Венок из цветов
Венок из цветов
В маленьком городке Цзиньчан я остаюсь на два дня. Городок уютно располагается на реке среди равнины, похожей скорее на длинную долину. С обеих сторон возвышаются горы.
Я отношу ботинки на рынок и расспрашиваю всех о сапожнике. Искомый тип обнаруживается сидящим в тени под брезентовым навесом, он вместе со своим коллегой поджидает клиентов. Из уголка его рта свисает сигарета. Я рассказываю ему, что случилось. Он рассматривает подкладку моего ботинка и предлагает обшить ее кожей.
– Кожей?!
– Не волнуйся, она очень мягкая, – успокаивает он, но я все равно боюсь и ухожу от него.
Лучше я еще денек похожу в шлепанцах и посмотрю город. Я посещаю даосский храм, который называется дворец Ван-му. В нем я фотографируюсь с тремя бородатыми монахами и одной монахиней и рассказываю им о своем друге мастере Яне, с которым я познакомился за тысячу километров отсюда в горном храме Хочжоу. Я до сих пор пью чай, который он мне подарил.
В горе под храмом расположены камеры с буддистскими статуями. Их называют Пещеры тысячи Будд. Они древнее династий Тан и Суй, они были созданы в пятом веке, во времена династии Северной Вэй, когда империя была еще раздроблена.
Зайдя в пещеры, я невольно стараюсь шагать тише. Статуи таинственно мерцают в темноте. Мне с трудом верится, что они смогли столько всего пережить: гонение буддистов императором Тан У-цзун, монгольские завоевания двенадцатого века, Культурную революцию. Мне бы хотелось сфотографировать их, но, когда я достаю свою камеру, мне резко говорят, что для этого необходимо иметь разрешение.
Я возвращаюсь на рынок, к сапожнику, и вручаю ему свои ботинки. Он кивает: для него это задача на одну сигарету: нож, ножницы, клей, молоток, иголка и нитка так и снуют, он явно знает свое дело. Между тем вокруг нас собираются люди, которые интересуются моими планами. Когда я говорю, что собираюсь в Пинлян, мне тотчас сообщают, что автобусы отходят туда каждый час.
Я выхожу на следующее утро. Я иду по шоссе через долину на северо-запад. Ремонт ботинок прошел не совсем гладко, но, если надеть две пары носков, то можно и потерпеть.
Улица широкая, машин на ней почти нет. Я вдруг слышу высокие голоса за спиной, оборачиваюсь и вижу детей. Они смеются. Те, что постарше, подходят спросить, что я тут делаю. Они приглашают меня на свое излюбленное место, к рыбному пруду. Он расположен среди оранжерей, ниже по течению реки. Рыбой тут давно не пахнет, но это не важно. Две маленькие девочки разгуливают вокруг с моими лыжными палками, остальные сидят рядом со мной у пруда. Мы болтаем обо всем на свете.
Красивая ли у меня сестра? Да, очень.
Иностранцы действительно пьют так много молока? Ну больше, чем китайцы, особенно в детстве.
Какого я роста? Буду ли я еще расти? Метр девяносто два, и я перестал расти в четырнадцать лет.
Идти все время пешком скучно? Иногда.
Скучаю ли я по дому?..
Почти два часа мы сидим в теперь уже нашем любимом уголке, а когда я собираюсь идти дальше, дети надевают мне на голову цветочный венок. Я звоню своей сестре Беки в Бад-Нендорф, она смеется и говорит, что я в последнее время так много рассказываю о детях, что она уже думает, не пора ли мне заводить своих.
Скоро я прихожу в края, населенные народом хуэй. Я уже видел их в Пекине и Сиань, где стоит большая мечеть, но впервые мне попадается целая деревня, населенная этими людьми. Народ хуэй – наверное, самое сложное из пятидесяти шести официально признанных официальных меньшинств в Китае. Конечно, один тибетец отличается от другого тибетца, а один монгол – от другого монгола, но они как минимум выглядят не так, как ханьцы, и разговаривают на своем языке.
Ну а хуэй? Их основное отличие состоит в том, что они мусульмане. Они не принадлежат ни к каким другим меньшинствам. Внешне они не сильно отличаются от ханьцев, у них нет своего языка, и среди них нет явных общих черт.
Многие из них – потомки торговцев, персов, арабов, узбеков и таджиков, которые несколько веков назад пришли по Великому шелковому пути. Другие происходят от китайцев, принявших ислам. Народ хуэй рассеян по всей стране, но в основном их можно встретить там, где проходил Великий шелковый путь.
Навстречу мне попадается пожилой мужчина с длинной бородой. Когда я прохожу через деревню, он посмеивается надо мной, сидя на своей табуретке.
Потом я вижу молодую маму в светлом платке, обернутом вокруг головы, с ребенком на руках. Он держит маленькую садовую тяпку и опасливо смотрит на меня. Я захожу во внутренний двор мечети в маленькой деревушке под названием Бэйшуитай, Белая вода.
Мужчина в белоснежном головном уборе провожает меня в мусульманскую гостиницу. Хозяина зовут Ма, и он очень великодушен. Поскольку у него нет свободных комнат, он предлагает мне переночевать в своем офисе.
– У нас здесь гораздо чище, чем у ханьцев! – с гордостью заявляет он, растапливая угольную печь, чтобы я смог принять горячий душ.
К моему великому удивлению, за ужином он предостерегает меня от похода в Синьцзян. А в чем дело?
– Из-за уйгуров!
– Разве они не ваши духовные братья?
– Мы – народ хуэй, – говорит он с гордым лицом, – мы умны и успешны, мы со всем хорошо справляемся. Уйгуры совсем не такие. Это склочные крестьяне, которые постоянно злятся. Ты сразу поймешь это по их глазам!
Весь вечер я размышляю над словами Ма. В Пекине я встречал мало уйгуров. Один из них – мой однокурсник в киноакадемии, Абу, долговязый студент с дружелюбной улыбкой. Остальные же уйгуры, попадавшиеся мне на пути, торговали на улицах и обманывали туристов, под песни втридорога впаривая им шашлыки из баранины и пироги с изюмом. Репутация у них не самая хорошая.
Только на следующее утро я приметил в офисе господина Ма предмет, который не очень-то соотносится с его верой: это изображение Цай Шена, бога богатства, который своей бородой немного напоминает мне Гуань Юя. Картина стоит на маленьком столике, рядом с контейнером для благовоний и двумя букетиками искусственных цветов. Кто-то положил туда еще яблоко и булочку мантоу. Все это подозрительно смахивает на жертвоприношение.
Я не спрашиваю об этом господина Ма, чтобы не смущать его. Когда он приветствует меня утром, его белый головной убор безупречен, борода подстрижена, глаза светятся радостью, и он мне так нравится, что я смеюсь.
– Салам алейкум! – говорю я ему на прощание, и он отвечает мне:
– Алейкум ассалам! – и складывает при этом руки перед собой.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
ЛАВРОВЫЙ ВЕНОК
ЛАВРОВЫЙ ВЕНОК (Памяти проф. И. В. Цветаева) Года за два до открытия музея отцу предложили переехать на казенную директорскую квартиру, только что отстроенную. „Подумайте, Иван Владимирович, — соблазняла наша старая экономка Олимпиевна, — просторная, покойная, все
V. Лавровый венок
V. Лавровый венок День открытия музея. Едва занявшееся утро торжественного дня. Звонок. Курьер из музея? Нет, голос женский.Разбуженный звонком, отец уже на пороге зала, в старом своем, неизменном халате, серо-зеленоватом, цвета ненастья, цвета Времени. Из других дверей,
Дорогой цветов
Дорогой цветов Шестьдесят семь дней длилось наше путешествие с Чукотки до столицы Родины, и не было часа, чтобы советские люди не дарили любовью и приветом завоевателей Арктики. «Дорогой цветов» назвал один из товарищей путь в Москву челюскинцев и спасших их лётчиков.Ещё
ВОССТАНЬЕ ЦВЕТОВ
ВОССТАНЬЕ ЦВЕТОВ За цветами ухаживал в те года Белокурый садовник Прохор. Потолкавшись в майские холода, Лето вспыхивало в саду, как порох, — Четырьмя клумбами алых роз. Каждый куст подрезать не лень. Голову повернешь — сирень обнимает
4. “Венок” Дато
4. “Венок” Дато Природу нельзя застигнуть неряшливой или полуодетой, – она всегда прекрасна. Но увидевший прекрасное, становится участником его создания. Ведь окидывая взглядом озеро, поле, лужайку в лесу, часть реки, мы как бы сами для себя создаём композицию
Мост из цветов
Мост из цветов СССР с кем хочет, с тем и граничит. Из советского анекдота Вхожу в кабинет под какофонию всех трёх телефонов. Хватаю ЗАС.[47] Оперативный дежурный дивизии называет номер рейса и время вылета. По двум остальным телефонам только подтвердили, что меня срочно и
«Сохрани венок мой полным»
«Сохрани венок мой полным» (Нина Петровская, Л. Д. Менделеева, Б. А. Золотухин, В. Брюсов, А. Блок, А. Белый, Ася Тургенева)Большая часть моей московской жизни прошла близ Первой Мещанской улицы, нынешнего проспекта Мира. Возвращаясь пополудни из школы по Мещанке, я не раз
Венок из дубовых листьев
Венок из дубовых листьев Для любого римского гражданина, не служившего в армии и не принимавшего участия в военных действиях, шанс оказаться на общественной должности был, как правило, ничтожным, а вернее, его вообще не было. Поэтому военная служба для Цезаря — двойной
V. Лавровый венок
V. Лавровый венок (Перевод А. Эфрон.)День открытия музея. Едва занявшееся утро торжественного дня. Звонок. Курьер из музея? Нет, голос женский.Разбуженный звонком, отец уже на пороге зала, в старом своем, неизменном халате, серо-зеленоватом, цвета ненастья, цвета Времени. Из
Лавровый венок
Лавровый венок (Памяти проф. И.В. Цветаева) Года за два до открытия музея отцу предложили переехать на казенную директорскую квартиру только что отстроенную. «Подумайте, Иван Владимирович, – соблазняла наша старая экономка Олимпиевна, – просторная, покойная, все
ПРИНЦ ЦВЕТОВ
ПРИНЦ ЦВЕТОВ Семена ололиуки хранились в специально предназначенных для этого ящичках, и в священных нишах ацтекских жилищ им делались жертвоприношения. И это, несмотря на недовольство испанцев, пытавшихся искоренить эту практику. Испанцы, завоевав ацтеков, наложили
Дорога цветов
Дорога цветов Кабина самолета Р-5 рассчитана на одного пассажира. Молоков брал на свою «Голубую двойку» по шесть человек. Четверо помещались в кабине, а двоих сажали, вернее — вталкивали в футляры для грузовых парашютов, привязанные простыми веревками под крыльями
Лавровый венок
Лавровый венок На улицах Афин не было тени. Над городом стоял отвесный беломраморный зной.В скверах цвели ползучие странные цветы без листьев. На их стеблях торчали темно-зеленые мягкие отростки, похожие на хвою. Стоило сжать пальцами такую веточку – и она тотчас