НА ВОЛНЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО ПОДЪЕМА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НА ВОЛНЕ РЕВОЛЮЦИОННОГО ПОДЪЕМА

Газеты пестрели статьями о боевых действиях в Маньчжурии. Однако в этой обстановке всеобщего военного психоза нет-нет да и пробивались заметки о рабочих демонстрациях, митингах…

Нарастание революции не на шутку пугало самодержавие, и оно принимало все меры, чтобы оградить рабочие массы от влияния социал-демократов.

На этот раз, выйдя из тюрьмы, Дмитрий Ильич был не только оставлен под гласным надзором, но и был строго предупрежден: из города не отлучаться — может понадобиться для допросов.

А работа? Политически неблагонадежному нет службы ни в Киеве, ни в Киевской губернии. На какие же средства жить? Это охранку не интересовало.

Получался заколдованный круг. Как из него вырваться?

Просматривая газеты, Дмитрий Ильич узнал, что в районе Акмолинска вспыхнула эпидемия холеры. Срочно требовались опытные врачи и фельдшера. Он — врач, жена — фельдшерица. Решили вдвоем ехать на восток. А там видно будет, в каком городе обосноваться.

Обратились в главную врачебную инспекцию, ведавшую посылкой медперсонала в районы эпидемий. Ответа не последовало. Отчаявшись ждать, Дмитрий Ильич без разрешения властей выезжает в Петербург, просит удовлетворить его просьбу. Ему обещают, но в столице задерживаться не советуют. Город, по существу, на военном положении.

Власти были встревожены лавинообразным ростом политических стачек. Бастовали не только рабочие Донбасса и Центрального промышленного района. Поднимался на борьбу пролетариат Питера. И царизм со всей решительностью готовился расправиться с рабочим движением. К столице заранее были стянуты войска. Царизм ждал повода. И такой повод представился. 9 января 1905 года на Дворцовой площади была расстреляна мирная демонстрация. В ответ пролетариат Питера стал возводить баррикады.

В России началась революция.

В Саблине, где Дмитрий Ильич сделал кратковременную остановку, Анна Ильинична рассказала некоторые подробности Кровавого воскресенья. В Питере повсюду митинги. Даже либералы возмущаются хладнокровным убийством сотен безоружных людей. Особенно много усердствует поп Гапон, который, как заметила Анна Ильинична, «все же как будто не темная личность». Гапон пользовался у рабочих авторитетом. К нему стекались огромные пожертвования. На эти деньги он закупил в Англии большую партию оружия. Однако зафрахтованный им пароход, якобы по недосмотру капитана, около Питера попал на отмель, и оружие оказалось в руках полиции. Тогда даже многие большевики искренне считали, что делу помешала непредвиденная случайность, а не тонкий расчет провокатора.

Из рассказов родных и знакомых Дмитрий Ильич знал, что Гапон проявляет слишком большую активность, интересуется делами большевиков, особенно их взглядами на будущую революцию. Эта «активность» вызывала подозрение. Дмитрий Ильич считал его темной личностью и, как потом оказалось, в своем подозрении не ошибся.

В феврале пришла весточка из Симбирска. Друзья сообщали: в уезде есть вакансия санитарного врача.

Для выезда Ульянова в Симбирск в Киевском жандармском управлении возражений не было.

Губернское земство определяет Дмитрия Ильича санитарным врачом Симбирского уезда. За несколько лет скитаний впервые появился постоянный заработок. До недавнего времени такой должности в уездах вообще не было, и только благодаря революции земство разрешило «нововведение». «В это время, — объяснял Дмитрий Ильич, — в конце 1904 года и начале 1905 года — был подъем либерального движения в России. И вот Симбирское земство решило ввести санитарных врачей с целью улучшить медицинскую обстановку в деревне, хотя в душе земцы в громадном большинстве считали, что для лечения крестьян вовсе не нужно врачей, а достаточно фельдшеров. Но под влиянием либеральных настроений они подумали ввести две должности санитарных врачей».

Одну из этих должностей занял Дмитрий Ильич, вторую — Зиновий Петрович Соловьев, социал-демократ, решительный сторонник Ленина. Соловьев стал заместителем заведующего санитарным отделом губернии и, несмотря на молодость, блестяще справлялся со своими обязанностями, успевая даже редактировать «Врачебно-санитарный листок Симбирской губернии». При поддержке прогрессивно настроенных медиков, и прежде всего Дмитрия Ильича, он обобщил опыт института санитарных врачей, который уже существовал в Московской губернии и которого еще не было в Симбирске. Некоторые прогрессивные методы обслуживания сельского населения ему удалось ввести и у себя в уезде.

Так, например, в Симбирской губернии была расширена сеть фельдшерских пунктов, для работы в этих пунктах стали шире привлекаться врачи. Они поочередно объезжали деревни, консультируя младших коллег и принимая больных. Конечно, это не могло коренным образом улучшить медицинское обслуживание крестьян. Симбирская губерния раскинулась на 43 491 квадратную версту, на ее территории проживало полтора миллиона человек. А врачей — не больше десятка. Чтобы обслужить хотя бы малую долю больных, нужно было исколесить не одну сотню верст. Как ни стремились врачи всюду поспеть, они были в фельдшерском пункте редкими гостями. Население в большинстве случаев занималось самоврачеванием.

Время от времени губернию потрясали губительные нашествия холеры, чумы, сибирской язвы. Только эпидемия 1892 года унесла в могилу тысячи симбирцев. Брошенные на ее ликвидацию со всей России врачи-добровольцы мало что смогли сделать. Люди, в абсолютном большинстве неграмотные, предпочитали по старинке обращаться к знахарям и священникам, на последние гроши заказывали молитвы, кропили избы «святой» водой, но следовать советам врачей не хотели.

Весна и лето 1905 года прошли для Дмитрия Ильича в частых разъездах. Пришлось побывать в самых дальних уголках губернии, налаживать работу фельдшерских пунктов, а заодно собирать данные об эпидемиях. Выяснилось, что холера и чума появляются через определенные промежутки времени. Для Дмитрия Ильича, так же как и для всех эпидемиологов того времени, такая цикличность оставалась загадкой. И еще характерное наблюдение — эпидемия, как правило, долго держится в тех волостях, где крестьяне особенно разорены, не имеют возможности соблюдать элементарные правила гигиены (избы курные, земляные полы, зимой в большинстве случаев скот и птица находятся в избах). Но самое главное — голодная и полуголодная жизнь, особенно весной и в начале лета. Именно в этот период, когда жара доходит до тридцати градусов, эпидемия распространяется чрезвычайно быстро. Тогда говорили «вспыхнула». И в самом деле, она распространялась мгновенно, как пожар по сухостою. «Тушить» примитивными средствами (карболкой и сулемой), имевшимися на фельдшерских пунктах, было почти невозможно. Удавалось лишь локализовать эпидемию, выставить до осени санитарные кордоны — с понижением жары эпидемия шла на убыль.

Эти и другие свои соображения Дмитрий Ильич с согласия и при поддержке Зиновия Петровича изложил на страницах «Врачебно-санитарного листка Симбирской губернии». Печальная статистика, наглядно отображающая бедственное положение крестьянства, а главное, выводы о том, что «вопрос о необходимости изменения в общих условиях народной жизни» давно назрел, не прошли мимо внимания жандармского управления. Зиновий Петрович, как редактор листка и заместитель заведующего санитарным отделом губернии, был предупрежден, что автор статьи «О холерной эпидемии 1892 г. в Симбирском уезде» является поднадзорным, человеком, близким к большевистскому подполью, и что его статья может вызвать нездоровые настроения среди определенной части крестьянства. В жандармском управлении редактору посоветовали воздержаться от дальнейших публикаций подобного рода.

Охранка «советовала»! Случись такое даже год назад, «Врачебно-санитарный листок» закрыли бы без всякого напоминания, а редактора наверняка бы сослали в ссылку.

Жандармы не посмели закрыть издание. В Симбирске уже слышалась могучая поступь революции. Рабочий класс России решительно готовился к открытому бою с самодержавием. Что же касается статьи о холерной эпидемии, чиновники жандармского управления оценили ее как своего рода прокламацию. Другой она и не могла быть. Ее писал врач-гуманист, и, как большевик, понимающий законы общественного развития, он подводил читателя к выводу, что капиталистическая действительность — сила, враждебная всем трудящимся. Капиталисту, если он не видит для себя личной выгоды, нет дела до того, в каких условиях живет рабочий и крестьянин. Равнодушие властей, вершивших волю помещиков и капиталистов, привело к тому, что, по существу, не принималось никаких мер против эпидемий. Более того, темнота и забитость крестьян способствовали беспрепятственному распространению многих болезней. В небольшом селе Хохловка в течение одного месяца заболело 137 человек, то есть каждый пятый житель. Некоторых можно было спасти, но крестьяне не разрешали делать у себя дезинфекцию, не брали у медиков лекарства, не пускали их к больным.

Такая картина наблюдалась не только в Хохловке. Вывод напрашивался один — надо коренным образом менять социальные условия жизни. А пока хотя бы немного облегчить положение «низших классов», для которых «холера вообще является бичом». Дмитрий Ильич составляет доклад врачебному совету губернии, выдвигая на первый план идею профилактики. «Современная медицина, — писал он в докладе, — не может ограничиваться только лечением болезней; в тех случаях, где причины болезни известны, приходится прибегать к мерам предупреждения, к устранению этих вредных причин — в этом задача общественной санитарии».

Поездки по уезду и губернии не оказались бесплодными. Обобщенный материал обсуждался на заседаниях различных врачебных комиссий. Многим врачам импонировало то, что Ульянов не побоялся резко выступить против местных предпринимателей, фабрики которых загрязняли водоемы и почву. Дмитрий Ильич требовал, чтобы владельцы картофелетерочного, кожевенного, скотобойного и других производств строили отстойники и поддерживали бы их в удовлетворительном санитарном состоянии.

Но предприниматели открыто игнорировали предложения врача. Та же Свияга, где еще недавно брали воду для питья, на глазах превращалась в резервуар для стока многочисленных заводов и заводиков, появившихся на ее берегах.

И все же по старой памяти Дмитрий Ильич ходил сюда купаться, любил он и покататься на лодке. Нередко брал с собой Зиновия Петровича Соловьева, большого любителя природы.

С Зиновием Петровичем было интересно. Катаясь по Свияге на лодке, они забирались в камышовые заросли, здесь никто им не мешал беседовать. «Говорили о Втором съезде партии… — вспоминал Дмитрий Ильич, — о разрыве между Лениным и Мартовым, о Плеханове, и я помню, что Зиновий Петрович был всегда на стороне большевиков, был поклонником Ленина».

Дмитрий Ильич рассказывал о том, как двадцать лет назад, еще мальчиком, он часто плавал на лодке по Свияге со своим старшим братом. Как-то зашел разговор о терроре. Мнение друзей было единым: террор выдвигает наиболее крупных и преданных революционеров, но в то же время и отрывает их от рабочих масс. Дмитрий Ильич «тогда совершенно ясно понял, что Зиновий Петрович настоящий ленинец».

Однажды, возвращаясь с женой с речки, они заглянули в бывшую усадьбу Ульяновых, где прошли детские годы Дмитрия Ильича. Жаль было, что многое тут изменилось, и прежде всего дом. Его купил некий барон, «оказавшийся со скверной фантазией». Он вырубил половину сада с Покровской улицы, начал строить новый дом, а старый переделывать.

С грустью и болью Дмитрий Ильич писал младшей сестре в Саблино: «Мы с Тоней как-то заходили, идя с купанья, и осмотрели весь сад и дом, лазили даже наверх, но туда уже проложены другие пути, старых лестниц давно нет…»

Сестра недавно вернулась из-за границы. Она привезла материалы III съезда партии. Дмитрий Ильич знал только, что в апреле состоялся съезд и что большевики почти по всем принципиальным вопросам одержали над меньшевиками внушительную победу. Сейчас его интересовали подробности работы съезда.

И он спрашивал: «Что ты сейчас поделываешь и как чувствуешь себя среди родного дыма?.. Теперь приезжай к нам, — поживешь с нашими в Саблине числа до 20-го, а тогда в Нижний и оттуда пароходом…»

Но Мария Ильинична приехать не смогла: она выполняла срочное задание Владимира Ильича в Петербурге.

Как и предвидел Ленин, выступая на III съезде РСДРП, всенародное вооруженное восстание становилось реальностью. Начинались настоящие уличные сражения — битвы на баррикадах.

Взялись за оружие рабочие Баку.

В Либаве восставшие матросы захватили арсенал.

На броненосце «Потемкин» взмыло красное знамя.

Построили баррикады рабочие Варшавы.

В эти июльские дни 1905 года симбирские большевики получают газету «Пролетарий» с ленинской статьей «Революционная армия и революционное правительство». Это было своего рода инструктивное письмо для социал-демократов. «Сознательные представители пролетариата, — писал В. И. Ленин, — члены РСДРП, должны, — ни на минуту не забывая о своей социалистической цели, о своей классовой и партийной самостоятельности, — выступить перед всем народом с передовыми демократическими лозунгами. Для нас, для пролетариата, демократический переворот только первая ступень к полному освобождению труда от всякой эксплуатации…»[19]

И социал-демократы, сторонники Ленина, воспринимают этот призыв как боевую программу действия. «С осени 1905 года, — писал Дмитрий Ильич, — начались всеобщие забастовки».

В числе первых, кто «свернул» работу в земской управе и всецело отдался революционному движению, оказались Ульянов и Соловьев. Тогда в Симбирске наиболее организованной частью пролетариата были железнодорожные рабочие. Партийный комитет поручает Ульянову и Соловьеву вести кружок политического просвещения железнодорожников. Требовала внимания и молодежь. В городе были семинария, коммерческое училище, гимназия, другие различные школы. Учащихся тоже волновали самые что ни на есть «взрослые вопросы», и первый среди них — о земле — объект многочисленных и жарких дебатов.

И большевики, невзирая на огромные трудности, использовали каждую возможность, чтобы еще раз с марксистских позиций объяснить молодежи цели и задачи большевиков. В силу особенностей развития капитализма в городах Поволжья преобладал средне- и мелкобуржуазный слой населения. Из его социальной среды самодержавие довольно быстро сформировало местные отделения «Союза русского народа» — самой реакционной монархической организации, поставившей себе целью любыми средствами не допустить революции в России. Объединенные в черные сотни, монархисты этого союза, поощряемые полицией, стали воинствующей контрреволюционной силой. В Симбирске, как и в других городах Поволжья, число черносотенцев оказалось довольно внушительным.

В партийном комитете, который целиком являлся большевистским, отдавали себе отчет в том, что черносотенцы, чувствуя себя господами положения, ищут случая сорвать свою злобу на рабочих. Ведь в индустриальных центрах России уже шли уличные бои. Восстали шахтеры Донбасса, металлисты Питера, текстильщики Иваново-Вознесенска. В ожесточенное сражение вступила пролетарская Пресня Москвы.

8 ноября 1905 года из-за границы нелегально возвращается Ленин. 10 ноября в газете «Новая жизнь», которую издавала Мария Федоровна Андреева, появляется его первая статья. Она начиналась словами: «Условия деятельности нашей партии коренным образом изменяются. Захвачена свобода собраний, союзов, печати. Конечно, эти права до последней степени непрочны, и полагаться на теперешние свободы было бы безумием, если не преступлением. Решительная борьба еще впереди…»[20]

Под статьей стояла подпись: «Н. Ленин». «Новая жизнь» была первой легальной большевистской газетой. С приездом Владимира Ильича она стала выходить под его непосредственным руководством, явилась фактически Центральным органом РСДРП. Газета быстро завоевала авторитет. Ее читали во всех губернских городах России. Дмитрий Ильич из статьи понял главное: Владимир Ильич вернулся из эмиграции.

Вскоре Мария Ильинична сообщила, что брат живет в Питере. В Саблине он провел всего лишь одну ночь. За ним сразу же установили слежку. Пришлось скрываться, менять паспорта и конспиративные квартиры.

Дмитрий Ильич решил взять отпуск и съездить в Саблино, повидаться с родными, поговорить с братом. А пока, ожидая официального разрешения земской управы, он ведет активную пропагандистскую работу среди молодежи. Осенью 1905 года при его непосредственном участии создается полулегальная организация под названием «Соединенная группа учащихся средних учебных заведений города Симбирска». В нее вошли прогрессивно настроенные гимназисты, семинаристы, ученики коммерческого училища, решившие изучать марксизм. Несмотря на многочисленный состав (150 человек), группа осталась вне поля зрения охранки. А ведь многие занятия проходили в доме исправника. Правда, блюститель порядка не догадывался, кто у него собирается и какие книги сюда приносят.

В декабре 1905 года в Симбирск пришло известие о зверском подавлении вооруженного восстания в Москве.

Дмитрий Ильич собрался было уже в дорогу, но письмо из Саблина заставило отложить поездку. Началась усиленная счежка за всеми Ульяновыми. Младшая сестра просила повременить, всюду шпики, ищут Ленина. Квартиры питерских знакомых взяты под наблюдение. Но, как и догадывался Дмитрий Ильич, брат не выжидал, активно действовал, строго следуя правилам конспирации. Он участвует в Таммерфорсской конференции в январе 1906 года нелегально приезжает в Москву, посещает места баррикадных боев, проводит заседание литературно-лекторской группы МК РСДРП, едет в Гельсингфорс, руководит работой Петербургской общегородской конференции РСДРП. И почти каждый день пишет статьи по разнообразнейшим вопросам общественной жизни. Именно статьи позволяют Дмитрию Ильичу представить, какую титаническую деятельность ведет Ленин. И большевики Симбирска, руководствуясь ленинскими указаниями, призывают бойкотировать выборы в I Государственную думу.

Но тучи реакции сгущаются над революционными силами Симбирска. Царизм уже торопился отобрать у грудящихся демократические завоевания. «В начале 1906 года в нашем земстве, — вспоминал Дмитрий Ильич, — появились другие веяния, реакционеры подняли голову, как и всюду, и почти единогласно провалили нашу санитарную организацию».

Земские санитарные врачи оказались без работы. Рухнули многие ценные начинания. Мало того, демократически настроенным врачам было отказано в службе вообще. А начальник жандармского управления полковник Ловягин велел передать Ульянову и Соловьеву, что за их безопасность он не ручается. Намек прозрачный. Уж теперь-то охранка повод для расправы найдет быстро.

Обстоятельства вынудили Зиновия Петровича уехать в Самару, но там он был схвачен и выслан в Усть-Сысольск Вологодской губернии. А Дмитрий Ильич решил перебраться на Украину, в Синельниково.

Постоянной работы не нашлось. Временно предложили должность санитарного врача. Дмитрий Ильич согласился. За четыре месяца он объездил многие населенные пункты Екатеринославской губернии. Он изучает целебные свойства черноморских и азовских лиманов, обследует санитарное состояние Геническа.

В Синельникове Дмитрий Ильич близко сошелся с давним знакомым еще по Одессе, губернским санитарным врачом Антоном Андреевичем Дзевановским. Общие научные интересы, беззаветная преданность делу народного здравия, недовольство порядками в медицинском обслуживании трудящихся делали их совместную работу увлекательной и плодотворной. Они задумали разработать проект искоренения эпидемий в Причерноморье. Здесь, как и в Поволжье, свирепствовали холера и чума. Более того, огромное число сезонных рабочих (в иные годы до 50–60 тысяч) разносило болезнь по всей России. Нанимались они в помещичьи и кулацкие хозяйства, занимались разведением трудоемких культур: табака, винограда, лечебных трав, а содержались в самых отвратительных антисанитарных условиях.

Хотя проект по своей социальной сути был утопичным (упор делался на санитарное просвещение масс), Дмитрий Ильич охотно взялся за его реализацию, приступил к сбору необходимых статистических данных.

Но работу не пришлось завершить.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.