1-го мая заграничного стиля

1-го мая заграничного стиля

18 числа – 1-е мая нового стиля приказано было в войсках отметить как международный рабочий праздник, почему мне и пришлось отдать следующий приказ:

«Приветствую все части вверенной мне дивизии с первым празднованием праздника труда свободной России. Будем помнить, что от нас, стоящих на фронте лицом к нашему врагу, зависит закрепление добытой свободы, которая может быть обеспечена только победой. Уверен, что дружными усилиями все частей дивизии с полным доверием друг к другу, мы выполним наш долг перед родиной. Да здравствует сильная духом, крепкая свободная Россия!

В ротах и командах занятий сегодня не производить, парады на работы отменить».

Это распоряжение о праздновании 1-го мая по заграничному стилю явилось для частей моей дивизии совершенно неожиданным и вызвало только недоумение, части дивизии ничем не реагировали на него.

Но не так было в соседней с нами 5-й дивизии, там 19-й Костромской полк организовал целое шествие с музыкой и красными флагами, придя в место расположения штаба дивизии, они вызвали начальника дивизии, приветствовали и качали его. Шествие это очень смутило 60-й полк моей дивизии, который стоял на биваке рядом с Костромским полком.

Под влиянием имевшихся всегда наготове агитаторов, пущен был среди солдат 60-го полка слух, что офицеры, из каких-то контрреволюционных побуждений, умышленно ничего не говорили о 18 апреля (1-го мая) не желая, чтобы стрелки реагировали на него и, благодаря этому, они себя скомпрометировали перед своими соседями-костромичами, не приняв участие в шествии и не устроив у себя никакого празднества.

Получив сведение о начавшемся по сему поводу возбуждении против офицеров, я тотчас поехал в 60-й полк, который, как находившийся в резерве, был сосредоточен в одном месте и размещен был в больших, хороших землянках по расчету одной на роту.

Подъехав к полку и приняв рапорт командира полка и дежурного по полку, я стал обходить землянки, здороваясь с каждой ротой отдельно, останавливался и задавал разные вопросы тому или другому стрелку, поверяя таким образом настроение, присматриваясь и прислушиваясь к тону ответов. В третьей или четвертой роте, когда я уже собрался выходить, ко мне обратился один из стрелков с просьбой его выслушать от имени солдат. Выразив на это согласие, я вернулся в землянку, где тотчас был окружен целой толпой солдат, впереди которой встал обратившийся ко мне. Присмотревшись в него, я сразу заметил, что передо мной стоит типичный еврей.

Я, конечно, понял, что вся эта агитация дела его рук, но не подал и виду, что отгадал его и спокойно спросил его, что он имеет мне сказать. Он начал очень несвязно объяснять мне, что солдаты обижены на офицеров, которые нарочно скрыли от них первомайский праздник, т. к. не хотели, чтобы они его как-нибудь отметили, что теперь костромичи смеются над ними, что они такие отсталые, такие невежи и т. д. Я им на это сказал, что прежде до революции они могли бы еще претендовать на офицеров, что они их не предупредили о празднике, а теперь, когда офицеры и солдаты являются одинаковыми полноправными гражданами, такие претензии с их стороны не выдерживают никакой критики и таковой претензией они умаляют только звание свободного гражданина, свидетельствуя, что они желают идти на помочах у офицеров, что те или иные устраиваемые празднества являются внеслужебным препровождением времени и офицеры, как таковые, могут быть инициаторами их наравне с солдатами.

Затем я сказал, что эта претензия их на офицеров так сшита белыми нитками, что совершенно ясно, что собака зарыта вовсе не в том, что офицеры не предупредили стрелков о празднике, а просто придрались к случаю, чтобы под влиянием агитаторов возбудить стрелков против офицеров и, обратившись к еврею, стоявшему передо мной, я сказал: «Вы, который взяли на себя инициативу заявить мне неудовольствие со стороны стрелков против офицеров, попавшись грошовой агитации, доказали этим самым только недостаток понимания и уменья разбираться в ней, почему вы только ввели в заблуждение стрелков. Он ничего не нашелся мне ответить и сказал только: «А все-таки нам обидно, что мы упустили праздник». Тогда я им сказал: «Если вам так хочется выявить себя чем-нибудь и откликнуться на первомайский праздник, то я ничего не имею против – устройте себе праздник 1-го мая старого стиля, выработайте программу, у вас 10 дней впереди, по крайней мере у вас праздник будет настоящий первомайский, а не восемнадцато-апрельский, отпразднуете вы его по-русски, а не собезьяничаете с заграницы».

Это по-видимому им понравилось, я почувствовал, что масса на моей стороны. Поговорив еще немного, я обошел остальные роты и уехал.

Мысль, данная мною, была подхвачена с большим энтузиазмом, избрана была комиссия для выработки программы праздника и представлена мне на утверждение, это была смесь старого с новым.

Программа была, насколько мне припоминается, следующая:

«1) Молебствие перед выстроенным покоем, полком в полной боевой амуниции с оркестром на правом фланге и с флагами в каждой роте с выработанными лозунгами.

2) Слово священника.

3) Прохождение церемониальным маршем перед начальником дивизии.

4) Слово начальника дивизии, если он пожелает.

5) Слово председателя полкового комитета.

6) Речи других ораторов.

Затем обед, а днем игры на призы».

Против программы, я, конечно, никаких возражений не сделал, высказал только надежду, что никаких лозунгов, направленных против войны и боевых действий комиссией допущено не будет.

Наступило 1-е мая. Кроме 60-го полка только 59-й реагировал на празднование 1 мая, выпустив следующее воззвание:

«Граждане!

Кто не относился сочувственно к празднованию 1-го мая?

Чьи симпатии не были на стороне трудящегося класса, который устраивая этот праздник, тем самым выказывал свой протест против имущего буржуазного класса. Завтра – Первое мая. Первый свободный народный праздник. Там, в тылу, народ достойным образом решил посвятить ему этот день. День, когда весь народ, сознавая свою победу над рухнувшим строем, тесно смыкает ряды, чтобы идти к свету, к правде, и создать новую собственную жизнь.

Граждане! Встретим и мы достойным образом этот традиционный праздник и пусть там в тылу знают, что и нам нужен свет, правда, что и мы хотим другой жизни.

Довольно унижения, довольно бесправия. Да взойдет заря новой жизни над нашей многострадальной родиной.

Полковой комитет 59-го Сибирского стрелкового полка».

Но эту программу не суждено было осуществить, она осталась на бумаге, т. к. полк этот в ночь на 1-е мая вступил на позицию.

В 9 часов утра я поехал в 60-й полк. Не без волнения я подъезжал верхом к выстроенному полку, я уже издали увидал длинную полосу флагов и стягов (целую неделю сшивали их и вышивали сами солдаты) по линии фронта. Раздалась команда «на караул», музыка заиграла Преображенский марш, сменившийся «Коль славен».

Под эти чудные звуки я тихо объехал выстроенные покоем батальоны, здороваясь со стрелками и поздравляя их с праздником. Люди выглядели бодро, весело, в каждой роте по флагу, перед каждым батальоном по длинному полотнищу на двух палках. Флаги большей частью красные, остальные белые с надписями из красного кумача.

Полотнища белые с красными буквами, у всех офицеров и солдат на груди красный бантик. Надписи были всевозможные и, к моей радости, ни одной против войны или за мир. Рядом с «Да здравствует революция!», «За демократическую республику!», «Пролетарии всех стран соединяйтесь!» и такие «Сейте разумное, сейте прекрасное, спасибо вам скажет русский народ», «Поменьше слов, побольше дела» и т. д.

По окончании молебствия священник о. Павел Мансуровский, о котором я уже упоминал как об образцовом священнике, сказал чудное слово, посвященное первому мая с чисто христианской точки зрения, произведшее огромное впечатление. Затем был церемониальный марш, по окончании которого я обратился к полку, поблагодарив за блестящее прохождение и затем, еще раз приветствуя с праздником труда, сказал несколько слов по поводу его значения.

Я сказал, что уже по своему названию этот день является праздником трудящихся масс, что только тот, кто трудится тем или иным способом, достоин его праздновать, что это есть как бы награда за понесенный им труд, выпавший на его долю. Я и предложил, чтоб каждый про себя подумал, считает ли он себя достойным праздновать этот день, выполнил ли он с полной добросовестностью лежавший на нем долг. К сожалению, таких окажется немного прибавил я, т. к. большинство старалось и старается после данной им свободы отвильнуть от лежащих на них обязанностях, сколько раз бывали в полку печальные факты отказа от работы, от исполнения даже приказов. Всем, кто в этом повинен, не может не быть сейчас стыдно, тому не может быть не по себе, если только у него не заглохла совесть.

В заключение я выразил надежду, что сегодняшний праздник вдохнет в них бодрость и желание не отступать вперед от лежащих на них обязанностей, помня, что звание свободного гражданина возлагает на каждого такового большую ответственность перед Богом в лице своей совести и перед Родиной.

Затем я выслушал очень дельное и здравое слово председателя полкового комитета и простившись с полком, уехал. Полк провожал меня криками «ура».