Прибытие в Смольный. Арест и отправление в крепость

Прибытие в Смольный. Арест и отправление в крепость

Прямо с вокзала мы поехали все на извозчиках в Смольный, я ехал с Суворовым, Чермоев с конвойным за нами. Приехав в Смольный, нас повели в верхний этаж в помещения Военно-революционного комитета, адъютант штаба нас допросил, отобрал документы и предложил до приезда главнокомандующего Антонова расположиться в соседней комнате, сказав, что наша участь будет зависеть от решения сего последнего. Все офицеры и писарь были прежние, из Главного штаба, все они с большим сочувствием отнеслись к нам, но тем не менее, когда нас ввели в назначенную для нас комнату, то к дверям поставили часового с ружьем. Этот часовой не имел вовсе солдатского вида, был похож на хулигана, но был весьма добродушен. Около 12 часов ночи меня вызвали в канцелярию, и какова была моя радость, когда я увидел мою сестру – моего верного друга, которая, получив мое письмо, поехала в Смольный и добилась свидания со мной.

Мы хорошо посидели и поговорили с полчаса, я был так рад, что повидал ее, мог ее успокоить. Это свидание дало мне много бодрости. В 2 часа ночи приехал наконец Антонов, но видеть нас он не пожелал, и нас к нему тоже не допустили. Когда он уехал, к нам вошел принимавший нас штабс-капитан и, не без смущения, сообщил, что Антонов приказал нас троих вместе с Буйвидом и Бонч-Богдановским отправить в Петропавловскую крепость. Это для нас явилось большой неожиданностью – мы ожидали, что нас отпустят.

Объявив нам резолюцию, штабс-капитан этот сказал, что нас отвезут в крепость, когда прибудут автомобили, и что у нас есть еще время, чтобы написать заявления на имя главнокомандующего, что он нам рекомендует сделать. Он казался очень озабоченным и старался нам помочь всеми силами; посоветовал нам в каком тоне надлежит написать это заявление. Впоследствии мы узнали, что относительно нас троих резолюция Антонова была краткая: «В крепость и расстрелять».

Эта резолюция и смутила так всех окружавших, т. к. они все видели, что с нами произошло недоразумение. Когда заявления нами были подписаны и сданы, то я разговорился с одним из офицеров – это был молодой юноша подпоручик пограничной стражи. Меня, как я помню, страшно поразила его одна фраза. Когда я ему стал говорить о том, что в прежнее время всегда возмущались, когда ни с того ни с сего лишали свободы, нарушая таким образом неприкосновенность личности, о которой всегда так усиленно проповедовали левые круги, он мне ответил: «Неприкосновенность – это предрассудок буржуазии». Я посмотрел на него удивленными глазами, но не продолжал разговора, находя это, после его слов, излишним.

Автомобиль подали только в 5 час. утра. Когда нас собрались везти, в комнату вошел приехавший из Могилева адъютант Крыленко, по приказанию которого нас привезли в Смольный. Надо было видеть, до чего он растерялся и сконфузился, увидев нас отправляемыми в крепость. Он пошел к телефону, хотел соединиться с Антоновым, но ничего из этого не вышло, тогда он стал уговаривать офицера не отправлять нас, оставить нас, говоря что он направил нас в Военно-революционный комитет только для удостоверения наших личностей и регистрации. Но офицер сказал, что не имеет права не исполнить приказа главнокомандующего и прибавил по адресу адъютанта Крыленко, что незачем было подымать всю эту историю.

Адъютант Крыленко, очевидно ознакомившийся с резолюцией Антонова, казался более взволнованным, чем мы, имел вид провинившегося мальчишки, который не знал, как выйти из созданного им же положения. Он старался нас успокоить, обещал исправить происшедшее недоразумение. На этом мы и расстались с ним.

Было подано два крытых автомобиля, в первый посадили Буйвида с Бонч-Богдановским и конвоем, во второй нас троих, с нами сел тот самый поручик, который так оригинально объяснил мне свое мнение по поводу неприкосновенности личности. Заняв место в автомобиле, он зажег электрическую лампочку, очевидно, чтобы легче за нами следить.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.