По дороге в театр на вечер, посвященный 110-летию Гамзата Цадасы

По дороге в театр на вечер, посвященный 110-летию Гамзата Цадасы

– Меня тревожит массовость в искусстве, в литературе. Ведь искусство – не спорт. Одних писателей сейчас чуть ли не одиннадцать тысяч. На писательских съездах (стыдно было участвовать в этом) самый большой спор разгорался не из-за какой-то важной творческой или государственной проблемы, а во время голосования, вокруг кандидатур. Но если по высокому счету подходить, разве имеет значение та или иная кандидатура? Значение имеет только одно – талант. Как часто у нас случается: сначала мы раздуваем авторитет, а потом начинаем его поносить. Разве можно так подходить к духовным ценностям: то белым мажем, то черным. И наоборот. Как разобраться в этих метаморфозах поколениям молодых читателей?

О наградах и званиях… Я – народный поэт. Но я не хочу, чтобы меня народным называли. Твардовского не называют, Маяковского не называют, Блока не называют, Пушкина не называют. В России нет звания народного поэта… Во Франции, в Италии тоже нет. Если хочет народ, сам назовет. Ведь в слове «поэт» уже большая обязанность, ответственность, и это не звание, не должность.

До какого бюрократизма мы докатились: по телефонным звонкам запрещаем спектакли, песни, по телефонным звонкам даже звания присваивают. Один чиновник звонит другому и, не глядя друг другу в глаза, решают серьезные творческие общественно значимые, я бы сказал, народные дела. А хочется открытых обсуждений, серьезности подхода к судьбам поэтов, художников.

Хоть мы критически оглядываемся назад, но я с удовлетворением вспоминаю прошлые дни литературы, широкие обсуждения литературных произведений.

Какими демократическими были отношения друг с другом в годы моей молодости! Фадеева я видел много-много раз, но поначалу все стеснялся подходить к нему, скромность мешала. Но он был простым в отношениях с молодыми людьми, сам приходил в Центральный дом литераторов, не считал для себя зазорным. Иные же нынешние руководители считают ниже своего достоинства посидеть рядом с начинающими.

Думается мне, нам надо самокритично подходить к своим поступкам в прошлом и соотносить их с общественным поведением сегодня.

Я тоже ошибался. И у меня временем много украдено. Самобичеванием я не призываю заниматься, но «храбрецы на час» нам не нужны. Как пышно, приторно отмечался юбилей пятидесятилетия Союза писателей. Какие юбилейные дифирамбы пелись! Складывалось впечатление, что без одного-двух человек литературы не было бы вообще.

Сейчас поэму напечатать тяжелее, чем раньше. Сейчас редакторы считают, что больше 500 строк в поэме не может быть. Кто им дал такое право? Если бы так было, Твардовский поэмы не печатал бы, Блок поэмы не печатал бы. Почему нельзя печатать хорошие поэмы?! Тем более что многие из них – летопись революции. Ярослав Смеляков в журнале «Дружба народов» редактировал мою «Горянку», это четыре тысячи строк. Ее ведь напечатали. В «Литературной газете» Константин Симонов напечатал целиком мою поэму «Разговор с отцом». После этой публикации я получил от Фадеева письмо. Хорошее, доброе, доброжелательное письмо. Дело в том, что именно тогда у меня в нескольких местных журналах появились подборки стихов. А Фадеев, оказывается, за всем следил, по-отцовски внимателен он был к своим товарищам, коллегам-литераторам. Меня это очень удивило – как подробно он разбирал мои публикации. Но в письме было главное: «Не слишком ли вы торопитесь печатать? – писал он. – Надо торопиться работать, трудиться…» – был его совет.

«Не слишком ли торопитесь?» Почему дело обстоит так, что дагестанского или якутского писателя сразу принимают в члены Союза писателей СССР? Пусть он сначала проявит свое лицо в родных местах, получит признание народа. Раньше писатели шли на бедность ради поэзии, а сейчас бедные сразу хотят быть богатыми через поэзию.

Отношение к поэтам сейчас изменилось, чиновников стало много. Раньше Константин Симонов сам звонил или телеграмму давал начинающему автору. Это вдохновляло.

Поэзия – интимное понятие. Поэзия – не парад, со стихами человек уединяется, хочет побыть наедине с собой. И со словом. А у нас в поэзии митинговая любовь и телефонные поцелуи.

На встречах с избирателями я говорю о перестройке, об искусстве, о поэзии, а меня спрашивают, когда завезут колбасу и когда будет водопровод. Понимаю их, своих избирателей, задача перестройки – дать людям и кусок хлеба, и честное, искреннее слово правды. Здесь надо уметь совместительствовать. И хлеб важен, и лира необходима. Без хлеба поэзия может жить, но хлеб без поэзии – увы…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.