4. Подготовка к операции

4. Подготовка к операции

Мы возвратились в Медное раньше, чем дивизион, который конвоировал Эктова, и до его подхода успели подыскать надежное место для нашего пленника. Выбор наш пал на небольшую избу, стоявшую на отшибе неподалеку от штаба бригады. Здесь Эктова можно было надежно укрыть от постороннего глаза.

Прежде чем повести свой рассказ дальше, мне хотелось бы сказать несколько слов об Эктове и о том, как он попал в руки сотрудникам ВЧК.

Он не был пришлым человеком в здешних местах: родился и вырос в селении Хитровщина, неподалеку от той деревни, в которой должна была через несколько дней разыграться решающая схватка котовцев с Матюхиным и его бандой. Но не будем забегать вперед… Эктова хорошо знали местные эсеровские вожаки, и поэтому они без особого труда и без подозрений и колебаний втянули его, кадрового офицера, в свои мятежные части; опытные в военном деле люди им нужны были позарез. Летом 1921 года антоновский штаб послал Эктова в Москву, на тайную встречу руководителей антисоветских мятежей в других районах страны. Там его и арестовали чекисты вместе с другими контрреволюционерами.

Можно было предположить, что Эктов не сильно горевал из-за того, что арест лишил его возможности бороться на стороне антоновцев. Москва произвела на него огромное впечатление. Он собственными глазами увидел, что Советская власть крепка и делает все, что в ее силах, чтобы облегчить положение всего трудового народа, и крестьянства в первую очередь. С другой стороны, личное знакомство с главарями антисоветского подполья позволило ему увидеть, что эти люди в большинстве своем выходцы из буржуазно-помещичьих семей и им наплевать на крестьянские нужды и стремления, о которых они разглагольствовали только для маскировки.

На родной Тамбовщине, куда Эктов вернулся уже в сопровождении чекистов, ему предстояло еще хлебнуть отрезвляющей горечи разочарования. Он узнал, что Антонов после разгрома своей «армии» бросил ее остатки и стал спасать свою шкуру, прячась со «свитой» по разным дырам.

Вечером того же дня Котовский и я навестили Эктова в его домике. Бывший штабс-капитан успел поужинать, помыться и, видимо, чувствовал себя более уверенно и спокойно.

— Вы теперь у нас постоянный жилец, — пошутил Григорий Иванович, входя в комнату, где сидел Эктов. — Вот зашли поговорить с вами… Если вы всерьез решили помочь нам — это хорошо. Этому мы будем рады. Подумайте обо всем еще раз. Даем вам для размышлений ночь. А утром скажете, что решили…

— Вы же знаете, я дал согласие, — тихо ответил Эктов. — Я переживаю сейчас тяжелое душевное состояние…

— Мы это чувствуем и понимаем, — заметил Котовский.

— Я хочу вам сказать, что меня затянули во все это дело с Антоновым насильно… Я попал к ним не так, как вы, наверное, представляете. Видите ли, я не приемлю их партийную программу…

— В таком случае, — заметил я, — вам должно быть легче перейти на сторону Советской власти…

— Да, но… — Эктов тяжело вздохнул и провел ладонью по лицу. — Их подполье отныне будет всегда преследовать меня. Ведь подполье-то останется…

— С этим подпольем тоже будет покончено. А вы будете жить там, где вам некого бояться… Но, повторяю, все зависит от вашего поведения, от вашей искренности…

Эктов понимающе закивал головой: «Да, да, конечно!..» Мы решили перейти к деловому разговору.

— Скажите, Павел Тимофеевич, — сказал Котовский, — вы могли бы нам помочь установить связь с Антоновым и руководителями «Союза трудового крестьянства»?

— Да, я постараюсь наладить эти связи. Здесь у меня немало знакомых людей… А вот где сейчас Антонов, я, честно говоря, не знаю. Поверьте мне!..

— Павел Тимофеевич, расскажите поподробнее о главарях мятежа, — попросил Котовский.

— Я порядком оторвался от их среды… сами понимаете… Но если это представляет интерес для вас, я расскажу все, что знаю, что помню… Многие командиры погибли, выбыли по ранению или попали в плен. Есть и такие, которые перешли на сторону Советской власти… Токмаков, командующий 1-й армией Антонова, убит в Озерках. Он был, кстати, на первых порах председателем губернского комитета «Союза трудового крестьянства». Его сменил Богуславский, из офицеров. Но и Богуславский недолго продержался. В половине июня ядро его частей, насколько мне известно, окружили в лесу, возле хутора Батраки, и разбили. Остатки бежали к Хопру и попытались переправиться, но попали под огонь. Там, полагаю, погиб и сам Богуславский. После него командующим партизанской армией стал Кузнецов — кадровый, опытный офицер; он у партизан в большом почете. Но… командовать-то, собственно говоря, было уже нечем: армия была разгромлена наголову…

— А что известно вам об Ишине?..

— О, это весьма колоритная фигура!.. Кулак. В партии эсеров был казначеем и «задержал» у себя партийные деньги — несколько десятков тысяч рублей. После революции, в феврале семнадцатого года, купил около сорока десятин земли, выстроил добротный дом и открыл бакалейную лавку. Член губернского комитета партии эсеров и вообще правая рука Антонова, ведал у него секретными делами. Балагур, язык хорошо подвешен, за словом в карман не лезет, и мужики его слушают. Он у Антонова за главного агитатора и за главного «философа». Денно и нощно поклоняется Бахусу…

— Ну а что представляет собой Матюхин?

— Это вожак без идей, человек с уголовными наклонностями. До революции был конокрадом, угодил в Сибирь, бежал оттуда. После революции пробрался в ваши продотряды, бесчинствовал, обижал крестьян. Его арестовали, но Антонов, будучи начальником уездной милиции, освободил Матюхина… Тщеславен и властолюбив. На Антонова смотрит как на соперника. Однажды между ними была крупная ссора. Матюхин отказался поделить с другими полками захваченные им трофеи… Старается использовать все промахи Антонова, его кутежи, жестокость с народом. Мечтает сесть на его «трон»…

Наш разговор прервали близкие выстрелы. Кто-то под покровом ночи попытался подползти к домику, где сидели мы с Эктовым, и дозор открыл стрельбу по силуэтам лазутчиков. Антоновские соглядатаи — а разведка у мятежников, надо отдать должное, была организована хорошо — уже заинтересовались домиком на пустыре.

Мы решили усилить охрану. Чекисты находились в доме вместе с Эктовым. Трое бойцов притаились по углам, и специальный дозор всю ночь кружил по пустырю. Мы с Котовским первые ночи почти не сомкнули глаз: по очереди проверяли подступы к селу и караулы. Кони наши стояли под седлами.

Вскоре у нас созрел план действий. Григорий Иванович предложил пустить среди местного населения слухи о том, что на Тамбовщину прорвался с юга, с Дона и Кубани, белогвардейский конный отряд под командованием казачьего атамана Фролова. (Этого атамана мы не выдумали: был такой в действительности, и с ним в свое время пришлось драться котовцам.) Далее, с помощью Эктова мы решили установить связь с Матюхиным, вызвать его вместе с отрядом из леса на «совещание о дальнейшем характере борьбы против Советской власти и объединении партизанских сил России» и одним ударом раздавить головку мятежников. Свой план мы переслали в Инжавино, а оттуда его срочно отправили в Тамбов, Тухачевскому. Спустя несколько дней мы с Котовским были вызваны к прямому проводу. Тухачевский, не упоминая, разумеется, фамилий и воинских званий, кратко и просто посоветовал:

— Ваше все понял. Трудновато, но выполнимо. Прежде всего, дисциплина. Меньше шума. Предусмотрите возможные помехи. Юго-восток обеспечен, внимание зеленому массиву… Все ли ясно? Вопросы будут?.. Ну, желаю удачи! Выполняйте! Все.

Дня через три мы отправились в поездку по окрестным деревням для установления связи с вражескими частями. Эктова, действительно, в здешних местах знали хорошо, и по его вызову вылезали из подполья крупные вожаки-связисты, которых мы бы без него не увидели. Присутствие Эктова отметало у них всякие подозрения, и они обещали обо всем известить Матюхина.

Встреча с Матюхиным становилась все более и более реальной, и нам пришлось уже вплотную заняться подготовкой к ней.

Мне нужно было срочно войти в роль тайного эмиссара эсеровского ЦК и подготовить «доклад», к которому, как говорится, ни один эсеровский комар носа не подточил бы. А ведь Матюхина окружали опытные эсеровские командиры и комиссары.

Я закрылся в одной из комнат и положил перед собой на столе походные тетрадки, в которые записывал все, что могло пригодиться в повседневной политической работе с бойцами и командирами бригады.

Что же мне было известно об этой партии — партии социалистов-революционеров?

Партией крестьянской мелкой буржуазии, мелкособственнической партией назвал Владимир Ильич эсеров, всегда отличавшихся половинчатой позицией. Главное их «преимущество» состояло в свободе от теории, а главное искусство — в умении говорить, чтобы ничего не сказать.

В дореволюционное время эсеры надеялись свергнуть самодержавие террором. Невежды в законах общественного развития и классовой борьбы, они не верили в революционные силы российского пролетариата и трудового народа, уповая только на револьверы и бомбы, на убийства высших сановников царской России и самого царя. Они, выходцы из промежуточных и неустойчивых слоев интеллигенции, всегда старались делать историю помимо масс и за массы.

В годы мировой войны эсеры быстро выродились в ярых оборонцев и фактически превратились в союзников самодержавия. А на следующий же день после Октябрьской социалистической революции они начали войну против Советской власти. Видный эсеровский деятель Гоц рука об руку с генералом Красновым поднял в Петрограде восстание юнкеров. Это было первое контрреволюционное восстание против Советской власти. За ним последовали другие… И не было, наверное, ни одного антисоветского заговора или мятежа, в котором бы не принимали участия эсеры — политические банкроты и авантюристы, которые, не краснея, продолжали громогласно именовать себя социалистами и революционерами.

Это они, эсеры, летом 1918 года подняли антисоветские мятежи в Москве, Ярославле и других городах. Это они, эсеры, убили крупнейших деятелей большевистской партии — Володарского и Урицкого и направили отравленные пули во Владимира Ильича Ленина. Это они, эсеры, продолжали ожесточенную борьбу с Советской властью даже тогда, когда белогвардейцы и иностранные интервенты были наголову разгромлены и выметены с нашей земли Красной Армией.

В начале тяжелейшего 1921 года они подняли мятеж в Кронштадте. И вот наконец еще одно черное, предательское дело в длиннейшем «послужном списке» эсеров — мятеж Антонова на Тамбовщине, мятеж, который мы должны в ближайшее время разгромить полностью.

Что же представлял собой главарь антоновского мятежа, которому до самого последнего времени служил бывший штабс-капитан Эктов?

Весной 1917 года, сразу после Февральской революции, в Тамбов возвратился с каторги и поступил в городскую милицию эсер Александр Антонов. Это была известная фигура в партии социалистов-революционеров. Выходец из мещан уездного городка Кирсанова, он после нескольких лет пребывания в классах местного реального училища был исключен за хулиганские выходки. Недоучившийся реалист быстро обрел родную стихию в партии эсеров и проявил недюжинные способности в группе террористов-«экспроприаторов». Как вспоминали позднее его друзья, занимаясь «идейным» разбоем в Тамбове и Саратове, Антонов помнил не только о партийной кассе, но и о собственном кармане. Сами эсеры писали, что в 1905 году Антонов отличался «наклонностью» к грабежу и разбою. Вскоре он «засыпался» на одном из «эксов» в Саратове и попал в тюрьму. Февральская революция позволила ему снова вынырнуть на поверхность бурной жизни того времени. Родина Антонова — Тамбовщина — давала большой простор для честолюбивых устремлений бывшего экспроприатора. Эсеры считали этот край — край сплошь земледельческий, с большой прослойкой кулаков и зажиточных крестьян — своей цитаделью, своей «вотчиной». Они уже давно свили здесь прочное гнездо. Даже деятельность известного сверхпровокатора Азефа, руководившего до революции всем эсеровским террором в России, не могла развалить и разложить тамбовскую организацию, которая выдвинула таких «столпов» этой партии, как Чернов, Вольский, Спиридонова. Крепкие эсеровские ячейки сохранились и после Октябрьской революции, перекрашиваясь для политической маскировки кое-где в ячейки большевистские. Эсеры решили изнутри подорвать Тамбовскую губернскую организацию большевиков. Они пробирались на ответственные посты и умышленно позорили в глазах крестьянства Советскую власть, творя всяческие беззакония и непотребства. Они саботировали хозяйственные мероприятия Советской власти, тащили и прятали все, что, по их мнению, могло бы пригодиться им в открытой борьбе с Советами. Использовать государственные ресурсы в интересах партии социалистов-революционеров и подготовляемого восстания — таков был тайный лозунг этих политических оборотней.

И Антонов принимал во всех этих делах самое деятельное участие. В Кирсанове, куда его назначили начальником уездной милиции, он разоружал эшелоны чехословаков и прятал оружие в «надежных» селах. Он постепенно оттачивал нож, намереваясь вонзить его в спину Советской республике, сражавшейся с интервенцией и белогвардейщиной. Он рвался в «великие народные вожди».

В 1918 году Антонов исчез с поста начальника Кирсановской уездной милиции. Он сколотил первый отряд мятежников — полтораста всадников.

Антоновская банда и сам атаман привлекли к себе пристальное внимание руководителей тамбовской эсеровской организации, которая уже в мае 1920 года по команде сверху ушла в подполье и стала создавать для борьбы с Советами беспартийный «Союз трудового крестьянства». О «беспартийности» этого союза можно было судить по некоторым пунктам из его программы: новую власть избирают партии, участвующие в борьбе с коммунистами, свобода всех классов, частичная денационализация (другими словами, возвращение капиталистам фабрик и заводов).

Эсеры выдвинули задачу вырвать власть из рук Коммунистической партии и передать ее в руки нового временного правительства. В специальном циркуляре «О работе среди крестьянства», выпущенном в июне 1920 года от имени эсеровского ЦК, Чернов изложил подробный план борьбы с Советской властью. Используя недовольство крестьян продовольственной и иными повинностями, нужно, писал он, создать в деревне массовое движение и на его базе организовать беспартийный «Союз трудового крестьянства» и укрепить тайную эсеровскую партийную сеть.

Социалистам-революционерам нужна была яркая фигура и, главное, реальная сила, а Антонову — идейная платформа. И обе стороны быстро пришли к полному взаимопониманию: эсеры снабжали и вдохновляли антоновские банды антисоветскими воззваниями и листовками, посылали в них своих комиссаров, а Антонов переправлял через некоего Березникова, члена Тамбовского губкома эсеров, деньги для партийных нужд, добытые разбойничьими налетами, ограблениями, убийствами.

Огонь контрреволюционного мятежа, «антонов огонь», как его потом назвали в народе, вспыхнул в 1918 году. Вспыхнул, но еще не разгорелся; он тлел до поры до времени, когда кто-то раздует его в пожар, способный угрожать безопасности Советской республики.

Этим «кто-то» стала белоэмигрантская контрреволюция и международная империалистическая реакция.

В январе 1921 года тридцать депутатов давным-давно не существующей «учредилки» выбрали сами себя в «исполнительный комитет Учредительного собрания». Керенский и Брешко-Брешковская сели за один стол с охранителями монархических устоев. Сели и стали разрабатывать планы для сил внутрироссийской контрреволюции. По их приказу и запылала антоновщина.

Весной 1921 года тамбовский мятеж достиг наивысшего уровня. Он охватил пять уездов — Тамбовский, Кирсановский, Борисоглебский, Моршанский и Козловский. Во главе мятежа стал главоперштаб. Антонов разделил мятежников на две армии, одной из которых командовал сам. Силы Антонова достигали пятидесяти тысяч вооруженных человек; ядром этих сил были восемнадцать конных полков.

Сколько жизней уничтожил проклятый эсеровский мятеж! Сколько страданий пришлось претерпеть тамбовским крестьянам! Сколько слез пролито на тамбовской земле!.. Около тысячи советских и партийных работников было убито белокулацкими террористами, и среди них — председатель Тамбовского губернского исполкома Михаил Дмитриевич Чичканов, коренной тамбовец, студент Петроградского политехнического института, активный распространитель предреволюционной «Правды» и первый большевистский комиссар Тамбова. В октябре 1919 года Чичканов смело выехал в самое гнездо антоновщины, на озеро Ильмень Кирсановского уезда, и погиб там, сраженный бандитской пулей.

Бандиты действовали в полном соответствии с изуверским приказом самого Антонова: «Всем, кто словом или делом будет мешать нам, башку долой. Подозрительных без всяких рассуждений рубить. Если придет малый отряд красноты — обезоружить и зарубить. Если сильный отряд явится — попрятаться и донести мне. А в случае, кто будет выдавать красным наших, беспощадно рубить».

— Удалой гуляет! — говорили мужики, рассказывая о зверствах Антонова и его приспешников.

Антоновцы разграбили и сожгли около шестидесяти совхозов, три сахарных завода, текстильную фабрику и другие предприятия. Они забрали у тамбовского крестьянства тысячи лошадей, коров, овец. В некоторых уездах поголовье рабочих лошадей сократилось почти наполовину. В Кирсановском уезде, например, озимые были посеяны только на одной четвертой площади. Мятежники захватили главные хлебородные уезды Тамбовской губернии, и богатая в недавнем прошлом житница стала голодать.

Антоновские диверсанты несколько раз пытались перерезать важную железнодорожную линию Тамбов — Балашов. Они разбирали пути на участке в 10–15 верст и упряжкой лошадей сгибали рельсы в дугу, чтобы помешать восстановлению пути.

Своими силами тамбовским рабочим и крестьянам, тамбовским коммунистам справиться с антоновщиной было трудно. Это понимали в Москве. 14 февраля 1921 года В. И. Ленин принял секретаря Тамбовского губкома РКП(б) тов. Васильева, который приехал в столицу с докладом о положении дел в губернии. В тот же день Владимир Ильич беседовал с делегацией тамбовских крестьян. Партия и правительство приняли решительные меры для подавления эсеровского мятежа.

Две ночи просидел я в штабной комнате и при свете керосиновой лампы сочинял доклад — отчет об антисоветском «всероссийском съезде партизан в Москве». Потом я вызвал бойца, который кое-как умел печатать на машинке, и приказал ему переписать мое сочинение.

— Забудь до поры, что услышишь и перепечатаешь, — строго предупредил я его. — Это советская тайна. Понятно?

— Я понял, — глухо ответил боец.

Что творилось в его душе, когда он целую ночь без отдыха тыкал одним пальцем в клавиши пишущей машинки! Что ему оставалось думать?.. Комиссар бригады, коммунист диктует ему контрреволюционную речь! Измена!?. Комиссар — предатель!?. Кому же тогда верить?!. Смятение его облегчало разве только присутствие «батьки» — Котовского.

Постепенно круг людей, посвященных в наш план, расширялся, захватив сперва полковых командиров и комиссаров, потом эскадронных командиров и так далее. Котовский приказал без шума заготавливать новое «обмундирование» — бараньи шапки, картузы, папахи, пиджаки, френчи, крестьянские зипуны. Несколько старых лозунгов распороли на красные казачьи лампасы. Подготовка эта шла в строгом секрете от рядовых бойцов и тем более от местных жителей.

18 июля 1921 года мы отправились на тайное свидание «с правой рукой» Ивана Матюхина — братом его Михаилом.

Около полуночи эскадрон котовцев, переодевшийся по приказу Котовского в крестьянскую одежду, подошел к одному из сел к северу от Медного. Это зажиточное село было базой крупного отряда Ивана Матюхина, насчитывавшего около трехсот человек.

Остановившись на рассвете в лесу, вплотную подступавшему к этому селу, мы пустили уже испытанный нами слух о том, что прорвавшийся с юга донской повстанческий отряд хочет соединиться с матюхинскими «партизанами». И вот уже во второй половине дня нам передали, что Михаил Матюхин ждет нас у дома лесничего.

Михаил прибыл в условленное место с полусотней антоновских милиционеров. Эктов радушно поздоровался с ним и, дружески тряхнув его за плечи, сказал:

— Рад видеть моих партизан!..

— А ведь мы вас, господин Эктов, давным-давно из числа живых вычеркнули, — сдержанно проговорил в ответ Михаил Матюхин, кривой улыбкой пытаясь прикрыть чувства недоверия и опасения. — А оказалось, Павел Тимофеевич жив и здоров и даже вот в гости к нам пожаловал! Вот так чудо!

Эктов тут же отбросил панибратскую манеру и произнес тихо, властно и внушительно:

— Перестаньте болтать! Понятно?..

Михаил Матюхин сразу как-то сник, притих и, вытянувшись перед Эктовым, сказал:

— Прошу извинить меня, господин штабс-капитан.

Эктов помолчал немного и, как говорится, сменил гнев на милость:

— Ну, хорошо. Я не злопамятен… А теперь давайте о деле поговорим. Со мной атаман Фролов, командир кубанско-донского повстанческого отряда. Знакомьтесь!

Михаил Матюхин подал Котовскому руку и с пристальным вниманием стал всматриваться в его лицо. Эктов, перехватив взгляд Матюхина, стал отвлекать его разговором. Но тот, отделавшись короткой репликой, снова оборачивался к Котовскому и изучал его лицо, его фигуру. Это не на шутку встревожило нас. Мы знали, что Михаил раньше командовал эскадроном в полку брата, который котовцы не раз трепали в боевых схватках. Кто знает? Уж не сталкивался ли он в бою лицом к лицу с нашим комбригом?

— Мы спешим, Михаил, — сказал Эктов. — Задерживаться дальше не можем. Примите пакет для Ивана Сергеевича, доставьте его немедленно… Могу сообщить вам, — продолжал он, понизив голос, — что в письме идет речь о встрече и соединении обоих отрядов в деревне Кобылинка и о совместных действиях против Советов.

— До скорой встречи! — дружески улыбнулся Григорий Иванович, пожимая на прощание руку Михаилу Матюхину.

Вечером того же дня подготовка к секретной операции была завершена. Котовский отдал приказ — выступать!