Лето 1920-го

Лето 1920-го

О том, что тогда представляла собой столица страны Советов – в воспоминаниях Матвея Ройзмана:

«Никогда в Москве не было столько попрошаек, сколько в 1920 году. Нашествие четырнадцати держав, разгул белых, зелёных и разных атаманов гнали мирных людей со всех краёв Советской страны. Сыпной тиф, холера, разруха, голод увеличивали и без того огромное число беженцев, которые не смогли вывезти не только своё имущество, но даже не успели захватить ценные вещи или деньги. С чёрного и парадного ходов московских домов поднимались несчастные люди с маленькими, иногда с грудными детьми на руках и просили милостыню, обноски, кусочек хлеба».

А Ленин, принимая участие в совещании о работе в деревне (12 июня), сказал:

«На Украине кормят пшеницей свиней, на Северном Кавказе, продавая молоко, бабы молоком всполаскивают посуду… Главным препятствием к тому, почему мы не можем рабочих накормить сытнее, чтобы восстановить разрушенное здоровье, главным препятствием является продолжение войны».

Маяковский тотчас откликнулся на эти слова, выпустив плакат РОСТА № 110:

«Голодный! На Украине хлеба залежь.

Голой рукой его взять нельзя лишь.

Но можно так его достать.

Для этого красноармейцем надо стать.

И тогда, отогнав от хлеба вора,

все мы сытыми будем скоро».

В это время (во второй половине июня 1920 года) в далёкой от Москвы Персии произошло знакомство двух Яковов: Блюмкина и Серебрянского. По рекомендации первого второй Яков стал сотрудником Особого отдела Гилянской Красной армии.

Тем же летом члены семей работников Совнаркома и ЦК партии большевиков переезжали (чтобы провести лето) в подмосковный посёлок Тарасовку, где их должен был охранять (в том числе, и от заполонивших Москву беженцев) отряд особого назначения ВЧК. Развлекать руководителей страны, их родных и близких предстояло в клубе Чрезвычайного отряда, руководителем которого был назначен (по рекомендации ВЧК) Матвей Ройзман. Организовывая первый концерт, он обратился за помощью к наркому продовольствия Александру Дмитриевичу Цюрупе. Договорились, что за участие в концерте артистам будет выдан продовольственный паёк. Ройзман потом вспоминал:

«Артистка О.В.Гзовская заявила, что тоскует по сыру, и просила положить хотя бы кило в паёк».

После концерта с принимавшими в нём участие артистами расплатились обещанным пайком. Ройзман написал:

«Когда я поднёс Гзовской завёрнутую в газету, присланную Цюрупой головку сыра, она в нетерпении разорвала бумагу, понюхала его и зажмурила глаза.

– Боже! – проговорила она, вдохнув запах вторично. – О, боже! Я, кажется, мало выступала]»

А Владимир Маяковский в это время выпустил плакат РОСТА № 124, в котором был отклик на то, что Правителем Юга России и Главнокомандующим Русской армией стал барон Пётр Николаевич Врангель:

«Врангель верховным правителем себя объявил.

Товарищи! – вот мишень для винтовок.

Крестьяне! – вот новая цель для вил…

Товарищи! Чтоб не попасться в баронские сети,

скорей разделайтесь с правителем этим».

Маяковский потом с гордостью написал в «Я сам»:

«Дни и ночи Роста… Пишу и рисую. Сделал три тысячи плакатов и тысяч шесть подписей».

А заболевший Александр Блок в тот момент практически перестал заниматься творчеством. Об этом – Юрий Анненков: «В конце июня 1920 года он сам сказал о себе: "Писать стихи забывший Блок "».

Здоровье поэта резко ухудшилось. По словам Юрия Анненкова:

«Максим Горький и литературные учреждения хлопотали перед правительством о выдаче больному разрешения на выезд за границу для лечения, ставшего невозможным в обнищавшей России… Хлопоты оказались тщетными: репутация Блока в большевистских кругах пошатнулась».

Забыли о Блоке и за границей. 25 июня 1920 года выходившая в Берлине газета «Голос России» напечатала статью художника Бориса Григорьева «О новом». В ней говорилось: «Мне хочется назвать имена их – новых русских гениев… Вот они: Василий Каменский, Владимир Маяковский, Николай Клюев. Новые талантливые поэты, победившие всю Россию от мужика до спекулянта. Каменский – нежный, Маяковский – грубый, Клюев – грустняк, мечтатель, славельник. И все они светят».

С этой статьёй, надо полагать, был солидарен и нарком Луначарский, который, откликаясь на жалобу Маяковского о запрете его сатирических скетчей, направил 7 июля 1920 года письмо в Рабоче-крестьянскую инспекцию:

«Я самым решительным образом оспариваю запрет… Маяковский – не первый встречный. Это один из крупнейших русских талантов, имеющий широкий круг поклонников как в среде интеллигентной, так и в среде пролетариата (целый ряд пролетарских поэтов – его ученики и самым очевидным образом ему подражают), это человек, большинство произведений которого переведено на все европейские языки, поэт, которого очень высоко ценят такие отнюдь не футуристы, как Горький и Брюсов.

Для Театра сатиры он написал три довольно милых вещицы. Это не перлы художественности, но это очень недурно сделанные карикатуры в бойком темпе. Но если трагедию «Буфф» ставил Петроградский исполком, то я совершенно не понимаю, почему этих глубоко советских пьесок не может поставить Театр сатиры. Отмечу, что Маяковский в течение полугода служил в Роста, засыпал через её посредство всю Советскую Россию своими карикатурами и остротами…»

После вмешательства наркома скетчи Маяковского были поставлены. На эти постановки, критикуя пьесы других авторов, откликнулась даже Надежда Константиновна Крупская: «Надо учиться у Маяковского: его пьески коротки, чрезвычайно образны, полны движения и содержания, а это что же такое?»