Глава вторая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава вторая

Как мы уже говорили, Власов прилетел в Малую Вишеру в компании Ворошилова, Маленкова и Новикова – лиц, облеченных чрезвычайными полномочиями.

Впечатление Власов произвел сильное.

«Громадный, похожий на вздыбленного медведя, в окулярах на широком носу, со скуластым лицом „пещерюги“ (так прозвали его солистки наш его ансамбля)»,

– таким запомнил Власова майор Константин Антонович Токарев, назначенный биографом генерала.

И казалось, уже ничто не могло изменить судьбы опального командующего, но для Кирилла Афанасьевича Мерецкова все вышло по пословице – не было бы счастья, да несчастье помогло…

В середине марта началось резкое потепление. Те снежные дороги и грунтовые пути, проложенные через болота, что еще не были перерезаны немцами, вышли из строя. На огневые позиции бойцы таскали снаряды на себе.

И случилось то, что и должно было случиться – девятнадцатого марта коридор у Мясного Бора оказался закрытым. Немцы завязали мешок, в который загнал Кирилл Афанасьевич Мерецков 2-ю Ударную армию.

Это окружение стало первой ласточкой в серии поражений сорок второго года и настолько поразило Сталина, что, позабыв о решении поменять командующего, он приказал Мерецкову выехать в войска и лично организовать прорыв.

Кирилл Афанасьевич этот приказ выполнил. Десять дней самоотверженно бросал он на штурм немецких укреплений все имевшиеся в его распоряжении части, вплоть до личного состава курсов младших лейтенантов, пока 29 марта не доложил в Ставку, что «части противника, оседлавшие дорогу, отброшены в северном и южном направлениях».

Доклад этот содержал лукавства больше, чем истины.

Конечно, если смотреть по карте, то так и получалось – вот она, освобожденная от немцев перемычка. Ударная армия деблокирована… Но в реальной местности освобожденный от немцев коридор пришелся на те участки болот, пройти по которым было уже почти невозможно. [75]

«Коридор как бы пульсировал, – вспоминал генерал-майор И.Т. Коровников, – то сужаясь, то расширяясь. Но в поперечнике он был уже не 11-14 километров, а всего два с половиной – два, сокращаясь порою до нескольких сот метров. Прицельный огонь все чаще сменялся выстрелами в упор. Нередко завязывались рукопашные схватки».

«Дороги окончательно раскисли, а та, которая ведет во 2-ю Ударную армию, уже несколько раз перехватывалась противником. Ее сейчас, по существу, нет – сплошное месиво. По ней могут пробраться только небольшие группы бойцов и подводы, и то лишь ночью».

Но так говорили непосредственные участники событий, а у Мерецкова и в его докладах в Ставку, и в его мемуарах «во 2-ю Ударную армию опять пошли транспорты с продовольствием, фуражом, боеприпасами».

Явно подводила память Кирилла Афанасьевича, и когда он вспоминал о своих взаимоотношениях с Власовым.

«По– видимому, Власов знал о своем предстоящем назначении. Этот авантюрист, начисто лишенный совести и чести, и не думал об улучшении дел на фронте. С недоумением наблюдал я за своим заместителем, отмалчивающимся на совещаниях и не проявлявшим никакой инициативы. Мои распоряжения Власов выполнял очень вяло. Во мне росли раздражение и недовольство. В чем дело, мне тогда было неизвестно. Но создавалось впечатление, что Власова тяготит должность заместителя командующего фронтом, лишенная ясно очерченного круга обязанностей, что он хочет получить „более осязаемый“ пост. Когда командарм-2 генерал Клыков тяжело заболел, Власов был назначен приказом Ставки командующим 2-й Ударной армией».

Может, насчет «раздражения и недовольства», которые росли в нем, Мерецков и прав, но с назначением Власова во 2-ю Ударную он явно что-то путает.

В начале апреля Кирилл Афанасьевич сам командировал туда Власова во главе специальной комиссии Волховского фронта.

«Трое суток члены комиссии беседовали с командирами всех рангов, с политработниками, с бойцами», а 8 апреля был зачитан акт комиссии, и к вечеру она выбыла из армии.

– Все,-мрачно сказал Клыков, распрощавшись с комиссией.

Весь следующий день, как вспоминают сослуживцы, он ничего не делал, только перебирал содержимое в ящиках своего рабочего стола. Предчувствие не обмануло командарма: несколько дней спустя он был смешен с поста командующего. [76]

Эти свидетельства{26}как-то совершенно не сходятся с письмом Клыкову и Зуеву, отправленным Мерецковым 9 апреля 1942 года: «Оперативное положение наших армий создает группировке противника примерно в 75 тысяч смертельную угрозу – угрозу истребления его войск. Сражение за Любань – это сражение за Ленинград».

Однако, как нам кажется, противоречие порождено не ошибками документалистов, а причудливостью штабной интриги, что реализовывал тогда сам Кирилл Афанасьевич.

Оставим на его совести оценку стратегической обстановки на фронте и попытаемся понять, зачем вообще отправлено это письмо…

Нетрудно заметить, что оно как бы скопировано с послания Сталина, полученного самим Мерецковым перед началом наступления. И, конечно, Кирилл Афанасьевич не мог не понимать, какое впечатление его письмо произведет на Н.К. Клыкова…

Быть может, 9 апреля Ударная армия еще способна была вырваться из окружения (5 апреля немцы снова закрыли брешь у Мясного Бора), но отправлять ее в наступление, чтобы окружить 75-тысячную группировку немцев, было безумием чистейшей воды.

Этого не мог не понимать и Мерецков, по-семейному (с законной супругой Евдокией Петровной, с сыном и родственниками) обосновавшийся в Малой Вишере.

Это понимал и сам Н.К. Клыков.

Реакция генерала Клыкова известна.

Получив послание Мерецкова, он немедленно заболел, и его вывезли на самолете в тыл.

Но тут и возникает вопрос: а не этого ли и добивался Кирилл Афанасьевич? Не является ли его план «заболеть» Н.К. Клыкова составной частью интриги, направленной против Власова?

Удалить своего заместителя и возможного преемника на посту командующего фронтом Мерецкову, безусловно, хотелось. И, конечно, когда представился случай запереть опасного конкурента в окруженной армии, вдалеке от средств связи со Ставкой, Мерецков не упустил его.

Тем более что и причина удаления Власова была вполне уважительной – Ударная армия находилась в критическом положении, и присутствие там заместителя командующего можно было объяснить этой критической ситуацией.

Свой план изоляции Власова Кирилл Афанасьевич осуществил с присущим ему генштабовским блеском. Некоторые исследователи полагают, что Власов 8 апреля вернулся вместе с комиссией в штаб фронта. Между тем сохранилась лента аппарата Бодо, зафиксировавшая переговоры [77] Мерецкова с членами Военного совета 2-й Ударной армии, которая свидетельствует о другом.

– Кого выдвигаете в качестве кандидата на должность командарма?-спросил Мерецков.

«Член Военного совета Зуев: На эту должность кандидатур у нас нет. Считаю необходимым доложить вам о целесообразности назначения командующим армией генерал-лейтенанта Власова.

Власов: Временное исполнение должности командующего армией необходимо возложить на начальника штаба армии полковника Виноградова.

Мерецков и Запорожец (Власову): Считаем предложение Зуева правильным. Как вы, товарищ Власов, относитесь к этому предложению?

Власов: Думаю, судя по обстановке, что, видимо, придется подольше остаться в этой армии. А в отношении назначения на постоянную должность, то, если на это будет ваше решение, я его, конечно, выполню.

Мерецков: Хорошо, после нашего разговора последует приказ».

И все– таки, спихивая своего конкурента в гибнущую, окруженную армию, Кирилл Афанасьевич шел на серьезное нарушение порядка. Обычно назначение нового командующего происходило в присутствии представителя Ставки. Процедура, может, и бюрократическая, но необходимая. Ставка должна была представлять, какую армию принимает новый командующий. Поэтому приказа о назначении Власова командующим 2-й Ударной армией так и не последовало. Власов остался заместителем командующего фронтом.

Что значило такое назначение для Власова, тоже понятно. Он оказался в армии, не способной сражаться, а сам не мог ни вытребовать дополнительных резервов, как это обыкновенно делалось при назначении (вспомните рассказ о назначении во 2-ю Ударную Н.К. Клыкова), ни просто объяснить представителю Ставки, что он уже такой и принял армию.

Напомним, что согласно докладам К.А. Мерецкова 2-я Ударная армия сохраняла боеспособность, снабжение ее шло нормально, и она готова была продолжать наступление на Любань…

Бывший сослуживец Власова по 4-му механизированному корпусу (этим корпусом Власов командовал в начале войны), бригадный комиссар Зуев, столь неосмотрительно «порадевший» Власову при нынешнем назначении, наверное, не понимал всего трагизма положения и для окруженной армии, и для самого Власова, но Власов не понимать этого не мог. Невозможно было отказаться от назначения, но и сделать что-либо для спасения армии Власов тоже не мог.

Однако и Власов не догадывался, насколько неблагоприятным окажется для него генеральский пасьянс, раскладываемый в штабах… [78]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.