Честь и дисциплина

Честь и дисциплина

Правителю позволено карать, но не отрекаться от виновного. «Нет в мире ни одного человека, частица которого не была бы мне другом», – говорит он. Его отношение к «злому идолу» точно такое же, как к порочному человеку. Рискуя худшими разочарованиями, он ищет в них крупицу божественности. «Только не подумай, что речь идет о простодушном умилении или снисходительности… ибо я по-прежнему тверд, суров и молчалив…» Но «даже тот, кому я велю рубить голову, тоже мне друг, и в нем присутствует согласие со мной, однако расчленить человека невозможно».

Странная одержимость идеей отрубленной головы у Правителя, который, казалось бы, являет собой само воплощение любви к людям и любви к Господу. Но если Сент-Экзюпери наделял Правителя подобной суровостью, то не потому ли, что не хотел полностью подчиняться евангелическому анархизму, бесшабашности которого опасался? Или же он следовал логике Правителя, а не своей собственной? Однако я уверен, что он ни за что не согласился бы стать премьер-министром у Правителя царства.

«Твердый, неколебимый…» Правитель то предстает в евангельском обличье, а то рубит головы. Такого рода любовь приводит в замешательство. Произошла смена понятий. Тот, кто назвался другом, велит отрубить вам голову. И тот, кто рубит головы, оказывается, молчаливо испытывает по отношению к вам дружеские чувства.

В этих, казалось бы, невероятных отношениях распознаются непререкаемая дисциплина, подчинение и величие. Но все это перемешано. И опять я обнаруживаю у Сент-Экзюпери некое родство с Виньи. Но не литературное родство, а родство душ.

И еще я вижу честь, о которой, как и о доблести, мы почти забыли. Вспомним «Неволю и величие солдата». Вспомним «Билли Бадда» Мелвилла. На основании ложного донесения судового офицера капитан осуждает на смерть матроса, о невиновности которого знает и которого любит, как собственного сына. А все потому, что у него заключен контракт с королем Англии относительно дисциплины во «благо службы». Офицер Виньи и офицер Мелвилла – оба подчиняются «религии чести». В силу аристократической традиции или естественной его склонности понятие чести стало для самого Сент-Экзюпери религией, точнее, одной из его религий в «древнем ряду религий».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.