Глава вторая
Глава вторая
История, которая дышит будущим. — Предполье Первой мировой войны
Здесь надо поговорить о взглядах Шульгина на отечественную историю, которые были сформированы под влиянием отчима. Из бесед с ним наш герой знал о геополитических особенностях родного Юго-Западного края, столь близкого к Европе, Балканам и Средиземноморью, что здесь ощущались не только отголоски нарастающего соперничества между странами Старого Света. Незавершенность многовекового стремления России к юго-восточному торговому и военному пути через черноморские проливы Босфор и Дарданеллы обещала в скором будущем новые проблемы.
То, что в 1204 году после Четвертого крестового похода Византия пала, стало решающим фактором в судьбе Киевской Руси, так как путь «из варяг в греки» утратил экономическое значение.
В беседах с пасынком Дмитрий Иванович Пихно коснулся и роли католического Рима. В 1245 году Лионский собор Римской католической церкви провозгласил активную политику на Востоке. В целом можно сказать, что ослабевший православный Восток был побежден набравшим силу европейским Западом.
Какой же вывод следовало сделать из этой истории?
Разумеется, падение восточно-балтийского рынка нельзя было ничем заменить, только рынком новым и не менее объемным. Но где его взять?
А дальше — долгие и безуспешные войны за то, чтобы прорваться к Балтике и Черному морю, пока сначала Иван Грозный, а потом и Петр не мобилизовали все силы и, наконец, с колоссальным усилием решили национальную задачу.
При этом Петр был настолько рационален и решителен, что пошел на упразднение важнейшей опоры Московской Руси — патриаршества; Патриарха заменил Святейший синод, управляемый государственным чиновником. Отмена патриаршества и вменение священникам в обязанность доносить о полученных на исповедях сведениях нанесли духовной жизни народа страшный удар, последствия которого, надо признать, ощущаются и доныне. Главная особенность петровского реформаторства в том, что ради задач государственного выживания оно закрепостило всех, вплоть до высших лиц.
Конечно, ни Пихно, ни Шульгин и в страшных снах не могли представить, что без малого через 20 лет после их разговоров российская монархия прикажет долго жить.
Пока что было тихо. Вызывало озабоченность одно существенное, но привычное неудобство: зерно, главный экспортный продукт государства, вывозилось в Европу в основном через черноморские порты и Проливы, а Проливы эти контролировали турки да претендовавшие на этот контроль англичане, французы, немцы.
Что из этого следовало? Перспектива войны?
Да, при определенных условиях.
Однако беседы профессора-экономиста с молодым юристом были лишены тревожности. Мало ли проблем было в российской истории? Как-нибудь обойдется…
Поэтому пока наш герой занимается местными делами, хлопочет по хозяйству, ищет выгодного покупателя на зерно, внимательно посмотрим на то, что от него пока еще относительно далеко.
Мы имеем в виду историческое предполье Первой мировой войны, которая перевернула Российскую империю.
Европейские страны вступили на тропу экономической экспансии, им требовались новые рынки, новые территории, морские каналы и железные дороги.
В 1898 году была заключена конвенция с Китаем о передаче России в аренду Порт-Артура и Даляня (Дальнего) на тихоокеанском побережье.
В 1899 году Германия получила у Турции концессию на постройку Багдадской железной дороги.
К тому времени великий Суэцкий канал уже действовал, англичане выкупили у Египта все его акции и, нацелившись на колонизацию Африки, отказались от своей недавней идеи создания сухопутного трансазиатского пути. Это имело колоссальные последствия.
В 1900 году был подписан договор между Великобританией и США о постройке Панамского канала.
В 1901 году была завершена постройка российской Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД).
Все великие страны быстро продвигались к своим целям. И избежать их столкновения вряд ли удалось бы.
Любопытно узнать: как остро волынские помещики ощущали потребность в расширении рынка?
Шульгинское хозяйство нельзя было назвать ни богатым, ни бедным. Если учесть, что среднероссийская цена одной десятины земли составляла примерно 79 рублей, а средняя доходность была шесть процентов, то даже с учетом мягкого климата Волыни и наличием в хозяйстве большой вальцовой мельницы в пять этажей годовой доход мог быть примерно три тысячи рублей.
При этом ежемесячная заработная плата в России:
рабочих-металлургов и металлистов Москвы и Петербурга — от 25 до 35 рублей;
врачей в земских больницах — 80 рублей; учителей старших классов в женских и мужских гимназиях — от 80 до 100 рублей;
начальников почтовых, железнодорожных, пароходных станций в крупных городах — от 150 до 300 рублей;
губернаторов — около одной тысячи рублей.
Вскоре в Санкт-Петербурге стали напряженно всматриваться в обновляющуюся картину мира.
Экономические проблемы начали будоражить и помещичьи хозяйства. В государственную политику модернизации никак не вписывалась практика поддержки русских землевладельцев и оттеснения местных польских конкурентов.
Перед Россией стояла ее извечная проблема нехватки капиталов для развития. Мировой сельскохозяйственный кризис 1880-х годов больно ударил по ней, показав крайнее несовершенство ее экономики. Тогда на европейских рынках появилось дешевое американское зерно — заокеанские фермеры стали использовать технологические новшества: машинную обработку почвы, элеваторы, ленточные конвейеры, мощные сухогрузы для перевозки зерна и банковские кредиты. Цены на российское зерно рухнули, и вслед за этим все явственнее стало проявляться кардинальное российское неустройство, что обернулось ростом революционных настроений очутившейся на обочине молодежи.
Правительство оказалось в тяжелом положении. Было необходимо удержать внешний рынок, за счет экспорта оплатить затраты по промышленному импорту и начать форсированную индустриализацию, при этом хоть в малой степени реформировать политическую систему. Задача такой сложности стояла только перед Петром Великим. Надо было надеяться, что фигура такого масштаба появится в России.
В структуре российского вывоза в конце XIX века сельскохозяйственные продукты и сырье составляли огромную долю — 94,4 процента, а промышленные изделия — 3,5 процента, полуфабрикаты — 2,1 процента. В 1861–1865 годах экспорт хлеба из России оценивался в 56,3 миллиона рублей (31 процент общей стоимости вывоза 181,6 миллиона рублей), а через 30 лет в 1891–1895 годах — 296,7 миллиона рублей. В пятилетии с 1906 по 1910 год средняя стоимость хлебного импорта достигла 435,3 миллиона рублей, что равнялось почти половине стоимости всего экспорта (41,5 процента)[14].
Другими словами, международный аграрный рынок был для России главнейшим, любая его деформация приводила к кризису. При этом внутренняя экономическая политика выжимала из сельских хозяев все соки. Чтобы подчеркнуть глубину возникшего надлома, укажем, что «в период индустриализации аграрный сектор в целом облагался налогами в 3–3,5 раза более высокими, чем промышленный. Социальное расслоение деревни сопровождалось „переложением“ налогового бремени… на беднейшие слои населения, вело к пролетаризации значительной части крестьянства»[15].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.