Глава тридцать девятая. "Человек с головой, похожей на седло"
Глава тридцать девятая.
"Человек с головой, похожей на седло"
Напившись чаю в юрте Джам Болона, я направился верхом к себе на квартиру, чтобы собрать немудреные пожитки. Лама-тургут уже там.
- С нами поедет военный министр, - прошептал он. - Так надо.
- Хорошо, - отозвался я и поехал предупредить Олафсона. Тот же неожиданно объявил, что намеревается задержаться в Урге еще на несколько дней. Роковое решение, как я узнал спустя месяц: Сепайлов, оставшийся после отъезда барона Унгерна комендантом Урги, расстрелял его. Место торговца занял в нашем отряде военный министр - крепкий молодой монгол. Примерно в шести милях от города нас нагнал автомобиль. Заметив его издали, лама весь как-то съежился и взглянул на меня со страхом. Оказавшись снова в привычной атмосфере опасности, я расстегнул кобуру и спустил револьвер с предохранителя. Автомобиль остановился рядом с нашим караваном. В нем сидел, широко улыбаясь, Сепайлов вместе со своими палачами - Чистяковым и Ждановым. Сепайлов любезно приветствовал нас, поинтересовавшись:
- Вы будете менять лошадей в Казахудуке? Мы доберемся туда по этой дороге? Мне нужно нагнать посланца, а я толком не знаю пути.
Военный министр заверил его, что мы будем в Казахудуке уже к вечеру и подробно объяснил дорогу. Вскоре мотор заглох вдали, а когда автомобиль появился вновь на горизонте, еле заметный на вершине холма, близ перешейка, министр приказал одному из монголов поскакать вперед и откуда проверить, не остановилась ли машина по другую сторону горы. Монгол, стегнув своего скакуна, умчался. Мы медленно продвигались вперед.
- Что случилось? - спросил я. - Объясните, пожалуйста.
И тут министр рассказал мне, что Джам Болону вчера доложили, что Сепайлов собирается убить меня в пути. Он подозревал, что именно я настроил против него барона. Джам Болон тут же доложил барону о возможном покушении и тот распорядился выделить для моей защиты дополнительных людей. Тем временем вернулся посланный на разведку монгол; по его словам, ничего подозрительного он не обнаружил.
- А вот теперь, - сказал министр, - мы поедем совсем другим путем, и пусть полковник тщетно поджидает нас в Казахудуке.
Мы повернули на север, к Ундур-Добо, и к вечеру добрались до урочища местного князя. Здесь мы расстались с министром, получили свежих лошадей и продолжили наш путь на восток, оставив позади "человека с головой, похожей на седло", против которого меня так упорно предостерегал старик-предсказатель близ Ван-Куре.
Через двенадцать дней благополучного без всяких приключений путешествия мы вышли к одной из станций Восточно-китайской железной дороги, я с непривычным ощущением позабытого комфорта последовал в Пекин.
* * *
Удобно расположившись в фешенебельной пекинской гостинице и постепенно утрачивая внешние признаки скитальца, охотника и воина, я, однако, все еще находился под сильным впечатлением девяти дней, проведенных в Урге в обществе барона Унгерна, "Живого Бога войны". Обращали мои мысли к тем дням и газеты, подробно описывавшие кровавый марш барона по Прибайкалью. Даже теперь, по прошествии семи месяцев, эти безумные ночи, полные вдохновения и ненависти, стоят у меня перед глазами.
Предсказание сбылось. Приблизительно сто тридцать дней спустя большевики захватили в плен барона Унгерна, преданного своими офицерами. По слухам, его казнили в конце сентября.
Барон Унгерн фон Штернберг... Кровавым мечом карающей Кармы прошел он по Центральной Азии. Что оставил он после себя? Его приказ по армии заканчивался словами из Откровения святого Иоанна Богослова:
- Не сдерживайте своей мести, пусть прольется она на осквернителей и убийц души русского народа! Революцию нужно искоренить на Земле. Именно против нее предостерегал нас святой Иоанн Богослов в своем "Откровении": "И жена была облечена в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее; и на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным. Я видел, что жена упоена была кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых ...".
Документ этот - свидетельство русской и, возможно, мировой трагедии.
Но остались и более впечатляющие следы.
В бурятских, монгольских и джунгарских юртах, у киргизских, калмыцких и тибетских костров стали слагать легенды об этом сыне крестоносцев и пиратов:
- Пришел с севера белый воин и призвал монголов разбить цепи рабства, сковавшие свободолюбивый народ. В воина вселилась душа Чингисхана; он предсказал приход могучего вождя, который много сделает для торжества чистой буддийской веры и прославит потомков Чингисхана, Угедей-хана и Хубилая.
Да сбудутся его слова! Что ж, на земле воцарился бы мир, если бы азиаты показали себя учениками мудрых правителей - Угедея и султана Бабера, а не действовали, одержимые "злыми демонами", во власти которых пребывал разрушитель Тамерлан.