнравственных поступков. Прошлую зиму работали, как в блокадном Ленинграде, с подмороженными руками, грелись собственным теплом, питались – кто что в сумке принесет и проклинали тех, кто пришел и нарушил наш быт. Кто разрушил прекрасные столовые, бани и бассейны.
Даже коллективный договор лежит несогласованный, а стороны прекратили переговоры. Роль профсоюза, как защитника рабочего класса сводят к нулю, потому что он прозябает на ветру этих диких реформ.
Решительно заявляем протест, требуем изменения экономических преобразований и комплексного решения всех наших проблем.
– Как коммунист, я согласен и полностью разделяю это заявление, – подтвердил Виталий Сергеевич, – но подписать не могу, иначе Гл. директор вышибет меня отсюда, как пробку, а за мной и вас всех.
Митинг протеста получился жиденький: многие не пришли от безразличия, кто боялся засветиться, а многие просто не верили во все эти речи. Главный даже не вышел. В советское время он боялся в мыслях проявить такое пренебрежение его «Величеству рабочему классу». А сейчас он занят продажей комбината и подсчитывает личную выгоду.
Митингующие почитали протестные заявления друг другу и разошлись возмущенные, проклиная президента, правительство и навязанную ими власть.
А Виталий сказал Марине Софиевне:
– Вот результат невмешательства профсоюза в политику. Вас оторвали искусственно от рабочего класса. И получилось: каждый сам по себе, а хозяевам это на пользу и наплевать на всех.
Отмеряя сантиметры балконов, окон двух объединенных Меркуловым квартир, Виталий размышлял:
– Зачем трем человекам с собакой нужно столько лишней площади? Сколько же денег вбухал в так называемый евроремонт?
В кабинет кроме его и собаки никто не заходил. Владимир Васильевич, освобождая рюмку за рюмкой коньяка, вел исповедь бывшему товарищу.
– Самое счастливое время в моей жизни – это первые годы секретарем парткома. Я был уважаемый человек, ко мне шли с заботами и радостями, изливали душу, а я как поводырь направлял их мысли и дела. Исходя из анализа внешнего мира, я разъяснял логический путь событий, обращенный к разуму людей. И как врач, лечащий музыкотерапией, лечил советом, словом веры, правды и доброты.
– Но зазвучала музыка, вводящая людей в транс – состояние, нужное новым политикам.
Наливая себе и доливая Виталию, продолжил:
– Прекрасное время постоянной нужности и полезности не сравнится ни с каким богатством и погоней ни за какими деньгами. Как только объявили негласно «Обогащайтесь кто как может!», многие, находящиеся у руля, бросили прежние заботы и кинулись создавать грабительские пирамиды, банки, кооперативы… Одновременно внедряли своих людей в идеологическую сферу и властные структуры. Они-то и точили, как черви, партию и советскую власть.
Стукнувшись с стоявшей на столе рюмкой Виталия, молча выпил, как минералку.
– Особенно пользовались спросом ярко выраженные карьеристы, обиженные властью и властолюбивые дураки.
Прожевывая кусок копченой колбасы, сказал:
– Эти доводили все хорошие начинания партии до абсурда. Ярким примером является борьба с алкоголизмом и ее классическое использование против советской власти.
Виталий, как вросший в кресло, не перебивая, слушал.
– И поднялся вверх мусор, а его запах гнили распространился по всей стране. Я являюсь мизерной мусоринкой, а вы – объектом, плодящим мусорное зловоние.
Пока Владимир Васильевич доставал вторую бутылку, открывал, наливал, Виталий вспомнил городской митинг против повышения цен на коммунальные услуги, организованный коммунистами.
– Как будто это касается дедушек с бабушками, а остальное население живет за пределами города.
Телевидение издевается:
– Этим коммунистам в радость помахать красными флагами, да показать, что они радеют за народ. И отлаженным механизмом огромной аудитории телезрителей навязывают необходимое мнение нужное узкой кучки людей. А что цены на теплоносители гирей тянут тот же народ этот рупор богатых не интересует.
Виталий встрепенулся от звона рюмки, пригубил. Владимир снова полную выпил, закусили в тишине, каждый при своих мыслях.
– Попал я спицей в это постоянно вращающееся денежное колесо, постоянно бегущую и набивающую свою утробу колесницу. Если задребезжишь – заменят другой спицей, или подтянут, как гитарную струну, готовую вот-вот лопнуть и тут уж не до образа мышления или политических взглядов.
Лицо хозяина бледнело от выпитого и слилось с серыми обоями, становясь безликим. Говорил спешно, как будто боялся: не все успеет высказать и останется этот сжигающий душу груз.
– Раньше брал бутылку коньяку в радость, для угощения друзей или родных. Сейчас беру ящиками, а стало это – как по утрам выпить кружку рассола. За годы погони за деньгами я забыл прекрасное чувство – радость, остались только одни воспоминания о ней. Из последних сил, как мать родная, власть нас учила, лечила, лелеяла.
Незабываемая прелесть наших поездок в твое родное село. Привольно оно раскинулось средь полей, еле просматривался каждый дом из-за берез, черемухи да малины, а в палисадниках разноцветье мальвы с весны до осени большими глазастыми цветами радовали сердце.
Владимир что-то вспомнил, быстро и твердо пошел к золоченому книжному шкафу. Достал папку и торопливо начал перебирать беспорядочно сложенные листы.
– Вот! Обнаружил при переезде, – радостно произнес. – Послушай, что я кропал после нашил рыбалок.
«Чудесные у нас на Алтае летние дни. Середина июля – макушка лета, зной.
После обеда так парит, что стоит мертвая тишина. Тронешь куст молочая, белым облаком поднимается пух и висит долго-долго, не падая. Воздух к вечеру – крепкая настойка на разнотравье.
А какие об эту пору вечера и ночи! Душные, пьянящие, и манят, манят на озеро. Земля – как хорошо протопленная деревенская печь, до утра не исходит теплом. После заката горизонт загустеет, набрякнет, а то глядишь, в той стороне начнет полыхать и погромыхивать. В это время кратковременный дождь не помеха, а даже польза от него: скошенное сено сочнее и вкуснее становится».
Виталий смотрел расширенными глазами и видел как в преломляющем зеркале два разных человека.
Один говорил: «Человек разумный, помни о жизни». Другой, прекративший воспоминания, продолжил освобождение души:
– Отстроил трехэтажный коттедж с разными фигуринками и высоким бетонным забором, а это не обрадовало ни жену, ни дочь. Дочь я потерял, стал только кошельком для ее разгульной жизни и никогда уже не увижу внуков.
Раньше старшее поколение было хранителем лучших традиций народа и учило молодежь преодолевать трудности, правильней строить жизнь. Нас же разделили потребительской стеной, «дай и дай», а после смерти моя могилка будет так же безвестна, как бомжа.
Сижу по вечерам в одиночестве в этом кабинете, потягиваю коньяк, поглаживая собаку и думаю: ради чего эта погоня за богатством. Друзей нет и в этом обществе их не может быть, здесь чуждые друг другу люди, объединенные общей страстью к наживе и потреблению.
Виталий заерзал в кресле. Владимир, не замечая, продолжал:
– Все богато обставленные мероприятия с нерусскими названиями рауты, презентации – всего лишь ширма благополучия. На самом деле каждый сверлит один другого тупым сверлом, в клочья разрывая оболочку, добираясь до сути его понимания. А чтобы защитить душу от проникновения, каждый ее покрывает бронесоставом, подслащивая искусственной улыбкой, через которые не в состоянии пробиться даже луч доброты или сострадания.
Перекладывая листки в папке, он задержал внимание, пробежал глазами.
– Послушай мое последнее советское творение, навеянное рассказами жителей твоей малой Родины, сверстников твоих родителей.
«Канун 1-го Мая. С утра по деревне хлопотливая суета. Бабы, девки чистят и прибирают в оградах, избах: скоблят вениками с дресвой и моют некрашеные полы и лавки. Ребятишки тащат с поскотины вязанки березовых веток и по указанию бабушек втыкают их всюду: за божничку, за наличники, украшают ворота, а проделывают очень старательно.
После обеда загремели ведра, вся деревня топит бани. Дым от каждого двора, кажется баня горит, а она топится «по-черному», то есть дым не через трубу, а в дверь и окна.
К вечеру суета усиливается, спешат все прибрать, расстелить новые половики, развесить на окнах свежие занавески. Ждут мужиков с работы: с поля, скотных дворов, машинотракторной станции, из лесу.
Бани протоплены, поставлены на выстойку, чтобы вышли угар и горечь. Соблюдается веками установленная очередность: в первый пар идут мужики, за ними бабы с ребятишками. Только что поженившиеся стараются после всех, самое подходящее место для утешения, особенно в больших семьях. Потому и рожают часто и много.
И заработали деревенские чистилища: жарь, наяривай, выгоняй ломоту из костей, недельный пот из тела. Вывалившись в предбанник, окатываются холодной водой, ухают, крякают и скрываются в паровых жерлах банных дверей. Иные по три захода в рукавицах и шапках истязают свое тело разлапистыми березовыми вениками. Натешив душу, не идут, а шествуют по огородам в одних исподних. Скажи любой бабе, чтобы в одной рубахе вышла на улицу – ни за что не пойдет. Срамота-то какая. А после бани у всех на виду преспокойно вышагивает, некоторых старух с диким, почти безумным взглядом, ведут под руки.
Тяжело, грузно идут мужики в свежих подштанниках и нательных рубахах. Бредут вконец сморенные старики. Эти смогли накинуть длинные рубахи, на штаны не хватило сил.
Кипит и пышет жаром по деревне банный день! Эх, банька! Благодать божья! Будто три шкуры снимаешь и вновь нарождаешься.
Кто как чумной шлепается в сенцах на лавку, отходит, глушит кружками квас, проливая горячий пот ручьями на пол – сноха притрет. Постепенно сознание проясняется, взгляд становится человечьим, осмысленным. Встряхнувшись всей кожей, как конь, энергично встает и вся семья садится за ужин».
Доливая остатки второй бутылки, как бы подытожил, будто и не читал свое изложение:
– Вот и случилось: часть людей, владеющая всем, это бездушные существа в человеческом обличии с повадками хищников.
Глубоко вздохнув, замер и на выдохе продолжил:
– Иногда хочется вернуться на производство полимеров заместителем по технике безопасности. Профессиональная деятельность по защите труда, каждодневная забота об улучшении условий работы, быта людей, их здоровье – нет лучшего для души. Сейчас этим никто не занимается, прибыль – вот цель жизни большого или маленького хозяйчика. Власть наживы, эта страшная сила завладела малым и старым, заставляет пресмыкаться, извращаться, лишила жалости и уважения даже к родителям. С уничтожением идеологии на место разъяснительной пропаганды залезла реклама с ее массовым воздействием на сознание и подсознание человеческого разума, что бы отделить от людей деньги и забрать их…
А защита человека труда, забота о нем становится темой на период предвыборной кампании – пошумели и пошли возвращать деньги, потраченные на эту шумиху, по принципу «Кто не с нами, тот против нас».
Владимир прошелся по кабинету, остановился напротив вытянувшего затекшие ноги Виталия.
– Помнишь? В добрые советские времена едешь по Чуйскому тракту, свернул под любой куст на Катуни, поставил палатку, костерок и купайся, рыбачь, никакого страха – вот она, действительная свобода. Сейчас со мной охрана, я не могу остановиться где хочу: то чужие владения, или многолюдно – доступен киллеру, или моей охране неохота усложнять себе жизнь. Еще опасение, кабы не разгорелся роман у дочери или жены с охранником или шофером.
И это мы – люди, близкие к народу. А что сказать или подумать про тех, кто сверхбезнравственным путем вылез «из грязи» в князи и вершит наши судьбы. Какой-то подлостью пахнет, когда таскают кости белогвардейских вдохновителей – душителей российского народа и с почестями перезахоранивают.
Зашел за стол, сел в свое кресло с вензелями:
– Если изобразить их символический образ, то картина будет пронизана полным ничтожеством, что даже слепой может увидеть, – и поднял рюмку, приглашая Виталия.
Поставив пустую тару, слегка сморщившись, продолжил:
– Сначала я радовался дополнительному приработку в кооперативах. Есть хорошие карманные расходы, жена довольна, дочь хвалится фирменными обновками, которых не было у ее подруг. В душе был согласен с запрещением коммунистической партии и ратовал за демократию.
Не сразу понял, как нас купили: постепенно прозревая, у меня, человека, воспитанного на социалистических принципах, возникло естественное возмущение и зреет протест против группы людей еврейской национальности – умной, циничной, сплоченной – открыто грабящей нашу страну.
За весь вечер повествования хозяина Виталий вставил:
– Разве только одни евреи грабят?
Владимир встрепенулся и без запинки выдал:
– В первом Советском правительстве было много евреев, но они рука об руку с другими национальностями строили новое социалистическое общество для народа. Эти же, используя агрессивное воздействие на психику, сломили волю народа, отучили рассуждать и подчинили его поступки. А теперь спешат отправить награбленное за границу, создавая климат невыносимости к местным деловым людям.
Потому и живу в постоянном страхе быть застреленным, отравленным или утопленным. Боюсь за своих близких, их могут взять в заложники и потребовать все, что имею.
Никто за все время не зашел к ним, обратил внимание Виталий, хотя обе женщины дома.
– Не радуюсь ни одной успешной сделке, потому что никогда не уверен в хорошем ее завершении.
Опустив глаза, увядшим голосом:
– Доживаю отпущенный мне век в роскоши, но с чувством вины, с сознанием неисправимой ошибки и разочарования, которые ввергли меня и мою Родину в страшное оскорбление и унижение.
Владимир, как бы опомнившись, замолк и ушел в себя.
Вставая, Виталий, то ли себе, то ли собеседнику, задумчиво произнес:
– Узаконив беззаконие и безнравственность, разделили народ на ненавистных и ненавидимых.
Пожав лежащую на столе руку молчавшему хозяину, добавил:
– Твой удел – быть никому не нужным охраняемым объектом.
И оставил его в одиночестве среди коньячных бутылок.
* * *
А страна, в которой мы еще продолжаем жить и шествовать по дороге деградации и упадка, вступила в год всероссийской клоунады под названием «Выборы правителя».
Много знаменитых и неизвестных претендентов – актеров играло в ней на эту должность по американскому сценарию и их знаменитых политических режиссеров.
В довольно наивных терминах плутократия обрисовывала демократичность выборов, пугая коммунистами и их программой вывода страны из кризиса, боясь возврата на социалистический путь развития. Хотя партия власти состояла сплошь из отребьев КПСС.
К началу предвыборной гонки 1996 г. Рейтинг Гл. Похмельщика упал так, что его ближайшее окружение в страхе начало расхватывать что еще осталось и близко лежит. Одновременно с травлей компартии из него, как перед Октябрьской революцией 1917 года из Керенского, делали поэта демократии. Потому что фигуры более преданной олигархам США на политической сцене пока не было.
Отклонив новый уголовный кодекс по борьбе с коррупцией, власть встала на защиту коррупционеров. Штампуя законы, нужные властвующим кругам, она как при свете фонаря показала, в чьих интересах проводятся реформы.
Но, под напором фракции коммунистов, Госдума отменила Беловежские соглашения трех «шакалов». Власть проморгала это решение после расстрелянного Верховного Совета, а оно расчищало дорогу для создания нового Союзного государства и возможность преследовать виновников развала, как государственных преступников.
Выйдя из очередного похмельного состояния, Правитель возжелал уничтожить законодательный орган – привычка вторая натура. Но американцы пригрозили пальцем «низзя», скоро выборы. Он сник.