Глава 15 Последние из корсаров

Глава 15

Последние из корсаров

Даже еще до того, как я демобилизовался из военно-морского флота, стали происходить значительные изменения в конструкции подводных лодок и о кардинальных изменениях продолжали говорить. «Кубера» уже была спроектирована с учетом ее полного переоборудования (модернизация подлодок военного времени по программе GAPPY со шноркелем). С ее палубы будут сняты орудия, которые, как показал опыт войны, имели второстепенное значение, а также всякие прочие маловажные надстройки, которые только ограничивали ее скорость. Ее надстройка и боевая рубка станут обтекаемыми, и будет установлен шноркель, приспособление, разработанное в Германии в конце войны. Это устройство дает подлодкам с дизельным двигателем возможность «дышать», не поднимаясь на поверхность. Труба, нависающая над мостиком, позволяет засасывать воздух с поверхности, в то время как подводная лодка находится на перископной глубине. Без шноркеля дизели не могут быть использованы под водой, потому что им требуется воздух, а когда нам нужно запустить дизели, чтобы подзарядить батареи, приходится всплывать. Со шноркелем субмарина может неделями не подниматься выше перископной глубины.

Но это было только началом. К тому времени, когда я уже взял отпуск в Ки-Уэст, разрабатывалась конструкция первой в мире подлодки в истинном смысле этого слова: теперь это уже не была лодка, плавающая по поверхности и погружающаяся лишь на ограниченные периоды времени, а корабль, который мог находиться под водой неопределенно долгое время. Наступление века атома сделало возможной постройку силовой установки, не требующей воздуха, и постройка подводной лодки «Наутилус» с ядерным двигателем вскоре сделала реальностью мечту о подводной лодке фантаста Жюля Верна. Этот корабль способен покрывать двадцать тысяч лье или больше без дозаправки и может проходить под полярной шапкой льдов или обогнуть земной шар, не всплывая на поверхность. Это новый тип "боевой рыбки", которая, как вскоре стали говорить подводники, поднималась на поверхность только раз в четыре года для смены экипажа.

Поколению, чей взгляд чаще обращался в небо, чем к морю, трудно осознать ошеломляющие достижения, которые были воплощены в конструкцию подлодок всего за несколько лет. Собственно говоря, в качестве эффективного боевого средства на вооружении военно-морского флота подводная лодка является феноменом двадцатого столетия. Она была применена еще во время Войны за независимость (англо-американская война), когда одноместный автономный подводный аппарат «Тэтл» совершил неудавшуюся попытку потопить британский военный корабль, стоявший на якоре близ острова Гавернорс у Нью-Йорка в 1777 году. Но пока изобретатели продолжали годами работать над новыми типами подлодок, в большинстве стран мира фактически игнорировали их потенциальные возможности, и крупнейшие морские державы, по существу, принимали их в штыки, видя в подлодке разновидность боевого корабля, который годится лишь для более слабых стран. Француз Роберт Фулхон не мог заручиться поддержкой для своего «Наутилуса» ни в своей стране, ни за рубежом. Только во время Гражданской войны в США подводная лодка ручного привода конфедерации «Ханли» потопила малый корвет военно-морских сил США «Хаузатоник» близ Чарлстона, а сама в ходе этой операции пропала без вести со всеми девятью членами экипажа. Это был первый случай уничтожения субмариной судна противника. Флот Соединенных Штатов не нуждался в том, чтобы иметь на вооружении подводную лодку, до 1900 года, и подвиг «Хантли» не был повторен вплоть до Первой мировой войны.

Теперь чуть ли не в мгновение ока подводная лодка стала тем, чем она должна быть по определению. Ее потенциальные возможности в качестве носителя установок для запуска управляемых ракет признаны колоссальными; еще в 1947 году была выпущена ракета с палубы подводной лодки близ Пойнт-Могу в Калифорнии. Торпеды с новыми и невероятными качествами, такие, как торпеды с гидроакустической системой самонаведения и торпеды с заданной траекторией движения, умножили эффективность подводной лодки в качестве оружия для борьбы с надводными кораблями. Подводные лодки все чаще используются для переброски войск, в качестве нефтеналивных судов, минных заградителей и кораблей радиолокационного дозора. Новые боевые подводные лодки, построенные со времени войны, — в том числе тезки «Уаху» и «Тэнг» — могут двигаться быстрее под водой, чем на поверхности, что сделало ситуацию диаметрально противоположной по отношению к той, при которой так трудно давались сближения с находящимися на большом расстоянии конвоями во время войны. «Скипджек», первая подлодка, на которой мне довелось служить, была новейшей и самой лучшей на флоте в то время, когда я на нее поступил, менее чем за два года до Пёрл-Харбора, сегодня уже устарела. Все более частые разговоры о том, что в будущем весь флот станет подводным, когда даже линкоры и авианосцы уйдут под воду для большей безопасности или скрытности маневра, возможно и скорее всего, несбыточные мечты. Но несомненно одно: подводные лодки доказали свое право на все возрастающую роль в планах военно-морского строительства.

Для подводника в высшей степени обнадеживающим является подтверждение того, что лодка не подведет, и вера в это свойственна всем подводникам; наконец, демонстрация того, что подлодка не есть некое диковинное чудище, которым ее когда-то считали, а одно из боевых средств на главном направлении развития военно-морских сил. Но для романтика есть доля сожаления в таких семимильных шагах развития, точно так же, как, должно быть, оно было присуще асам Первой мировой войны, на чьих глазах аэроплан преобразовался в такую громадину, в которой индивидуальность пилота потеряна.

Мы были корсарами в тихоокеанской войне, и, полагаю, последними из корсаров. Какое-то время мы несли на себе покров старых корсаров прошлого поколения. Нам посчастливилось последний раз вкусить то, что можно назвать своеобразием индивидуальности в современной войне. Война на протяжении веков всегда была злом, но до тех пор, пока отдельное подразделение было не затеряно в массе группировок, эскадронов, флотов и армейских корпусов, было что-то, что позволяло выносить ее, возможность увидеть конфликт в индивидуальном преломлении, шанс ухватиться за нить романтики в море ненависти. Когда вы думаете о себе как об одиноком волке, рыщущем по морям, выслеживая врага и завязывая с ним бой один на один, это доступно пониманию, это в масштабах личности, а не чего-то невероятно колоссального; при этом остается элемент здравого смысла.

Такое чувство было у кавалеристов во время Гражданской войны, когда каждый в отдельности в чем-то играл весомую роль. "Боевые птицы", в числе которых был и мой отец, чувствовали это во время Первой мировой войны. А у нас на службе в подводном флоте было такое чувство в те суровые годы на Тихом океане. Но субмарины будущего будут слишком огромны, будут играть слишком важную роль, слишком крепко привязаны к выполнению общестратегической задачи, для того чтобы быть корсарами. В виде неатомной подлодки они стали почти анахронизмом, оружием девятнадцатого столетия, получившим дальнейшее развитие и, таким образом, привнесшим и в двадцатый век в последний раз качество, делавшее войну выносимой для тех поколений. В мире ядерной физики вряд ли какой-то новый элемент романтики на суше, на море или в воздухе смягчит войны будущего.

Мы были последними из корсаров. Убеждение в этом укрепилось во мне с тех последних месяцев, проведенных на Тихом океане, и оно оставляет смешанные чувства: благодарность и некоторую гордость и во многом ностальгию, а когда я смотрю на своих сыновей и думаю о будущем — холодное чувство дурного предзнаменования.