Глава 1

Глава 1

Конструирование российской социал-демократической рабочей партии. — Эмбриональный период партии. — «Союзы». — «Кустарничество». — Поручение перевезти партию «нелегальщины» в Москву. — Известие о смерти матери Ленина. — «Венок» на могилу умершей. — М. А. Ульянова жива, и моя встреча с покойницей и А. И. Елизаровой.

В Петербурге, где у меня были революционные социал-демократические связи, я пробыл около трех недель. Это был интересный момент конструирования Российской социал-демократической рабочей партии. Партии еще не существовало, и шла работа по ее организации. В революционно настроенных группах и кружках намечалось все расширявшееся революционно-социалистическое движение, делившееся на два русла. С одной стороны группировались старые, частью реформированные народническо-социалистические силы, с другой — собирались и приступали к работе по самоорганизации и по непосредственной революционной работе среди пролетариата социал-марксисты.

Между теми и другими шли горячие споры. Каждая группа яростно отстаивала свои положения и свое право вести революционную работу на намеченных позициях. Шла энергичная, все расширяющаяся борьба.

Я не имею в виду писать историю русских социалистических партий во всем ее объеме. Это громадная работа, которая еще ждет своего исследователя. Я намечаю лишь некоторые исторические вехи и лишь постольку, поскольку это необходимо для основной цели намеченной мною темы. И потому я перехожу к вопросу конструирования Российской социал-демократической рабочей партии.

Эмбрионально-организационное ядро этой партии находилось за рубежом. Там работали такие могикане социал-демократии, как Плеханов, Вера Засулич, П. Аксельрод и другие. В России же апостолами-теоретиками этого учения являлись П. Струве с его подголоском М. Туган-Барановским, постепенно скатывавшиеся со своих начальных позиций. В практическом же отношении выделялась фигура покойного Ю. О. Мартова (Цедербаума), талантливо и самоотверженно работавшего на почве непосредственной революционной деятельности.

Партии как таковой еще не было. Это была эпоха эмбриона ее, носившего название «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». И внутрироссийским аппаратом этого течения были местные союзы, например, «Петербургский союз борьбы за освобождение рабочего класса», «Московский…», «Киевский…» и т. д. Меня захватило это течение, и я примкнул к нему. Дело, повторяю, было еще в зачаточном состоянии. Преобладала система, известная под презрительным названием «кустарничества». Да оно и было так. Отдельные марксистски настроенные лица, главным образом представители учащейся молодежи и вообще молодежь, на свой страх и риск заводили конспиративные связи среди рабочих, соединялись с такими же одиночками, образовывали свой местный «Союз борьбы», вели посильную пропаганду среди рабочих, группировали их в кружки, и, как правило, эти организации быстротечно кончали свои дни арестами и ссылками. У этих «борьбистов» сильно хромала конспирация, в организацию легко втирались и просто болтливые элементы, а часто и провокаторы, особенно в дальнейшем, в эпоху «зубатовщины». И эпоха «союзов» отличалась тем, что такие организованные центры быстро захватывались полицией и в том или ином городе после провала обычно наступало на некоторое время мертвое затишье.

В Петербурге у меня были старые связи, и, не примкнув организованно к работе «Петербургского союза», я сразу же стал работать в нем гастрольно. Между прочим, петербургские товарищи должны были переслать сравнительно (по тогдашнему масштабу) значительную партию «нелегальщины» «Московскому союзу». При отсутствии хорошей организации эта операция представляла собою большую задачу. Я предложил свои услуги, так как по своей должности в контроле Московско-Курской ж.д., куда я был назначен из Иркутска, я пользовался бесплатным проездом в первом классе и, таким образом, имел возможность в качестве должностного лица безопасно провезти с собою эту литературу.

Но еще раз напомню, что организационные связи были так слабо налажены, что в Петербурге мне не могли указать точного адреса, по которому я должен был сдать партию. Таким образом, мы условились, что петербуржцы уведомят кого-то из весьма законспирированных московских товарищей, который и должен был явиться ко мне за литературой, сказав мне известный пароль. Я состоял под негласным надзором полиции, и потому мы условились, что за литературой явятся немедленно по моем приезде в Москву, так как мне было небезопасно хранить ее у себя.

Я уехал из Петербурга в Москву один, переезд же моей жены с дочерью был отсрочен до весны. Конспирации ради я облекся для дороги в контрольную форму — тужурку и шаровары с высокими сапогами. В то время до известной степени считалось шиком носить очень широкие шаровары, сильно свисавшие над высокими сапогами как бы вроде двух юбочек. Я решил перевезти литературу на себе, чтобы не подвергаться риску, если бы я ее сдал в багаж. Литературы было около пуда. Она состояла из массы маленьких брошюр, увязанных в небольшие пакеты. Я всю ее уложил в свои шаровары. Моя невестка, сестра моей жены, известная под партийной кличкой, данной ей Лениным, «Лиза красивая», явилась перед моим отъездом помочь мне уложить литературу и произвести «инспекторский» смотр с точки зрения конспиративности… И жена, и Лиза осмотрели меня и нашли, что я имею вид самого настоящего фата-контролера и что никому в голову не придет заподозрить во мне «нигилиста»…

Приехав в Москву, я, согласно условию с питерцами, немедленно же снял себе комнату и телеграфно сообщил жене мой адрес. На другой день я получил от нее условленную телеграмму, которая должна была означать, что получатель литературы явится ко мне по моему адресу на третий день с установленным паролем, по предъявлении которого я передам ему литературу. Надо упомянуть, что в Петербурге у нас было условлено все до последней мелочи и что ко мне должна была явиться одна девица, которую я не знал и которая должна была назваться (нарочитый псевдоним) «Сумцовой» и установить свою личность ввернутыми в нейтральный разговор следующими словами: «Я могу вас успокоить: жизнь Пети вне опасности». Пароль этот был не совсем абстрактный: Петей мы называли шафера на нашей свадьбе, Петра Гермогеновича Смидовича, незадолго перед тем эмигрировавшего в Англию[95]. Все, повторяю, было разработано до последней детали еще в Петербурге, и казалось бы, что все должно бы было пройти совершенно гладко.

Надо упомянуть, что накануне моего отъезда из Петербурга из пришедшего номера «Русских ведомостей» мы узнали, что скончалась Мария Александровна Ульянова (мать Ленина), что вынос тела в такую-то церковь и похороны состоятся в самый день моего приезда в Москву. Ко мне в Петербурге пришла наша старая приятельница Любовь Николаевна Радченко (в настоящее время жена известного меньшевика Ф. И. Дана) и принесла мне деньги с поручением купить и возложить на гроб умершей венок.

Поэтому я тотчас же после того, как снял в Москве комнату, поспешил к Ульяновым. Час, назначенный для выноса тела в церковь, прошел. Я был в Москве совсем новый человек, не знал, где надо купить венок, поэтому я решил поехать на квартиру Ульяновых, узнать там, где находится церковь, и затем купить венок и пр.

Подъехав на извозчике к воротам дома, где жили Ульяновы, и проходя через двор к их квартире, я был удивлен, не видя никаких следов похоронных аксессуаров вроде ветвей елей. Я поднялся во второй этаж. Было около десяти часов утра. Никаких следов состоявшегося выноса тела… Я позвонил… Мне открыла сама Мария Александровна. От неожиданности я раскрыл рот и у меня, по-видимому, стало очень глупое выражение лица, потому что Мария Александровна засмеялась.

— Что, Георгий Александрович, — сказала старушка, — верно, вы тоже явились на похороны?.. Как видите, я еще жива, входите, пожалуйста… это умерла моя однофамилица, которую тоже зовут Мария Александровна, царствие ей небесное…

Появилась и Анна Ильинична. У нее было строгое и сердитое выражение лица. Она безумно, до самозабвения любила свою мать, и это совпадение произвело на нее самое удручающее впечатление.

— Знаете, — сказала она, когда Мария Александровна вышла из столовой, служившей им гостиной, — это такая гадость эта ошибка… ведь знаете, нас засыпали отовсюду телеграммами, письмами… вчера многие приезжали с венками… Я так зла… Ведь, подумайте, какое удручающее впечатление это должно было производить на бедную мамочку… вся эта нелепая шумиха…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.