ВРЕМЕНА МЕЖДУЦАРСТВИЯ

ВРЕМЕНА МЕЖДУЦАРСТВИЯ

Тогда народ, вишь, н?дво разделился…

Одни горланят: Телепня-Овчину!

Другие: Шуйских! и пошла катать!

А. К. Толстой. Царь Федор Иоаннович

Исходя из того, что Иван Федоров был удостоен звания бакалавра в 1532 году, следует предположить, что он уехал из Москвы в конце 1520-х годов, а вернулся во второй половине 1530-х. За это время Московское государство пережило немало потрясений. Покидал Россию Иван Федоров в правление великого князя Василия III, вернулся же в смутную эпоху междуцарствия.

Василий III скончался в декабре 1533 года.

Незадолго до смерти великого князя, в конце лета москвичи были напуганы грозным знамением: в ясный полдень солнце на небе вдруг потемнело, а верхушку солнечного диска срезало, будто ножом. Ждали беды, но дни шли за днями, а жизнь спокойно текла своим чередом.

25 сентября в день памяти святого Сергия Радонежского великий князь, как обычно, с женой и сыновьями — трехлетним Иваном и младенцем Юрием — отправился поклониться гробу Сергия в Троицкий монастырь, расположенный в семидесяти верстах от Москвы. Усердно помолившись, великокняжье семейство двинулось из монастыря в село Озерецкое близ Волоколамска, где Василий Иванович каждую осень тешился охотой.

Однако на сей раз ему не довелось предаться любимой потехе из-за внезапно приключившейся хвори. На правом бедре у князя образовалась язва величиной с булавочную головку. Поначалу недуг не казался опасным. Призванные лекари стали прикладывать к язве муку, смешанную с медом, и печеный лук. От этого язва воспалилась и стала причинять князю сильнейшую боль, так что он уже не мог подняться с постели. Василий Иванович решил вернуться в Москву. Его уложили в сани и медленно, шагом, чтобы не потревожить недужного, тронулись к Москве. Ехали долго, со многими остановками, иные из которых длились по две недели. Великому князю становилось все хуже и хуже.

Водворившись в постельных покоях в Кремле, великий князь призвал своего любимого лекаря — немца Люева и сказал: «Много лет служишь ты мне верой и правдой. Я же всегда тебя жаловал и ничем не обидел. Скажи теперь без утайки — можешь ли ты исцелить мой недуг?» Лекарь печально покачал головой и ответил: «Государь! Велики твои благодеяния, оказанные мне, бедному иноземцу. Я никогда их не забуду. Но я не Бог, и не могу исцелить от смерти».

Василий Иванович понял, что дни его сочтены, и поспешил изъявить свою последнюю волю. Великокняжий престол он завещал трехлетнему Ивану, а опеку над юным князем и управление государством на время его малолетства поручил Совету из семерых своих приближенных. В этот Совет вошли: младший брат Василия III — Андрей Иванович князь Старицкий, дядя великой княгини Елены — Михаил Львович Глинский, князья Василий и Иван Шуйские, бояре Михаил Юрьев, Михаил Тучков и Михаил Воронцов.

«Служите сыну моему, как мне служили, — сказал им Василий III. — Да царствует он над землею; да будет в ней правда!» Затем особо обратился к Михаилу Глинскому: «Князь Михаил, за моего сына Иоанна и за жену мою Елену ты, если понадобится, должен охотно пролить всю свою кровь и дать тело свое на растерзание!»

К постели великого князя под руки привели рыдающую жену. Мамки принесли малолетних Ивана и Юрия, чтобы те могли проститься с отцом. «Государь мой, великий князь! — причитала Елена. — На кого меня оставляешь, кому, государь, детей приказываешь?» Князь отвечал: «Благословил я сына своего Ивана государством и великим княжением, а тебе по обычаю отцов наших назначил твой вдовий удел». Елена зарыдала еще горше. «Жалостно было видеть ее слезы и рыдания», — писал очевидец. Однако, как показало дальнейшее, честолюбивая княгиня горевала не только о потере мужа, но и о том, что ей назначался лишь «вдовий удел», а не опека над сыном, дающая государственную власть, о которой она втайне мечтала.

В последние минуты жизни Василий III по княжескому обычаю принял монашество. Призванный митрополит совершил обряд пострижения, великого князя нарекли в монашестве Варлаамом — и он скончался.

Через несколько дней после его похорон трехлетнего Иоанна Васильевича торжественно венчали в Успенском соборе на великое княжение.

Назначенные Василием III семеро опекунов приступили к правлению. Главенствующее положение в Совете заняли князья Шуйские. Родовитостью не уступавшие великому князю, честолюбивые и надменные, они упивались полученной властью и боялись ее потерять.

В первые же дни своего правления они почувствовали угрозу со стороны младшего брата покойного Василия III — князя Юрия Дмитровского. Князь Юрий владел независимым Дмитровским княжеством и приехал в Москву на похороны брата. На Юрия поступил донос (по мнению большинства историков, ложный), что он намеревается посягнуть на великокняжий престол и набирает себе сторонников.

Юрия схватили, заточили в темницу и уморили голодом.

Однако действительную опасность для власти Совета опекунов представлял не Юрий Дмитровский, а не связанный родством с царским домом, но приобретший большое влияние при дворе князь Иван Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский.

Князь Овчина — доблестный воин и искусный царедворец — возглавлял Боярскую думу и был сердечным другом молодой вдовы — великой княгини Елены. Злые языки утверждали, что связь их началась еще при жизни Василия III, и называли Овчину истинным отцом будущего Ивана Грозного.

Два правительственных органа — Боярская дума и Совет опекунов вступили в конфликт. Боярская дума была недовольна главенствующей ролью Совета. Находившийся в то время в Москве польский агент рассказывал: «Бояре там едва не режут друг друга ножами; источник распрей — то обстоятельство, что делами заправляют лица, назначенные великим князем; главные бояре — князья Бельский и Овчина — старше опекунов по положению, но ничего не решают».

Опираясь на Боярскую думу и пользуясь своим влиянием на великую княгиню, Овчина-Телепнев-Оболенский меньше чем за год смог фактически ликвидировать Совет опекунов и вместе с Еленой стал правителем государства.

Уничтожение опекунского совета началось со ссоры между Овчиной и дядей великой княгини — Михаилом Глинским. Согласно рассказу современника, Михаил Глинский, недовольный греховной страстью Елены к Овчине-Телепневу-Оболенскому, потребовал, чтобы она порвала с любовником. Елена, дорожившая Овчиной и тяготившаяся властью опекунов, сделала вид, что верит ходившим слухам, будто бы ее дядя отравил Василия III, а саму Елену с сыновьями хотел выдать полякам. Несмотря на родство, она позволила Овчине заточить Глинского в темницу, где тот вскоре умер.

Михаил Юрьев тоже был арестован, Михаил Воронцов выслан из Москвы.

Еще один член Совета опекунов Андрей Старицкий, младший брат покойного великого князя, почувствовав опасность, покинул Москву и уехал в свой удельный город Старицу. Однако Елена тоже опасалась своего деверя. По совету Овчины она потребовала возвращения князя Старицкого в Москву, намереваясь и его заключить в темницу. Князь Старицкий сказался больным. «Неужели велит государь влачить меня отсюда на носилках?» — писал он Елене. Однако сторонники Елены известили ее, что болезнь Андрея притворная и что он задумал бежать в Литву.

Это уже расценивалось как государственная измена. В Старицу было отправлено войско, чтобы захватить князя, как преступника.

На свою беду Андрей Старицкий, желая показать свою покорность юному великому князю, незадолго до этого отправил на государеву службу почти все свои полки и остался без всякой защиты.

Узнав о приближении правительственных войск, князь Андрей с женой и сыном бежал из Старицы в Торжок и попытался взбунтовать новгородцев. «Князь великий мал, — заявил он, — держат государство бояре, а яз готов вас жаловати». Однако очень немногие согласились поддержать Старицкого князя.

Князь Андрей вывел свое немногочисленное войско против явно превосходящего по силе войска Овчины, но вступить в бой не решился, а начал переговоры.

Овчина от лица Елены и юного великого князя торжественно пообещал ему помилование, если он лично покается перед невесткой. Князь Старицкий отправился в Москву. Однако Елена вероломно заявила, что Овчина обещал князю помилование, не спросив ее согласия. Андрей Старицкий был заточен в тюрьму, где через полгода скончался.

Таким образом, большая часть Совета опекунов была ликвидирована. Оставшиеся его члены утратили всякую власть. Наступило время правления Елены Глинской и Овчины-Телепнева-Оболенского.

Правление это было ознаменовано рядом достаточно значительных государственных мероприятий. При Елене Глинской была произведена денежная реформа. (В частности, именно тогда монеты с изображением всадника, вооруженного саблей — «сабляницы», были вытеснены монетами с изображением всадника с копьем — «копейками».)

Во время правления Елены в Москве побывали послы шведского короля Густава Вазы и было заключено шестидесятилетнее перемирие со Швецией, кроме того, были упрочены связи России с Ливонией, Молдавией, Ногайским и Астраханским ханствами.

При Елене же Глинской в Москве в 1535–1538 годах возвели вторую линию укреплений — Китайгородскую стену, включившую в себя Великий посад.

Бояре ненавидели Елену, называли ее чародейкой. Когда в 1538 году она умерла, ходили слухи, что ее отравили. Карамзин пишет: «Бояре и народ не изъявили, кажется, ни самой притворной горести». Оплакивали княгиню только сын и Овчина.

После смерти Елены власть вернулась в руки оставшихся в живых членов опекунского совета — князей Шуйских, бояр Юрьева и Тучкова.

Шуйские принадлежали к одному из старейших и знатнейших боярских родов. Юрьев и Тучков не обладали равной им знатностью, а выдвинулись благодаря своим заслугам перед Василием III. Шуйские отправили в ссылку Тучкова, а его племянник Юрьев вскоре умер.

Шуйские стали фактическими правителями государства. Первым делом они расправились с ненавистным им Овчиной. На седьмой день после кончины Елены Овчина был схвачен и заточен в тюрьму. Его сестра — Агриппина Челяднина, мамка Ивана — была сослана в Каргополь, хотя юный великий князь со слезами и воплями требовал не лишать его мамки, к которой он был привязан, почти как к матери. Овчина в тюрьме был уморен голодом.

Приход к власти Шуйских вызвал новую распрю между боярами. Одно из главенствующих мест в Боярской думе занимали бояре Бельские, не уступавшие Шуйским в знатности.

Однако еще в начале правления Елены Глинской один из Бельских — Семен — навлек на себя подозрения в сочувствии планам Юрия Дмитровского и, страшась наказания, бежал в Литву. Его брат Иван был заключен в тюрьму, и только старший из братьев — Дмитрий был признан невиновным и оставался в Думе.

Поначалу Шуйских и Бельских объединяла общая ненависть к Елене Глинской. После ее смерти Шуйские освободили Ивана Бельского из заточения. Но вскоре между Шуйскими и Бельскими начались «многия вражды за корысти и за родственников». Иван Бельский выказал притязания на власть, но по распоряжению Шуйских был вновь заточен в тюрьму, его сторонники отправлены в ссылку, а один из них — дьяк Федор Мишурин казнен. Таким образом Шуйские показали, что власть их беспредельна и что они могут казнить и миловать, не спрашивая государя.

В это время скончался старший из князей Шуйских — князь Василий Васильевич, младший его брат Иван продолжал борьбу против Бельских. Поддерживающий Бельских митрополит Даниил был низложен и сослан в монастырь. На его место Шуйские посадили игумена Троицкого монастыря Иоасафа Скрипицына.

Митрополит Иоасаф Скрипицын обратился с ходатайством к самому великому князю, и Иван Бельский был освобожден. Торжественно именем великого князя его вывели из тюрьмы. Правление перешло к Бельским и митрополиту Иоасафу.

Деятельность Ивана Бельского во время его правления многие историки оценивают положительно. «Князь Иван Бельский, будучи душою правительства, стоял на высшей ступени счастия, опираясь на личную милость державного отрока, уже зреющего душою <…> на успехи оружия, на дела человеколюбия и справедливости. Совесть его была спокойна, народ доволен», — пишет Карамзин.

Однако Шуйские готовили новый заговор.

Бельский, проявив великодушие, ничего не предпринял против Ивана Шуйского и даже дал ему воеводство, отправив с полками во Владимир. Получив в свое распоряжение большое войско, Шуйский двинулся на Москву. В ночь со 2 на 3 января 1542 года Иван Бельский был схвачен, отправлен в Белоозеро и там тайно убит.

Шуйские снова пришли к власти. Они низложили митрополита Иоасафа. Бунтовщики окружили митрополитовы кельи, бросали в окна камнями.

Митрополит, едва избежав смерти, скрылся на Троицком подворье, находившемся в Кремле. Игумен Троице-Сергиева монастыря Дмитрий Палецкий смог защитить свергнутого митрополита только именем святого Сергия.

Новым митрополитом был назначен Макарий, который впоследствии сыграл заметную роль в судьбе Ивана Федорова.

Шуйские во второй раз оказались правителями страны. Юный великий князь в полной мере испытал их пренебрежительное отношение. Много лет спустя Иван Грозный вспоминал: «Бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель покойного отца и положив ноги на стул, а на нас и не смотрит».

Уже в детстве будущий грозный царь проявлял свой неуравновешенный, жестокий нрав. Шуйские поощряли дурные наклонности государя, которые вскоре обратились против них самих.

«Шуйские, — писал H. М. Карамзин, — <…> старались привязать к себе Иоанна исполнением всех его детских желаний; непрестанно забавляли, тешили во дворце шумными играми, в поле звериною ловлею; питали в нем наклонность к сластолюбию, даже к жестокости <…> Они не думали толковать ему святых обязанностей Венценосца, ибо не исполняли своих; не пеклись о просвещении юного ума, ибо считали его невежество благоприятным для их властолюбия; ожесточали сердце, презирали слезы Иоанна о князе Телепневе, Белье ком, Воронцове, в надежде загладить свою дерзость угождением его вредным прихотям <…> Шуйские хотели, чтобы великий князь помнил их угождения и забывал досады; он помнил только досады и забывал угождения».

На юного князя начинают приобретать влияние его дядья — Глинские, ненавидевшие Шуйских. Они внушали племяннику, что наступило время свергнуть власть Шуйских. Митрополит Макарий советовал то же.

Осенью по обычаю Иван ездил в Троицкий монастырь, затем на охоту в Волок Дамский. Отпраздновали Рождество.

Великий князь созвал бояр и в первый раз объявил им свою волю. Исчислил вины Шуйских, которые, пользуясь его малолетством, грабят землю, убивают людей, творят самоуправство и беззаконие, сказал, что виноваты все Шуйские, и повелел казнить самого виновного — Андрея. Его тут же схватили псари, выволокли во двор и растерзали. «Шуйские и друзья их безмолвствовали, народ изъявил удовольствие», — пишет Карамзин.

«С того времени бояре начали иметь страх от государя», — говорится в летописи.

Взбалмошный, жестокий от природы и озлобленный обстоятельствами подросток стал правителем государства. Великий князь предпринимает поездки по своей стране, но, как писал Карамзин, единственно ради развлечения, а «не для наблюдений государственных, не для защиты людей от притеснения корыстолюбивых наместников… Окруженный сонмом бояр и чиновников, не видал печалей народа и в шуме забав не слыхал стенаний бедности; скакал на борзых ишаках и оставлял за собою слезы, жалобы, новую бедность; ибо сии путешествия государевы, не принося ни малейшей пользы государству, стоили денег народу, двор требовал угощения и даров».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.