Челночная дипломатия Ямани

Челночная дипломатия Ямани

Само по себе эмбарго ничего не меняло.

Партии саудовской нефти, изначально предназначенные для Соединенных Штатов, а теперь отправляемые в другие пункты доставки, попросту переадресовывались и попадали к тем же американцам.

По-настоящему болезненный удар нанесло Западу сокращение нефтедобычи, самым непосредственным образом затронувшее жизненный уклад всех ведущих индустриальных держав. Атлантический Союз дал серьезные трещины. Мировые валютные рынки попали в неуправляемый штопор.

Первым пал на колени перед арабами «Общий рынок», возглавляемый Францией.

В ноябре Европейское экономическое сообщество выработало совместный политический курс, «со всей настоятельностью» призвав обе стороны, вовлеченные в ближневосточный конфликт, немедленно возвратиться на позиции, которые они занимали 22 октября. Иными словами, Израиль должен был отступить. Страны «Общего рынка» объявили также, что, по их общему мнению, мирное урегулирование должно базироваться на таких принципах, как прекращение израильской оккупации территорий, захваченных в 1967 г., признание суверенитета, территориальной целостности и независимости всех государств региона и, наконец, признание законных прав палестинцев.

Поспешили продемонстрировать свою лояльность и японцы. Публично заявив, что Япония не желает оскорбить арабские государства своим официально провозглашенным нейтралитетом, и испытывая между тем панический страх при мысли о возможном прекращении поставок арабской нефти на полностью зависящий от них остров, японцы призвали Израиль отойти к рубежу, который был указан в декларации «Общего рынка».

4 ноября, видя, что нефтяной кризис не побудил Соединенные Штаты сколь-либо серьезно пересмотреть их отношение к Израилю, арабские министры нефти сделали новый ход. Они снизили уровень добычи на 25%. Этому решению отказался следовать только Ирак, по-прежнему требовавший национализации всего имущества США и Голландии.

Впрочем, по настоянию саудовцев ОАПЕК не стала стричь всех под одну гребенку. Ямани пожелал, чтобы «дружественные» государства получали нефть в прежнем объеме. К таковым относились Испания, Индия, Бразилия, арабские страны Ближнего Востока и Северной Африки, а также несколько мусульманских стран — Турция, Пакистан и Малайзия.

Полностью лишались поставок Соединенные Штаты и Голландия. Остальным странам предоставлялся шанс проявить свое благонравие.

Поскольку, по заверениям Ямани, эмбарго и сокращение добычи должны были стать прежде всего инструментом воздействия на общественное мнение, арабские министры нефти решили послать на Запад своего представителя, дабы наилучшим образом изложить политические мотивы своих действий. Они уже пробудили внимание заблудших душ — пора было начинать проповедь.

Роль проповедника, как и следовало ожидать, была возложена на Ямани.

Впрочем, министры решили, что вместе с Ямани поедет и президент ОАПЕК Белаид Абдассалам. Это был удачный выбор. Абдассалам, министр нефти Алжира, принадлежал к радикальному крылу ОАПЕК, и его присутствие оттеняло умеренный курс, которого придерживался Ямани.

Министры начали поездку с Парижа и Лондона.

Во французской столице, где они были тепло встречены президентом Жоржем Помпиду, Ямани прямо заявил, что главная цель их вояжа — добиться, чтобы европейские страны оказали нажим на Израиль и заставили его уйти с территорий, захваченных во время шестидневной войны.

В столице Великобритании, где гостей столь же тепло встретил премьер-министр Эдвард Хит, Ямани постарался объяснить англичанам, что нефть используется арабами как инструмент для достижения политических целей, а отнюдь, не как оружие, которое должно причинять боль.

У Ямани не шел из головы минувший уик-энд, проведенный в Женеве, где учились в школе его дети.

Швейцарское правительство в целях экономии топлива запретило движение транспорта в воскресные дни. На улицах не было автомобилей. Город казался безжизненным и производил гнетущее впечатление. Сердце Ямани сжалось: если бы не нефтяной кризис, все выглядело бы совсем иначе.

Поэтому на следующий день, прибыв в Лондон вместе с Абдассаламом, он сказал, что искренне надеется на скорейшее окончание кризиса. Он пожелал жителям Великобритании счастливого Рождества и выразил сожаление, что они испытывают неудобства.

— Поверьте, я говорю это совершенно искренне, — сказал он англичанам.

Он выразил и надежду на то, что израильтяне в ближайшем будущем поймут, какой дорогой ценой обходится всему миру незаконная оккупация арабских земель.

По его словам, арабы лишь хотели привлечь к происходящему внимание обычных людей и никогда не были склонны к экстремизму.

Британцев, однако, трудно было убедить, что поведение арабских стран следует называть как-то иначе. В декабре 1973 г. несчастья сыпались на них словно из рога изобилия.

Следом за нефтяным пришел банковский кризис, стремительно обрушившийся на Сити и заставший деловой мир врасплох. Он буквально в мгновение ока сокрушил британский рынок недвижимости. Одновременно началась забастовка шахтеров, которая лишила страну угля и очень быстро вынудила Хита объявить о переходе на трехдневную рабочую неделю. В Великобритании стали частыми перебои в подаче электричества. Резко подорожали штормовые фонари, свечи. На улицах скапливались груды мусора. Деловая жизнь замерла. Обсуждался вопрос о нормировании потребления энергии. Правительство было на грани отставки.

Хотя нефтяной кризис был отдельной проблемой, Ямани видел, что англичанам приходится слишком уж несладко и что необходим какой-то примирительный жест. В знак особой расположенности к Великобритании он пообещал сделать для нее исключение и восстановить поставки нефти до уровня, существовавшего перед введением эмбарго.

Поддержка, которую оказали делу арабов французы, и признательность, которую выражали им англичане, позволяли считать начало поездки многообещающим. Как и рассчитывал Ямани, он и Абдассалам оказались в центре внимания мировой прессы.

Они пустились в путь по остальным европейским странам и, точно Гензель и Гретель, рассыпавшие хлебные крошки, чтобы отыскать дорогу домой, даровали льготы всем, кто выражал сочувствие арабам.

Бельгия получила передышку, потому что ее парламент принял декларацию, осуждавшую Израиль. Один из ее очистительных заводов ранее получал нефть по трубопроводу из Роттердама, и Ямани распорядился возобновить поставки по этому трубопроводу.

На очереди был «Общий рынок», объединявший девять государств.

Ямани и Абдассалам направились в Западную Германию, где встретились с Вилли Брандтом. После длительной дискуссии в кабинете канцлера в Бонне Ямани пришел к выводу, что Брандт занимает крайне произраильскую позицию. Лидер Западной Германии, еще не получивший тогда Нобелевской премии мира, сказал, что еврейское государство имеет право на существование. На это Ямани сказал, что палестинцы также имеют право жить по-человечески.

Брандт сравнил палестинцев с североамериканскими индейцами. Он сказал:

— Не существует же государства индейцев. И никто об этом даже не заговаривает.

— Может быть, так случилось только потому, что индейцам не повезло, — ответил Ямани, — и они не окружены многочисленной группой близкородственных народов, которые хотят им помочь. Если бы не это, сегодня их судьба могла быть совсем другой.

Брандт не согласился с Ямани.

— Насколько помнится, — говорит Брандт, — беседа в Бонне была достаточно дружелюбной, хотя я и возражал против использования нефтяного эмбарго в качестве политического рычага. Мое высказывание насчет американских индейцев, похоже, было неправильно понято. Это было одним из моих наблюдений общего характера, состоявшим в том, что мир много раз приходил к весьма спорным решениям, когда дело шло о границах и о коренном населении.

Как бы то ни было, Брандт использовал свое немалое влияние, чтобы согласовать действия европейских стран, направленные на преодоление энергетического кризиса. Европейское экономическое сообщество еще раз заявило, что поддерживает резолюцию ООН, осуждающую Израиль и призывающую его немедленно уйти с оккупированных арабских территорий.

— Мое правительство, — подчеркивает Брандт, — твердо придерживалось резолюции ООН. Западная Германия также была вознаграждена, получив соответствующую льготу.

Между тем позиция американцев становилась все более жесткой. Генри Киссинджер и Уильям Саймон, недавно коронованный энергетический «царь» Америки, выступили с резкими заявлениями в прессе: по их мнению, «в воздухе явственно запахло шантажом».

Чтобы противостоять этому шантажу, Киссинджер, прочно окопавшийся в государственном департаменте, призвал промышленно развитые государства как можно скорее провести встречу в Вашингтоне. Он хотел, чтобы западные импортеры нефти выступили против арабов единым фронтом. Вашингтонский нефтяной саммит был запланирован на февраль.

Тем временем министр обороны Джеймс Шлезингер стал публично обсуждать проблему саудовских нефтяных месторождений и возможность военной интервенции.

— Арабы изрядно меня обгадили, — говорит Шлезингер, — но если вы откроете газеты того времени, то увидите, что меня просто спросили на пресс-конференции: вы возьмете под контроль нефтепромыслы, если президент прикажет вам это сделать? И я ответил утвердительно. Если вы припоминаете, Киссинджер тогда стал рассуждать о так называемом «перекрытии кислорода». Это была одна из его геополитических идей, состоявшая примерно в следующем: когда менее сильное государство пытается перекрыть кислород великой державе, та должна готовить ответную акцию. Мы с президентом были готовы к решительным действиям, если того потребовала бы ситуация. Но не думаю, что дело зашло бы так далеко.

Ямани утверждает, что знал о силах быстрого реагирования Соединенных Штатов и о планах захвата саудовских месторождений в конце 1973 г. или в самом начале 1974 г.

— Я был очень встревожен, когда впервые об этом услышал, потому что понимал, что это обернется настоящей бедой. Не только для Саудовской Аравии, но и для всего мира.

Как вспоминает бывший высокопоставленный служащий министерства обороны, «в те дни по колледжу военно-морского флота разгуливало множество полковников морской пехоты, которые говорили, что эта чертова мразь на верблюдах скоро узнает, почем фунт лиха. Нефтяной кризис сидел в печенках у средних американцев — особенно у тех, кому приходилось выстаивать очереди возле бензоколонок. Спору нет, он показал, какое важное место арабы занимают в мире, повысил их авторитет. Но арабы не снискали в Соединенных Штатах новых симпатий. И многие американские солдаты говорили: война, которую ведет Израиль, — это наша война».

Несмотря на это, Ямани и сейчас убежден, что попытка захвата саудовских нефтепромыслов была бы обречена на провал еще до ее начала.

— Вторжение в зону нефтедобычи стало бы чистым самоубийством. С практической точки зрения захват был неразрешимой задачей. И остается таковой. Если вы вспомните, где находятся месторождения, то поймете, почему я так говорю. Они разбросаны в пустыне, и, чтобы взять под контроль все нефтепромыслы, нужно несколько сотен тысяч солдат. А чтобы после этого вести добычу, нужны еще тысячи и тысячи. Нет, сделать это было просто невозможно. Невозможно и теперь.

Более того, — говорит Ямани, — если бы американцы, не пожелав продолжать добычу, решили разрушить нефтедобывающие установки, они уничтожили бы вместе с ними и себя. Все равно как если бы жена, задумавшая насолить мужу, отрезала себе нос. Уничтожить нефтепромыслы невозможно, захватить их и эксплуатировать также невозможно.

Узнав о планах американцев, Ямани, естественно, поспешил посоветоваться с Фейсалом.

Король тоже был убежден в полной невозможности такого развития событий.

— Думаю, это только разговоры… Чистый блеф, — сказал мне Фейсал.

Шлезингер с этим не согласен.

— Блеф? Ничего подобного. Я был готов овладеть каким-нибудь не слишком крупным объектом, скажем Абу-Даби. Наше военное превосходство вполне позволяло захватить одно из арабских государств. Эти планы действительно напугали и рассердили арабов. Они были не блефом, а самой настоящей реальностью. И начиная с 1973 г. арабы были не на шутку ими обеспокоены.

Согласно одному из ближневосточных источников, Фейсал воспринял эту угрозу гораздо более серьезно, чем утверждает Ямани. Его тревожили не только проекты Пентагона, но и намерения израильтян, которые, по некоторым сведениям, также разработали экстренный план захвата нефтепромыслов. Поэтому король предпринял сверхсекретные меры предосторожности, и саудовская национальная гвардия получила инструкции, предусматривавшие в случае вражеской атаки уничтожение особо важных объектов. С выходом этих объектов из строя саудовская добыча нефти сокращалась до предельно низкого объема, и оккупационным силам потребовалось бы не менее года и около 5 миллиардов долларов, чтобы вновь привести нефтепромыслы в рабочее состояние.

После аншлагов в Европе Ямани и Абдассалам продолжили свои гастроли в Соединенных Штатах. Здесь Абдассалам сразу оказался в тени. Гвоздем программы был Ямани.

Все хотели встретиться именно с ним.

В то время он уже был известен как араб, который не имеет равных среди соплеменников в искусстве обращаться с представителями средств информации. Ему было что сказать американцам. К тому же он обладал достаточным природным талантом и ораторской выучкой, чтобы заставить себя слушать.

Министры прилетели в Нью-Йорк, где их ожидало множество репортеров.

Ямани отказался сказать им хотя бы слово.

Не задерживаясь, министры отправились прямиком в Вашингтон, где Ямани предстояло дать телевизионное интервью. Ямани считал выступление в Вашингтоне целью своей миссии. И до этого интервью не хотел говорить ни с кем.

Разыгрывая недоступность, он намеренно обострял внимание к своей персоне.

Представ перед камерами в прекрасном черном костюме, раскованный и уверенный в себе, Ямани был несколько смущен откровенно недружелюбным тоном, который звучал в вопросах.

— Я понял, что меня хотят рассердить.

Но он сохранил самообладание и держался так же спокойно, как и вначале.

— Я объяснил ситуацию так, как это сделал бы настоящий друг. Даже попросил прощения за все неудобства, которые причинил американцам кризис. И что вы думаете? Телерепортеры были глубоко разочарованы. Я понял это по их лицам. Позже я узнал, что интервью так и не прошло в эфир. Видимо, они хотели показать американской публике совсем другой тип араба — отсталого бедуина из пустыни или что-то в этом роде. Боюсь, что их ожидания не оправдались.

Зато оправдались ожидания «Ньюсуик», напечатавшей в своем рождественском выпуске за 1973 г. интервью с Ямани, выдержанное в духе откровенной конфронтации.

«Ньюсуик». Не существует ли опасности, что ваша нефтяная политика толкнет государства, страдающие от нее, на отчаянные шаги?

Ямани. Это могло бы быть правдой, если бы вы всерьез полагали, что арабы намерены использовать нефтяное оружие до тех пор, пока ваша экономика не рухнет. Но пусть так: все равно я не думаю, что вы решитесь на крайние меры. Вы ведь знаете, что у нас в руках по-настоящему сильное оружие, которое мы не пускаем и не собираемся пускать в ход.

«Ньюсуик». Но если вы не намерены причинять серьезного ущерба экономике США, Японии и европейских государств, стоит ли рассчитывать, что нефтяное оружие сработает?

Ямани. Поскольку нефтяное оружие рассчитано не на то, чтобы причинять кому-то ущерб, но должно лишь привлечь внимание к нашим проблемам, я полагаю, мы будем использовать его только в этом контексте».

Интервью сопровождалось подробным очерком, посвященным Ямани: очерку был предпослан интригующий заголовок: «Всего лишь простой бедуин». Эту характеристику дал себе сам Ямани.

В очерке говорилось: пишущие о Ямани часто употребляют такие эпитеты, как «блестяще одаренный», «непреклонный», «внушающий страх», но сам он утверждает, что все это не более чем ярлыки… «Преувеличенно-умоляющим жестом воздев руки, он улыбается как Мона Лиза и смиренно возражает:

— Что вы, я всего лишь простой бедуин».

Следующий абзац начинался словами: «Верно, но не совсем». Это было сущей правдой.

Далее автор писал: «Безупречные костюмы от Кардена и модные черные туфли, которые носит Ямани, полностью отвечают самым высоким международным стандартам. Однако всякого, кто видит в нем обычного жуира из арабского мира, ждет жестокое потрясение. Ямани отменный знаток нефтяного бизнеса и умеет твердо вести свою линию».

«Ньюсуик» назвала Ямани «человеком дня».

Остальная пресса, особенно вашингтонский журналистский корпус, буквально не давала Ямани прохода, его забрасывали вопросами, фотографировали, цитировали, словно рок-звезду.

Пребывание Ямани в столице США обернулось вереницей званых завтраков, обедов, ужинов и нескончаемой чередой коктейлей. Он встретился с новым вице-президентом Джерри Фордом, с Генри Киссинджером, с членами кабинета, сенаторами, конгрессменами, дипломатами, банкирами, бизнесменами.

Типографские станки работали без передышки.

На гребне успеха, достигнутого в Соединенных Штатах (хотя попытка склонить администрацию Никсона к отказу от поддержки Израиля не принесла желанного результата), Ямани отправился в Японию.

Японцы уже в начале 1973 г. приняли к сведению угрозу, которой не хотел внять Вашингтон. Они хорошо понимали, что прекращение поставок арабской нефти парализует японскую экономику.

Стремясь пресечь кризис в самом начале, тогдашний министр промышленности Ясухиро Накасонэ совершил визит на Ближний Восток, засвидетельствовав свою лояльность всюду, где только мог. По возвращении домой Накасонэ возвестил миру следующее:

— Ныне я еще более твердо убежден, что ближневосточную нефть следует рассматривать не как обычный товар, но как предмет, имеющий самую глубокую связь с политикой.

Ему не было нужды напоминать японцам, что нефть была — и остается по сей день — особо важным для этой страны ресурсом. По этой причине, сказал Накасонэ, нефтяная политика государства ни при каких обстоятельствах не может зависеть от прихотей японских промышленников. Она должна полностью контролироваться правительством. Накасонэ даже охарактеризовал правительственный подход как «нефтяную дипломатию».

Очерчивая государственную политику и этой области, Накасонэ сказал:

— В настоящее время мировой рынок нефти переживает переходный период, когда страны-экспортеры ищут среди стран-потребителей партнеров, с которыми они могли бы заключить долгосрочные соглашения. Если между группой крупнейших мировых экспортеров нефти и Японией, одним из основных импортеров, установятся отношения сотрудничества, это будет иметь огромное влияние на международный рынок.

Накасонэ явно хотел задобрить арабов и гарантировать Японии бесперебойные поставки нефти. Но тут началась война.

Япония, официально провозгласившая нейтралитет в арабо-израильском конфликте, внезапно поняла, что арабы смотрят на нее весьма косо. Опасаясь, что эмбарго разрушит экономику страны и приведет к отставке правительства, японцы решили спасти свою репутацию в глазах арабских поставщиков. Не смея, по целому ряду причин (включая и вполне очевидные), попросту упасть им в ноги и взмолиться о пощаде, они признали, что, отсиживаясь за забором, наносят оскорбление арабам. И японский кабинет решил пересмотреть вопрос о нейтралитете — в том, что касалось отношения Японии к Израилю.

У японцев были две возможности.

Можно было внять призыву Соединенных Штатов и сохранять нейтралитет. Но при этом ничто не гарантировало Японии пополнения запасов нефти, если подойдут к концу те, что имелись. А их должно было хватить на 59 суток.

Можно было, напротив, рискнуть благорасположением американцев и начать флирт с арабами.

Японцы выбрали путь наименьшего сопротивления. Они призвали Израиль освободить оккупированные арабские территории.

Ямани были оказаны в Токио высшие почести; его даже принял император, что обычно предусматривалось лишь для главы государства. Визит самым подробным образом освещался в японской печати. В течение той недели, что Ямани провел в Японии, некоторые газеты выпускали специальные приложения, на все лады восхвалявшие гостя. И чтобы не было и тени недопонимания, эти приложения получили мощную поддержку в виде обильной рекламы — тем самым японские промышленники со всей откровенностью показали, чью сторону они держат в ближневосточном конфликте.

Не стоит и говорить, что за всем этим проглядывалось нескрываемое желание государства, зависящего от внешнего источника энергии, снискать благосклонность человека, который мог открыть или, наоборот, закрыть кран одним мановением руки.

Сам Ямани также согласен с тем, что, не будь кризиса, его едва ли встретили бы подобным образом.

— Я приезжал в Японию практически каждый год, но до января 1974 г. меня ни разу не принимал император. В то время император вообще принимал только глав государств или глав правительств. Сейчас исключения случаются чаще, но тогда это было в высшей степени необычно. Я был, по существу, первым арабским министром, удостоившимся такой чести.

Итак, нефтяное оружие — или, как настаивает Ямани, «нефть в качестве инструмента политики» — сработало еще в одной стране.

Выступая перед японцами, Ямани, прекрасно улавливавший сигналы, которые посылала ему аудитория, старался предстать в лучшем свете.

— Японии, — сказал Ямани, — нужны долгосрочные контракты, которые обеспечат ей регулярное снабжение саудовской нефтью.

Он сказал, что японцы смогут обойти многие из ныне существующих торговых барьеров, если, в свою очередь, пожелают помочь в осуществлении различных экономических проектов Саудовской Аравии.

Ямани сказал также, что король Фейсал мог бы понизить цены на нефть, но добавил: «При условии, что остальные пять стран-экспортеров залива согласятся последовать их примеру. Мы обсудим этот вопрос с остальными членами. Мы не индивидуалисты, и было бы преждевременным говорить о том, насколько могут быть понижены цены».

Не прошло месяца после вашингтонского нефтяного саммита, и Ямани умышленно стремился вбить клин между странами-импортерами.

— Некоторые из импортеров, — сказал он в Японии, — сейчас чрезвычайно заинтересованы в двусторонних соглашениях со странами-экспортерами. Это, в первую очередь, Япония и, далее, Франция, Великобритания и Западная Германия. Саудовская Аравия готова к диалогу с этими странами.

Его выступление привело в бешенство Генри Киссинджера. Ямани нанес мощный удар по стратегии государственного департамента, стремившегося сплотить импортеров и изолировать экспортеров.

Но он смутил и экономическую комиссию ОПЕК, которая в это время заседала в Вене. Члены ОПЕК совсем недавно согласились поддерживать цены на существующем уровне до конца марта, когда, как предполагалось, экономический комитет выпустит свою записку, определяющую краткосрочную и долгосрочную динамику цен. То, что Ямани предложил японцам, англичанам, французам и западным немцам вести дела с Саудовской Аравией на сепаратной основе, делало ситуацию непредсказуемой.

— Это правда, — соглашается Ямани. — Я действительно предложил Франции, Германии, Японии и Англии сотрудничество на сепаратной основе. Не стану скрывать: я хотел вести дело независимо от тринадцати членов картеля. Но это никак не затрагивало ОПЕК, потому что ОПЕК не имела никакого отношения к маркетингу. Речь шла о двусторонних торговых связях. В то время всего важнее для этих стран было обеспечить себе надежный источник снабжения. К примеру, японцам нужны были гарантии, что они смогут получить от нас столько нефти, сколько им потребуется. Если бы я дал им такие гарантии, они бы успокоились.

Другими словами, Японии предлагалось заключить соглашение в режиме особого благоприятствования.

— Верно. Но не забывайте, что речь шла о двух разных вещах. Во-первых, об отношениях между Японией и Саудовской Аравией. Мое предложение подразумевало именно этот аспект. И во-вторых, о политической проблеме, затрагивавшей все арабские страны. Что касается двусторонних отношений, то мы хотели, чтобы Япония помогла создать в Саудовской Аравии современную инфраструктуру — в обмен на нашу готовность обеспечивать ее энергией. Что касается общеарабского дела, то мы хотели, чтобы Япония публично признала, что Израиль должен вернуть захваченные территории. И мне было нужно только одно — объяснить Японии, что такое заявление сразу переместит ее в другую категорию стран.

* * *

Можно ручаться, что до 16 октября 1973 г. в Америке, Европе и Японии лишь немногие хотя бы краем уха слышали об ОПЕК. Еще меньше было людей, знавших о существовании ОАПЕК.

И почти никто не узнал бы шейха Ямани, даже если бы он подошел на улице и представился.

Но, когда началась война, положение изменилось.

«ОПЕК», «ОАПЕК» и в особенности «Заки Ямани» — этими словами пестрели первые полосы всех газет.

Эдвард Хит, в те годы хорошо знавший Ямани, говорит, что тот всегда производил на него прекрасное впечатление.

— Ямани необычайно одарен; он никогда не теряет самообладания и отлично чувствует международную ситуацию.

По-видимому, Ямани отвечал Хиту взаимностью: когда Хит дирижировал оркестром в Швейцарии (его любимое хобби) и узнал, что Ямани также находится в стране, то послал ему персональное приглашение, и Ямани пришел на концерт.

Примечательно, однако, что Хит, рассказывая о «редком взаимопонимании», наладившемся между ним и Ямани, не забывает упомянуть, что западные политики хорошо знали о «приниженном» положении, которое тот занимает в Саудовской Аравии. Они не раз с молчаливым удивлением наблюдали, как некоторые члены королевской семьи не стесняются указывать Ямани, что, несмотря на тесные отношения с Фейсалом, он не принадлежит и не будет принадлежать к королевской фамилии.

Да, в Саудовской Аравии положение Ямани было в известном смысле «приниженным». Но на Западе дело обстояло иначе. Пока был жив Фейсал, все твердо знали, что слово Ямани — это слово короля.

— Каждый раз, когда у нас с Ямани возникали разногласия, — вспоминает один из служащих «Арамко», — мы просили его устроить нам встречу с Фейсалом, Ямани никогда не отказывался. Он заранее знал, какой будет реакция короля. Он был у верен, что Фейсал всегда его поддержит, потому что их взгляды полностью совпадали.

Еще один человек, знавший Ямани в те дни, — сэр Алан Ротни, тогдашний английский посол в Саудовской Аравии.

— Я впервые приехал в эту страну в середине лета 1972 г. В Джидде у Ямани был маленький домик поблизости от королевского дворца; в ту пору этот домик находился как бы на приморском бульваре, теперь это не так, потому что всю прибрежную полосу застроили. Ямани уже десять лет занимал пост министра. Но фигурой мирового ранга он стал только после того, как в 1973 г. цены на нефть выросли вчетверо. Тогда он сразу выдвинулся на первый план.

Необходимо отметить, что до появления на политической сцене Ямани западные люди привыкли считать более-менее развитыми и цивилизованными лишь средиземноморских арабов; в арабах же из стран залива видели отсталых бедуинов, живущих по законам феодального общества.

Ямани сломал этот стереотип. Мир увидел в нем человека, который сумел воплотить в реальность планы использования арабской нефти для борьбы с Израилем.

Сам Ямани также считает, что оказал известное влияние на общественное мнение Запада.

— Полагаю, я помог западным странам, и особенно Соединенным Штатам, изменить представления об арабах как о диком, невежественном народе. Едва ли я казался американцам диким и невежественным, когда с ними беседовал. И это помогло рассеять заблуждения насчет «отсталых бедуинов из пустыни».

Я тут же напоминаю, что он сам назвал себя «простым бедуином». Ямани широко улыбается:

— Ну что ж, я ведь родился в этой части света. Там я вырос. Там мои корни. И кто знает, может быть, бедуины не так уж плохи.

Я замечаю, что его все же трудно принять за «простого бедуина».

— Я прекрасно себя чувствую на Западе, — отвечает Ямани. — Великолепно. Иногда, правда, я надеваю арабское платье, но с единственной целью — немного отдохнуть. Оно ведь удобнее, чем западная одежда. Впрочем, и другие бедуины, имей они возможность жить на Западе, вероятно, освоились бы там не хуже меня.

Он на мгновение умолкает, потом снова улыбается.

— Поймите: мы, бедуины, умеем приспосабливаться к любым обстоятельствам.

* * *

План Киссинджера предполагал создание организации, которая объединила бы страны, импортирующие нефть, и, твердо придерживаясь определенных торговых и финансовых соглашений, противостояла странам-экспортерам. И лишь в дальнейшем, после окончательного оформления картеля импортеров, эта организация могла бы вступить в коллективные переговоры с ОПЕК.

В назначенном на 11—12 февраля 1974 г. вашингтонском нефтяном саммите должны были принять участие главы девяти государств Европейского экономического сообщества, Канады, Норвегии и Японии, а также генеральный секретарь Организации экономического сотрудничества и развития.

В случае успешной реализации плана Киссинджера арабам пришлось бы туго.

— Разумеется, мы противодействовали этому как могли, — говорит Ямани. — Я лично делал все, чтобы помешать Киссинджеру. И его очень раздражала моя позиция. Он хотел, чтобы все импортеры нефти — как развитые, так и развивающиеся государства — выступили единым фронтом против ОПЕК. Я же изо всех сил стремился, чтобы эта встреча не состоялась, потому что она противопоставила бы экспортеров нефти всему миру. И не скрывал от предполагаемых участников саммита нашей обеспокоенности.

Ямани справедливо опасался, что Америка может сплотить свой лагерь и найти эффективный способ обезвредить нефтяное оружие, — Киссинджер только об этом и мечтал. Государственный секретарь был убежден, что если страны-импортеры по-прежнему будут сидеть сложа руки, весь мир — не исключая арабов — погрузится в глубокую экономическую депрессию.

Запад отнесся к инициативе Киссинджера с пониманием, и все главы государств, получившие приглашение, прибыли в Вашингтон.

Нефтяной саммит обещал принести неплохие результаты.

Дело испортил представитель Франции, упрямец по имени Мишель Жобер. Подчеркивая особое положение своей делегации, Жобер отказался говорить на каком-либо языке, кроме французского. Рабочим языком встречи был английский, и, надо сказать, Жобер вполне сносно им владел. Но почему-то решил, что все шагают не в ногу, и упорно отстаивал свое право говорить по-французски. Поэтому ход совещания то и дело замедлялся из-за вмешательства переводчиков.

Мало того, когда Соединенные Штаты предложили объединить усилия в преодолении энергетического кризиса, Жобер опять счел, что его партнеры по «Общему рынку», которые отнеслись к этому предложению благосклонно, шагают не в ногу с Францией.

При голосовании Франция осталась в одиночестве, а все остальные участники встречи согласились координировать политику своих стран в области экономии энергии и ограничения потребления, создать систему распределения ресурсов в условиях жесткого дефицита, оказывать поддержку национальным программам развития альтернативных источников энергии и, кроме того, ускорить осуществление исследовательских и прикладных программ в сфере энергетики.

Бывший премьер-министр Великобритании сэр Алек Хьюм, в то время возглавлявший министерство иностранных дел, делится воспоминаниями о вашингтонской встрече.

— Жобер довольно ловко вел свою линию. Я был вместе с ним на нескольких конференциях, и почти всегда он держался за свой французский. Было бы намного легче, если бы Франция согласилась сотрудничать с остальными, хотя, должен признаться, мы и в этом случае вряд ли смогли бы оказать сопротивление арабам. Но позиция Франции чрезвычайно осложнила нашу общую задачу.

Отказ Франции сотрудничать с участниками нефтяного саммита в Вашингтоне не был сюрпризом и для Ямани.

— Впрочем, если бы они и достигли полного согласия, то все равно не смогли бы ничего сделать. Мы, в отличие от них, всегда могли найти общий язык с развивающимися странами. Франция проводила свою политику последовательно: она не пожелала вступать и в Международное энергетическое агентство (МЭА), созданное Киссинджером. Эта страна отвергла избранный Киссинджером путь конфронтации и искала путь к сотрудничеству. По сути дела, Франция была настроена так же, как Саудовская Аравия.

Франция всегда считала, что арабы в своих отношениях с Западом отводят ей по традиции совершенно особое, привилегированное место. Но это было чистой иллюзией. Когда французы владели колониями в Северной Африке, их влияние в Марокко, Алжире и Тунисе действительно было велико. Теперь, однако, их оттуда вышвырнули, и Алжир национализировал имущество, принадлежавшее французским нефтяным компаниям. Французы верили также, что находятся в особых отношениях с Ираном, — потому что предоставили изгнанному аятолле Хомейни приют на вилле под Парижем. Но впоследствии, когда аятолла вернулся в Тегеран, главным пунктом назначения для иранских нефтяных танкеров стала отнюдь не Франция.

А пока что французы откровенно заигрывали с саудовцами.

Впрочем, Ямани слишком дипломатичен, чтобы употреблять такие выражения.

— Конечно, французы покупали нефть у Саудовской Аравии. Но они покупали ее и в других странах. Я, право же, не согласен с теми, кто объясняет подобными мотивами сотрудничество Франции с нами или, наоборот, нежелание сотрудничать с участниками вашингтонского нефтяного саммита. Мне кажется, они просто придерживались иной философии в отношении стран третьего мира. Результаты вашингтонского саммита свидетельствовали, что Европа, при всех возможных оговорках, капитулировала перед нефтяным оружием. Могущество и единство европейских стран оказались мифом. Как выяснилось, и богатство Европы, и ее внешнеторговые связи, и многочисленность ее населения — все это весит не так уж много на весах мировой политики.

На вопрос, испытал ли он удовлетворение от того, что вашингтонская конференция потерпела своего рода фиаско, Ямани не задумываясь отвечает:

— Конечно. Ведь дело шло к конфронтации, а это не сулило ничего хорошего ни экспортерам, ни потребителям. Но если оценивать события с точки зрения такой сверхдержавы, как Америка, можно оправдать и ее поведение, и образ мыслей.

По признанию Ямани, ему понятны чувства американцев: когда Штаты внезапно обнаружили, что ими пытаются командовать небольшие страны, это было очень горькой пилюлей.

— Я не осуждаю американцев за то, что они решили покарать эти небольшие страны. Еще бы ОПЕК, как им показалось, сама нарывалась на драку. Но дело-то в том, что ОПЕК вовсе не стремилась к конфронтации. Просто Америке было трудно свыкнуться с тем, что страны-экспортеры впервые сами стали определять цену на нефть. А в глазах американцев это ли не было лучшим доказательством враждебности к импортерам? Думаю, они рассуждали именно так.

Ямани, всегда склонный мыслить исторически, был уверен, что наступит время, когда фаза противоборства будет пройдена, и надеялся, что кризис побудит промышленно развитые государства вступить в серьезные переговоры с развивающимися странами.

— Мы не хотели той конфронтации, к которой вел дело Киссинджер. Мы хотели сотрудничества. Мы стремились установить контакт между различными группами стран, по принципу «Север — Юг».

Прямым следствием вашингтонской конференции стало заявление Алжира, призвавшего провести сессию Организации Объединенных Наций, посвященную экономическим проблемам Юга (включая проблемы энергетики).

Саудовская Аравия направила в Нью-Йорк специальную делегацию, возглавляемую шейхом Ямани.

Понимая, что Генеральная Ассамблея ООН во многом похожа на совещание ОПЕК (только более громоздкое), Ямани и здесь занялся привычным лоббированием. Первые несколько дней в Нью-Йорке он непрерывно беседовал с делегатами по телефону или с глазу на глаз — и все яснее сознавал, что намерение Алжира вынести проблемы Юга на Генеральную Ассамблею не принесет конкретных результатов, но лишь потопит дело в болтовне.

— Мне предоставилась возможность вбить клин между развивающимися странами и Киссинджером и перетащить их в наш лагерь. Но будем откровенны: Организация Объединенных Наций не то место, где можно прийти к действенному соглашению. Тут произносят громкие речи, но этим все и кончается. Ничего реального не происходит. А энергетическая проблема, по моему глубокому убеждению, была в то время жизненно важной. Слишком важной, чтобы доверять ее решение Генеральной Ассамблее.

Обратившись к участникам сессии, Ямани предложил организовать специальную конференцию «Север — Юг», на которой были бы рассмотрены все проблемы отношений между развитыми и развивающимися странами, в том числе и проблемы энергетики. Он даже конкретизировал свой план, указав, что такая конференция могла бы начаться отдельным совещанием десяти государств, которое выработает для нее повестку дня.

Но этому решительно воспротивилась Америка.

— Я хотел найти реальные формы сотрудничества. Киссинджер же искал конфронтации. Это было ясно как день. Вашингтонский саммит не оправдал ожиданий Киссинджера, и поэтому он решил создать Международное энергетическое агентство.

Несмотря на реакцию американцев, на следующий день после выступления Ямани на Генеральной Ассамблее с ним встретился посол Франции, который выразил интерес к его предложению провести встречу «Север — Юг».

Беседа Ямани с послом принесла нужные плоды: президент Франции Валери Жискар д’Эстен направил послание королю Фейсалу. Он предложил, чтобы Франция и Саудовская Аравия совместно призвали провести подготовительное совещание десяти государств, состав которого был намечен Ямани.

Вскоре Франция и Саудовская Аравия приступили к реализации этого плана.

Ямани, однако (не ставя в известность Валери Жискар д’Эстена), не рекомендовал королю Фейсалу брать на себя слишком активную роль в организации совещания.

— Это осложнило бы наше положение как в ОПЕК, так и вне ОПЕК. По моему мнению, Саудовской Аравии не следовало появляться на авансцене в этом качестве. Конечно, мы активно влияли на события, но я предпочитал оставаться в тени. Франция была на это согласна, и тем самым мы добились, чего хотели.

В конце концов усилия по созыву конференции «Север — Юг» увенчались успехом, хотя ее организаторы с самого начала столкнулись со множеством трудностей.

Против конференции выступили американцы, охарактеризовавшие этот план как попытку нейтрализовать Международное энергетическое агентство в самом его зародыше.

В Великобритании его расценивали в лучшем случае как пустую затею, дублирующую проекты, которые уже находились в стадии реализации; в худшем — как досадную помеху.

Повестка дня, составленная представителями «десятки», включала четыре группы проблем: сырьевые ресурсы, передача технологии, внешняя задолженность и энергетика.

Но в последующие два года единый замысел распался на такое множество частностей, что фактически испарился.

Жискар д’Эстен с великим прискорбием объявил о его кончине. Он относился к этому плану как к собственному детищу. И мог винить в том, что случилось, только самого себя.

Как выяснилось, Ямани поступил весьма дальновидно, когда уступил всю славу французскому президенту, а сам остался за кулисами.

Но если бы план удался, киссинджеровское МЭА недосчиталось бы многих козырей.

— Киссинджер организовал МЭА исключительно в целях конфронтации, — утверждает Ямани, — и именно поэтому ОПЕК отказывалась вступать с МЭА в переговоры. Даже сейчас, когда характер деятельности МЭА изменился, контакты с этой организацией по-прежнему считаются в ОПЕК неблаговидным поступком.

Официально это так. Но сцена — одно дело. Кулисы — совсем другое.

— Скажу откровенно: мне случалось брать этот грех на душу, — говорит Ямани. — Негласно, при закрытых дверях. В 70?е годы я часто встречался с руководителем МЭА в конфиденциальной обстановке. Став председателем комитета по долгосрочной стратегии ОПЕК, я наладил и контакты с ЕЭС. Это шло вразрез с правилами, но я сознавал, что игнорировать МЭА мы не можем. Роль этого учреждения была слишком велика. Не в самом начале, но позже, когда оно вышло наконец из организационной стадии и приобрело вес, — тогда я прислушивался к нему с неизменным вниманием. Разумеется, приходилось действовать с большой осторожностью, ведь, что ни говори, Саудовская Аравия все-таки член ОПЕК и не имеет права делать публичные шаги, которые могут вызвать раздражение у других членов. Политика есть политика. И все же не стану отрицать: я неоднократно виделся с председателем МЭА. Иногда мы вместе обедали. Иногда просто встречались в спокойной обстановке и обменивались мнениями. Неофициальные контакты часто оказываются очень и очень полезными.