Лавина
Лавина
Я то прихожу в себя, то теряю сознание. У меня странное ощущение, как будто глаза стали стеклянными. С материнской заботливостью Шац привязывает меня к своей верёвке. Мои товарищи кричат от радости. Безоблачное небо глубоко синего, характерного для больших высот цвета, столь темное, что почти видны звезды. Мы купаемся в жарких лучах солнца. Шац обращается ко мне:
– Морис, голубчик, пошли потихоньку!
Голос проникнут нежностью. Я с благодарностью повинуюсь. С его помощью мне удается подняться и как-то удерживать равновесие. Двигаясь вперёд, Шац тихонько тянет меня за собой. У меня такое чувство, как будто я вхожу в соприкосновение со снегом через посредство двух посторонних предметов, твердых, прямых, как ходули: это мои ноги…
Остальных я уже не вижу, а обернуться боюсь, чтобы не потерять равновесия.
Блеск снега ослепляет. Мы не проходим и двухсот метров, когда, обогнув ледяную стену, наталкиваемся на палатку. Мы ночевали в двухстах метрах от лагеря!
Кузи поднимается при нашем появлении. Не говоря ни слова, он сжимает меня в объятиях и целует. Террай бросается в палатку снять ботинки. У него тоже немного обморожены пальцы на ногах. Он немилосердно их трет и хлещет.
Во мне оживает воля к жизни. Стараюсь трезво оценить положение. У нас немного ресурсов, нужно суметь их использовать. Единственное спасение – это Удо. Он один сможет спасти наши руки и ноги. Я с восторгом принимаю предложение Шаца: немедленно спускаться в нижний лагерь IV, вновь установленный шерпами.
Террай хочет остаться в палатке. С энергией отчаяния он колотит по ступням и кричит:
– Приходите за мной завтра. Я хочу быть целым или мертвым!
У Ребюффа ноги также поморожены, но он предпочитает немедленно спускаться и скорее добраться до Удо. Вместе с Кузи и Ляшеналем он начинает спуск. Шац продолжает меня опекать, за что я ему глубоко благодарен. Он берется за верёвку и дружески подталкивает меня вперёд.
Сразу идёт очень крутой склон. Тонкий слой снега на льду наполовину растаял и совершенно не держит. Я часто срываюсь, но каждый раз Шац задерживает меня на натянутой верёвке.
Ниже на склоне виден широкий след. Видимо, отсюда наши товарищи просто съехали к нижнему лагерю IV, вызвав лавину, очистившую склон. Это усложняет и без того нелегкий спуск.
В лагере ко мне сразу же подходят шерпы, занимавшиеся раскапыванием заваленных лавиной палаток. В их взглядах
столько доброты и сочувствия, что я впервые осознаю, насколько печально моё положение. В углу Ляшеналь растирает свои ноги, а Панзи время от времени ободряет его, уверяя, что доктор-сагиб его вылечит.
Я тороплю людей, главная цель – быстрейший спуск. Наплевать на снаряжение, нужно покинуть вершину до следующей атаки муссона.
Судьбу пострадавших решают считанные часы. Ляшеналя, Ребюффа и меня необходимо сопровождать, и для этой цели я выбираю Айлу и Саркэ. Стараюсь объяснить шерпам, что они должны страховать меня на очень короткой верёвке. Ляшеналь и Ребюффа, не знаю почему, связываться не хотят.
Пока мы спускаемся, Шац вместе с Анг-Таркэ и Панзи идёт вверх за Терраем. Шац молодец! Никто другой не способен проявить ни малейшей инициативы.
После трудного подъема он добирается до Террая.
– Можешь собираться, через некоторое время пойдем, – говорит он.
– Ноги начинают отходить, – отвечает Террай, настроенный теперь более мирно.
– Я пройдусь к трещине… Морис не нашёл аппарата… а там все высотные снимки!..
Террай не отвечает, он плохо соображает. Лишь через несколько дней мы оценим героизм Шаца. Он долго копается в снегу на дне пещеры. Террай начинает беспокоиться… Наконец Шац возвращается, неся фотоаппарат с пленкой, снятой на вершине. Он нашёл также мой ледоруб и другие вещи. Однако киноаппарата он так и не откопал. Таким образом, фильм заканчивается кадрами, снятыми на высоте 7000 метров.
Начинается спуск. Анг-Таркэ ведет себя изумительно, он идёт впереди и рубит для Террая удобные ступени. Спускаясь последним, Шац внимательно страхует всю группу.
Первая группа, в которой иду я, спускается бесконечно медленно. Снег мягкий, и мы проваливаемся по колено. Ляшеналь чувствует себя все хуже, он часто останавливается, жалуется на свои ноги. Ребюффа идёт в нескольких метрах за мной.
Необычайная жара внушает тревогу. Я боюсь, что именно здесь может закончиться история Аннапурны. Говорят, что альпинисты обладают шестым чувством, предупреждающим их об опасности. Сейчас я чувствую эту опасность всем своим существом. Я ощущаю что-то необычное в атмосфере. Накануне был большой снегопад, и сейчас жара подтачивает эти колоссальные, готовые обрушиться массы снега. В Европе ничто не может дать представления об ужасной силе таких лавин. Они не имеют ничего общего с лавинами в Альпах. Они идут фронтом в несколько километров, а впереди движется сметающая все ударная волна.
Отражение от снега так сильно, что без очков невозможно открыть глаза. Никогда ещё вершина не была столь величественной, как в эти минуты крайней опасности. К счастью, мы довольно далеко друг от друга: риск немного меньше.
Шерпы забыли путь. То и дело я с большим трудом выхожу вперёд и спускаюсь на всю длину верёвки до удобного места. У меня нет кошек, держать ледоруб я не в состоянии. Слишком медленно, как мне кажется, мы теряем высоту, меня угнетает, что шерпы так медлительны, излишне осторожны и в то же время так неуверенны. В действительности они идут прекрасно, но я горю нетерпением и не могу объективно оценить их возможности.
Ляшеналь намного отстал, каждый раз, когда я оборачиваюсь, я вижу его сидящим на склоне. Он тоже обжег себе глаза, хотя не так сильно, как Ребюффа и Террай, и это мешает ему уверенно выбирать путь. Ребюффа движется наугад, его лицо искажено страданием. Тем не менее он упрямо идёт вперёд. Кулуар пройден без всяких происшествий, и я рад, что этот опасный участок остался позади.
Солнце в зените. Погода великолепна, краски изумительны.
Внезапно под ногами шерпов появляется трещина: отделяется колоссальный участок склона, трещина становится все длиннее и шире. В голове мелькает дикая мысль: бежать вверх по склону, добраться до надежного снега… Меня приподнимает, подхватывает нечеловеческая сила. Шерпы исчезают из виду. Я лечу через голову… ничего не вижу… Ударяюсь головой об лёд… Несмотря на все усилия, дышать невозможно. Резкий удар по левому бедру причиняет мне острую боль. Я кувыркаюсь, как картонный паяц… Сквозь мелькающий перед глазами снег как молния ослепительно сверкает солнце… Верёвка, соединяющая меня с Саркэ и Айлой, захлестывается вокруг шеи: шерпы, катящиеся ниже по склону, меня сейчас задушат. Боль невыносима… Я задыхаюсь! Непрерывно ударяюсь об лёд. Меня бросает от одного серака к другому… Снег душит… Вдруг верёвка резко натягивается. Я останавливаюсь. Не приходя окончательно в сознание, начинаю непроизвольно мочиться.
Открываю глаза. Я вишу головой вниз; верёвка держит меня за шею и левую ногу. Я подвешен над пропастью в какой-то ледяной дыре. Развожу в стороны локти, пытаюсь прекратить невыносимое качание, отбрасывающее меня от одной стенки к другой. Подо мной виднеются нижние склоны кулуара. Дыхание восстанавливается. Какое счастье, что верёвка выдержала!
Надо непременно выбраться отсюда. Ноги и руки потеряли чувствительность, но можно использовать небольшие неровности стенок, где уместится край подошвы. Резкими рывками мне удается освободить от верёвки левую ногу. С большим трудом я переворачиваюсь и поднимаюсь на несколько метров. После каждого движения останавливаюсь, уверенный в том, что исчерпал последние силы. Через секунду, возможно, я сорвусь, и все будет кончено.
Ещё одно отчаянное усилие – ещё несколько сантиметров!.. Тяну за верёвку… чувствую на другом конце что-то мягкое, наверное, тела шерпов. Я кричу… но так слабо!
В ответ гробовое молчание.
А где Гастон?
На меня падает тень, как будто проходит облако. Инстинктивно поднимаю глаза… Чудо!..
Две черные, испуганные физиономии вырисовываются на фоне голубого неба: Айла и Саркэ!
Шерпы целы и невредимы. Они собираются меня спасать. Я не в состоянии дать ни малейшего совета. Айла исчезает, Саркэ остается у края дыры. Они начинают тянуть верёвку очень осторожно, чтобы не причинить мне боль. Уверенность и сила, с которыми они вытаскивают меня, укрепляют моё мужество. Наконец я вылезаю из дыры и валюсь на снег.
К счастью, при падении я и шерпы уравновесили друг друга. Верёвка застряла на ледяном гребешке, и мы повисли по обеим сторонам его. Если бы не случай, мы летели бы ещё пятьсот метров. Вокруг нас все перевернуто лавиной. Где Ребюффа? Я в смертельной тревоге: он не был связан… Подняв глаза, вижу его в ста метрах от нас.
– Все в порядке! – кричит он.
Я облегченно вздыхаю, но ответить ему не в силах. Лежа на снегу в полубессознательном состоянии, смотрю тупым взором на окружающий меня хаос.
Мы пролетели более ста пятидесяти метров. Оставаться здесь опасно! Что, если пойдет вторая лавина? Я говорю шерпам:
– Now… Doctor Sahib… Quick, very quick![97]
Стараюсь объяснить жестами, показать, что меня надо держать очень надежно. При этом выясняется, что я повредил левую руку. Невозможно ею двигать, она не сгибается в локте. Перелом? Может быть. Позднее увидим!
Скорее к Удо!
Ребюффа начинает спускаться, он идёт на ощупь и очень медленно. Сердце сжимается при виде его. Он также летел с лавиной и, очевидно, ударился лицом об лёд, так как губы кровоточат. Он потерял свои очки, впрочем, и я также. Мы вынуждены держать глаза закрытыми. Айла обнаруживает у себя пару запасных очков, которые приходятся мне как нельзя кстати. Саркэ не колеблясь отдает свои очки Ребюффа.
Нельзя терять ни секунды. Скорее вниз! Шерпы помогают мне подняться. Я двигаюсь с трудом, еле сохраняя равновесие. Шерпы понимают наконец, что должны меня страховать. Огибаем участок, где прошла лавина. Вскоре вновь видны следы.
Перед нами первая стена. Как по ней спускаться? Снова прошу шерпов страховать меня как можно лучше:
– Take me up strongly because…[98] – И я показываю им свои руки.
– Yes, sir, – отвечают они хором, как прилежные ученики.
Дохожу до крюка. От него вдоль стены свешивается верёвка. За неё нужно ухватиться, другого выхода нет. Тяжелое испытание! Мои ноги, твердые как дерево, царапают ледяную стену. Онемевшие руки не могут держать тонкую верёвку. Стараюсь обернуть её вокруг кистей. Но они распухли, в нескольких местах кожа треснула. Громадные клочья кожи отделяются и прилипают к верёвке. Обнажается мясо. Однако надо продолжать, нельзя же остановиться на полпути.
– Aila! Pay attention!.. Pay attention!..[99]
Чтобы освободить кисти, я пропускаю верёвку через предплечье и таким образом рывками опускаюсь. Приземляясь, я прыгаю примерно с высоты метра. Верёвка выворачивает мне предплечье и запястье. Резкий удар отзывается в верхней части ног. Странный треск заставляет меня думать, что где-то произошел перелом. Вероятно, я не чувствую боли из-за обморожения.
За мной спускаются Ребюффа и шерпы, и мы продолжаем путь. Он кажется мне бесконечным. Плато с лагерем II представляется невероятно далеким. Мои силы исчерпаны. Каждую секунду я готов сдаться. Зачем упорствовать? Теперь для меня все кончено. Совесть моя спокойна: все спасены. Остальные спустятся… Вижу далеко-далеко внизу палатки… Собираю остатки сил. Ещё час, только час! Даю себе эту отсрочку, а затем, где бы я ни был, лягу на снег и, счастливый, освобожденный от всех забот, спокойно усну.
Это решение придает мне мужества. Я скольжу не останавливаясь. На таком склоне шерпы удерживают меня с трудом. Это чудо повторяется ежесекундно. Следы обрываются над бездной… вторая стена, самая большая, с навешенной верёвкой. Пытаюсь примириться с неизбежным, но не могу даже представить себе, как я буду спускаться. Снимаю рукавицу с одной руки и красный шелковый шарф с другой. На этот раз все ставится на карту… Тем хуже для пальцев!
Помещаю Саркэ и Аилу на то место, откуда я обычно их страховал. Вдвоем, упираясь друг в друга, они держат страховочную верёвку. Стараюсь схватить навешенную верёвку. Никакой пощады! Закладываю её между большим и указательным пальцами… Обе руки кровоточат. Начинаю спуск. Сразу же возникает мучительная альтернатива: если я отпущу верёвку, мы все полетим вниз, если удержу, что останется от рук? Я удержу.
Каждый сантиметр причиняет ужасную боль, но я твердо решил с этим не считаться. От вида моих рук меня мутит. Обнаженное мясо ярко-красного цвета, верёвка вся в крови. Стараюсь не полностью отрывать клочья кожи: предшествующие несчастные случаи научили меня, что следует тщательно сохранять эти лохмотья, так как в этом случае рана заживает быстрее. Пытаюсь по возможности уберечь руки, притормаживая животом, плечами, всеми возможными точками опоры. Когда же кончится эта пытка?
Добираюсь до ледового карниза, край которого я сам же срубил ледорубом при подъеме. Болтаю ногами, стараясь нащупать площадку. Увы! Кругом лёд. Ни крупинки снега. Я ещё не дотянулся. В отчаянии кричу шерпам:
– Quick… Aila… Sarki!..
Страховочная верёвка спускается быстрее, и трение увеличивается.
Мои руки в ужасном состоянии. У меня такое чувство, что все мясо содрано. Наконец нога нащупывает какое-то препятствие: это расщелина. Все-таки добрался! Теперь, по-прежнему на страховке, надо проползти по ней. Всего три метра, но как они трудны!.. Теперь все!.. Погрузившись по пояс в снег, я лежу, измученный, не думая о времени.
Ребюффа и шерпы уже подошли ко мне. Приоткрыв глаза, вижу черные точки, передвигающиеся возле палаток лагеря II. Саркэ обращает моё внимание на двух шерпов, поднимающихся нам навстречу: они ещё далеко, но все же это придает мне мужества.
Приходится вставать, отряхиваться; движение все более и более мучительно. Мне кажется, что отморожение уже достигло локтей и икр. Хотя погода стала пасмурной, Саркэ надевает на меня очки и натягивает на правую руку рукавицу. Левая рука так изуродована, что при виде её ему становится не по себе, и он спешит обернуть её моим красным шелковым шарфом.
Кошмарный спуск возобновляется. Кажется, каждый шаг будет последним. Мимо нас мчится туман, по временам через просветы видны силуэты поднимающихся шерпов. Вот они добрались до основания лавинного конуса. Но почему они остановились? Меня снова охватывает отчаяние.
Опять идёт снег. Ещё длинный траверс по трудному склону с ненадежной страховкой. Конус – в пятидесяти метрах.
Узнаю в быстро приближающихся шерпах Путаркэ и Ангаву. Они боятся услышать печальные вести. Ангава, вероятно, беспокоился о своих братьях Айле и Панзи. Айла с нами, он может его лицезреть целого и невредимого, а где Панзи?
Начинаются переговоры на расстоянии. Когда мы доходим до них, они уже все знают. У меня вырывается глубокий вздох облегчения, безмерная тяжесть свалилась с меня, такая тяжесть, от которой, казалось, я каждую минуту готов был умереть. Путаркэ рядом со мной. Его дружеская улыбка полна нежности и участия. Кто назвал этих людей примитивными? Кто сказал, что тяжелые условия существования лишили их чувства сострадания? Шерпы бросаются ко мне, снимают рюкзаки, открывают фляжки…
Хотя бы пару глотков… не более! Как долго я об этом мечтал!..
Путаркэ бросает взгляд на мои руки и в замешательстве поднимает глаза. С бесконечной грустью он шепчет:
– Бедный Бара-сагиб!
Появление шерпов подбадривает меня.
Теперь уже лагерь II недалеко. Путаркэ меня поддержит, а Ангава будет страховать обоих.
Путаркэ ниже меня, обнимаю его за шею и, опираясь на плечи, крепко прижимаюсь к нему. От его близости мне делается легче, теплота его тела придает мне силы.
Координация движений нарушена, и я иду неровными шагами, все больше и больше наваливаясь на Путаркэ. Даже с его помощью хватит ли у меня силы дойти? Собираю последние остатки воли. Умоляю Путаркэ помочь. Он снимает с меня очки: я вижу лучше. Ещё несколько шагов… последних…
В лагере II Марсель Ишак, в течение двух дней следивший за нами в бинокль, тщательно записал свои наблюдения. Вот несколько выдержек из его дневника.
«Суббота 3 июня[100] – лагерь II: Удо и Нуаель выходят в 9 часов[101]; в 10 часов 30 минут Нуаель возвращается. Может быть, применение кислорода себя не оправдало? Не мала ли подача к маске? Удо и трое шерпов очень медленно поднимаются по конусу.
В это время я играю в прятки с облаками, наблюдая в трубу теодолита, и слежу в бинокль за связками, находящимися над сераками «Серпа»: четыре человека – Лионель и Ребюффа, за ними Кузи и Шац.
Мориса не видно. Он, наверное, где-то на предвершинных склонах. Они более пологи и отсюда не видны. Сильный ветер, поземка. Но сейчас уже Морис должен быть недалеко от вершины. Может быть, даже…
Воскресенье 4 июня. Пасмурный день. В середине ночи начинает падать крупа, затем снег. Сильный северный ветер. Аннапурна исчезаете тумане. Я утомлен и полон тревоги. Что с остальными?
К полудню выпало двадцать сантиметров свежего снега. Непрерывные лавины, видимости никакой.
В 16 часов услышали голоса. Из тумана, кончающегося метров на сто ниже лагеря, появляются четыре силуэта: Удо и трое шерпов. Вероятно, они проваливаются по пояс. Все, что мы можем для них сделать, – это согреть воды.
В лагерь III они добрались вчера к 19 часам. Сегодня Удо просидел все утро в палатке. К 13 часам погода стала ухудшаться. Аджиба ему сказал:
– Это муссон! Если мы здесь останемся, нас ждёт смерть!
Понедельник 5 июня. Закончится ли этот день лучше, чем он начался? Сколько волнений нам пришлось пережить!.. Была минута, когда мне начало казаться, что из восьми человек, покинувших 30 марта Ле-Бурже, только мы с Удо останемся в живых!
В 6 часов мне послышался крик, и я вышел из палатки: среди грозных туч встаёт солнце. Ничего не видно. Возвращаюсь в свой спальный мешок, но тут же отчетливо раздаются два призыва: в бинокль на ледяном склоне видны два человека, они на высоте лагеря IV, но значительно левее. Они кричат почти непрерывно и машут руками: кто это? Удо считает, что это Кузи и Шац. Их неподвижность (особенно одного из них) внушает тревогу. Наверное, поморожены ноги. На что они надеются?.. В обычное время при хорошей погоде нужно не меньше 10 часов, чтобы до них добраться. Но муссон непрерывно атакует… глубокий снег… Крики не прекращаются, дело плохо. А где остальные восемь?.. Ближе к вершине? В лагере IV сейчас, вероятно, неладно, но почему они не спускаются в лагерь III?
8 часов. Удо готовит спасательный отряд. Не хватает ледовых крючьев и другого снаряжения. Нуаель и Аджиба уходят в лагерь I за подмогой (за снаряжением и Даватондупом). Шерпы встревожены. Трое принадлежат к одной семье: Панзи, Аила и Ангава.
8 часов 30 минут. Крики продолжаются. На всякий случай пишу на снегу буквы «Vu»[102].
Через несколько минут один человек быстро идёт к серакам, под которыми должен находиться лагерь IV. Не дойдя по горизонтали триста метров, он останавливается, подает сигналы и возвращается. Остальные как будто без особого труда встают и проходят через лагерь IV Теперь их не двое, а четверо.
Таким образом, всего там четверо плюс тот, кто вышел им навстречу, плюс товарищ или товарищи последнего! Местоположение лагеря IV около воронки «Серпа» лучше защищено, и отсюда можно быстро спуститься к лагерю III или II. Как раз сейчас лавины прекратились.
9 часов 30 минут. Виден Нуаель, он добрался до лагеря I.
10 часов. Наконец в воронке «Серпа» появляются три человека, спускающиеся к лагерю III (один сагиб, два шерпа?). Ветер западный. Чудом ещё держится хорошая погода. Аннапурна свободна от облаков. Если бы погода сохранилась!
11 часов. Появляются два человека, быстро спускающиеся по следам первой группы. Они не связаны, вероятно, это сагибы. При таком темпе движения они будут здесь до вечера. Наконец-то мы все узнаем!..
11 часов 15 минут. Появляется фигура, как раз в том месте, где мы видели утром человека, идущего по направлению к лагерю V. Он останавливается и явно смотрит вверх. Это до некоторой степени хороший признак, так как этот человек, очевидно, не один в лагере IV. Таким образом, он и его вероятный товарищ – это уже двое. Три + два – пять человек на спуске, а всего семь. Из десяти – семь. Как будто где-то выше должна быть ещё одна связка.
12 часов 20 минут. Слежу за группой из четырех человек, траверсирующих очень крутой склон над лагерем III. За ними отставший одиночка. Затем, очень высоко, ещё один, который только что вышел из лагеря IV и очень быстро спускается: может быть, это один из тех, кого я недавно видел? Внезапно из-под ног у тех, кто подходил к лагерю III, как извержение вулкана, вырывается снежное облако. Беспорядочно кувыркаясь, люди катятся по склону. Лавина уходит вниз: на снегу неподвижно лежат три человека, тот, кто находится ниже всех, пролетел метров сорок[103].
Он встаёт и поднимается по склону, затем появляются ещё двое, когда они расходятся, за ними виден четвертый. Слава богу, все целы!
Наши шерпы поняли, что случилось. Ангава и Путаркэ выходят навстречу с ледорубами и очками взамен утерянных при падении. Потерпевшие продолжают спуск, в 15 часов в верхней части лавинного конуса они встречаются с двумя шерпами. Наконец-то мы всё узнаем!»
Палатки лагеря II теперь совсем близко… Ишак, Нуаель, Удо устремляются к нам. Мне не терпится сообщить им радостное известие. Я кричу:
– Мы возвращаемся с Аннапурны… Позавчера мы были с Ляшеналем на вершине!
И после некоторой паузы:
– У меня отморожены руки и ноги…
Все они помогают мне, Ишак что-то протягивает. Нуаель поддерживает. Удо уже начинает осмотр…
Моя роль закончена. Мы добились успеха, и я знаю, что все товарищи вскоре будут здесь.
Спасены!.. Аннапурна побеждена, и мы спустились. Теперь инициативу должны взять на себя мои товарищи, и в первую очередь Удо, на которого мы возлагаем все надежды. Я целиком передаю себя в их руки. Я доверяюсь преданности друзей. Для меня теперь имеет значение лишь завоеванная нами победа, которая навсегда останется в наших сердцах как сверкающая радость и безмерное утешение.
Другие должны теперь организовать возвращение и доставить нас на землю Франции.
Товарищи хлопочут вокруг меня: снимают рукавицы, штормовку, укладывают в приготовленную для меня палатку. Все это меня вполне устраивает, новое существование будет недолгим, но сейчас оно приятно и удобно. Несмотря на ухудшение погоды, вскоре появляются остальные: сначала приходит Ребюффа, у него поморожены пальцы на ногах, и ему очень трудно двигаться. С окровавленными губами, с измученным лицом, он производит тяжелое впечатление. Так же как и меня, его быстро раздевают и до оказания первой помощи укладывают в палатку.
Ляшеналь ещё далеко. С отмороженными ногами, измученный, ослепший, как он смог пройти этот тяжелый и опасный путь? На спуске его догоняет Кузи, который помогает ему идти. Ляшеналь преодолевает небольшие трещины, глиссируя на заду. Кузи, сам страшно утомленный, всё же оказывает ему большую помощь.
Вплотную за ними следует Лионель; Террай в связке с ещё очень крепким Шацем. Маленькая группа подходит к лагерю. Впереди Лионель.
Марсель Ишак идёт ему навстречу, к большому конусу. Появление Террая полно драматизма. Совершенно ослепший, он идёт навалившись на Анг-Таркэ. Его лицо, обрамленное громадной бородой, искажено гримасой боли. Этот сильный человек, этот богатырь, едва передвигая ноги, восклицает:
– Но у меня ещё много сил! Если бы я мог видеть, я бы спустился сам!
Нуаель и Удо потрясены его видом. Всегда такой сильный, как измучен и беспомощен он сейчас! Это ужасное зрелище переворачивает им душу.
Сразу же за Терраем приходят Шац, Кузи и, наконец, Ляшеналь. Последнего почти несут два шерпа. Беспорядочными движениями он выбрасывает вперёд ноги, и издали впечатление такое, как будто он крутит в пустоте педали. Откинутая назад голова перевязана. Лицо изуродовано нечеловеческими страданиями и бесконечной усталостью. Вряд ли он смог бы ещё продержаться больше часа. Так же как и я, он назначил себе краткий срок, и это помогло ему добраться до цели. И однако, несмотря ни на что, наш Бискант находит в себе силы сказать Ишаку:
– Хочешь видеть, как проводник из Шамони спускается с Гималаев?
Вместо ответа Марсель Ишак протягивает ему кусок сахара, пропитанный адреналином. Террай ищет палатку в двадцати сантиметрах от своего носа. Больно видеть, как он протягивает руку, ощупывая препятствия. Ему помогают, его укладывают. Ляшеналь также вытягивается на надувном матрасе.