Любовь

Любовь

Из воспоминаний Аси Ужет:

Имя Артура я впервые услышала в 1926 году, в семье моего двоюродного брата Марка Вольпе, в то время крупного военного.

Участник Гражданской войны, командир 26-й дивизии, он в составе 5-й армии освобождал Сибирь от Колчака. Жена его Галина Федулова – дочь знаменитого в Сибири коннозаводчика Федулова – вышла за него замуж в Барнауле, после того как пришедший туда с 5-й армией Марк реквизировал у Федуловых все их богатства, поселился в их квартире вместе со всем штабом (сам Федулов был тяжело болен, лежал и очень скоро умер). Там любовь соединила черноволосого кудрявого красивого еврея-большевика с русской красавицей купчихой Галиной. Мать ее прокляла в главном соборе Барнаула.

Они вместе прошли всю Гражданскую войну, а с 1924 года поселились в Москве. В это же время Галина вступила тайно от матери в переписку со своей младшей сестрой Катериной (по-семейному – Котей), пригласила ее к себе в гости. Та приехала и вскоре вышла здесь замуж за друга Марка – тоже военного, большевика, еврея Георгия Иссерсона, повторила судьбу своей сестры и так же была проклята.

Когда у Галины и Коти родились дочери Галочка и Иренка, мать их, Фелицата Павловна Федулова, приехав посмотреть на внучек (они-то прокляты не были), так и осталась с ними в Москве, горячо полюбив своих зятьев и девочек.

Это была очень красивая женщина, великолепная рассказчица, добрый человек. Сколько историй она мне рассказала о жизни своей в дореволюционной Сибири. Это было более увлекательно, чем романы Мамина-Сибиряка.

Марк дружил с Артуром с 1919 года, они воевали в 26-й дивизии 5-й армии на Восточном фронте. Когда я приехала в Москву, я ходила к ним обедать по воскресеньям. Здесь я и услышала про Артура. Галя мне сказала: вот скоро он приедет, перед ним на коленях стоять нужно, это необыкновенный человек, он на подпольной работе в Польше, его ищут, преследуют, а он живет там под видом учителя музыки. Он мог бы стать знаменитым музыкантом, но он от всего отказался, единственное его дело – революция на родине.

После этого разговора я не переставала думать о нем. Я тайно любовалась его фотографией, без конца расспрашивала о нем. Он стал моим героем, идеалом. Я искала дела, достойного его, много читала, занималась самообразованием, я мечтала о нем и решила, что всю свою жизнь посвящу ему, но никогда ему об этом не скажу. Кто я? Штамповщица, необразованная, невоспитанная, плохо одетая, с трудом кончившая семилетку, да и старше он меня на десять лет. Но прошло около двух лет, прежде чем я его увидела. Никогда не забуду, как это случилось.

Маленькая Галочка заболела свинкой, а я пришла к ним и заразилась. У меня поднялась температура, и я осталась болеть с ней. Хотя я почему-то очень тяжело переносила детскую болезнь, у меня было хорошее настроение. Не нужно было ездить в Марьину Рощу, где я очень боялась вечно пьяного хозяина-сапожника и его подмастерьев.

Я лежала на большом диване, на чистой постели, обо мне кто-то заботился, а когда никого не было, ко мне забиралась маленькая Галочка, и мы с ней играли. У меня была высокая температура, распухшая перевязанная шея, и очень воняла ихтиоловая мазь. Однажды вечером Галочка уже спала, я лежала в темноте и смотрела на уличный фонарь и тени на стене. Вдруг звонок, кто-то бежит, отворяет, восклицания, поцелуи, крик Галины: “Марк, смотри, кто приехал”, чей-то незнакомый приятный голос.

А сердце мое сжалось-застучало – это Артур. Долгая беседа в соседней комнате за столом. Я прислушивалась, но плохо слышно, только голос его, как далекая музыка. Потом он уходит, но перед уходом хочет посмотреть на спящую Галочку, они все заходят, наклоняются над кроваткой ее, а я – притворяясь, что сплю, – вижу его такого, каким уже давно представляла: широкие плечи, большая голова, вьющиеся черные, блестящие волосы, прекрасная улыбка, большие добрые, умные карие глаза, высокий. Потом он видит меня, шепотом спрашивает: кто это? Марк: это моя сестра Ася. И где-то на одно мгновение в темноте (свет только с уличного фонаря) наши глаза встретились.

Какие дни наступили в моей жизни! Внутри все ликует, поет, я твердо решаю, что я с помощью Артура найду наконец-то для себя настоящее дело. Я должна отдать свою жизнь за дело революции, за дело, которому посвятил свою жизнь Артур. Ох, как я тяну с выздоровлением, как жду встречи с ним. В отчаянии я, вопреки предупреждениям врача, без конца мажу свою шею сильной мазью, пока там не начинается воспаление, и я с температурой остаюсь у них еще на несколько дней. Наконец Галина говорит: в воскресенье мы все – и Артур – приглашены на обед к тете Анюте (старшей сестре Марка). Я тут же выздоравливаю, уезжаю в свою Марьину Рощу, тщательно стираю свои тряпочки – так называемое белье – и глажу, без конца глажу свое единственное платьице, синее с красным воротничком.

У тети Анюты я сажусь рядом с Артуром, и начинается разговор, разговор взрослого, умудренного опытом человека с маленькой глупенькой девочкой. Сразу ласковый тон, сразу – ты, Асенька, а во мне звенит его голос – музыка, и его добрые-добрые глаза, которые смотрят в мои и что-то спрашивают. Шутливые ухаживания за столом, а я ничего не вижу, никого не слышу. Но мне кажется, что это не любовь к нему, а любовь к его делу. Уезжали мы все вместе, а нам с Артуром оказывается по дороге. Но мы никуда не едем.

Мы идем гулять по Москве, которую он хорошо знает, идем к храму Христа Спасителя, к Новодевичьему монастырю, сидим на Воробьевых горах, а потом пешком, к утру уже, приходим в Марьину Рощу. Я пришла домой, разбудила Броньку, сказала ей, что гуляла с Артуром всю ночь, но он относится ко мне как к маленькой девочке, легла на свой топчан; Бронька скоро ушла на завод, где она работала, а я лежала и плакала, плакала весь день.

В эту ночь я рассказала Артуру всю свою жизнь, ничего не скрыв, а он мне рассказывал различные забавные истории из своей далеко не забавной жизни.

В этот день я работала в вечерней смене, приехала на завод, переоделась, получила инструмент и пошла к своему станку, к “Питлеру”, включила мотор, пела, работала, дремала, мечтала, думала о том, как же я опять увижу Артура, что нужно сделать, чтобы заслужить хоть немножко его уважения, как начать тот разговор, к которому я готовилась два года. К концу смены получила большой нагоняй от мастера – оказывается, наделала брака, а задание было срочное. Вышла в 12 часов ночи с завода, впереди предстоял длинный, опасный в то время путь в Марьину Рощу.

Подошла к трамвайной остановке и увидела Артура. Он приехал проводить меня, оказывается, я ему сказала, что страшно боюсь после вечерней смены идти по темной Марьиной Роще к далекому 5-му проезду, заходить в темную подворотню, входить в этот домишко, где подстерегают новые враги. Так начались наши встречи. Прошло еще несколько месяцев, пока я начала догадываться, что не только забота о сестре друга заставляет Артура быть внимательным, заботливым, ласковым ко мне. Он пробыл тогда в Москве три месяца, и не было дня, чтобы мы не виделись. Как я выросла за это время, как много я узнала и какие силы во мне пробудились, чтобы стать с ним вровень. Накануне его отъезда после театра мы зашли к нему на Чистые пруды (впервые он пригласил меня). Он рассказал мне о той огромной и важной работе, которую он ведет, о том, что это дело его жизни. О той опасности, которой он подвергается в панской Польше Пилсудского, о том, что он не имеет права на личную жизнь, на личное счастье, что женщины в его жизни не играли большой роли и что никакая любовь не может изменить его жизнь. А глаза его говорили о том, что ему хочется счастья для себя, что он растерян, что он боится оттолкнуть меня, но и боится быть со мной.

В тот вечер я ему сказала, как давно и сильно я люблю его, что я ничего не боюсь, мне ничего не страшно, я хочу жить так же, как он, жить для него, для его дела. Кроме нежных поцелуев ничего в ту ночь не было, он выпроводил меня из дому, проводил в Марьину Рощу, гладил лицо, целовал глаза. А утром приехал, собрал мои вещички, и увез он меня к своей старой знакомой по Польше, старой большевичке Зосе Осинской – сестре Уншлихта, и поручил ей беречь меня до своего приезда через год.

Это была прелестная женщина, которая тактично руководила моим чтением (впервые я увидела большую личную библиотеку), приобщала меня к культуре, ходила со мной в театры, музеи и открывала передо мной новый для меня мир, мир музыки, поэзии, искусства. Во время своего пребывания в Москве Артур познакомил меня еще с несколькими своими друзьями, а главное – с Сонечкой Шамардиной, которая в это время работала председателем ЦК РАБИСа[3], а дом ее был центром всех талантов Москвы.

Так я познакомилась с Маяковским и Лилей Брик, с Сергеем Третьяковым, Борисом Пильняком, Михоэлсом, Мандельштамом, молодой Раневской, со знаменитыми в то время художниками, сдружилась с Тышлером, видела там два раза Мейерхольда с женой. Приезжала к ним и Лидия Сейфуллина вместе с Правдухиным. Часто приезжали их товарищи – белорусские политические деятели – секретарь ЦК партии Белоруссии Кнорин, председатель СНК Белоруссии Червяков.

И муж Сонечки Юзик Адамович в начале двадцатых годов был председателем СНК Белоруссии. Это был очаровательный дядька, силач с заразительным смехом, большими усами, безумно влюбленный в жизнь, обожающий свою жену. В это время он был крупным хозяйственником в Москве, а в начале тридцатых они с Сонечкой уехали работать на Камчатку, где память о нем сохранилась на долгие годы.

Познакомил меня также Артур и с семьей Георгия Пятакова, с его очаровательной женой Лилей, жившей у них родственницей Мухой и двумя славными детьми. Я иногда бывала в доме на улице Грановского, заставала у них Мануильского, музыкантов, поэтов. Сам Пятаков был прекрасный пианист, дом у них был открытый, можно было привести кого угодно, вечерами пели, танцевали, рассказывали. Пятаков очень интересовался моей работой, подробно всегда расспрашивал, особенно после 1932 года, когда я перешла на работу в Метрострой. Почему-то очень запомнила один вечер в 1934 году, когда Пятаков пришел с заседания в Кремле и увлеченно рассказывал о проекте новой конституции.

В эти годы Артур продолжал свое нелегкое дело в Польше. В начале 1929 года он приехал ненадолго в Москву, засыпал меня подарками, одарил и одел как королеву, я стала его женой. Дальнейшая жизнь у Осинской была неудобна, мы стесняли ее и себя, вскоре я получила комнату в доме комсомольского актива на Стромынке, куда мы и переехали. С какой любовью и знанием дела обставил ее Артур. Где-то он достал старую мебель, овальный стол красного дерева, уютный диван и два глубоких кресла, был взят напрокат рояль. Артур был влюблен, счастлив, деятелен; какой насыщенной физической и духовной жизнью я жила, я все время думала: ну за что, за что мне такое счастье? Что сделать, чтобы удержать его? Какие чистые, благородные, талантливые революционеры меня окружали, к какой жизни я приобщилась. В атмосфере каких высоких целей, идей я жила…

А дальше их жизнь пошла так.

Артур и Ася получили жилье на Тверской улице в гостинице “Люкс”, которая была общежитием Коминтерна.

В 1931 году Ася начала работать в городском комитете ВЛКСМ. Артур по-прежнему работает в Польше. Долгие месяцы Ася проводит одна. Однажды она встретила на улице изможденную женщину, еле стоявшую на ногах от голода. Выяснилось, что она раскулаченная, муж ее сослан в Сибирь, а дома остались две девочки, старшей – четырнадцать лет. Ася привела эту женщину домой и оставила жить у себя. Конечно, она хотела помочь, но была еще одна причина. Ася ждала ребенка и сама нуждалась в помощи доброго человека. На многие годы тетя Паша стала членом семьи, а потом и любимой Юриной няней. Единственным сокровищем этой женщины был сундук, в котором хранилась икона. Позже Ася помогла дочкам тети Паши устроиться в Москве.

В 1932 году Артур был отозван из Польши и направлен в Париж для руководства “пунктом связи” Коминтерна. Его псевдоним – Зигфрид Вальтер. Это была очень важная и ответственная работа. Все нити связей Коминтерна с компартиями других стран должны были вестись через аппарат, руководимый Артуром. 16 августа он уехал в Париж. Перед отъездом его восстановили в партии.

На этот раз его отъезд был особенно не ко времени. Ася вот-вот должна была родить. В одной из записок Артура той поры есть слова:

Когда в 1932 году я уезжал за границу, жена Пятакова взяла “шефство” над моей женой, которая была в это время беременна.

Второго сентября 1932 года родился Юра. Артур увидел его только через два года. Главной помощницей Аси стала тетя Паша. Артур не мог ни приехать, ни написать. Иногда присылал через кого-то посылки. Что-нибудь “заграничное” для Аси и Юры: одежду, приятные безделушки, игрушки. Ася по-прежнему работала, Юра проводил дни с няней.

У него с тех времен долго оставались некоторые игрушки – красный самокат с резиновыми шинами, электрическая игрушечная железная дорога с маленькими вагончиками, металлический конструктор.

Юра дружил с немногими детьми, соседями по “Люксу”. Сохранилась фотография тех времен – Юра сидит на диване рядом с маленькой девочкой. Эта девочка – Оля Форнальская. Отец ее – будущий первый секретарь польской компартии Болеслав Берут, тогда работник Коминтерна, мама – Малгожата Форнальская, одна из руководителей Варшавского восстания 1944 года, расстрелянная фашистами.

Асины дни проходят на горкомовской службе, в заботах о сыне, в постоянном ожидании Артура. Хорошо, что рядом были близкие друзья.

И вдруг она уходит добровольцем на строительство метро. Опять захотелось живого дела. Ася освоила несколько строительных профессий, была бригадиром, участвовала в проходке тоннелей, в сооружении станций “Сокольники” и “Дворец Советов” (“Кропоткинская”), была секретарем комсомольской организации дистанции. Позже ее даже избрали депутатом Моссовета.

Когда Юре исполнилось два года, Артур впервые увидел сына. Ненадого ему удалось приехать в Москву. Опять подарки, короткие часы с женой, ребенком, в своем доме.

Материально семья была обеспечена значительно лучше, чем многие другие. Был у них и немецкий приемник “Телефункен”, и фотоаппарат “Лейка” – редкие тогда вещи. Артур смог наконец купить себе концертный рояль, о котором давно мечтал. На другом этаже “Люкса” ему дали отдельный кабинет. Там и стоял этот рояль.

Пробыв дома меньше месяца, Артур снова уехал в Париж.

А тем временем политическая атмосфера в стране делалась все жестче и жестче, особенно после подозрительного убийства С. М. Кирова, единственного в это время конкурента Сталину.

Из воспоминаний Аси Ужет:

Первого декабря 1934 года ко мне в “Люкс” пришли взволнованные Лиля и Муха, вызвали меня вниз, там была система пропусков, и сказали мне об убийстве Кирова. Как это было страшно, как заболело сердце, заныло сильносильно. У всех нас в памяти было его прекрасное лицо, его выступление на XVII съезде партии. После этого Пятаков очень изменился и обычно, когда был дома, запирался у себя в кабинете. Лиля тоже часто была заплакана, мне тогда казалось, что у них какая-то личная драма. Как мало я тогда понимала жизнь.

Ася тоже чувствовала, что оказывается в каком-то тупике. Она опять хочет изменить что-то в своей жизни. И решает поступать в институт.

Наступает переломный 1935 год.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.