Демонстрирование действий газами профессором Лавровым

Демонстрирование действий газами профессором Лавровым

1-го февраля в дивизию прибыл профессор Лавров[233], командированный штабом фронта для ознакомления нижних чинов и офицеров с действием ядовитых газов, которыми немцы последнее время стали усиленно пользоваться, а главное, чтобы доказать совершенную безопасность газов при надетых масках-противогазах. Лекция эта состоялась в 31-м полку. Полк был выстроен на большой площадке и профессор Лавров, сказав несколько слов, выпустил газы из трех баллонов, сначала очень высоко, затем в рост человека и наконец на земле. Маски у всех были в руках, дабы в случае, если бы стало трудно дышать, можно было их моментально надеть. Зеленоватый дымок пошел из трубок, как только открыли клапаны баллонов, он сгущался в небольшое облако, в которое вошли сначала все офицеры во главе со мной, а затем нижние чины.

Начался общий кашель, стали надевать маски. Когда таким образом обкурили весь полк и все получили о газах наглядное понятие, то в одну из изб, откуда были вынесены все вещи и в которой заткнуты были все малейшие отверстия и скважины, пустили газ, который наполнил помещение. После этого в избу впускали по очереди от каждой роты по 25 человек с надетыми масками-противогазами. Каждая такая группа оставалась в избе, наполненной газами, 10 минут; некоторые в виде опыта пробовали снимать маски, но не выдерживали и секунды, выбегая стремглав на воздух. Я вошел в избу с первой группой, в ней было несколько офицеров и 20 стрелков. Маску я не снимал и ровно ничего не чувствовал, мог свободно разговаривать и все видеть. Но я, очевидно, чересчур наглотался мерзости, когда пускали газ на воздухе и почувствовал себя нехорошо. Приехав к себе, меня стало тошнить, мучительно как-то тянуть, казалось – я отравился газами. Пролежав часа два, встал с головной болью и болью в груди и кашлем. Заказал автомобиль и проехался верст 30, чтобы продезинфицировать свои легкие на воздухе. Голова кружилась, но к утру я уже стал себя хорошо чувствовать. Также случилось и со многими стрелками. Эти опыты были произведены во всех частях дивизии, так что все нижние чины воочию могли убедиться, какое спасение маска при газовой атаке.

2 февраля я был у обедни в 29-м полку, после чего произвел экзамен окончившим курс нижним чинам пулеметных команд с новыми пулеметами Кольта. Увы, большинство оказалось совершенно неподготовленными, пришлось продлить им занятия еще на неделю, они все не достаточно сноровисто обращались с пулеметами, которые поэтому все время капризничали.

В этот вечер возвратился в дивизию генерал Редько и 3-го февраля вступил в должность, предписав мне обратиться к исполнению моих обязанностей по должности командира бригады, но 4-го числа он снова уехал на четыре дня в Минск, я опять вступил на эти дни в командование дивизией. 7-го февраля Редько вернулся и приказом по дивизии, за № 41, просил меня принять его «искреннюю благодарность за отличное командование мной дивизией почти в течении двух месяцев его отсутствия».

4 февраля я служил панихиду по великому князю Сергею Александровичу в походной церкви 32-го полка, 5 февраля я отправился с начальником штаба[234] на экзамены в полковых учебных командах. Довезя начальника штаба до 32-го полка и поручив ему ознакомиться с успехами обучения в этом полку, сам проехал в 31-й полк. Не найдя учебной команды, заехал в штаб полка, вызвал командующего полком[235][236] и уже с ним проехал в учебную команду, где застал полную растерянность: команда была собрана, а экзаменационной комиссии еще не было, хотя было уже 10 час. утра.

Меня это страшно взорвало, я еле сдержался, послал за подполковником Антоновым[237] – председателем комиссии. Он пришел, по-видимому, его подняли с постели, т. к. он, растерявшись, ничего не соображал и не мог мне даже дать определенных ответов на мои вопросы. Я обратился тогда к командовавшему полком, и от него не мог получить должного ответа. Тогда я заявил, что вижу, что мне тут делать нечего и предоставляю им самим судить, дать самим себе оценку такому отношению к делу, что делать замечания такому боевому офицеру (это был подполковник Зиневич с Георгием 4 степени и золотым оружием) мне совестно, что он лучше меня должен понимать, что сейчас для обучения надо дорожить каждой минутой, что ведь им же самим и придется идти в бой с этими стрелками и потому казалось бы в их же интересах обучить людей как можно лучше, а они начинают занятия не в 8 часов утра, как мною было приказано, а после 10-ти.

Сказав все это, я сел в автомобиль и, не простившись ни с кем, уехал. Все во мне кипело, отъехав немного, встретил двуколку, на которой нагружено было огромное дерево, которое, казалось, сейчас раздавит двуколку, а между тем у нас был и так большой некомплект обоза. Остановился, послал за заведывавшим хозяйством и, отчитав его, приказал немедленно снять дерево с двуколки.

Вылив немного накипевшее во мне, поехал в 30-й полк, где застал экзамены учебной команды в полном разгаре, отвечали очень хорошо, учение также прошло весело с большим подъемом. Поблагодарив заведывавшего учебной командой, проехал на стрельбище. Тут меня вполне удовлетворили – на 400 шагов в головные мишени (очень трудная стрельба) большинство из 5 пуль попадало 3, что считалось очень хорошо.

Вернулся домой к обеду, днем ездил к соседям – к командиру 26-го корпуса генералу Гернгроссу[238] и к начальнику 7-й Сибирской стрелковой дивизии Братанову[239], три раза застревал в снегах, но все же добрался до них.

На другой день опять поехал в 31-й полк, все уже были на местах и поверка окончивших учебную команду шли в полном порядке, была представлена программа испытаний со всеми заметками членов комиссии, результатами ответов я был вполне удовлетворен. Командир полка извинялся за происшедшее накануне. Из 31-го полка проехал в 29-й полк – этот полк оказался первым по успехам, экзамены и учение прошли блестяще.

7-го числа я был у обедни с начальником дивизии в 30-м полку, а вечером поехали в дер. Зарудичи в Гродненский отряд Красного Креста, который праздновал первую годовщину со дня своего сформирования. Был целый фестиваль – командир 26-го корпуса Гернгросс со своими двумя начальниками дивизий[240][241], многие из чинов нашего штаба. Мы свезли чудный пирог, сделанный нашим поваром с соответствующей надписью из глазури и серебряную чарку с вырезанными инициалами штаба. Было очень оживленно, немцы не стреляли и мы провели время до 12 час ночи.

На другой день, когда я проснулся в девятом чесу, мне сказали, что начальник дивизии меня спрашивал и, не дождавшись меня, уехал куда-то на автомобиле. Стали всюду спрашивать по телефону, и наконец узнали, что он приехал в 31-й полк. Ехать туда уже не имело смысла, я мог его уже не застать, поэтому спокойно напился кофе, прочел телеграммы, полученные за ночь и, велев оседлать лошадь, поехал в 32-й полк, где очень запоздали с постройкой землянок. Пожурив ротных командиров 4-го батальона за медленную работу и дав им срок на окончание их не более 5 дней, я прошел на кухню 2-го батальона, в трех ротах пища оказалась хорошей, а в 6-й роте до того солона, что останавливалась в горле. Наговорив неприятностей ротному командиру, в самом скверном настроении поехал домой, и только быстрая езда полевым галопом как-то испарила мое недовольство. Дома застал начальника дивизии вернувшимся из 31-го полка, где он тоже нашел много непорядков. Вечером у нас ужинали сестры и главный врач[242][243] Гродненского отряда.

Между 10 и 14 февраля я исключительно был занят осмотром обмундирования и снаряжения в полках. Это отнимало у меня все время с утра до позднего вечера. Ведь в одних полках было до 22000 человек. К 15-му февраля я покончил со всеми осмотрами и к моему большому удовлетворению мог доложить начальнику дивизии, что дивизия не только хорошо, но и нарядно одета, цветные петлицы и погоны придали людям совсем другой вид, снаряжение, добытое с большими трудностями, было полностью, дивизия была более или менее сколочена, пополнения влиты, этот месяц отдыха не пропал даром.

18 февраля получено было распоряжение о переводе нашего корпуса из 10-й во 2-ю армию, которой командовал генерал Смирнов, о котором я упоминал уже в своих воспоминаниях, когда описывал свой приезд в Минск. Это перемещение свидетельствовало, что нас куда-то перебросят, и, действительно, через несколько часов пришло приказание нашему корпусу немедленно выступить походным порядком, ночными переходами, куда – неизвестно, маршруты будут давать только на сутки вперед до остановочного пункта. Полкам нашей дивизии назначено выступление 19-го вечером с наступлением темноты, штабу дивизии 20-го.

Спешно пришлось уложиться, часть вещей отправить в Петроград, чтобы не брать с собой большого количества, что только бы стеснило передвижение. Накануне нашего выхода на нас было сделано нападение целой эскадры немецких аэропланов; мы открыли по ним ожесточенную пальбу, но, к сожалению, безрезультатно, они же успели сбросить массу бомб, причинив у нас немало потерь, жертв людьми было до 50. Одна бомба упала и разорвалась в саду против окон штаба, но как-то счастливо не попало к нам ни одного осколка.

Накануне выступления нашего штаба 19-го вечером в штабе корпуса был прощальный ужин отрядам Красного Креста – Гродненскому, Елисаветинскому и Пермскому, которые обслуживали наш корпус и с которыми мы расставались, перейдя во 2-ю армию из 10-й.

20-го в 9 часов утра вышел наш обоз. При себе я оставил только самые необходимые вещи, уложив их в кобуры седла и в маленький чемоданчик, который поручил шоферу. В 12 часов дня мы последний раз пообедали в роскошном замке Высоковщизны и около двух часов дня двинулись в путь. Все были в бодром настроении, радостные – в этот день получена была депеша о взятии штурмом Эрзерума – этой неприступной турецкой крепости.

Начальник дивизии с командиром парковой бригады, начальником штаба и старшим адъютантом[244][245] поехали на автомобиле, а я с остальными чинами штаба, эскортируемый полусотней казаков верхом. Предстояло до ночлега сделать 20 верст. Погода была чудная, солнце ярко светило, это была просто чудная прогулка. Ночевали в дер. Осиновичи, куда приехали засветло, обоз уже там был. В этой деревне имел отдых в этот день один из наших полков, и как раз когда мы вступали, полк выходил. Я обогнал выходящие части, выехал в поле и пропустил мимо себя весь полк. Это была прямо красота, нельзя было без восторга смотреть на этих молодцов. Несмотря на тяжелый переход, они сделали ночью 35 верст, несмотря на плохой отдых днем в деревне, стрелки шли бодро, как на параде, и еще бодрее отвечали на мое приветствие и мое «спасибо за поход». Я приказал оркестру остановиться и весь полк продефилировал со всеми командами мимо меня под музыку.

Пропустив полк, я направился к деревне, где мне уже было отведено помещение вместе с Мещериновым, командиром артиллерийской бригады. Рядом за перегородкой жил техник, строивший мосты. Ночевать было довольно скверно – Мещеринов любил жару, я же ее не выносил, почему совсем измучился в духоте. Техник угощал нас блинами, но весьма неаппетитными, пришлось все-таки заставить себя съесть несколько.

Встал я на другое утро рано, т. к. совсем не мог спать, стал собираться в дорогу, предстоял трудный переход в 35 верст, а с заездом в Вилейку – и все 45. Выехали в таком же порядке как и накануне, я во главе чинов штаба и полусотни казаков, направление взяли на Вилейку. Ехать было трудно, снегу были целые горы, лошадь проваливалась по колено, дорога при этом совершенно от прохода обозов и артиллерии была разбита. В Вилейке попали прямо к обедне, очень было приятно побывать в церкви и помолиться.

Здесь я узнал, что в самом городе стоит отряд Иверской общины Красного Креста – общины из Москвы, в которой я работал целый ряд лет, с сестрами которой ездил в качестве уполномоченного на театр греко-турецкой войны в 1897 году. Прослышавши о нашем приезде, две сестры пришли за мной в церковь, прося непременно их посетить. Я ужасно обрадовался увидев милые знакомые мне лица. Госпиталь их оказался очень близко, и я в сопровождении их отправился к ним, направив свой отряд на питательный пункт на ст. жел. дор. «Вилейка». Меня встретили как родного, все сестры, врачи – все были мне близкие знакомые, они не знали чем бы меня угостить и, в конце концов, я так плотно и хорошо пообедал, как давно не ел. Они мне показали все палаты, помещения персонала, все выглядело так чисто, уютно. Моей лошади тоже досталось угощение, каждая сестра непременно хотела сама дать кусок сахару, так что мой «Огонек», так звали мою лошадь, получил не менее полуфунта сахару. Меня провожали почти до самой станции, и все просили, чтобы я устроил их госпиталь при нашей дивизии.

На питательном пункте я нашел всех своих, и около 3-х часов мы двинулись в путь, рысью было трудно ехать, лошади вязли в снегу. Конечный наш пункт был в дер. Андрейки, куда прибыли уже в темноту. Не доезжая дер. Андрейки я посетил расположение 3-х полков дивизии. Вскоре после нас прибыл и обоз, деревня эта была весьма невзрачная, всего домов 15–20, много домов было разрушено. Мне отвели избу семь аршин в квадрате, было довольно чисто и я мог устроиться очень уютно. В другой половине избы жили хозяева, к ним поместились мои вестовые. Я проверил по часам, сколько времени мне надо для сборки вещей и для разборки. Оказалось, вполне достаточно часа на сборку и два часа на разборку. Спал я первую ночь плохо, с непривычки на новом месте, а кроме того я сильно переутомился – ведь пришлось за два дня верхом по плохой дороге проехать 70 верст.

На другой день я с утра занимался с начальником дивизии, а после обеда поехал с ординарцем начальника дивизии Хрипуновым[246] – очень милым дельным и серьезным офицером – на ст. Кривичи. Мне хотелось установить чрез жандармов связь с Петроградом, а также посетить другой Иверский госпиталь, помещавшийся при станции в шатрах. Повидав сестер и врачей, напившись у них чаю, мы отправились обратно в дер. Андрейки, но дорога была столь разворочена обозами, что мы с трудом ехали в санях, проделав путь в 15 верст в два часа времени. Вернувшись к себе, получили приказание командира корпуса отправиться на рекогносцировку одной местности с двумя офицерами и взводом казаков. Я был очень рад этому поручению, мне была дана задача обследовать все дороги в данной местности, отстоявшей от дер. Андрейки в 20 верстах, выяснить количество дворов, землянок в населенных пунктах и выяснить удобные позиции с наибольшим обстрелом.

Выехал я 24-го февраля в 8 часов утра верхом и успел все сделать к вечеру, пройдя верхом 54 версты. Первый привал мы сделали в 2 часа дня в дер. Королевцы, где имелся питательный пункт. Погода благоприятствовала, было тихо и ясно. Лошадь моя совершила эту поездку легко, но я устал порядком, а надо было еще написать донесение. На другой день, в 10 часов утра, я представил его начальнику дивизии. Привожу его целиком:

«24 февраля 1916 г. 10 час. вечера. № 16

Начальнику 8-й Сибирской стрелковой дивизии

Дер. Андрейки

Доношу: мною согласно приказания командира корпуса обследована местность Королевцы – Дворжец, Колодки – Зеленый Остров и дорога, ведущая к этому району от дер. Андрейки.

1) Дороги: от Андрейки до сел. Узлы дорога снежная, местами занесена, но проезд совершенно легок и для автомобиля, мост чрез р. Узлянку очень хорош и солиден. От Узла до Заозерья дорога такая же, на перекрестках дорог в лесу не имеется указателей дорог, что затрудняет ориентировку, тем более, что дорог в лесу много по всем направлениям, а на карте их нет, иногда более наезженная дорога ведет просто в лес, куда ездят за дровами, а дороги менее наезженные к населенному пункту, что сбивает. От Заозерья до Зеленого Острова картина та же, дорога в очень хорошем состоянии сейчас (за исключением части по выезде из Заозерья) и может служить удобным передвижением войск любого оружия, т. к. совершено укрыта и кроме того перерезана лощинами, что еще более укрывает движение.

От Зеленого Острова к волостному правлению, и далее по берегу р. Нарочь к заднему бору – мост чрез р. Нарочь требует капитального ремонта, весной при разливе может быть снесен, перила обломаны, неустойчивы, построен горбом. В настоящее время ездят по льду и редко кто по мосту. Дорога по берегу Нарочь очень удобная, снег укатан, идет по сосновому бору, совершенно укрытая, вначале только дорога перерезана вновь строящимися землянками. Дорога от Заднего бора к д. Дворжец, а также к дер. Пукелы и Застены для движения сейчас затруднительны из-за массы снега, весной будут вероятно не проезжие, судя по тому, что в поле всегда лед – очевидно во время таяния площадь была залита водой, близ же дороги кое-где собраны камни, что доказывает, что дорогу по болоту укрепляли от Застены на Ижу – дорога широкая, удобная, а далее на Унки, Любки, Королевцы также вполне удобные для передвижений всех родов оружия. От Ижи на Колодки прямо дорога наезжена и никаких неудобств не представляет, от Утки и на Колодки до того завалена снегом, что передвижение даже пехоты крайне затруднительно.

По дороге от села Королевцы на Стебераки и Андрейки мною был обследован лес к востоку от Королевцы. Оказалось, что карта не соответствует своими деталями настоящему положению, и потому по карте ориентироваться трудно, к тому же на карте обозначено очень мало дорог, тогда как на самом деле дорог в лесу много, указателей нигде на перекрестках нет, и потому единственный способ, чтобы не сбиться с пути – двигаться не по карте, а по компасу, пользуясь картой для общего направления. Мною лес был пройден в разных направлениях, и выехал я южнее ф. Рудня на большую дорогу из Вилейки на Тамуть. Для передвижений узкими колоннами по всему лесу дороги вполне удобны в настоящее время, снегу немного. От ф. Рудня до поворота на Стебераки и далее на Андрейки дорога в настоящее время в отличном состоянии, но на большаке у ф. Рудня чрез р. Рудня мост совершенно неудовлетворяет своему назначению, даже не хватает на настиле досок, перила поломаны.

2) Населенные пункты:

Дер. Заозерье. 9 дворов, 22 дома, 11 землянок на 10–15 человек каждая, 2 – от 40 до 50. Землянки очень хорошие, конюшен много и кроме того имеется навес, устроенный для 100–150 лошадей.

В настоящее время квартируют части обоза II-го разряда 98-го пехотного полка 25-й дивизии 36-го корпуса, собирается уходить, обоз II-го разряда 99-го полка 25-й дивизии 36-го корпуса, уходит в д. Застены. Воды достаточно.

Дер. Зеленый Остров. 12 дворов, имеется много землянок, но небольших, батальон в нем размешается свободно. В 1 версте к северу строятся 48 землянок. Местность низкая, полагаю, весной будут залиты. Квартирует один б-н 271-го Красносельского полка и занимает землянки. Волостное правление – помещается «Северо-помощь»[247], выдача пайка беженцам.

Дер. Задний бор – несколько сараев и три землянки, помещается воздухоплавательный взвод. Рядом с этими землянками имеется рядом с дорогой от Ижи по берегу р. Нарочь 61 землянка-конура без дверей и окон на 5-10 человек каждая. Возле же Ижи у р. Нарочь строятся сейчас и будут готовы чрез 4 дня чудные землянки, каждая на роту 250 чел., всего землянок на два полка 4-х батальонного состава, землянки эти роскошные, светлые, на хорошем песчаном грунте в сосновом лесу.

Дер. Дворжец. 22 двора, 4 землянки небольших. В настоящее время находятся обозы 3-й роты саперного б-на 36-го корпуса; одна рота Красносельского полка 68-й дивизии; 2-й взвод 2-й саперной роты.

Дер. Людиль. 2 двора околодок 22-й воздухоплавательной роты.

Ф. Людимы. Часть 22-й воздухоплавательной роты.

Дер. Грелки – 10 домов, дер. Пукелы – 8 домов и дер. Застены – 28 домов. Эти три деревни составляют одну. В них расположены очень тесно одна дружина, три роты Красносельского полка 68-й дивизии и обозы II-го разряда всех полков 25-й дивизии. Халупы очень плохие, имеются два-три дома порядочные, в одном живут офицеры. Кроме того, эти деревни наполнены беженцами, и потому все набито. Имеются землянки – конуры на 8-10 человек, и еще строят.

Дер. Ижа. Домов 57, дворов 84. Землянок имеется на два б-на. Квартируют части 68-й дивизии – 2 б-на; 1-я рота 30-го саперного б-на 36-го корпуса, штаб 271-го Красносельского полка, 36-й мортирный парк с управлением, околодком и обозом; перевязочн. пункт Красносельского полка. Кроме того, разные гражданские учреждения «Север-помощь», гидротехники, инженеры и др. Более половины села сожжена, потому по карте число дворов не сходится.

Дер. Утки. 18 дворов. Имеются хорошие землянки на 600 чел., но, собственно говоря, можно разместить не более 450 человек. Квартируют: 3-й парк 10-й парковой бригады 5-го корпуса, I-й парк 25-й парковой артиллерийской бригады 36-го корпуса. Лошади только одного парка в конюшнях, остались на воздухе. Воды нет, возят из м. Ижа.

Дер. Колодки. 32 дома, землянки имеются пять на 50 каждая, строят еще пять. Квартируют – управление 10-й артиллерийской бригады, 188-я Тамбовская дружина (200 чел.); ожидают еще прибытия дружины в 1300 чел.

Дер. Любки – 52 двора. Чудные землянки на целый полк, приступлено еще к постройке землянок. Квартируют – 270-й Гатчинский полк 68-й дивизии 36-го корпуса, 3-я батарея 68-й артиллерийской бригады, обоз I разряда, штаб 270-го Гатчинского полка. Воды достаточно. Был тиф.

С. Королевцы. 83 дома, 97 дворов. Землянки очень плохие, не оборудованы, сейчас поправляют, строят новые. Квартируют – 37-й конно-саперный транспорт Красного Креста, Белостокский госпиталь на 200 кроватей, питательный пункт Красного Креста, 3-й парк 1-й артиллерийской тяжелой бригады (головной взв.); штаб 188-й Тамбовской дружины и 1-я рота дружины Управления уполномоченного Красным крестом 2-й армии.

Белостокский госпиталь и питательный пункт в шатрах, персонал в деревне.

3) Позиция, укрепления, рельеф местности.

Проехав 34 версты от с. Узлы в сторону Заозерья: укрепленная позиция, окопы, построенные основательно, глубокие с траверсами, впереди проволочные заграждения в три кола.

Не доезжая Зеленого Острова вправо и влево от дороги окопы.

1. Окопы очень хорошие с блиндажами, козырьки устроены очень солидно, впереди небольшие завалы.

2. Окопы без козырьков, стены укреплены плетнями, обстрел до 400–500 шагов.

3. Окопы слабые, носят характер спешной работы. Все занесены снегом. У дер. Болотки. С восточной стороны не доезжая ? и 1 версты до дер. располагаются 4 самостоятельные окопа.

Все окопы без козырьков, устроены на возвышенные места, но только окопы 1 и 2 имеют слишком малый обстрел, кустарники в 80 шагах и будут служить хорошим подступом к позиции. Обмером 3 и 4 хороши.

У самой дер. с востока имеются тоже окопы, тянутся на юг до дер. Любки и далее на север сколько видит глаз. Окопы без козырьков, но стены укреплены плетнями. Впереди окопов проволочные заграждения в три кола. Высота кольев 2 четверти. Как деревня, так и позиция в котловине, местность впереди лежащая командует.

Местность на западе от Ижы Затены – Дворжиц. Местность эта совершенно открытая на западе сильно поднимается. От дороги Дворжец – Ижа виден на расстоянии ? версты лес, западнее от дороги не виден, скрывается возвышенностью. При въезде на эту возвышенность открывается громадный горизонт, видны леса и возвышенности м. Пишнево, Осиновка, Стасино, которые по-видимому, доминируют, эти местечки не видны, но судя по расстоянию в виднеющемся лесе, должны быть они. Если стоять на этой возвышенности, на кот. я выехал, и обернуться на восток, то видна еще дальше вся местность как на ладони.

Командир бригады

Свиты его величества

генерал-майор Джунковский».

«25 февраля 1916 2 часа утра.

Начальнику 8-й Сибирской стрелковой дивизии

дер. Андрейки

В дополнение к донесению от 24 сего февраля за № 16 по собранным сведениям в канцелярии «Северо-Помощь» в м. Ижа население в настоящее время выселено из 3-х верст. района, считая от наших передовых окопов, все это население перешло на жительство в ближайшие деревни и местечки, так что население в них значительно увеличилось. К началу марта предстоит выселение жителей и из других еще деревень, но на это ожидается еще специальное распоряжение. Деревни мною обследованные выселению не подлежат.

Командир бригады

Свиты его величества

генерал-майор Джунковский».

26 февраля с начальником дивизии ездил в санях в дер. Слободку и Гарово осматривать места, предназначенные для полков 1-й бригады нашей дивизии. Сделали 25 верст, погода была не холодная, но сырая, пронизывало насквозь.

27 числа утром приехал к нам командир корпуса Трофимов, говорил о предстоящих военных действиях и участии в них нашего корпуса, приказал быть готовыми ежеминутно выступить. В 7 часов вечера, у начальника дивизии состоялось совещание с командирами полков, после чего они у нас остались обедать. На другой день я был у обедни в 29 полку, едва доехал до полка, свирепствовала сильнейшая вьюга. За обедней в этот день во всех полках стрелки приобщались святых тайн.

29-го прибыл новый начальник штаба подполковник Соколов[248], я с большим сожалением и грустью расстался с капитаном Радзиным – этим серьезным, дельным офицером. Соколов мне не понравился, произвел впечатление болтуна и только, таким он и оказался. Все чины штаба трогательно прощались с Радзиным, все его успели полюбить за его чистую прямую натуру. Только Редько – начальник дивизии почему-то не оценил его и они расстались холодно.

На другой день пришло приказание 1-й бригаде под командой начальника дивизии передвинуться в дер. Слободку, штабу дивизии в Горово, 2-й же бригаде под моим начальством образовать особый отряд и поступить в непосредственное распоряжение командира корпуса, перейдя в дер. Любки в 20 верстах от дер. Андрейки.

Это известие мне было не особенно приятно, я мечтал попасть в боевую линию, а вместо этого очутился в резерве.

В этот день пришло известие, что государь посетил Думу[249], обратился с речью к депутатам, благодарил их за работу на пользу армии и их поддержку. Говорили, что это посещение состоялось вследствие настойчивой просьбы графа Фредерикса, это делает последнему часть. Но я лично считал, что реального это посещение принести ничего не могло, момент был пропущен, и оно не произвело того впечатления, на которое так рассчитывали все преданные престолу и Родине.

А через четыре дня, 26-го февраля, последовало назначение митрополитом Петроградским Питирима[250] – ближайшего друга Распутина. Этот последний приобретал, таким образом, все больше и больше влияния. На всех назначение Питирима произвело угнетающее впечатление.