11. Ломоносов и Северный морской путь

11. Ломоносов и Северный морской путь

Сведения об открываемых в порядке частной инициативы Алеутских островах и об их громадных пушных богатствах не могли не заинтересовать правительство и, в особенности, гениального ученого Михаила Васильевича Ломоносова, внимательно следившего за всеми событиями на севере нашей родины.

В детстве Ломоносов каждое лето плавал по Белому морю и в Ледовитом океане со своим отцом Василием Дорофеевичем, опытным промышленником и мореходом. Любовь к северу Ломоносов сохранил на всю жизнь. Он тщательно собирал и изучал все сведения, касающиеся Северного Ледовитого океана. Особенно интересовался Ломоносов Северным морским путем. Еще в 1755 г. он написал «Письмо о северном ходу в Ост-Индию Сибирским океаном», а в 1762 г. замечательный труд «Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию». В этом труде Ломоносов обобщил опыт поморов, издавна промышлявших в ледовитых морях, и труды участников Великой Северной экспедиции. Он писал: «…Северный Ледовитый океан есть пространное поле, где усугубиться может Российская слава, соединенная с беспримерной пользою через изобретение Восточно-Северного мореплавания в Индию и Америку».

На карте Арктики, приложенной к «Краткому описанию», вопреки распространенному тогда воззрению о том, что у Северного полюса находится обширная суша, Ломоносов расположил обширный океан и правильно наметил общие очертания совершенно неизвестных тогда берегов Северной Америки. Он правильно отметил, что главное препятствие на пути арктических мореплавателей – это «стужа, а паче оныя лед, от ней же происходящий»[148].

Ломоносов наметил и схему течений в Северном Ледовитом океане, указав, что «за полюсом есть великое море, которым вода Северного океана обращается по силе общего закона около полюса от востока к западу…» Он писал далее: «Оные льды приходят от востока, из Сибирского океана восточными водами и ветрами прогнанные»[149].

Надо обратить внимание на замечательное высказывание М. В. Ломоносова о движении льдов у Новой Земли, а именно: «Потом случается почти на всякое лето, что в июле месяце тянет ветер северо-восточной и выводит с водами великое множество льдов из Сибирского океана, что, однако, не далее трех или четырех дней продолжается; в прочее время море чисто, хотя иногда тот же ветер до трех недель господствует». «Из сего заключить должно, что за северным мысом Новой Земли толь далече берег, сколько верст может в четверы сутки лед перегнан быть ветром и водою, думаю, от трех до четырех сот верст…»[150]

Такие высказывания М. В. Ломоносова были возможны только при обобщении многолетнего опыта плаваний и зимовок наших поморов у северных берегов Новой Земли. Великий помор указал направление и расстояние, в котором должна находиться земля, препятствующая северо-восточным ветрам нагонять в северную часть Карского моря арктические льды. Мы увидим в дальнейшем, что Ломоносов предвосхитил высказывания П. А. Кропоткина по тому же поводу – он предвидел существование Северной Земли, открытой только в 1913 году.

Западный берег этой земли отстоит от северной оконечности Новой Земли приблизительно на шестьсот верст. Таким образом, Ломоносов как будто ошибся верст на двести. Однако в 1930 г. экспедицией на ледокольном пароходе «Г. Седов» был открыт остров Визе, а в 1935 г. экспедиция при участии автора на ледокольном пароходе «Садко» открыла остров Ушакова. От острова Ушакова на север тянется мелководье, названное мелководьем Садко, на котором льды удерживаются даже в такие малоледовитые годы, как 1935-й. Эти неподвижные льды являются своеобразным ледяным барьером, преграждающим при северо-восточных ветрах путь льдам в район между Землей Франца-Иосифа и Новой Землей. Как отметил Д. Б. Карелин[151], острова Визе и Ушакова лежат как раз на расстоянии, вычисленном Ломоносовым. С полной справедливостью Ломоносова можно назвать отцом полярной океанографии.

«Краткое описание» Ломоносова было 22 декабря 1762 г. направлено Академией наук на заключение в Морскую российских флотов комиссию. Так как в «Описании» говорилось о возможности плавания Северным морским путем вдали от берегов Сибири, то Комиссия прежде всего вызвала из Ревеля несколько матросов, плававших до военной службы на Шпицберген и Новую Землю, а также нескольких поморов-промышленников из Архангельска. Комиссию интересовали возможности плавания в высоких широтах и зимовки на полярных островах.

Самые яркие и подробные показания дал престарелый государственный крестьянин Олонецкого уезда Амос Кондратьевич Корнилов, пользовавшийся громадным уважением среди поморов. Ломоносов был знаком с Корниловым, много его расспрашивал о плаваниях на севере и, в частности, в своем сочинении о полярных сияниях на него ссылался.

Корнилов показал, что «имеет он ныне на Грундланде, у Шпицбергена и в Новой Земле морские и прочие звериные промыслы А перед сим за 23 года ходил он от города Архангельского и из Мезени кормщиком, за шкипера на прежних старинных и новоманерных судах, из которых прежние шиты были еловыми прутьями, по названию то шитье вицою».

Ломоносов сообщает, что Корнилов 15 раз плавал на Шпицберген[152], бывал на Медведе и Пятигоре (на островах Медвежьем и Надежде) и несколько раз зимовал на Шпицбергене.

Корнилов был настоящим моряком-исследователем. Уже упоминалось, что Ломоносов использовал его наблюдения над полярными сияниями на Шпицбергене. Корнилов попутно с промыслами производил и другие наблюдения. Так, он показал Комиссии, что в бытность его на Шпицбергене он измерил лотом толщину как морских льдов, так и айсбергов. Это были первые в истории измерения подобного рода. В одном случае айсберг сидел на грунте на глубине 50 сажен, возвышался над уровнем моря на 10 сажен и более; ширина айсберга была более 30 сажен, а длина более 50 сажен. Вообще Корнилов обнаружил замечательные знания морских льдов, природы и промыслов на Шпицбергене. Между прочим, он рассказал также о явлениях ледяного и водяного неба. «Впереди лед, и в небе бело над льдом, и как лед лежит, так и в небе бело кажет; а где воды есть, там над тем местом в небе синее кажет»[153].

Корнилов рассказал Комиссии о снятии им в 1749 г. с острова Малый Берун (ныне Эдж) трех мезенских промышленников – Алексея и Ивана Химковых и Степана Шарапова, проведших на этом острове безвыездно 6 лет и 3 месяца.

Дело было так. В 1743 г. мезенский купец Еремей Окладников снарядил для промыслов на Шпицбергене судно с командой в 14 человек. Противные ветры прибили судно к Малому Беруну и здесь судно зажало льдами. Так как зимовка на судне во льдах была опасна, то решили перезимовать на берегу. Вспомнили, что где-то в этой местности стояла промысловая избушка. Для розысков этой избушки по льдам пошли налегке кормщик Алексей Химков и три матроса – Иван Химков, Степан Шарапов и Федор Веригин. Избушку они нашли и в ней переночевали, но когда утром вернулись к берегу, чтобы сообщить товарищам о счастливой находке, судна они не увидели. Разыгравшаяся ночью буря унесла от берега и судно и льды.

Прожили они на Малом Беруне шесть лет и три месяца. На шестом году умер от цынги сравнительно малоподвижный и более других тосковавший по родине Федор Веригин.

По рассказам Корнилова, начиная с 1720 г. состояние льдов у восточных берегов Шпицбергена стало очень неблагоприятным и очень много промысловых судов погибло, а начиная с 1743 по 1749 год (т. е. примерно во время работ Великой Северной экспедиции) никто на промыслы к Шпицбергену и не ходил.

После возвращения на родину Алексей Химков и его товарищи были вызваны в Петербург, где их подробно расспрашивали о всех обстоятельствах пребывания на Шпицбергене.

В этом опросе с морской точки зрения особенно интересно одно место.

Академик Российской Академии наук Ле-Руа спросил Алексея Химкова, каким образом, не имея ни часов, ни солнечных, ни лунных указателей, он определял время. На это Химков ответил: «Какой же я был бы штурман, если б не умел снять высоту солнца, когда оное светило видно, и ежели бы не знал, как поступить по течению звезд, когда солнца не видно будет и сим способом не мог определить суток! Я сделал для сего употребления палку, которая сходствовала с оставленной на нашем судне»[154]. Из этих слов Химкова видно, что он не только умел пользоваться градштоком (астрономической палкой), но умел и рассчитать его, и сделать.

Карта полярного бассейна М. В. Ломоносова (1763).

Приведенные показания Корнилова и Химкова еще раз свидетельствуют о высоком знании льдов и о мореходном искусстве наших поморов.