Глава 12 ПОДХОДИТ ОЧЕРЕДЬ ГЕРБЕРТА
Глава 12
ПОДХОДИТ ОЧЕРЕДЬ ГЕРБЕРТА
Час спустя, выйдя из барокамеры, я обнаружил, что туман ослаб и видимость составляет около километра, но и только. Тем не менее, сквозь густую пелену стал проглядывать солнечный свет, и это говорило о том, что Герберту начинает улыбаться удача. Я пошел в штаб, где мне сказали, что десять минут назад Герберт улетел в Берлин.
– А как же погода? – спросил я.
– То нормальная, то слишком туманно! Мы пытались отговорить его, но он отказался ждать дольше. Ганновер и Хейде все еще в тумане, и южнее тоже видимости никакой.
Я взглянул на метеокарту и подумал, что при схожих обстоятельствах я бы тоже, возможно, полетел.
Выйдя из штаба, я направился к ангару, где, как всегда, дым стоял коромыслом. Каждый день прибывали два или три новеньких «Ме-163В», которые должны были быть испытаны сначала здесь. Тогда как в Венло находилось лишь четыре истребителя, а в Виттмундхафене – шесть. Самое интересное, что в Цвишенане эскадрильи официально не существовало и, соответственно, не было и самолетов, а полеты с нашего аэродрома осуществлялись в полном объеме.
Я вошел в огромный ангар в тот момент, когда «комета» подвергалась осмотру, и поднялся в кабину. Отто Ортзен, главный в «прачечной», стоял на лестнице, приставленной к кабине. Я съежился от невыносимого шума будто тысячи работающих двигателей. От их чудовищного гула все вокруг сотрясалось. Такая мощь и сила присутствовала в этих машинах, что даже стены ангара дрожали и звенели. Топливо Т и С текло по тонким трубкам в камеру сгорания, а затем спустя четыре минуты раздался приглушенный звук, означающий, что проверка прошла успешно.
Он хотел все сделать сейчас, чтобы потом уже не тратить ни минуты. Доложив о своем намерении лететь к Талеру, я забрался в кабину «новой птички» и был готов отправляться в путь.
Эта машина была особенной, так как была первой оснащена двумя 30-мм пушками «МК 108», заменившими 20-мм, установленные на ранних «кометах». Они располагались в корне крыла, а боезапас из 60 снарядов на каждую – в двух секциях за кабиной. Гашетка пушек находилась на ручке управления. Прицел был стандартный – Revi 16B.
Мишень находилась на середине озера Цвишенана, и мне было дано задание испытать новые пушки. Сама новая «комета» предназначалась эскадрилье в Венло.
Двигатель истребителя взревел так же мощно, как и час назад в ангаре. Я наклонил ручку вперед, послышался легкий треск, когда истребитель подскочил и оторвался от полосы. К тому времени туман почти полностью рассеялся, и только небольшие белые островки тянулись над землей. Пройдя отметку в две тысячи метров, я очень обрадовался своему взлету.
Когда, наконец, шум двигателя стих, я выполнил несколько виражей и опустил нос вниз, чтобы набрать скорость, а затем снова взмыл вверх. Далее последовала целая серия кругов вокруг города, а потом я направил свой самолет к озеру Цвишенана. Я четко видел плавающую мишень и, прицелившись, открыл огонь. С первого раза я промахнулся, и очередь прошла слева от цели. Я снова нажал кнопку, но оружие заклинило. Я так усердно целился, что незаметно для себя оказался совсем низко у поверхности озера. Затем «комета» немного набрала высоту и полетела над полем, но мне нужно было двигаться достаточно низко, чтобы не выйти за периметр аэродрома. Я довольно неудачно зашел на посадку, но сегодня был мой день, и поэтому я решил пустить самолет вниз по диагонали против ветра. «Комета» заскользила вдоль поверхности земли и, наконец, остановилась, ничего не повредив! Фу! Все обошлось!
Приземление подобным образом не могло пройти бесследно, и пусть технически все сложилось удачно, я все же готовился получить гневный выговор от Тони Талера. Буксирное транспортное средство уже было на пути к месту моего приземления, и среди бригады техников я увидел Фритца Кельба и сержанта Нелте. Странно, но никто из них не показывал своего недовольства, не кричал и не делал саркастических замечаний по поводу моей посадки. Фритц первым добрался до моего самолета и встал прямо передо мной, мрачно глядя мне в глаза.
Рис. 14. Транспортировка «Ме-163»
– Ты бы был поосторожнее, Мано, – произнес он тихо, конечно же имея в виду мое неаккуратное приземление, но я весело ответил:
– Не беспокойся, Фритц. Не стоит придавать этому большого значения!
Но Фритц только как-то странно посмотрел на меня, будто находясь мыслями где-то далеко. Наконец, он произнес почти шепотом:
– Герберт погиб, Мано!
Затем он повернулся и направился к буксиру, который должен был тащить мой истребитель. С минуту я стоял словно парализованный этой новостью. Он взглянул на меня и ответил на незаданный вопрос, читавшийся в моих глазах:
– Аварийная посадка в тумане на северо-западе Ганновера. Возможно, сел на живот. Перелом ног и шеи. Два пассажира, летевшие с ним, также мертвы. Больше мне ничего не известно.
Когда мы шли за буксиром, тянувшим самолет, он рассказал мне, что двое фермеров обнаружили «Bf-108» между фруктовыми деревьями и что все трое сидели в своих креслах без видимых повреждений – но они были мертвы! Вот так наш Герберт и не долетел до Берлина. Тогда я подумал о Хельге! Мне не хотелось сообщать эту новость ей.
Задумавшись, мы плелись в тишине, ссутулившись и опустив голову, и вышли прямо на взлетную полосу. Громкий крик вывел нас из оцепенения, и внезапно мы осознали, что в дальнем конце полосы уже разгоняется «Me-163», а мы находимся у него на пути.
– Штрассницки – его первый самостоятельный полет! – закричал Фритц, и мы бросились бежать со всех ног, а «комета» с пронзительным воем неслась на нас. Затем он взлетел; его шасси упало всего в пятидесяти метрах от нас. «Комета» задрала нос уже далеко за пределами аэродрома.
– Что-то идет не так, – тихо произнес Фритц, отчетливо проговаривая каждое слово. Двигатель самолета издавал необычный шум, хотя сразу этого можно было и не заметить, так как до этого мы успели наслушаться грохочущего рокота. Затем все произошло одновременно. Все еще набирая высоту, «комета» выпустила необъятное облако дыма – сначала белое, которое перешло в черное, за которым последовало пламя. Самолет к тому времени находился на высоте трех тысяч метров. На одно мгновение он принял горизонтальное положение, и мы увидели, как оторвало и завертело крышку кабины, а самолет, задрав нос, начал падать вниз. В этот момент Штрассницки вывалился из самолета, его парашют раскрылся, и таким образом он был спасен.
– Смотри, Фритц! – закричал я.
Пока мы наблюдали за Штрассницки, болтающимся в воздухе, горящий «Ме-163» приближался к земле и сейчас падал прямо на нас. Мы побежали, оглядываясь назад, а потом кинулись на поле и распластались на траве. Я не сомневался, что в любой момент «комета» может пронестись прямо по нашим головам. Но, словно управляемая невидимой рукой, горящая развалина завалилась на бок и через несколько секунд стукнулась о землю за периметром аэродрома. Толстый серо-белого цвета столб дыма показался над молодыми соснами, опалив их верхушки, а между деревьями остались лежать обугленные обломки истребителя.
– И именно такое нужно было пережить, чтобы не считать этот день прожитым зря! – пробормотал Фритц, отряхивая свою фуражку.
Мы посмотрели вверх и увидели, что ветер несет сержанта прямо в озеро. Мы видели его брыкающиеся ноги, когда он исчез за высокими деревьями, растущими вдоль берега озера, а когда добежали до места падения, ему уже помогли выбраться из воды. «Не дай Бог пережить подобный опыт», – подумал я, когда Ники рассказывал, как на высоте уже пяти тысяч метров его самолет охватил огонь и кабина наполнилась едким дымом. А когда она нагрелась до невозможности, он решил, что пора прыгать!
Почему же бедному Герберту Лангеру не повезло так же, как Ники? А ведь его жизнь в буквальном смысле висела на шелковой нити парашюта. «Комета» могла взорваться в воздухе еще до того, как он успеет выбраться из кабины, он мог отравиться дымом, его парашют мог загореться или не раскрыться! Казалось, становится правилом то, что чем сложнее ситуация, тем больше шансов выйти из нее живым и невредимым. Ведь катастрофы, которые стоили человеческих жизней, были нелепыми! Йозеф врезался в вышку! Вёрндл, возможно, погиб по неосторожности. А теперь Герберт!
К шести часам я добрался до Ольденбурга и застал Хельгу в офисе, когда она собиралась идти домой.
– А, это ты, Мано! Я как раз думала позвонить на аэродром и узнать, не вернулся ли Герберт. У меня на сегодня есть два билета в театр – «Любовь и интриги», со Шмитхаммером в главной роли – я уверена, он будет в восторге!
Она стояла перед маленьким зеркалом, причесывалась и весело что-то болтала. У меня пересохло во рту, и комок подступил к горлу.
– А знаешь что, Мано? Если Герберт не успеет вернуться из Берлина к вечеру, то ты пойдешь со мной, хорошо? Мы позвоним Хильде и скажем ей, чтобы она перезвонила Герберту и он бы мог встретить нас после спектакля!
Каким-то чудом ко мне вернулся дар речи, и я промямлил:
– Герберт не сможет встретить нас сегодня, Хельга!
Она стояла с губной помадой в руке.
– Но почему нет? Он что, задерживается в Берлине?
Я чувствовал себя полным дураком, и, когда она повернулась ко мне, я ощутил себя беспомощным школьником, которого застукали за исправлением оценок. Я совершенно не представлял, как вести себя в подобной ситуации.
– Герберту не повезло, Хельга. Он был вынужден совершить аварийную посадку возле Ганновера, потому что утром был сильный туман и…
Мой голос дрогнул, и я замолчал. Но Хельга ничего не поняла и продолжила весело болтать, сказав, что Герберт рассказывал ей об аварийных посадках и что в этом нет ничего такого. Накрасив губы, она сказала:
– По крайней мере, он мог позвонить мне! Наконец, я собрал все свое мужество и произнес страшные слова:
– Он не мог позвонить тебе, Хельга. Он разбился!
Сначала она смотрела на меня, широко открыв глаза и не веря в услышанное, а потом ее лицо побледнело. Она отступила назад, сжала кулаки так, что побелели суставы пальцев, и медленно опустилась на стул. Было больно смотреть, как исказилось ее красивое лицо. Она сидела в полной тишине несколько мгновений, а затем прошептала:
– Он погиб без мучений?
Я убедил ее в том, что его смерть была мгновенной. Затем помог ей встать на ноги и проводил домой. Пока мы шли, она не произнесла ни слова. Около двери она попыталась что-то сказать, но у нее пропал голос. Глаза наполнились слезами, и, хлопнув дверью, она побежала в дом. У меня тоже текли слезы, когда я сел на мотоцикл и поехал обратно на аэродром.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.