6. Джурчи

Мы двинулись в обратный путь по другой дороге, чтобы заехать в штаб фронта. На этот раз небо просто кишело самолетами. «Ю-87» и «Ю-88» непрерывным потоком летели в наш тыл, и слышно было, как там тяжко ухали бомбы. Горизонт заволокло черным дымом. Вдоль дороги валялись убитые лошади и разбитые повозки.

Мы проехали много путаных перекрестков с нагромождением указательных стрелок. Наконец показалось село, это было Джурчи. Шоссе привело нас на пустынную улицу. В селе не было ни души. Только несколько собак лаяли на нас, стоя у закрытых ворот. Впереди нас по шоссе шла белая корова. Из ее огромного вымени тонкими струйками брызгало молоко.

Шоссе привело нас к горящему универмагу. Мы выскочили из машины, сняли несколько кадров, поехали дальше. Странно, почему никого нет? Всюду мертво… Я попросил Чумака сбавить скорость и ехать медленнее.

Вдруг за несколько кварталов впереди я увидел, как из-за угла выскочили и пересекли шоссе камуфлированные самоходки, одна, другая. Затем танк…

— Немцы! Немцы! Назад, скорее, Чумак, назад!.. Черный крест на танке, видишь?

Чумак мгновенно крутанул полуторку в сторону. Машина буфером сильно ударилась в саманную стену дома. Посыпалась глина. Чумак резко дал задний ход. В это время немцы увидели нас.

Первая самоходка окуталась пылью, блеснуло пламя. Снаряд просвистел и врезался в тот же дом, что задели мы при повороте. Снаряд взорвался внутри дома, высадив окно вместе со ставнями. Все окуталось густым облаком пыли. Чумак, развернувшись, дал полный газ. Еще несколько снарядов взорвались где-то очень близко. Нас спасала пыль. Мы неслись на предельной скорости. Неожиданно Чумак круто рванул машину вправо, и мы, выбив низкие ворота, въехали во двор. На улице часто рвались снаряды — очевидно, стреляла уже не одна самоходка. Мы пересекли длинный двор и с разгона, выбив саманную стенку, выскочили на огороды. Наша полуторка на большой скорости запрыгала по картофельным и капустным грядкам. Я слышал, как билась и подскакивала в кузове бочка с бензином. Мне было страшно за товарищей: как они там, живы ли?

Отъехали мы от Джурчи километра три и остановились. Деревня исчезла. Мы с Чумаком кинулись к кузову. Там кто-то протяжно стонал, остальные ругались. Коля Аснин остался живым только чудом. Во время нашей езды по огороду бензиновая бочка подпрыгивала так высоко, что трудно было от нее увернуться, и она на одном из крутых поворотов накрыла Колю. Посадив раненого в кабину, мы с Чумаком помчались в Симферополь. Остановились у госпиталя и повели Колю к врачу. Когда через несколько минут вернулись к машине, ее и след простыл. Аппаратура, пленка, вещи — все разом исчезло. Чумак стоял растерянный, бледный и крутил цепочку с ключами. Нас не было всего пять-шесть минут. Кому она понадобилась? Рассуждать было некогда. Нужно было срочно принимать меры.

Мы побежали к коменданту города. Он сказал, что сейчас диверсанты-перебежчики часто воруют машины. Они хватают первый попавшийся автомобиль и пробиваются напропалую через линию фронта. Он распорядился о задержке нашей машины, но добавил:

— Положение сейчас такое тяжелое, что вы лучше забудьте о вашей машине и скорее добирайтесь до Севастополя.

Мы вышли на улицу и побрели совершенно убитые, сами не зная куда. Было почти совсем темно. Вдруг недалеко от нас остановилась полуторка. Шофер, военный, вышел и начал заправлять бак горючим. Мы не верили глазам. Перед нами стояла наша машина! Даже вещи лежали на своих местах в кузове. Я выхватил пистолет и скомандовал похитителю идти вперед. Мы снова предстали перед измученным комендантом.

На прощание он сказал нам:

— Вы, товарищи, выиграли свой автомобиль в безвыигрышной лотерее. Я вам не предлагаю, а приказываю, как комендант района: на рассвете отправляться в Севастополь. В Симферополе к вечеру будут немцы. Рекомендую ехать по Алуштинской дороге. Возможно, что прямая дорога будет перехвачена парашютистами, которые высадились на Каче.

Рано утром мы покинули Симферополь и по Алуштинскому шоссе помчались к морю. Мои друзья журналисты мне не поверили и поехали прямой дорогой. К ним присоединился перебинтованный Коля Аснин. Ему было очень плохо, и он хотел скорее попасть в госпиталь.

Все, кто поехал прямой дорогой, погибли. Только Коле удалось спастись. Шофер в его «эмке» и трое журналистов были убиты сразу. Пули не задели сидевшего рядом с шофером Колю. Он вытолкнул тело убитого шофера, схватил баранку и выскочил на машине из-под самого носа окруживших его автоматчиков. Но уехать далеко не пришлось: вытекло горючее из пробитого бака. Аснин бросил машину и пошел пешком. Он прибыл в Севастополь на день позднее нас.

Когда мы, измученные, усталые и грязные, добрались до Севастополя, горячо сияло солнышко, густо синели бухты, приветливо кричали чайки, рисуя на синем небе белоснежные зигзаги. Даже не верилось, что враг завершил полное окружение города и стоит под его стенами.

Город готовился к бою.

Старые, заросшие травой и мохом бастионы снова были разбужены звоном лопат. Из тяжелых бревен матросы соорудили блиндажи, пулеметные гнезда, пробили в каменистом грунте глубокие траншеи.

С вершины Малахова Кургана видны стоящие в порту корабли. На берег сходили войска, выгружались танки, артиллерия, боеприпасы. Морская пехота, заполнившая порт, быстро растекалась по улицам, направляясь на линию обороны. Воздух звенел от рокота барражирующих над городом и заливом истребителей.

С корабельной стороны доносятся отрывистые гудки. Это корабли оповещают жителей о воздушной тревоге. «Воздушная тревога!» — вторит ему радио. Будто ураган сметает с улиц все живое. А издали уже доносится нарастающий гул зенитных залпов. Они все ближе, и вот уже весь город гудит от канонады зениток. Черные облака разрывов закрывают небо.

Немецкие пикирующие бомбардировщики стали частыми и надоедливыми гостями.

Ночи проходят так же тревожно, как и севастопольские дни. Враг не хочет дать осажденному городу ни минуты покоя. Он шлет и шлет на него стаи самолетов. Навстречу им разноцветной стеной вырастает заградительный огонь трассирующих снарядов. Один за другим зажигаются десятки прожекторов, будто невидимые руки в страшном гневе выхватывают из ножен голубые мечи и начинают рубить ими направо и налево. Гладь залива полностью дублирует ночное представление.

Вдруг в одном из лучей ярко загорается светлая точка. Молниеносно все отдельные лучи пересекаются в ней. Враг обнаружен. Как по команде, стихают залпы зениток.

Где-то под самыми звездами в черной высоте ночи возникает бархатистый рокот наших истребителей. Они идут невидимые и оттого еще более грозные на ярко освещенную в блестящей крестовине прожекторов цель. Неожиданно совсем близко от скрещенных лучей веером рассыпаются красные и зеленые нити трассирующих пуль, и вражеский самолёт вспыхивает ярким пламенем. Лучи быстро склоняются к морю, не выпуская горящий самолет. От него отделяются два сверкающих купола — это фашистские летчики падают на парашютах в море…

На рассвете порозовевшую гладь залива рассекают стремительные торпедные катера, оставляя за собой белый бурун. Они уносятся на дозорную вахту. За ними уходят катера-охотники. Их задача — выловить из залива сброшенные за ночь немецкие мины.

И снова наступает солнечный день. Город встречает его громом артиллерийской канонады, а в воздухе рокочут истребители.