Глава 18

Глава 18

С.П. Павлов вызвал меня и показал письмо, пришедшее из Куйбышева. В нем речь шла о том, что местная команда «Крылья Советов», которую тренировал тогда Евгений Ловчев, получает доплаты в конвертах от местного авиационного завода, работавшего на оборонную промышленность.

– Разберитесь, доложите!

На следующий день в Куйбышев с этой целью отбыл Леонид Владимирович Шевченко, секретарь партийной организации нашего управления. Возвращается и докладывает: мол, все, что мог посмотреть, посмотрел, крамолы не обнаружил. Футболисты получают оклады согласно штатному расписанию.

– Что значит – мог посмотреть? – спросил я.

– Так ведь предприятие режимное, ко многим бумагам меня просто не допустили.

Обо всем этом я доложил Сергею Павловичу. Прошло около двух месяцев, и теперь уже письмо с доносом пришло в адрес Комитета партийного контроля (КПК). Как мы узнали позже, по сигналу с места на авиазавод выехал человек, которому никаких преград местное начальство чинить не могло. Он нашел доказательства, что футбольному клубу действительно незаконно выплачивали доплаты и премиальные. Меня, естественно, вызвали «на ковер» к заместителю председателя КПК Ивану Степановичу Густову. Комитет партийного контроля был серьезным органом. Отсюда многие министры с инфарктами выходили. Я по наивности тогда робости совершенно не испытывал, ответил на все вопросы, рассказал, почему силами управления мы не смогли обнаружить обман – не хватило полномочий.

– Логично оправдываетесь, – заметил Густов. – Тем не менее есть подозрение, что вы сознательно ввели в заблуждение ЦК КПСС. За это у нас, как правило, отбирают партийный билет.

В мою защиту выступил В.Л. Сыч: и о моих научных работах рассказал, и о практических делах по наведению порядка в хоккейном и футбольном хозяйствах. Меня защищал и Б.П. Гончаров, заведующий сектором физкультуры и спорта Отдела пропаганды ЦК КПСС. За глаза его называли «бомбардир». Людей, с которыми работал, он отстаивал до конца. В то время это был принцип работы подразделения ЦК КПСС, отвечавшего за спорт. Там работали люди, оставившие добрый след и в спортивном хозяйстве страны, и в политике: Н.И. Русак, В.А. Носов, Л.П. Мильчаков, В.А. Васин, В.И. Киселев, Ю.И. Филатов.

Словом, отделался я строгим выговором с занесением в учетную карточку. Это наказание делало меня автоматически невыездным. Снять строгач могли лишь через год, а в таком случае ехать в Испанию я уже не успевал. Но все разрешилось самым лучшим образом. Выговор сняли-таки до начала чемпионата мира.

Я возвращался в Москву с самыми мрачными прогнозами. Если К.И. Бескову припомнили даже относительную неудачу на Олимпиаде, то разве будут щадить меня? К тому же в Госкомспорте началась чистка кадров.

Новый председатель Спорткомитета СССР М.В. Грамов освобождался от тех, кто составлял ближайшее окружение его предшественника – С.П. Павлова. Первым был уволен заместитель председателя В.Л. Сыч, человек, давший мне путевку в мир большого спорта. Его отправили в «почетную ссылку», назначив главным редактором мало кому известного издания – закрытого «Вестника физической культуры и спорта».

С Валентином Лукичом и его очаровательной женой Валентиной мы дружили семьями. За их хлебосольным столом собирались люди, беззаветно преданные спорту: Станислав Сергеевич Шаталин, о котором я уже говорил, Александр Павлович Владиславлев, ученый, общественный деятель, Валентин Николаевич Писеев, главный тренер по фигурному катанию, Анатолий Николаевич Евтушенко, главный тренер по гандболу, Леонид Васильевич Тягачев, занимавшийся с горнолыжниками и подготовивший первых победителей этапов Кубка мира – В. Макеева, А. Жирова, В. Цыганова, В. Андреева, С. Гладышеву.

Нам было интересно общаться. Порой наши посиделки затягивались до рассвета, и расходились мы с первыми лучами солнца. Бывало, подъезжали к метро то на хлебовозе, то на поливочной машине. Надо было видеть эту картину: академик, профессор, кандидат наук, как мальчишки, стоят на подножках машин, хохочут, распевают песни.

В.Л. Сыча уволили. Га же участь постигла всех зампредов и начальников управлений, за исключением пяти человек. Заместителем М.В. Грамова остался Анатолий Иванович Колосов, борец, олимпийский чемпион и неоднократный чемпион мира, успешный тренер, до прихода в комитет работавший в ЦК комсомола. Заместителем начальника управления остался Валентин Николаевич Писеев, начальником Управления прикладных видов спорта – Олег Игнатьевич Чувилин, начальником Управления единоборств – Николай Николаевич Пархоменко. Пятым уцелевшим оказался я. Но одним из тех, кто был под прицелом и предназначен для жертвоприношения. Это мне дал понять занявший место Сыча Валерий Сергеевич Сысоев.

На должность заместителя председателя Спорткомитета генерал B.C. Сысоев пришел из общества «Динамо», где курировал футбольное хозяйство. Мы были знакомы, вместе ездили награждать минских динамовцев, когда те стали чемпионами страны. В дороге выпили по рюмке коньяку, травили анекдоты. После поездки поддерживали, так сказать, телефонные отношения: поздравляли друг друга с праздниками. В новом статусе Валерий Сергеевич повел себя по-иному. Звонит, к примеру, в 17.45: «Вячеслав Иванович, не уходите и ждите моего вызова». Жду десять минут, двадцать, полчаса, час. Потом плюю и уезжаю на стадион для встречи с тренерами сборной и просмотра кандидатов. Наутро – упреки: «Вы почему не дождались? Я же вас просил!»

Через некоторое время та же история. Я вновь прождал около часа и уехал. После этого меня пригласил на беседу Марат Владимирович Грамов:

– Вы почему игнорируете распоряжения своего непосредственного начальника?

Я объяснил Грамову, что моя работа меньше всего связана с кабинетом и уезжал я из Спорткомитета не домой чаи гонять, а на важные деловые встречи. И еще сказал, что я человек пунктуальный, то же самое качество ценю в других, и если меня обещают принять в течение, к примеру, пятнадцати минут, то надо слово держать, иначе это можно расценивать как неуважительное отношение к подчиненным.

Не знаю, что после этой нашей встречи Грамов сказал своему заместителю, но через пару дней Сысоев вызвал меня и без всяких предисловий заявил:

– Мы вынуждены с вами расстаться.

– А куда вы уходите, Валерий Сергеевич?

У него заходили желваки.

– Не надо ваньку валять. Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать. Я убедился, что мы не сработаемся, поэтому вам надо подыскивать новое место.

– Моя должность – номенклатура коллегии. Пусть меня вызовут на коллегию и там представят факты, доказывающие, что я не соответствую требованиям! У вас есть такие факты, Валерий Сергеевич?

Сысоеву нечего было сказать, и я вышел.

Все это происходило в преддверии Олимпиады, которая должна была состояться в 1984 году в США. Эта Олимпиада, как и Московская, стала заложницей политического противостояния. Советское руководство приняло решение не посылать спортсменов в Америку.

В 1979 году я был избран вице-президентом ФИФА и стал председателем Комитета ФИФА по проведению футбольных турниров Олимпийских игр. Эти должности перешли мне, как бы по наследству, от Валентина Александровича Гранаткина, великого спортсмена и спортивного чиновника. В его честь назван сегодня турнир юношеских сборных команд. Однако осталось немного людей, знающих, что это был за человек.

Во-первых, это, наверное, единственный в мире вратарь, игравший за сборную своей страны и в футболе, и в хоккее с мячом. Кроме того, он играл вратарем в хоккее с шайбой за московский «Спартак». Закончив играть, стал председателем Федерации футбола СССР, начальником Управления футбола Спорткомитета СССР Валентин Александрович был избран первым от СССР вице-президентом ФИФА, председателем любительского Комитета ФИФА и по праву считался одним из самых авторитетных деятелей мирового и советского футбола.

Как председателю организационного Комитета олимпийского футбольного турнира мне так или иначе надо было участвовать в процессе проведения отборочных и финальных игр. И очень хотелось, чтобы на этом великом празднике спорта «засветилась» и наша команда. За это ратовал и Исполком ФИФА. В Москву приехал президент ФИФА Жоао Авеланж, чтобы обсудить вопрос об участии футболистов СССР в олимпийском турнире. С этой целью он даже наградил В. Грамова высшим орденом ФИФА «За заслуги», хотя не в компетенции Марата Владимировича было решать подобный вопрос. Но все наши усилия оказались напрасными, власть на участие в Олимпиаде «добро» не дала.

В Америке спортивные функционеры не понимали, что их коллеги из СССР мало что решали в проблеме бойкота Олимпиады. В этом я убедился, когда по линии ФИФА приехал в Лос-Анджелес для инспектирования готовности к турниру игровых полей. Меня встречали радушно, предоставили «бьюик» лимонного цвета, выполняли каждое желание. Руководитель организационного комитета олимпийского футбольного турнира Алан Роттенберг постоянно спрашивал:

– Ну что, господин Колосков, вы уже решили привозить сюда своих футболистов? Убедились, какие прекрасные условия созданы для спортсменов?

Дело в том, что по официальной версии мы отказывались принимать участие в Олимпиаде из опасения, что в Америке не будет обеспечена достаточная безопасность для проживания и выступления спортсменов и официальных лиц.

В подготовке к соревнованиям американцы демонстрировали чудеса оперативности и изобретательности. Помню, приезжаю на стадион «Роусбол», где планировали проводить финальный матч, смотрю: трава на газоне желтая, чисто осенняя. Говорю Роттенбергу:

– Это отвратительное поле. Надо что-то думать.

Он мне в ответ:

– Хорошо, будем думать. Дайте сутки на размышление.

Проходят сутки, мы с ним приезжаем сюда же, на поле – зеленая трава! Как они умудрились омолодить ее, выкрасили, что ли, ума не приложу!

Для американцев европейский футбол, который они называют соккер, был в то время в новинку. Это было видно по реакции зрителей. Они приезжали задолго до начала матча. Рас полагались семья ми на газонах вокруг стадиона, жевали хот-доги, пили колу, перебрасывались мячами. Во время матчей – та же картина: опять жевали, пили, созерцая футбольное действо без особого азарта. Правда, футбольные трибуны были заполнены. Американцы привыкали к новому виду развлечения.

Организаторы олимпийского футбольного турнира очень хотели, чтобы на Олимпиаде появились русские футболисты. Это был вопрос не спортивный, а политический. Будут играть русские – нет бойкота, значит. Олимпиада удалась на славу, не то что предыдущая. Московская.

Во время Олимпиады, представляя меня публике, обязательно озвучивали, что я из Советского Союза. Иногда испытывали на идеологическую прочность. Так, в конце банкета в честь открытия Олимпиады ведущая объявляет:

– А теперь покоривший весь мир рок-н-ролл! В качестве партнера я приглашаю на сцену представителя СССР Вячеслава Колоскова!

Я умел танцевать рок-н-ролл, научился в армии. Хотя исполнение его в то время не приветствовалось, отказаться было нельзя. На это и был расчет, мол, русские зажаты, танцевать современные танцы не умеют, есть повод над этим посмеяться! В общем, политикой были и игры, и танцы.

Более серьезное испытание ожидало меня в аэропорту Шереметьево, когда я прилетел из Америки после окончания футбольного турнира Олимпиады-84. Меня задержали для пристрастного досмотра багажа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.