Глава 11 Россия: «перезагрузка» и регресс

Глава 11

Россия: «перезагрузка» и регресс

Решительные мужчины принимают жесткие решения — именно таков Владимир Путин, президент России. Мировоззрение Путина сформировалось под влиянием его восхищения историей имперской России, заинтересованности в контроле над приграничными государствами и решимости не допустить того, чтобы страна снова оказалась в роли просительницы у Запада, как это произошло, по мнению нынешнего хозяина Кремля, после распада Советского Союза. Он хочет восстановить былую мощь России путем установления контроля над соседями и управления их доступом к энергоресурсам. Он желает также играть более значимую роль на Ближнем Востоке, чтобы увеличить влияние Москвы в этом регионе и снизить угрозу, которая исходит от нестабильной мусульманской общины на юге страны и за пределами южных границ России. Чтобы добиться этих целей, он пытается снизить влияние США в Центральной и Восточной Европе (он считает этот регион сферой российских интересов) и противодействовать нашим усилиям в странах, охваченных «арабской весной», либо, по крайней мере, минимизировать их результаты.

Все это помогает понять, почему Путин сначала оказывал сильное давление на президента Украины Виктора Януковича, вынуждая его отказаться от более тесных связей с Европейским союзом в конце 2013 года, и почему, после распада правительства Януковича, он вторгся на территорию Крыма и аннексировал его. И тот факт, что Путин проводит сдержанную политику, не выходит за пределы Крыма и не вторгается в Восточную Украину, не означает, что он потерял аппетит и отказался от еще большей власти, еще большей территории и еще большего влияния.

Путин рассматривает геополитику как игру с нулевой суммой, в которой если кто-то выигрывает, то кто-то другой должен неминуемо проиграть. Это устаревшая, но все еще опасная концепция, которая требует от Соединенных Штатов демонстрации твердости и терпения. Чтобы правильно выстраивать взаимоотношения с русскими, мы должны работать с ними над конкретными вопросами, когда это возможно, и солидаризироваться с другими странами, чтобы предотвращать или ограничивать негативное поведение России в случае необходимости. Это трудный, но жизненно важный баланс, к необходимости соблюдения которого я пришла за четыре года работы в качестве госсекретаря США.

* * *

Уинстон Черчилль как-то заметил, что «в истинном единении Европы Россия должна сыграть свою роль». В 1991 году, когда распался Советский Союз, все мы надеялись на то, что именно это и произойдет. Я помню тот восторг, который испытала, увидев, как Борис Ельцин, стоя на танке в Москве, сорвал государственный переворот советских сторонников прежнего жесткого курса в отношении Запада, которые представляли серьезную угрозу для зарождавшейся российской демократии. Ельцин собирался ликвидировать ядерное оружие, нацеленное на американские города, уничтожить пятьдесят тонн плутония и подписать соглашение о сотрудничестве с НАТО. Однако он столкнулся с жесткой оппозицией своей политике внутри страны со стороны тех, кто предпочитал держать дистанцию с Европой и Соединенными Штатами и сохранять максимально возможный контроль над соседними странами и над мятущимися силами российской демократии.

После того как в 1996 году Ельцин перенес операцию на сердце, он так и не смог найти в себе сил для того, чтобы обеспечить руководство плохо управляемой российской политической системой. В канун нового, 2000 года, всего за шесть месяцев до истечения своего срока, он неожиданно ушел в отставку, освободив путь для избранного им преемника — малоизвестного бывшего офицера КГБ из Санкт-Петербурга Владимира Путина.

Большинство предполагали, что Путин был выбран потому, что, как ожидалось, он должен был быть лоялен, защищая Ельцина и его семью, и наряду с этим более решительным, чем его предшественник. Он был дисциплинированным и собранным, практиковал боевое искусство дзюдо и внушал надежду и уверенность в завтрашнем дне россиянам, которые все еще не оправились от резких политических перемен и тяжелых экономических невзгод. По прошествии некоторого времени он также доказал, что может быть весьма обидчивым и деспотичным, резко реагируя на критику в свой адрес принятием крутых мер против инакомыслящих и несогласных с его политикой. Этой участи не удавалось избежать также свободной прессе и общественно-политическим организациям.

После того как президент Буш впервые встретился с Путиным в июне 2001 года, он сказал замечательную фразу: «Я посмотрел ему в глаза и смог заглянуть ему в душу». Лидеры двух стран сделали общий вклад в «глобальную войну с террором», так как Путин счел полезным присоединиться к борьбе Америки против «Аль-каиды», начав жестокую военную кампанию в неспокойной Республике Чечня с преимущественно мусульманским населением. Однако отношения между двумя странами вскоре снова стали натянутыми. Война в Ираке, все более авторитарный стиль руководства Путина и вторжение России в Грузию в августе 2008 года усилили эту напряженность.

В то время, когда экономика России укреплялась за счет доходов от нефти и газа, Путин позволял, чтобы богатства сосредоточивались у олигархов, связанных с политикой, вместо того чтобы широко инвестировать деньги в поддержку талантов русского народа и в инфраструктуру страны. Он воплощал агрессивную концепцию «Великой России», которая нервировала соседние страны и вызывала недобрые воспоминания о советской экспансии. В январе 2006 и 2009 годов он использовал экспорт российского природного газа для запугивания Украины и других стран, угрожая прекратить его поставки и повысить цены.

Среди наиболее вопиющих событий в новой России следует упомянуть нападки на прессу. Газеты, телевидение, блогеры столкнулись с сильным давлением, принуждавшим их придерживаться официальной позиции Кремля. Начиная с 2000 года Россия занимает четвертое место среди стран, наиболее опасных для журналистов, — более спокойная, чем Ирак, но хуже, чем Сомали или Пакистан. Между 2000 и 2009 годами в России было убито около двух десятков журналистов, и лишь в одном случае убийца был найден и осужден.

Когда я посетила Москву в октябре 2009 года, я думала, что необходимо было высказаться в поддержку свободы прессы, выступить против официальной кампании ее запугивания. На приеме в особняке Спасо-Хаус[59], величественной резиденции американских послов в России с 1933 года, я встретилась с журналистами, адвокатами и другими активистами гражданского общества. Один из них рассказал мне, что он был жестоко избит неизвестными бандитами. Эти российские граждане видели, как их друзья и коллеги подвергаются преследованиям и запугиванию, они знали, что за свою активную гражданскую позицию могут лишиться жизни. Однако они продолжали работать, писать и говорить, отказываясь молчать. Я заверила их, что Соединенные Штаты будут как публично, так и в частном порядке в диалоге с российскими властями поднимать вопросы соблюдения прав человека.

Иногда то, что вы говорите, может быть настолько же важно, как и то, где вы это произносите. Я могла сколько угодно разговаривать с гражданскими активистами в Спасо-Хаусе, но большинство россиян никогда не услышали бы моих слов. Поэтому я поинтересовалась у сотрудников американского посольства о том, могли бы они найти независимую вещательную компанию, которая согласилась бы принять меня. Одна из предложенных мне радиостанций называлась «Эхо Москвы», и она больше походила на средство государственной пропаганды со странным названием, чем на оплот свободного вещания. Но наши дипломаты в Москве заверили меня, что эта радиостанция была одной из самых независимых в России, беспристрастных и способных на резкую критику.

В начале своего интервью в прямом эфире мне задавали насущные вопросы относительно американо-российских отношений, в том числе с учетом событий вокруг Грузии и Ирана, а затем мы приступили к вопросу о правах человека внутри России.

— У меня нет сомнений, что демократия в лучших интересах России, — сказала я, — что уважение прав человека, независимых судов, свободной прессы в интересах создания стабильной политической системы, которая предоставляет платформу для процветания. Мы будем это поддерживать и будем поддерживать тех, кто выступает за эти ценности.

Мы говорили о заключении журналистов под стражу, об их избиениях и убийствах. Я сказала, что «думаю, люди хотят, чтобы их правительство заступилось за них, сказало, что это не правильно, и предотвратило такие условия. И привлекло к закону тех людей, которые ответственны за это». Станция все еще работает и продолжает сохранять свою независимость. К сожалению, во время подавления инакомыслия по поводу вторжения в Крым в 2014 году веб-сайт радиостанции был временно заблокирован. Складывается впечатление, что Кремль движется в сторону полного искоренения всех инакомыслящих.

* * *

В 2008 году, после восьми лет на посту президента России, Путин столкнулся с конституционно санкционированным ограничением срока его полномочий, что привело его к решению поменяться местами со своим премьер-министром Дмитрием Медведевым. Сначала это походило на фарс и выглядело как очень изобретательный способ сохранить абсолютизм своей власти, невзирая на существовавшие ограничения. Конечно же, без этого не обошлось. Но Медведев удивил многих, привнеся нечто новое в политическую линию Кремля. Он оказался более открытым к альтернативным взглядам в стране, более дружелюбным за ее пределами и больше заинтересованным в диверсификации российской экономики за пределами добычи нефти газа и других сырьевых товаров.

Вступая в должность госсекретаря, я скептически относилась к российскому дуэту руководителей, но надеялась на то, что мы сможем найти общий язык. Как сенатор, я была частым критиком путинского режима, но осознавала, что видеть в России своего противника в то время, когда столько насущных вопросов требует совместных решений, для нас контрпродуктивно.

Страны в большой политике нередко в некоторых вопросах сотрудничают, в то время как в других аспектах соперничают друг с другом — это неотъемлемая часть классической практики зарубежных политических кругов. Должны ли США прекратить переговоры по ограничению вооружений или в области торговли потому, что мы не согласны с агрессивным поведением России в Грузии? Или такие вопросы имеют право обсуждаться вне зависимости друг от друга? Честно говоря, преходящая дипломатия не всегда является лучшим решением, но иногда — единственно верным.

В 2009 году мы с президентом Обамой полагали, что могли бы обеспечить ключевые национальные интересы США путем сближения с Россией. Этот метод состоял из трех частей: найти конкретные области взаимовыгодного сотрудничества, твердо отстаивать свое мнение в спорных для обеих стран вопросах и постоянно поддерживать контакт с российским народом. Этот подход стал известен как «перезагрузка».

Как только мы сформулировали такой подход в Госдепартаменте, Билл Бернс, который уже три года занимал пост посла США в России, положил начало его осуществлению, изложив свое мнение очевидца на непрозрачные махинации кремлевских деятелей. Медведев был молодым руководителем, который пришел к власти без лишнего багажа холодной войны. Путин же, напротив, приобрел профессиональный опыт в КГБ в 1970-х и 1980-х годах, на заключительном витке противостояния в холодной войне. На мой взгляд, несмотря на рокировку должностей, Путин оставался грозной силой, которая затруднила бы попытки расширить двустороннее сотрудничество. Если бы возможности для этого существовали (а я полагаю, что они имели место быть), то это произошло бы потому, что обе стороны произвели трезвую оценку наличия общих интересов.

С российским министром иностранных дел Сергеем Лавровым я впервые встретилась в марте 2009 года. Ричард Холбрук, который знал его с тех времен, когда они оба занимали должности послов при ООН в конце 1990-х годов, сказал мне, что Лавров был непревзойденным дипломатом, который служил своим хозяевам в Москве с интеллектом, энергией и немалым высокомерием. (Учитывая, что это было мнение Ричарда, оно не могло быть некомпетентным.) Лавров, всегда загорелый и элегантный, свободно изъяснялся на английском и любил хорошее виски и поэзию Пушкина. У него были, мягко говоря, натянутые отношения с моей предшественницей, Кондолизой Райс, особенно (и не зря) после того, как Россия вторглась в Грузию. Эта напряженность никуда не исчезла, но, если мы хотели обеспечить прогресс в вопросах контроля над ядерными вооружениями, санкций в отношении Ирана или доступа к северной границе Афганистана, мы должны были сотрудничать друг с другом. Я считала, что хорошая шутка вполне могла бы растопить лед.

В политике чувство юмора имеет очень большое значение. Есть бесчисленное множество причин, почему вы должны уметь посмеяться над собой. Сколько раз, как сенатор от штата Нью-Йорк, я приходила на шоу Дэвида Леттермана, становясь не только гостьей, но и объектом шуток? (Ответ — три раза.) Во время кампании 2008 года я стала объектом пародии в передаче «Субботним вечером в прямом эфире» в исполнении Эми Полер, которая прекрасно исполнила свою роль, вызвав бурю положительных эмоций. В дипломатии, с ее тщательно спланированными переговорами, преодолением языковых и культурных различий, гораздо меньше места для юмора. Но иногда он тоже пригождается. Я чувствовала, что наступил как раз один из этих моментов.

В своей речи на международной конференции по безопасности, которая проходила в феврале в Мюнхене, вице-президент Байден сказал:

— Пришло время нажать кнопку «перезагрузка» и заново пересмотреть те многочисленные области, в которых мы можем и должны работать совместно с Россией.

Мне понравилась идея «перезагрузки» не как метод игнорирования наших реальных разногласий, но как способ встроить их в более широкую программу действий наряду с областями, представляющими взаимный интерес. Обсудив этот вопрос с моей командой накануне встречи с Лавровым в Женеве в Швейцарии, мы пришли к очень нестандартному решению. Почему бы не преподнести Лаврову ту самую настоящую кнопку «перезагрузка»? Это может рассмешить всех, в том числе и Лаврова, и символизировать наше стремление начать новую жизнь, а не зацикливаться на разногласиях, вызвать сенсацию. Стоило попробовать, несмотря на то что этот ход был немного нестандартным.

Наша встреча с Лавровым состоялась в отеле «Интерконтиненталь» в зале для официальных приемов с панорамным видом на Женеву. Прежде чем мы сели, я подарила ему небольшую коробочку, перевязанную лентой. Как только вокруг нас начали щелкать затворы фотоаппаратов, я открыла ее и извлекла ярко-красную кнопку на желтой основе. На ней было написано слово «peregruzka». Мы вместе посмеялись и нажали кнопку.

— Мы очень старались написать это слово по-русски правильно. У нас получилось? — спросила я. Министр иностранных дел присмотрелся внимательнее. Другие американцы в комнате, особенно русскоязычные, которые выбрали это слово, затаили дыхание.

— Нет, вы написали неправильно, — ответил он.

Неужели этот исторический момент превратится в международный скандал? Я нервно засмеялась. Затем рассмеялся и Лавров, и все расслабились.

— Надо было написать «перезагрузка», а вы использовали совсем другое слово, — пояснил он, — оно значит «перегрузка».

— Ну нет, — ответила я. — Мы не допустим, чтобы вы с нами так поступили, я обещаю.

Это был не самый звездный час американских лингвистов. Но поскольку целью шутки было «растопить лед», то эта ошибка явно гарантировала, что никто не забудет о «перезагрузке». Лавров сказал, что заберет кнопку в Москву и будет держать ее у себя на столе. В тот день, когда кнопка была передана Лаврову, мой помощник Филип Ранес попытался ее вернуть, чтобы исправить ошибку. Он обратился к послу России в Швейцарии, где проходила встреча (кнопка хранилась у него), и попросил поменять наклейку.

— Думаю, я не могу этого сделать, пока не переговорю со своим министром, — ответил посол России.

— Если ваш министр не отдаст нам кнопку, то мой министр отправит меня в Сибирь! — воскликнул Ранес. Должна признать, что в тот момент это казалось мне весьма привлекательной мыслью.

На первой встрече президента Обамы с Медведевым в Лондоне в апреле 2009 года американская и российская делегации находились друг напротив друга за официальным обеденным столом в резиденции нашего посла в Великобритании Уинфилд-Хаус. Я была единственной женщиной за этим столом. Это была первая зарубежная поездка президента Обамы после вступления в должность, стратегически важное турне по Европе для участия в саммите «Большой двадцатки», саммита НАТО и посещения наших ключевых союзников. Я была рада находиться рядом с ним в такой ответственный для всех нас момент. Начиная с этого первого совместного визита в Лондон и заканчивая нашей исторической поездкой в Бирму в 2012 году, мы вместе прошли сквозь трудные годы, когда подобные поездки давали нам шанс посоветоваться и выработать стратегию вдали от ежедневной суеты Вашингтона. Перед одним из совещаний в Праге тогда же, в апреле, он отвел меня в сторону и сказал: «Хиллари, мне нужно с тобой поговорить». Он приобнял меня и повел к окну. Мне стало интересно, что за неотложное дело он хотел обсудить. Вместо этого он прошептал мне на ухо: «У тебя в зубах что-то застряло». С одной стороны, мне было крайне неловко. Но, с другой стороны, о таком мог прямо сказать только друг. Это еще раз убедило меня в том, что мы «сражаемся» спиной к спине.

Во время этой первой встречи с русской делегацией президенты двух стран обсуждали идею нового договора о сокращении ядерных вооружений с обеих сторон, сумели найти общий язык относительно конфликта в Афганистане, борьбы с терроризмом, торговли и даже Ирана, несмотря на разногласия по проблеме противоракетной обороны и ситуации вокруг Грузии. Медведев сказал, что опыт России в Афганистане в 1980-х годах был «печальным» и что российская сторона готова разрешить США транспортировку вооружения через свою территорию для снабжения наших войск. Это было важно, поскольку давало нам рычаги влияния на Пакистан, который в противном случае контролировал единственный маршрут для переброски войск и транспортировки военных грузов в Афганистан. К моему удивлению, Медведев также признал, что Россия недооценила растущий ядерный потенциал Ирана. «Оказывается, вы были правы», — сказал он. У России были сложные отношения с Ираном. Она продавала Тегерану вооружение и даже помогала ему в строительстве атомной электростанции, но Россия не хотела распространения ядерного оружия и нестабильности на своих и без того беспокойных южных границах. Как читатель узнает ниже, данное высказывание Медведева обеспечило возможность для нашего более тесного сотрудничества на иранском направлении, что в итоге привело к судьбоносному голосованию в ООН по вопросу введения против Ирана новых жестких санкций. Однако он не изменил своей резко отрицательной позиции относительно наших планов по развертыванию системы противоракетной обороны в Европе, несмотря на то что, как мы уже неоднократно повторяли, указанная система ПРО предназначалась для защиты от потенциальных угроз со стороны Ирана, а не со стороны России.

Президент Обама подчеркнул положительные аспекты нашей встречи, обещал проконтролировать неотложное выполнение всего комплекса мероприятий, касавшихся нового договора о сокращении ядерных вооружений, а также укрепления сотрудничества в отношении Афганистана, борьбы с терроризмом и вступления России во Всемирную торговую организацию. В целом это было подробное и откровенное обсуждение сложных вопросов — именно то, что мы и ожидали от Медведева. «Перезагрузка» шла полным ходом.

Команда переговорщиков Госдепартамента США, возглавляемая заместителем госсекретаря Эллен Тошер и помощником госсекретаря Роуз Геттемюллер, целый год работала вместе со своими российскими коллегами, чтобы согласовать все детали нового Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений, или СНВ-3, в котором устанавливались ограничения на количество российских и американских ядерных боеголовок на ракетах и бомбардировщиках. После того как президенты Обама и Медведев подписали договор в апреле 2010 года, я начала работать над тем, чтобы убедить своих бывших коллег-сенаторов ратифицировать его. При этом я активно взаимодействовала со своим помощником по правовым вопросам Ричардом Вермой, который являлся давним помощником лидера большинства в сенате Гарри Рида и проницательным исследователем сокровенных тайн Капитолийского холма. Я обзвонила ключевых сенаторов-республиканцев, которые заявили, что они не доверяют русским и беспокоятся по поводу того, что Соединенные Штаты не смогут проверить выполнение условий договора независимой стороной. Я объяснила, что сам договор предоставляет в наше распоряжение механизмы верификации и что, если русские не будут выполнять взятые на себя обязательств, мы всегда можем выйти из договора. Я напомнила им, что даже президент Рейган, с его принципом «доверяй, но проверяй», подписал СНВ-1. И я подчеркнула, что мы не можем терять времени, так как сроки предыдущего договора уже истекли. Уже почти год у нас не было прав на организацию проверки выполнения Россией условий договора и инспекции российских ракетных шахт. Это было опасное упущение, которое необходимо было исправить в самое ближайшее время.

За несколько недель до голосования я переговорила с восемнадцатью сенаторами, почти все из которых были республиканцами. Как госсекретарь США, я работала с конгрессом по многим вопросам, особенно касающимся госбюджета. Но впервые после ухода из сената я оказывала прямое давление от имени Белого дома. Я призвала на помощь свои давнишние отношения с бывшими коллегами, построенные за восемь лет согласования усилий по подписанию различных законопроектов и сотрудничества в составе различных комитетов и рабочих групп. На нашей стороне были главный координатор администрации в сенате вице-президент Байден, двухпартийная команда во главе сенатского Комитета по иностранным делам, старший сенатор от штата Массачусетс Джон Керри и сенатор от штата Индиана Ричард Лугар.

Мы приближались к заветным двум третям голосов в сенате, необходимых для ратификации договора согласно конституции, но было трудно выискать решающие голоса. Наши перспективы заметно потускнели после промежуточных выборов в ноябре 2010 года, когда республиканцы взяли под контроль палату представителей, выиграв еще шестьдесят три места, и уменьшили демократическое большинство в сенате, забрав себе шесть мест. Несмотря на это поражение, сенатор Лугар настоятельно советовал мне лично прийти в конгресс на окончательное голосование. Предчувствуя возможное поражение, я продолжала делать бесконечные телефонные звонки и вновь появилась в Капитолии как раз перед Рождеством, чтобы в последний раз обратиться с соответствующим призывом. Этим вечером сенат успешно проголосовал в пользу окончания прений, и на следующий день договор был принят: 71 голос за, 26 против. Это была безоговорочная победа межпартийного сотрудничества, достигнутая в интересах российско-американских отношений и более безопасного мира.

Со временем у президентов Обамы и Медведева сложились хорошие личные отношения, которые стали основой для дальнейшего сотрудничества. На длительной встрече, которая состоялась у меня с Медведевым в Подмосковье в октябре 2009 года, он рассказал о своих планах создать научно-технологический инновационный комплекс в России по образцу нашей Кремниевой долины. Когда я предложила ему посетить аналогичный комплекс в Калифорнии, он поручил своим сотрудникам проработать этот вопрос. Он включил в план своего визита в Соединенные Штаты в 2010 году посещение Кремниевой долины и, судя по всему, был впечатлен увиденным. Это могло стать началом понимания Медведевым необходимости диверсифицированной российской экономики — если бы только Путин дал на это свое согласие.

«Перезагрузка» привела к ряду первых успехов. Например, были введены жесткие санкции по отношению к Ирану и Северной Корее, открыт Северный маршрут поставок для снабжения наших войск в Афганистане, Россия вступила во Всемирную торговую организацию, ООН одобрила идею введения бесполетной зоны в Ливии, было расширено сотрудничество в борьбе с терроризмом. Однако в конце 2011 года ситуация стала меняться. В сентябре Медведев заявил, что он не будет выдвигать свою кандидатуру для переизбрания на пост президента страны. Вместо этого Путин захотел вернуть себе в 2012 году прежнюю должность. Эта перестановка подтвердила мои слова, сказанные четыре года назад: Медведев был просто временным хранителем этой должности для Путина.

Затем декабрьские парламентские выборы в России были омрачены многочисленными сообщениями о фальсификациях. Независимые политические партии были лишены права регистрации, поступали сообщения о попытках осуществить вброс бюллетеней в урны, о манипуляциях со списками избирателей и о других вопиющих нарушениях. Независимые российские наблюдатели подвергались преследованиям, а их веб-сайты — кибератакам. На международной конференции в Литве я выразила серьезные опасения по поводу этих событий.

— Российские люди, как и люди во всем мире, имеют право на то, чтобы их голоса были услышаны и подсчитаны, — сказала я. — А это значит, что они заслуживают свободных, честных, прозрачных выборов и тех руководителей, которые бы с ними считались.

Десятки тысяч граждан России пришли к такому же выводу и вышли на улицы в знак протеста. Когда они стали скандировать: «Путин — вор!» — Путин обвинил во всем произошедшем меня.

— Она дала сигнал определенным деятелям внутри России, — заявил он.

Если бы только у меня была такая власть! Когда я в следующий раз встретилась с президентом Путиным, я упрекнула его по поводу этих высказываний:

— Я пытаюсь представить себе, как люди в Москве просыпаются и говорят: «Хиллари Клинтон хочет, чтобы мы устроили демонстрацию» — и выходят на улицы. Но у меня это не получается, господин президент.

И все же если я помогла хотя бы некоторым найти в себе мужество, чтобы во всеуслышание заявить о реальной демократии, то это было только к лучшему.

В мае 2012 года Путин официально вернул себе пост президента России и вскоре после этого отказался от приглашения президента Обамы на саммит «Большой восьмерки» в Кэмп-Дэвиде. С Востока повеяло холодом. В июне я направила президенту Обаме докладную записку с изложением своих взглядов. Он больше не будет иметь дела с Медведевым, поэтому необходимо, чтобы он был готов занять более жесткую позицию. Я утверждала, что Путин был «сильно обижен на США и с подозрением относился ко всем нашим действиям». Он твердо намеревался вернуть утраченное российское влияние на соседние страны, начиная от Восточной Европы и кончая Центральной Азией. Он может называть свой проект «региональной интеграций», но это не что иное, как восстановление утраченной империи. Я сопровождала президента Обаму, когда он впервые беседовал с Путиным в качестве главы государства в кулуарах саммита «Большой двадцатки» в Лос-кабосе в Мексике.

— Боритесь до последнего! — посоветовала я Обаме, потому что Путин «не отступит ни на шаг».

Вскоре Россия заняла менее конструктивную позицию по многим ключевым вопросам, прежде всего в отношении конфликта в Сирии, где она поддержала режим Башара Асада в его жестокой войне и блокировала все попытки Организации Объединенных Наций выработать достойный международный ответ. Кремль принимал решительные меры против всех инакомыслящих, общественно-политических организаций и ЛГБТ-движения в стране и вернулся к агрессивной политике в отношении своих соседей.

Для тех, кто ожидал, что «перезагрузка» откроет новую эру доброй воли в отношениях между Россией и США, реальность обернулась большим разочарованием. Но для тех, кто имел более скромные ожидания (такие, как снижение острой риторики и обеспечение областей, в которых можно достигать прогресса), «перезагрузка» оказалась полезной. Позже, после оккупации Крыма в 2014 году, некоторые конгрессмены обвинили «перезагрузку» в том, что она спровоцировала Путина на этот шаг. Я думаю, что эти люди неправильно понимают и Путина, и «перезагрузку». Ведь когда он вторгся в Грузию в 2008 году, он столкнулся с неприятием этого со стороны Соединенных Штатов и других государств. Путин вторгся в Грузию и Крым по своим собственным причинам, в удобный для него момент в ответ на события, которые его не устраивали. Ни жесткая риторика администрации Буша и его доктрина превентивной войны, ни сосредоточение администрацией Обамы усилий на прагматическом сотрудничестве и взаимовыгодных интересах не могли предупредить или спровоцировать эти акты агрессии. «Перезагрузка» не являлась наградой за что-либо. Это было признание того факта, что у США много стратегически важных интересов и интересов в сфере безопасности и нам необходимо добиваться прогресса там, где для этого есть возможность. Это остается верным и на сегодняшний день.

* * *

Чтобы понять всю сложность наших взаимоотношений с Россией во время «перезагрузки» и то, чего мы пытались достичь, рассмотрим лишь один пример: Центральную Азию и проблему обеспечения наших войск в Афганистане.

После событий 11 сентября 2001 года, в процессе подготовки к развертыванию американского контингента войск в Афганистане, администрация Буша арендовала у отдаленных, но стратегически расположенных стран Центральной Азии, Узбекистана и Кыргызстана бывшие советские авиабазы. Они были использованы для переброски в Афганистан войск и военных грузов. Учитывая исключительное развитие международной обстановки в то время, Россия не возражала против этого, несмотря на то что она рассматривала эти слаборазвитые бывшие советские республики как сферу своего влияния. Однако вскоре Кремль стал настоятельно советовать узбекскому и кыргызскому правительствам убедиться в том, что американцы не собираются задерживаться здесь надолго. Путин рассматривал Центральную Азию в качестве глубокого тыла России. Он опасался как растущего экономического влияния Китая, так и американского военного присутствия.

В 2009 году президент Обама приступил к планированию ввода дополнительного военного контингента США в Афганистан, за которым должен был последовать поэтапный вывод войск (начиная с 2011 года). Это означало, что американским военным снова нужно было сначала доставить большое количество войск и техники в горную, не имеющую выхода к морю страну, а в последующем вывезти их из нее. Самый короткий путь доставки войск и техники в Афганистан пролегал через Пакистан. Однако этот путь был небезопасен из-за нападений боевиков движения «Талибан» и переменчивого отношения к США пакистанских властей. Представители Пентагона, занимавшиеся планированием, хотели быть уверенными в том, что наши войска не будут отрезаны. Поэтому они решили, что необходим альтернативный сухопутный маршрут, даже если он окажется длиннее и дороже. Естественно, прежде всего мы обратили свое внимание на Центральную Азию. Грузы можно было доставлять в порты Балтийского моря, а затем отправить за тысячи миль по железной дороге через Россию, Казахстан и Узбекистан и переправлять их через северную границу Афганистана. Тем временем войска можно было доставлять, используя для этих целей все еще доступную авиа-базу в Киргизии. Так называемая Северная сеть поставок принесла бы большие доходы коррумпированным режимам, но при этом существенно поддержала бы наши военные усилия. Это был один из классических внешнеполитических компромиссов. Но прежде чем мы могли приступать к реализации данного плана, необходимо было, чтобы Россия согласилась на транзит нашей военной техники через свою территорию.

Во время первой встречи с Медведевым Обама подчеркнул, что в рамках «перезагрузки» Северная сеть поставок будет иметь для нас наивысший приоритет. В ответ на это Медведев заявил, что Россия всегда открыта к сотрудничеству (и к прибыли от транзитных пошлин). В июле 2009 года, когда президент Обама посетил Москву, было подписано официальное соглашение о транзите вооружения, военной техники, военного имущества и персонала вооруженных сил США через территорию России в Афганистан.

Однако за данным соглашением скрывались недобрые намерения российской стороны. Кремль продолжал ревностно оберегать свои интересы в Центральной Азии. Даже несмотря на то, что Россия разрешила США перевозить грузы через свою территорию, она продолжала работать над расширением своего военного присутствия в Центральной Азии, используя наше присутствие в регионе в качестве оправдания своих действий, направленных на усиление контроля над странами региона и подрыва их крепнущих отношений с Вашингтоном. Это было похоже на современную версию «Большой игры», геополитического соперничества между Российской и Британской империями в XIX веке за господство в Центральной Азии, за исключением лишь того, что США преследовали в регионе вполне конкретные цели и не претендовали на обеспечение здесь господствующего влияния.

В начале декабря 2010 года я посетила Кыргызстан, Казахстан и Узбекистан для встречи с руководителями этих стран, чтобы держать руку на пульсе последних событий. Встретившись в Бишкеке со студентами и журналистами, я ответила на вопросы относительно наших взаимоотношений с Москвой. «Какое место занимает Кыргызстан в „перезагрузке“ ваших отношений с Россией?» — спросил меня один из участников мероприятия. Я объяснила, что, несмотря на то что наши страны расходятся во мнениях по многим вопросам, например относительно ситуации вокруг Грузии и соблюдения прав человека, мы продолжаем успешную совместную работу на других направлениях и успешно преодолеваем наследие длительного недоверия между нашими странами.

Один из журналистов поинтересовался, осуществляется ли политика «перезагрузки» за счет Киргизии и Центральной Азии: «Есть ли соперничество между Россией и США в регионе, в частности в отношении Кыргызстана?» Я ответила, что мы всеми силами стараемся избежать такого сценария и что целью «перезагрузки» является снижение напряженности между Вашингтоном и Москвой. Я также сказала, что это должно помочь таким странам, как Кыргызстан, перестать чувствовать себя между двух огней. Наряду с этим я добавила, что Кыргызстан действительно переживает период становления демократии, находясь в регионе автократий. Россия все дальше уходит от идеи демократии. Китай — другой крупный игрок в регионе, который в принципе не приемлет демократию. С учетом этих факторов данную идею будет непросто осуществить.

— Я думаю, что для вас важно иметь хорошие отношения со многими, но ни от кого не быть зависимыми, — сказала я. — Попытайтесь найти баланс во всем комплексе имеющихся отношений и обеспечить себе максимум помощи.

Когда Путин готовился вернуть себе пост президента России, осенью 2011 года он опубликовал статью в одной из российских газет, объявив о планах вернуть утраченное влияние среди бывших советских республик и создать «мощный наднациональный союз, способный стать полюсом силы в современном мире». Путин заявил, что новый Евразийский союз «изменит геополитическую и геоэкономическую конфигурацию всего континента». Некоторые отвергали его слова, восприняв их как элемент избирательной кампании. Однако я считаю, что они продемонстрировали истинную политику Путина, который стремился вновь «советизировать» страны на постсоветском пространстве. И расширение Таможенного союза станет только первым шагом в этом направлении.

Амбиции Путина не ограничивались Центральной Азией. На европейском направлении он использовал все имеющиеся у него рычаги давления для того, чтобы удержать бывшие советские республики от сближения с Западом. Он прекратил поставку газа на Украину, запретил импорт молдавского вина и литовских молочных продуктов. Его амбиции простирались за пределы Северного полярного круга, где таяние льда открывало новые торговые пути и возможности для разведки нефти и газа. В 2007 году российская подводная лодка установила российский флаг на дне океана в районе Северного полюса. Более того, Путин возобновил деятельность прежних советских военных баз на территории Арктики.

Мы с президентом Обамой обсуждали угрозы со стороны Путина и способы борьбы с ними. Кроме того, я регулярно посещала страны, которые чувствовали угрозу со стороны России. В Грузии, которую я посетила дважды, я призвала Россию прекратить «оккупацию». Это вызвало смятение у российских властей и вынудило их вывести войска с территорий, которые были захвачены в 2008 году.

* * *

Многим американцам кризис в Украине и российское вторжение в Крым в начале 2014 года открыли глаза на реальное положение дел с Россией. Часть мира, о которой многие из них не задумывались со времен окончания холодной войны, внезапно вернулась на экраны радаров. Украинский кризис действительно стал напоминанием о долгосрочных целях Путина. Учитывая его амбиции, администрация Обамы и европейские союзники приступили к кропотливой работе над уменьшением рычагов влияния Путина и противодействием его интригам.

1 января 2009 года «Газпром», могущественная государственная энергетическая корпорация, приостановил экспорт природного газа на Украину. Этот шаг, в свою очередь, привел к значительному сокращению его поставок в некоторые регионы Европы. В первые десять дней одиннадцать человек замерзли насмерть, десять из них — в Польше, где температура упала ниже 20 градусов по Цельсию. И это был уже не первый такой случай. Аналогичная ситуация была отмечена тремя годами ранее, в середине еще одной холодной зимы.

Украина, в которой проживает значительное количество русских и русскоговорящих, на протяжении многих столетий имела тесные, но сложные отношения с Москвой. «Оранжевая революция» и последовавшие за ней в 2004 году выборы, результаты которых неоднократно оспаривались, привели к власти прозападное правительство, которое стремилось к установлению более тесных связей между Украиной и Европейским союзом, что немало раздражало Путина. В 2006 году он прекратил поставку газа в страну, тем самым выразив свое недовольство независимо настроенным правительством в Киеве. В 2009 году он взвинтил цены на поставки энергоносителей из России, чтобы напомнить всем о своей власти. Это повергло Европу в ужас. Б?льшая часть континента зависела от поставок российского газа. Если Украину могли так просто лишить этого ресурса, то это могло произойти и с любой другой страной. Через девятнадцать дней, к моменту инаугурации президента Обамы, был подписан новый договор, и поставки газа на Украину были возобновлены.

Выступая при своем назначении перед сенатским Комитетом по международным отношениям в январе того же года, в разгар кризиса, я вела речь о важности укрепления НАТО и Трансатлантического альянса. Особенно я подчеркнула свое намерение дать энергетической безопасности «гораздо более высокий приоритет в нашей дипломатии». Я сказала, что проблемы в Восточной Европе «являются самым свежим примером того, как энергетическая уязвимость сковывает наши внешнеполитические возможности по всему миру, ограничивает в ряде случаев эффективность наших действий и не оставляет нам никакого выбора во всех остальных».

Во время моего первого телефонного разговора с министром иностранных дел Польши Радославом Сикорским, через неделю после моего вступления в должность, мы обсуждали стоявшие перед нами проблемы. «Нам необходим новый политический курс и альтернативный источник энергии», — сказал мне Сикорский. Он поддерживал план строительства газопровода через Балканы и Турцию. Это обеспечило бы Европе доступ к запасам природного газа в Каспийском море. Этот проект получил название «Южный поток» и стал одной из наших важнейших инициатив в энергетической дипломатии. Я назначила посла Ричарда Морнингстара своим специальным посланником. Он должен был заключать все необходимые соглашения, чтобы дать ход этому проекту. Дело осложнялось тем, что Азербайджан, ключевая страна на Каспийском море, имел длительный конфликт с соседней Арменией. Морнингстар так долго работал над обеспечением конструктивных отношений с президентом Азербайджана Ильхамом Алиевым, что я рекомендовала его на пост посла США в этой стране. Я дважды приезжала в Азербайджан, чтобы поддержать региональные миротворческие усилия, продвигать демократические реформы, а также проект трубопровода. Мне довелось вести активные переговоры с промышленными лидерами в этой отрасли на ежегодной Международной Каспийской нефтегазовой выставке в Баку в 2012 году. К моменту, когда я покинула Госдепартамент, все необходимые соглашения и контракты были подписаны. Строительство предполагается начать в 2015 году с перспективами обеспечить первые поставки газа к 2019 году.

Когда я встретилась с лидерами Евросоюза в марте 2009 года, я призвала их максимально обеспечить приоритет энергетического вопроса. Позже я работала совместно с общеевропейским политическим и общественным деятелем Кэти Эштон, чтобы создать Совет США — Евросоюз по вопросам энергетики. Команды американских экспертов в области энергетики рассредоточились по всей Европе, чтобы помочь различным странам исследовать альтернативы российскому газу. Когда я побывала в Польше в июле 2010 года, мы с министром иностранных дел Сикорским объявили о польско-американском сотрудничестве в разработке месторождений сланцевого газа с целью извлечь выгоду из новых технологий добычи газа с точки зрения безопасности и экологической стабильности. Разработка соответствующих месторождений на территории Польши уже началась.

Расширение добычи природного газа на территории самой Америки помогло ослабить контроль России над европейской электроэнергией — но не потому, что мы начали экспортировать большие объемы газа, а из-за того, что нам больше не нужно было импортировать его себе. Газ, предназначенный для Соединенных Штатов, стал поставляться в Европу. У потребителей появилась альтернатива более дешевого газа, и «Газпром» был вынужден конкурировать, а не диктовать условия спроса и предложения.

Возможно, все эти усилия не были особенно заметны в США, но они не были безразличны Путину. Он не мог не почувствовать ослабления влияния России в 2013 году, когда Украина вела переговоры о более тесных торговых связях с Евросоюзом. Путин пригрозил повысить цены на газ, если такая договоренность будет достигнута. Задолженность Украины перед Россией к тому моменту составляла уже более 3 миллиардов долларов США, а финансы страны находились в плачевном состоянии. В ноябре президент Украины Янукович резко прекратил переговоры с Евросоюзом, которые уже подходили к своему логическому завершению. Вскоре после этого он получил от Кремля 15 миллиардов долларов США в качестве антикризисной помощи.

Многие украинцы, особенно те, кто проживал в столице, Киеве, и в других районах страны, где не говорили по-русски, были возмущены таким внезапным изменением политического курса. Они мечтали жить в процветающей европейской демократической стране, а столкнулись с перспективой снова оказаться под каблуком у Москвы. В стране вспыхнули массовые протесты, и они только усилились, когда правительство распорядилось открыть огонь по демонстрантам. Под давлением этих событий Янукович согласился на проведение конституционных реформ и новых выборов. Договоренность между правительством и лидерами оппозиции была достигнута при посредничестве дипломатов из Польши, Франции и Германии. (Россияне тоже участвовали в переговорах, но затем отказались подписывать данное соглашение.) Однако люди вышли на улицы в знак протеста против такого компромисса и потребовали отставки Януковича. К немалому удивлению общественности, он покинул свою резиденцию в Киеве и скрылся на востоке страны, а вскоре после этого сбежал в Россию. В качестве ответных мер украинский парламент попросил лидеров оппозиции сформировать новое правительство.

Все эти события выбили российское руководство из колеи. Под предлогом защиты российских граждан и украинцев российского происхождения от анархии и насилия на Украине Путин отдал российским войскам приказ занять полуостров Крым на Черном море, который входил в состав России до 1950-х годов и на котором проживало много этнических русских. Там же находились и крупнейшие российские военно-морские объекты. Несмотря на предупреждения президента Обамы и европейских лидеров, Кремль подготовил референдум об отделении Крыма. Он был бойкотирован большинством нерусскоязычных граждан, проживающих на территории Крыма. В конце марта того же года Генеральная Ассамблея ООН подавляющим большинством голосов осудила этот референдум.

На момент написания этой книги будущее Украины находится под угрозой. Весь мир, особенно другие бывшие советские республики и сателлиты, вполне обоснованно опасающиеся за собственную независимость, внимательно следит за тем, как дальше будет развиваться ситуация. Вся наша работа с 2009 года по укреплению НАТО, восстановлению прочных трансатлантических отношений и уменьшению зависимости Европы от российских энергоносителей обеспечивает нам более выгодные позиции для решения этой задачи, хотя у Путина также имеется на руках много козырных карт. Мы должны продолжать работать над решением этой проблемы.

* * *

В последние годы я провела много времени, пытаясь понять истинные мотивы поведения Путина.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.