ГЛАВА ВТОРАЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ВТОРАЯ

… и я знаю, что когда–нибудь где–то мы с Джоном всегда будем вместе.

Синтия Леннон

Твист, 1982

1

Синтия Пауэл посвятила себя Джону со страстью религиозной фанатички. Человеку, более уверенному в себе, такое внимание могло бы быть в тягость, но Джон наслаждался. Синтия убегала из школы и из дома для того, чтобы побыть с ним. Они встречались даже в короткие интервалы между занятиями в колледже и обнимались за шкафами в подвале. Она платила за его сигареты и кофе и без устали просиживала на жесткой скамейке на его любимых вечеринках в «Якаранде», сжимая его руку под столом, часами глядя ему в глаза и слушая его рассказы о жизни.

«Якаранда», или так называемый «Як», стал любимым местом сборищ многочисленных бит–групп города. «Як» находился на самой окраине шумного Чайна–тауна. Его месторасположение и политика невмешательства городских властей создали очаровательный уголок, где студенты, художники, бит–музыканты, западные индейцы, белые, черные, китайцы и просто прохожие с улицы собирались по вечерам. Владельцем «Яка» был Аллан Уильямс, словоохотливый джентльмен небольшого роста, обладающий незаурядным северным шармом. Этот своеобразный предприниматель в свое время продал все — от электрических пишущих машинок до домашней библиотеки. Уильямс стал любимцем мальчишек после того, как оборудовал свой подвал под маленький клуб. Бит–музыканты города проводили время до рассвета за маленькими столиками, пили кофе и принесенное с собой спиртное и слушали «крутую» музыку.

Именно в «Яке» Синтия познакомилась с друзьями Джона. Особенно ей нравился один студент–художник, маленький, бледный, немного не от мира сего молодой человек по имени Сту Сутклифф. Синтия уже слышала о девятнадцатилетнем художнике в школе, где его чрезвычайно уважали, как самого талантливого и подающего надежды студента. Девочки считали его неотразимым, и все говорили, что он — точная копия Джеймса Дина, в особенности благодаря своему мрачноватому романтическому облику и темным очкам, которые он никогда не снимал. Если дружба с Полом ограничивалась музыкой и совместными развлечениями, со Сту Джон ощущал глубокую духовную связь. Он не только восхищался талантом и творчеством Сту, но и ценил его за страстную любовь к искусству Джона.

В то время группа искала нового бас–гитариста. Джона не волновало, что у Сту нет ни малейшего представления о том, как играть на инструменте, и ни малейшего желания стать членом рок–группы. Он так загорелся этой идеей, что Сту наконец сломался, и независимо от того, нравилось это другим членам группы или нет, он неожиданно стал играть с ней.

Меньше всего Синтии нравился надоедливый малыш Джордж Харрисон. Он был почти на пять лет моложе Синтии и по–мальчишески развлекал ее. Тощий и бледный, он был к тому же прыщав. Скорее скрытный, чем застенчивый, он откровенно идеализировал Джона и во всем ему подражал. Одевался Джордж крикливо, а волосы носил гораздо длиннее, чем у его сверстников. В остроносых ботинках, розовой рубашке с торчащим воротником, канареечном жилете, Джордж таскался за Джоном и Синтией всюду, куда бы они ни шли. Еще слишком маленький для того, чтобы всерьез встречаться с девушками, он и представить себе не мог, что молодая пара хотела бы побыть наедине. Джордж вечно болтался поблизости, стараясь привлечь внимание Джона, и устраивался рядом с Джоном, когда они ходили в кино. В те редкие минуты, когда Джону и Синтии казалось, что им удалось избавиться от Джорджа, он неожиданно появлялся из–за угла и бежал за ними, возвещая о своем появлении пронзительным свистом. К Синтии Джордж относился намного благосклоннее, чем она к нему. «По–моему, она замечательная, Джон, — разоткровенничался он однажды. — Одно лишь плохо. У нее зубы, как у лошади».

Если для Мими Пол Маккартни был несчастьем, то Джордж Харрисон просто проклятием. Мать Джорджа, Луиза Харрисон, поддерживала ребят в их увлечении музыкой, предоставляла им место для репетиций и кормила, когда они были голодны. Это выводило Мими из себя.

Джордж Харрисон родился 25 февраля 1943 года в семье, где уже было три сына и одна дочь. Его отец Гарольд, худощавый тихий человек, работал шофером городского автобуса, а мать была счастливой домохозяйкой, которую знали все дети в округе. В течение восемнадцати лет семья жила в одном и том же скромном доме с террасой на Арнольд Гроув, Уэйвертри, а затем переехала в маленький дом на Аптон Грин в Спике. Джордж рос смышленым самостоятельным ребенком, который мог перехватить вместо обеда кусок колбасы в мясной лавке по соседству. Как и Джон, он ходил в частную школу Доувдэйл напротив Пенни Лэйн, где они жили.

Сначала Джордж подружился с Полом Маккартни, это произошло сразу после того, как семья переехала в Спик. Каждое утро мальчики встречались на автобусной остановке, садились в один и тот же автобус, который шел в Ливерпульский институт. Однажды утром у Пола не хватило нескольких пенни, чтобы оплатить проезд, и Луиза Харрисон дала ему недостающие деньги и еще немного мелочи, чтобы он мог вернуться домой. Хотя Джордж был на класс младше Пола, у мальчиков нашлось достаточно общих тем для разговора в автобусе: самодеятельность, рок–н–ролл, гитары.

К тому времени, когда Джорджу исполнилось четырнадцать лет, он уже фанатично полюбил гитару, и Луиза Харрисон находила в его карманах обрывки бумаг, на которых он рисовал гитары, как другие мальчишки рисуют самолетики. Его первым инструментом стала подержанная гитара, которую он купил у другого мальчика из своей школы, деньги на нее — 3 доллара — дала ему мать. А следующей стала роскошная гитара, на которую он заработал сам, выступая в мясной лавке по воскресеньям. Луиза постоянно подбадривала его, когда он падал духом, и говорила, что он может играть лучше. Но до встречи с Джоном Ленноном ему не предоставлялось такой возможности. Зимой 1959 года Пол познакомил Джорджа с ребятами из группы «Джонни энд Мундогз». Харрисон исполнил свой самый лучший номер, мелодию на бас–гитаре из восемнадцати нот под названием «Ранчи», но его выступление ни на кого не произвело впечатления. Тем не менее он таскался за ребятами повсюду в надежде, что когда–нибудь они попросят его выступить с ними. Несколько раз, когда кто–то из постоянных гитаристов не мог выступать, Джорджу разрешали присутствовать на сцене вместе с группой, а изредка он даже исполнял собственное, захватывающее дух соло. Прежде чем кто–либо успел заметить, как это произошло, Джордж стал членом группы. Кроме того, Луиза Харрисон давала им приют и еду.

Джон, Пол, Джордж, Сту и Синтия виделись почти ежедневно в «Яке» или в школьном кафе. Синтия обычно сидела на скамейке и слушала, как ребята играют. Они не слишком отличались от других школьников, и никто не обращал на них особого внимания.

2

Весной Элвис Пресли был призван в вооруженные силы США. Молодые люди во всем мире стремились занять его место. По всей Англии образовались сотни рок–групп, не было недостатка и в площадках для выступлений. Любая церковь, танцевальный зал, каток могли быть переоборудованы в сцену, и по выходным дням там устраивались танцы. В Ливерпуле появилось так много групп, что студент художественного колледжа в Ливерпуле Билл Харри, который, кстати, познакомил Сту Сутклиффа с Джоном Ленноном, начал вести записи, в которых отмечал, кто, в какой группе и где играл, и издал собственную газету о музыкальной жизни под названием «Мерси Бит». Некоторые группы просуществовали не более двух недель, другие завоевали известность в своих округах и имели верных поклонников.

Поскольку «Як» стал основной сценой для вечерних выступлений, Аллан Уильямс ознакомился с диапазоном групп, входящих в его двери, понял, что «поп» — золотая жила, и стал организовывать платные концерты. Для того, чтобы оснастить здание всем необходимым, он находил для музыкантов работу с оплатой 10 долларов за вечер. Из них 1 доллар получал Уильямс, а 1 доллар — местный посредник. «Джонни энд Мундогз» быстро согласилась на эти условия. Уильямс познакомился с известным лондонским менеджером и предпринимателем Лэрри Парнзом и заверил его в том, что в Ливерпуле несметное количество поп–групп, страстно желающих за умеренную плату отправиться в турне туда, где известно имя Парнза.

Уильямс выиграл в споре за отбор лучших групп Ливерпуля, среди них были и его фавориты — «Джонни энд Мундогз». По совету друзей группа заменила свое название на «Сильвер Битлз». Слово «beetles» (жуки) предложил Сту Сутклифф по аналогии с названием группы Бадди Холи «Крикетс» (сверчки). Джон не удержался от каламбура и предложил слово «beatles», имея в виду то, что исполняют бит–музыканты. Слово «сильвер» (серебряные) добавили для блеска.

Ребятам предложили двухнедельное турне по Шотландии с группой Джонни Джентла. Оно оказалось для ребят гораздо менее увлекательным событием, чем они предполагали. Отчаявшись найти ударника, они наняли 25–летнего Томми Мура, грузчика с завода по производству бутылок Гарстона. Музыкальный опыт Мура ограничивался игрой с большими группами на танцах. Джонни Джентл, грубоватый человек, работавший моряком на торговом судне до того, как его нашел Парнз, не слишком интересовался ни группой «Сильвер Битлз», ни их музыкой. Турне обернулось удручающей чередой выступлений в старых, обшарпанных танцевальных залах маленьких городишек, каждый вечер в разных городах. Лэрри Парнзу жаловались по телефону на игру «Сильвер Битлз», а «Сильвер Битлз» звонила ему с жалобами на холодные и сырые номера, где им приходилось останавливаться. Они питались одной похлебкой, вдобавок ко всему Томми Мур не выносил Джона Леннона. Как–то вечером вагон, в котором ехали музыканты, здорово тряхнуло, и Томми Муру на голову свалился чемодан. Ему выбило два передних зуба, и его отправили в больницу. Когда Джон увидел его вечером на выступлении, то от души расхохотался. По возвращении в Ливерпуль Мур уволился.

3

В то лето на «Якаранду» обрушилось страшное несчастье. «Зе Роял Карибиан Бэнд» со своими оглушительными ударными инструментами, создававшими по вечерам в клубе наэлектризованную атмосферу, вдруг исчезли. Аллан Уильямс узнал, что они уехали в Гамбург на заработки. Казалось, что район Сент–Поли с сотнями баров, танцевальными залами и ночными клубами превратился в огромный рынок, жаждущий заморских развлечений. Владельцы клубов платили огромные деньги, спрос на зрелища был настолько велик, что даже такая экзотическая группа, как «Вест Индиан Стил Бэнд», пользовалась популярностью. Уильямс записал ливерпульские группы на магнитофон, который Джон украл в художественном колледже, в чем впоследствии обвинил Сту. Он не разочаровался в том, что увидел в Гамбурге. Сент–Поли оказался районом, расчерченным неоновыми линиями ночного мира, полным клубов, публичных домов, притонов и магазинов, торгующих порнопродукцией и оружием. Все это служило колоритным фоном для разворачивающейся яростной борьбы между многочисленными поставщиками наркотиков и оружия.

В клубе на Гросс Фрайхайт Аллан Уильямс познакомился с Бруно Кошмидером. У Кошмидера была запоминающаяся внешность: приземистый, похожий на карлика, с большой головой, приплюснутым носом, копной тщательно завитых белокурых волос. Когда–то иллюзионист и цирковой клоун, он завел собственное дело. Уильямс с воодушевлением объяснял. через переводчика, что Ливерпуль — это огромные, просто неограниченные возможности, тот самый источник, который нужен для создания клуба. Он говорил, что «звуки бита» разнесутся по всему Гамбургу, и в доказательство достал магнитофонную запись, сделанную перед выездом из Ливерпуля. На пленке оказался сплошной скрип и жужжание…

Уильямс вернулся в Ливерпуль без заказов, но вдохновленный. Он продолжал поставлять группы для гастролей, и сам часто наведывался в Лондон. В одну из таких поездок несколько месяцев спустя он вновь встретился с Кошмидером, искавшим в Лондоне группы, которые могли бы выступать в клубе, и уже через несколько минут уговорил его подписать контракт с теми, кого он отрекомендовал как самую замечательную музыкальную продукцию Ливерпуля — «Дерри энд зе Синиорз».

«Дерри энд зе Синиорз», к зависти местных групп, направились в Гамбург, где, как они предполагали, их ожидало великолепное времяпрепровождение. Удовлетворенный Кошмидер написал Уильямсу письмо, в котором просил направить в Гамбург еще одну группу, теперь очередь была за «Сильвер Битлз». В восторге от того, что им предстоит поехать на гастроли в романтический город Гамбург, группа отбросила слово «сильвер» и стала называться просто «Битлз».

У «Битлз» была только одна небольшая проблема перед поездкой: они так и не нашли постоянного ударника. Больше от отчаяния, чем из желания, они предложили девятнадцатилетнему Питу Бесту поехать с ними. Битлы знали Пита Беста много лет; Джордж Харрисон когда–то познакомил его с Полом и Джоном, но он только недавно стал играть на ударных. Его мать Мона владела популярным молодежным клубом «Касбах». Это было грубое помещение на первом этаже с деревянными скамейками и нарисованными на потолке драконами. Когда до битлов дошли слухи об открытии «Касбаха», они решили, что это как раз самое подходящее место для выступлений, и всей толпой вместе с Синтией ринулись туда. То, что они увидели, так им понравилось, что они помогли убрать помещение, а Синтия разрисовала стены паутиной.

Именно в «Касбахе» они приобрели друга, который впоследствии стал неотъемлемой частью группы. Звали его Нил Аспинол, это был восемнадцатилетний юноша, высокий и красивый. Он обладал грубоватым чувством юмора и северным обаянием. Нил только что закончил институт в Ливерпуле, где учился на бухгалтера, но по мере того, как возрастал его интерес к музыке, ослабевало внимание к занятиям… К весне Нил уже помогал битлам грузить аппаратуру и возил их на концерты в красно–белом фургончике с подтекающим радиатором. Тогда его еще не называли «дорожным менеджером», это слово придумали через много лет. Своей неповторимой индивидуальностью он повлиял на жизнь «Битлз» так же глубоко, как и каждый из четверых.

К тому времени Пит приобрел новенький сверкающий комплект ударных инструментов. Он бросил школу и занимался только «Касбахом», когда Пол позвонил ему и попросил принять участие в прослушивании в «Якаранде». В тот вечер, только позднее, они отметили его присоединение к группе «Битлз» в качестве ударника.

4

Поездка в Гамбург отнюдь не обрадовала Синтию Пауэл. Она уже научилась давать отпор ливерпульским девицам, пытающимся флиртовать с Джоном, но у нее не было уверенности, что их отношения с Джоном вынесут долгую разлуку. Синтия изо всех сил старалась не падать духом, уговаривая себя, что гастроли продлятся всего шесть недель, но, как оказалось, они затянулись на пять месяцев.

Педантичный Джон присылал письма ежедневно. На конверте были следы поцелуев и стихи о любви типа «Почтальон, не зевай, я люблю Синтию, скорее к ней езжай». Далее на двадцати — тридцати страницах эпическим слогом излагались его приключения, и все это завершалось рисунками на картоне.

Судя по письмам, Джону не приходилось напрягать свою бурную фантазию, чтобы приукрасить горькую реальность. Они выступали не в «Кайсеркеллере», а в гнусной дыре под названием «Индра Клаб», с неоновым слоном на входной двери. Обычно на крошечной сцене «Индра Клаб» показывали стриптиз и порнографические сценки. Постоянные посетители без всякого удовольствия приняли обычно одетых молодых англичан, сменивших на сцене голых потных мускулистых бесстыдниц. Битлы должны были развлекать публику с семи вечера до двух или трех часов утра, иногда семь раз в неделю. Владелец клуба Бруно Кошмидер поселил их в подвале кинотеатра «Бамби Кино», который также был его собственностью, и выделил три грязных клетушки прямо за экраном. В кинотеатре порнофильмы чередовались с боевиками, и нередко ребята по утрам просыпались от звуков сладострастного пыхтения. Пролетели пять месяцев, в течение которых им вряд ли удалось хоть раз помыться. Вся пища состояла из кукурузных хлопьев с молоком по утрам и редких обедов в «Сименз мишн», владелец которого, англичанин, кормил их по низким ценам, установленным для моряков.

Все, кроме Пита Беста, который, казалось, отгородился от окружающей дикости, быстро обнаружили, что виски «Преллис» помогут им выдержать бесконечные ночные концерты. Посетители довольно часто присылали им выпивку прямо на сцену и кричали: «Пей! Пей!» Нервы битлов были настолько расшатаны постоянным употреблением дешевой выпивки, что они способны были выкинуть на сцене все, что угодно. Джон, например, приносил домик с быстро передвигающимися уродливыми фигурками, а сам прыгал, ползал и орал, иногда оскорбляя публику выкриками типа «Нацисты трахнутые! Зиг Хайль!». Обычно публика была такой же пьяной и только хохотала, провоцируя его на другие, еще более смелые выходки. Джон настолько терял над собой контроль, что однажды вечером, когда один из возбужденных посетителей подошел к сцене, дважды пнул его ногой в голову, а затем схватил со стола нож и швырнул в него.

Любимым районом битлов (кроме Пита Беста, не участвовавшего в таких мероприятиях) был Сент Поли — удивительный район, залитый красными огнями, что–то вроде Диснейленда с сексуальной окраской. Здесь часами и днем, и ночью проститутки всех размеров, форм и мастей сидели в витринах каждого дома, читали, ссорились, сплетничали.

Кошмидер продлил гастроли «Битлз» и, после того, как изможденные и все промотавшие «Дерри энд зе Синиорз» отбыли в Ливерпуль, перевел битлов в большой клуб «Кайсеркеллер». Нравы в «Кайсеркеллере» были еще более суровыми, чем в «Индре», в клубе проводили время гангстеры,

Лето сменилось осенью, а гастроли продолжались. Синтия терпеливо ждала в Ливерпуле. В своих письмах Джон упоминал о красивой девушке по имени Астрид Кирхнер и ее приятеле Клаусе Вурмане. Постепенно Астрид и Клаус приобрели колоссальное влияние на ребят. Клаус, сын врача, уроженец Берлина, учился в художественном колледже в Гамбурге. Как–то вечером, поссорившись с Астрид, он забрел в «Кайсеркеллер». Его потрясли битлы в смешных клетчатых пиджаках и пышных париках. Особенно поразил Сту Сутклифф в таинственных темных очках, игравший с мрачным видом на бас–гитаре. Два вечера спустя Клаус привел Астрид посмотреть на них, затем они приходили снова и снова.

Астрид была красивой девушкой экзотического типа, с белокурыми локонами и большими темными грустными глазами. Ее очаровали молодые англичане, а те были рады познакомиться со своими сверстниками из местных жителей. Астрид часто фотографировала битлов и приводила в клуб других студентов–художников. Как и Астрид, они носили черные кожаные брюки и в этих костюмах были похожи то ли на поэтов, то ли на шпионов. Вскоре и битлы стали носить кожаные брюки и свободные куртки.

Джон настолько боготворил Астрид, что у Синтии не было сомнения в том, что эта фрейлейн похитит его сердце. Но через два месяца после того, как имя Астрид впервые появилось в письмах Джона, он сообщил, что Астрид помолвлена со Сту! Несмотря на то, что в их распоряжении было не более двадцати пяти слов, чтобы объясняться друг с другом, они скопили деньги для покупки обручальных колец. Сту намеревался остаться в Германии после свадьбы. Он совершенно переменился. Астрид теперь сама шила для него одежду, подобную той, что рекламировал в Париже Пьер Карден. Она уговорила Сту расчесать волосы от макушки на лоб и постричь их в кружок. Остальные ребята, один за одним, кроме Пита Беста, вскоре надели такие же костюмы и так же постриглись. Появилась легендарная прическа «Битлз».

По мере того как подходил к концу пятый месяц пребывания битлов в Гамбурге, Синтия начала сомневаться, вернутся ли они домой вообще. Джон писал, что они могут там остаться на весь следующий год, если их не выдворит полиция. Несчастья начались с открытия нового клуба «Топ Тэн», на сцене которого появились битлы. Новость эта быстро долетела до Кошмидера. На следующий день ребят разбудили несколько весьма нелюбезных полисменов из Рипербана, искавших Джорджа Харрисона. Некто — несомненно, это был Бруно Кошмидер — сообщил в полицию, что Джорджу Харрисону нет восемнадцати лет и по закону он не имеет права находиться вечером ни в одном клубе. К тому же у него не было необходимых документов. Полиция выяснила, что ни у одного из музыкантов группы нет законного разрешения работать в Гамбурге. Джорджу велели упаковать чемодан и покинуть страну в течение двадцати четырех часов. В тот же вечер Сту и Астрид отвезли его на вокзал. Он крепко обнял их на платформе и всхлипнул — замечательное приключение для него закончилось.

Через несколько дней Пол и Пит Бест вернулись в «Бамби Кино», где у них оставались кое–какие вещи. Они предполагали, что Кошмидер их выбросил, но все оказалось на месте. Пол достал гильзу, купленную за два пфеннига, и поднес к ней спичку. Сухие декорации на стенах вспыхнули, и театр быстро загорелся. Пол и Пит выскочили из театра, беспрерывно повторяя, что все может сгореть. Огонь обнаружили и потушили, но администрация стала искать источник возгорания. Вскоре была обнаружена достаточно веская улика — на потолке комнаты, в которой начался пожар, пламенем свечи было написано «Битлз».

На следующее утро вновь прибыла полиция, на сей раз вместе со следователями. Пита и Пола доставили в полицейский участок Рипербана, где продержали несколько часов и допрашивали по подозрению в попытке поджечь «Бамби Кино». Благодаря вмешательству Кошмидера дело обошлось без санкций, но ребятам пришлось покинуть страну незамедлительно. Пол и Пит вылетели в Англию ближайшим рейсом, оставив ударные инструменты и большую часть багажа.

Джон и Сту оказались одни, и у них не было причин задерживаться в Гамбурге. Джон вернулся домой на поезде, униженный и подавленный, тоскуя по Синтии, горячей ванне и даже по тетушке Мими. Сту, у которого начиналась простуда и лихорадка, отправился домой на самолете, билет они купили вместе с несчастной невестой. Он должен был вернуться в Гамбург через несколько месяцев для того, чтобы жениться на ней.

Джон приехал домой ночью, и ему пришлось бросать камешки в окно спальни Мими, чтобы разбудить ее. Когда она открыла дверь, Джон буквально сбил ее с ног, ворвавшись в дом, и сказал: «Заплати за такси, Мими».

«Где же твои сто фунтов в неделю, Джон?» — крикнула она ему вслед.

Он обернулся и устало вздохнул: «Как это похоже на тебя, Мими, говорить о каких–то ста фунтах в неделю, когда ты знаешь, что я устал».

5

Пятеро молодых людей, вернувшихся в Ливерпуль к Рождеству, были до такой степени расстроены, что даже не разговаривали друг с другом несколько недель. Пол устроился на работу водителем грузовика за семь долларов в неделю, чтобы заработать денег к Рождеству, а Джон целыми днями спал, лишь бы не видеть суровой реальности возвращения в Мендипс. Синтия приносила ему еду и все необходимое.

За несколько дней до Рождества в «Касбахе» они впервые после возвращения выступили вместе. Публика «Касбаха» была потрясена — произошла удивительная перемена. Бесконечные часы безумной игры обернулись совершенно неожиданной метаморфозой — профессионализмом. Хотя они появлялись на сцене лишь иногда, они уже не были той любительской группой, которая покидала Ливерпуль пять месяцев назад. Теперь это было увлекательное представление, которым группа уверенно заявила о себе.

И внешне они не походили ни на кого, их костюмы представляли собой неописуемое смешение кожаных штанов, ковбойских ботинок, курток, а женственные локоны спадали на лоб. «Это сделал Гамбург, — сказал Джон, — и только в Ливерпуле мы осознали разницу и увидели, что произошло». Внезапно их популярность стала расти. Через месяц их рекомендовали для выступлений днем в клубе «Пещера» на Мэтью–стрит, в котором музыкальная политика переключалась с джаза на бит–группы. Это считалось «хлебной» работой — двадцать пять шиллингов в день. С января 1961 года битлы начали выступать в «Пещере» по вечерам, не прекращая выступлений и в обеденное время.

Синтия Пауэл ежедневно уходила из художественной школы для того, чтобы послушать Джона и ребят в «Пещере», а иногда там бывал кое–кто из родственников или друзей. В клубе хорошо знали Джима Маккартни, а Луиза Харрисон стала частой и желанной гостьей, вместе с ребятами в зале она подбадривала музыкантов, хотя от самого клуба была в ужасе. Однажды в зал вошла Мими, тетушка Джона; она приходила не часто и не столько затем, чтобы приободрить Джона, сколько для того, чтобы проверить, где он проводит все свое время. Мими вихрем промчалась мимо владельца клуба Рэя Мак–Фолла, отказываясь заплатить за вход и говоря, что пришла «за Джоном Ленноном». Ее потрясло то, что она увидела. Сотни визжащих детей пели и танцевали в вонючем зале.

Луиза Харрисон, довольная тем, что видит Мими, крикнула ей: «Ну, разве они не молодцы?» «Я рада, что хоть кто–то так считает, — закричала Мими в ответ. — Дрянь! Мы бы все прекрасно и спокойно жили, если бы ты их не поддерживала».

6

К этому времени ребята уже перестали делать вид, что ходят в школу, и музыка стала их постоянным занятием, занимавшим все время. Джорджу Харрисону исполнилось восемнадцать лет, и группа вновь отправилась в Рипербан. Аллан Уильямс уладил дело с властями, написав письмо в германский суд, и ему удалось получить официальные визы. Питер Экхорн из клуба «Топ Тэн» предлагал сорок долларов в неделю, вдвое больше, чем они зарабатывали в «Кайсеркеллере». Джон пообещал Синтии, что на этот раз гастроли будут непродолжительными, и смягчил боль разлуки, пригласив ее приехать в Гамбург на каникулы.

В путешествие Синтия отправилась вместе с Дороти Роун, бойкой блондинкой с кудряшками, студенткой художественного колледжа. Пол встречался с ней в Ливерпуле, и у него были «серьезные намерения» в отношении Дороти, он даже собирался жениться. Девушек проводили на вокзал отец Пола и мать Синтии, а в Гамбурге их встречали Джон и Пол. Они прыгали и носились как сумасшедшие. Синтия прежде не видела их в таком состоянии, они болтали без умолку и спотыкались на пустынных утренних улицах. Ребята заверили девушек, что в Гамбурге все, кроме Пита Беста, пьют «Преллис». «Это единственная возможность выжить», — уверял Джон, и на следующий день Синтия присоединилась к ним.

Синтию официально устроили в доме родителей Астрид в пригороде, поскольку комнаты, в которых жили ребята в клубе «Топ–Тэн», были не самым подходящим местом для молодой английской леди. Дот, девушка Пола, поселилась у Розы, дамы, обслуживавшей туалет клуба. К громадному облегчению Синтии, Астрид оказалась не только приветливой и радушной хозяйкой, но и хорошей подругой. Она давала Синтии свои наряды, изменила ее прическу и научила пользоваться косметикой. Синтия была очарована экзотическим вкусом Астрид. Ее комната в родительском доме была черного цвета с серебряными дополнениями из фольги, кровать была покрыта черным бархатом. Скрытые лампы освещали всю комнату, создавая эффект, далеко опережающий свое время. Каждый вечер после обеда Синтия и Астрид часами подбирали перед зеркалом наряды и косметику перед тем, как отправиться в «Топ–Тэн» послушать ребят. В клубе девушки долго просиживали в стороне от сцены, вынужденные наблюдать драки и слушать вопли вокруг. Иногда по ночам Синтия отваживалась приходить к Джону. На нижней полке двухъярусной кровати они занимались любовью, в то время как Джордж Харрисон похрапывал в нескольких футах над ними. Синтия считала отношения Астрид со Сту Сутклиффом вполне нормальными, но остальные ребята из Ливерпуля в отличие от нее не находили в них никакого очарования. Сту и Астрид даже внешне стали похожи: одинаковые прически, одинаковые черные кожаные костюмы, даже еду в ресторане они заказывали одинаковую.

Было очевидно, что Сту без иее не уедет из Гамбурга и что дни его работы с ребятами сочтены. Чем больше сближался Сту с Астрид, тем сильнее не любили его ребята. Между Сту и остальными битлами возникла огромная неприязнь. Особенно критично в отношении Сту был настроен Пол. Он высмеивал его манеру игры, манеру одеваться, даже то, как он разговаривает. Все были на взводе, отчасти так проявился побочный эффект постоянно сдерживаемых эмоций. Но теперь даже Джон, кумир Сту, начал срывать на нем свое раздражение. Однажды вечером во время выступления в «Топ–Тэн» ребята немилосердно издевались над Сту, а Пол так разошелся, что даже наговорил гадостей в адрес Астрид. Сту разбил гитару и бросился на Пола. Пол был выше и сильнее, он легко повалил Сту на землю и успел здорово избить, пока остальные не оттащили его.

Сту страдал от частых головных болей, которые иногда выплескивались в приступы раздражительности и ревности по отношению к Астрид. Она относилась к этому очень спокойно. Иногда у Сту были такие боли, что он готов был в отчаянии разбить голову о стенку. Учитывая все это, битлы решили, что Сту надо официально покинуть ансамбль по окончании гастролей в «Топ–Тэн». Сту собирался жениться на Астрид и остаться с ней в Гамбурге, где намеревался взять ссуду в муниципальном совете и заняться живописью в государственном художественном колледже.

Однако он счел себя обязанным сделать на прощание последнюю пакость. Он написал Аллану Уильямсу в Ливерпуль и сообщил, что «Битлз» не считают его в дальнейшем ответственным за их трудоустройство в Гамбурге, поскольку они познакомились с Питером Экхорном и теперь у них есть работа. Поэтому они оставят себе его долю — 10% прибыли. Единственный контракт, подписанный Уильямсом с группой, сгорел при пожаре, и официально он не мог взыскать с них деньги. Уильямс надолго стал их врагом, а когда к группе пришел успех, он написал грустную книгу под названием «Человек, который отказался от «Битлз», где детально описал всю гамбургскую эпопею. Некоторым утешением для него может служить то, что часть доходов он все еще получает от рассказов о гастролях «Битлз» и своих собственных приключениях с ними.

7

Когда Синтия вернулась в Ливерпуль, мать преподнесла ей сюрприз: она уезжала в Канаду к замужним кузинам нянчить их детей. Дом в Хойлейке был сдан чужим людям, и Синтии пришлось искать себе жилье. Единственным вариантом для нее было переехать к престарелой тетушке, которая жила в другой части Ливерпуля. Затем ей пришла в голову замечательная, как ей показалось, идея: Мими, тетушка Джона, сдавала студентам жилье за небольшую плату, и одна комната оставалась свободной. Синтия даже нашла себе работу по субботам в магазине шерстяных изделий в соседнем районе. Переехав к Мими, она стала помогать ей по хозяйству в надежде, что та примет ее как дочь. А когда в июле Джон вернулся домой, Синтия решила, что теперь они будут жить с ним под одной крышей. Далеко ли до свадьбы?

Прошло совсем немного времени, и Синтия поняла, что проживание в одном доме с Мими Смит не было самым лучшим решением. Мими педантично следила за тем, чтобы в доме все шло только так, как хочет она, и, что еще хуже, считала Джона своей собственностью. Мими вела себя так, словно они соперницы, и ясно давала понять Синтии, что она для нее совершенно чужая, просто еще одна квартирантка. Атмосфера в доме накалилась. И месяца не прошло, как Синтия съехала и поселилась у своей тетушки Тэсс на другом конце города. Был разработан новый смелый план: она снимет квартиру рядом с художественным колледжем, а Джон переедет к ней, как только вернется.

Через несколько недель Синтия наконец нашла квартиру, устраивавшую ее по цене. Не о таком гнездышке для влюбленных она мечтала. Эта была убогая квартира с кранами, из которых текла ржавая вода, электрокамин горел вполнакала, окна дребезжали всю зиму. Вспоминая комнату Астрид, Синтия вдохновенно старалась, насколько это возможно, сделать и свою уютной к приезду Джона. Она купила жесткую щетку и ведро, дезинфицирующие средства, белую краску и розовые занавески. Когда Джон наконец вернулся, его взору предстала чистая, но нелепая квартира, и Синтия, спящая на продавленном матрасе с одним комплектом постельного белья. Как она и надеялась, Джон переехал к ней. Битлы снова стали выступать в «Пещере», и какое–то время все шло безмятежно.

Однажды вечером, осенью 1961 года, Джон пришел домой чрезвычайно возбужденным. «Борьба закончена», — провозгласил он. Сын богатого еврейского торговца пришел в «Пещеру» и предложил стать их менеджером. Он сказал, что знает менеджера Элвиса Пресли, полковника Тома Паркера и что слава .«Битлз» будет выше славы Элвиса! У Джона, как обычно, появилась «идея фикс». Казалось, этот человек полностью завладел его мыслями. Всю неделю повторялось: Бриан Эпштейн то, Бриан Эпштейн се…