Глас народа

Глас народа

Я вырос и сформировался в то время, когда обращения партийных руководителей к советскому народу значили крайне много, настолько много, что были способны порой перевернуть жизнь целой страны.

Почему я вспоминаю об этом «пережитке прошлого»? Да потому, что в моей собственной жизни был случай, когда я тоже ощутил себя государственным человеком.

Это произошло во время визита в Челябинск делегации Чеченской республики. Поезд дружбы доставил замечательных артистов разных жанров, среди которых особо выделялся танцевальный коллектив. Были в делегации и наши коллеги – редактор, оператор, – для которых мы на кафедре теле-радио-журналистики ЮУрГУ устроили прием в одной из аудиторий. Заведующая кафедрой Людмила Шестеркина умела официальную встречу силой личного обаяния превратить в дружескую. Лично я с удовольствием отметил, с каким уважением чеченцы относятся к старшим. Обстановка за столом царила самая теплая. Пели гости, пели мы, иногда хором, периодически я демонстрировал «сольный репертуар».

И вдруг раздается голос журналистки грозненского радио:

– Леонид Григорьевич, скажите несколько слов для наших слушателей!

– Дорогая моя, что я могу сказать?

– Что бы вы хотели сказать моему народу? – уточняет журналистка.

– Рамиля, разве я похож на человека, который может общаться с целым народом?

А она настаивает:

– Но вы же чувствуете, что происходит… Я говорю:

– Чувствую, что происходит ужасное. Мы тут разговариваем, веселимся, а в это время льется кровь. Может быть, мне это снится?

Рамиля тихо отвечает:

– Нет, не снится.

Я продолжаю:

– Даже не верится! Как такое может быть? Если это сейчас же не прекратится, позор ляжет на головы людей, которые все это развязали. И ничего страшнее этого позора не может быть! Если бы я действительно мог обратиться к людям, я бы сказал им: нам мало того, что уже с нами всеми случилось?

– Леонид Григорьевич, а что бы вы еще хотели сказать?

– Я бы сказал, – пришлось набрать воздуха, – какое мы, вообще, имеем право хотя бы пальцем прикасаться к человеку, жизнь которому дала мать? Как человек по чьей-то воле может забирать у другого жизнь? Жизнь, в которой было столько тепла и еще столько могло бы случиться хорошего, радостного… Никто не имеет права покушаться на человеческую жизнь.

Даже не знаю, откуда взялся во мне такой ораторский запал…

На следующий день гости давали концерт в филармонии. А по окончании представления, в разгар обмена телефонными номерами, сувенирами замечаю: недалеко от меня появляется штатив, разворачивается камера, включается свет… Значит, у кого-то берут интервью. Вдруг ко мне подходит высокий парень с микрофоном:

– Леонид Григорьевич, что бы вы хотели сказать чеченскому народу?

Я удивляюсь:

– Кажется, вчера было уже все сказано!

– Так то было для радио! А это пойдет по телевидению!

И вдруг ловлю себя на мысли: наверное, как говорят, дитя войны, самой страшной, самой жуткой войны в истории, имею право?…

И я начал:

– То, что происходит, это сумасшествие. Я не знаю, будут ли слушать меня, не знаю, интересен ли я чеченскому и другим народам, – я просто люблю детей. И я рад, что у меня есть возможность сказать: «Прекратите! Только в этом наше общее спасение! И…»

И пошел через их шнуры и сквозь прожекторы… Поэтому до сих пор, когда слышу фразу «Лишь бы не было войны!», произнесенную с потугой на шутку, готов «убить» шутника. И да простят мне мой вспыльчивый характер!

^{С народным артистом СССР Махмудом Эсамбаевым в челябинской телестудии (60-е годы прошлого века)}