Удалая голова
Удалая голова
Много лет минуло с той славной зимы в Василёве, и Валерии Чкалов из простого деревенского паренька вырос в смелого лётчика-истребителя.
Трудна была дорога в небо, но он никогда не отступал.
С утра до вечера бил он в кузне тяжёлой кувалдой, а летом поступил на пароход кочегаром. Но ни в дымной кузнице, ни в жаркой кочегарке ни на минуту не оставляла его мечта о небе. На всю жизнь запомнился тот удивительный и незабываемый миг освобождённого полёта в голубом пространстве, когда он перелетел на лыжах со скалы на снежный покров широкой Волги. Он летал во сне, в своих жарких разговорах с приятелями. Выбегая на палубу парохода по дышать свежим воздухом, молодой кочегар очарованно наблюдал за полётами белых чаек — мартынов, когда они распластав широкие крылья, легко и свободно проносились, взмывая и скользя над зеркальной рекой. Как страстно хотелось ему, расправив вот так же свои сильные руки, с палубы взмыть над лесом над дутыми зелеными жигулями. внизу, в кочегарке — африканская жара. Днём и ночью швыряет он тяжёлой лопатой уголь в ненасытную огненную пасть топки. По силе и выносливости с ним не может потягаться ни один взрослый
Он стоит на палубе с открытой головой, и прохладный волжский ветерок шевелит его русые волосы.
Это он, Валерий, летит и в то же время как бы сверху видит на палубе самого себя — кочегара и когда он пытается бессвязно передать это удивительное ощущение своему сменщику, тот насмешливо сплёвывает за борт.
— Блажной ты, Валериан. Сходи-ка к бабке-знахарке, полечись.
Однако мечта когда-нибудь на самом деле подняться в воздух все больше и больше захватывала подростка. В 1919 году, когда ему минуло шестнадцать лет, он поступил добровольно в 4-й авиационный парк слесарем но ремонту самолётов. Валерий не терял зря времени и, подружившись с механиками, усердно изучал мотор.
Лишь через два года, когда он прошёл все ступени — от рядового слесаря до сборщика самолётов, его командировали в школу военных пилотов. Мечта сбылась!
На всю жизнь запомнилось ему чистое июльское утро, когда суровый инструктор — «бог» — выпустил его в первый самостоятельный полёт. Он пел, он смеялся от счастья. С этого десятиминутного полёта он и повёл счёт своей лётной жизни.
Чкалов закончил школу высшего пилотажа. В школе воздушного боя он научился владеть не только самолётом, но и оружием, применяемым в воздушных боях.
Неуступчивый, упрямый и любознательный, молодой волгарь не удовлетворялся однообразными полётами в общем строю самолётов. Он часто уходил на своей машине в сторону от аэродрома и там, тайно от всех, выкручивал самые замысловатые фигуры: вводил машину в штопор, бросал её в пике, летал вверх колесами, в течение сорока минут выполнял подряд двести пятьдесят мёртвых петель. Часто расплачивался он за своё молодечество гауптвахтой.
«Я должен быть всегда готов к будущим боям, — говорил Чкалов, — и к тому, чтобы только самому сбивать неприятеля, а не быть сбитым».
Однажды на аэродроме, показывая своё мастерство, Чкалов ринулся с самолётом вниз, желая, по-видимому, проскочить в узкий пролёт между деревьями, которые росли на границе аэродрома. Каждому, даже самому неискушённому зрителю было ясно, что пилоту изменил глазомер: расстояние между деревьями было меньше размаха крыльев самолёта. Через секунду должна произойти катастрофа! Но зрители и ахнуть не успели, как пилот на полной скорости поставил машину на ребро, и самолёт с рёвом «пролез» в эти узкие ворота.
Зимой, в серый, ненастный день, прижатая облаками к земле, маленькая амфибия Чкалова мчалась на бреющем полёте над полотном железной дороги. Навстречу из Ленинграда шёл поезд. Увидев самолёт, испуганный машинист стал давать гудки. Но пилот не сворачивал и только шагах в десяти перед паровозом, поставив на дыбы свою амфибию, перемахнул через паровозную трубу и, едва не задев поплавками заснеженные крыши вагонов, скрылся за хвостом поезда.
А однажды он виражил вокруг купола Исаакиевского собора.
Однако, прежде чем выполнить задуманное, молодой лётчик всегда старался в своём деле всё «осмыслить», не жалея на это ни сил, ни времени. И не было такого события, спора, дружеского поединка — в воздухе или на земле, — где бы не первенствовал среди товарищей. Это был большой выдумщик и затейник.
Об одном таком необыкновенном случае рассказал мне ближайший друг и сподвижник Чкалова лётчик Георгий Байдуков.
В то утро Валерий решил пойти на аэродром пешком: по пути ему необходимо было проверить некоторые расчеты.
Он любил Ленинград за стройность, чистоту и ту освежающую прохладу утра, которую щедро приносят ветры Финского залива. Чкалов шагал не спеша, с задумчивым лицом. Он был похож на школьника, который в день экзамена, выйдя рано из дому, вдруг запамятовал самую главную формулу и теперь, завидев школу, нарочно делает зигзаги в пути, чтобы выиграть время и успеть восстановить в памяти забытый урок.
На Троицком мосту он остановился у перил, любуясь красивой, затянутой в гранит Невой, затем перегнулся через перила и, крепко держась за поручни, стал разглядывает переплёт фермы. Он старался запомнить форму нижнего обвода и расстояние от воды до ажурного пояса моста. Возле него остановился постовой милиционер. Ознакомившись с шириной пролёта, Чкалов повернулся к милиционеру и спросил:
— Думаешь браток под мостом можно на самолёте.
Милиционер от неожиданности растерялся и покраснел:
— Не знаю, товарищ командир… Пароходы большие проходят…
— Вот и хорошо. Значит, разрешаешь? — Чкалов громко рассмеялся и тут же прыгнул на ходу в проходящий мимо трамвай. «Желаю скорой смены!» — помахал он рукой удивлённому постовому.
На аэродром от трамвайной остановки он шагал быстро, часто поглядывая на небо: серая пелена приподнявшегося тумана уже во многих местах стала отливать синевой — вот-вот сквозь разорванные клочья брызнет солнце. Открытое поле, поросшее травой, с утра было приветливо и чисто. Из ангаров только что начали выводить крошечные одноместные истребители. В сторонке курили товарищи по эскадрилье.
— Чкалов! Мы вот здесь спорим: как лучше сделать «бочку»? Что для этого надо?
— Смотря где. Вверху нужен запас скорости, а внизу — запас дубовых клёпок. Остальное зависит от уменья.
Лётчики засмеялись.
Он поздоровался со всеми за руку. Было заметно, как товарищи уважали Чкалова: одни предлагали папиросы, другие потеснились на скамейке, давая ему место. Чувствовалось, что это завоевано не словами, а делами, храбростью и мастерством, большими знаниями и опытом.
Механик встретил его, взяв под козырек.
— Как мотор?
— В порядке, товарищ командир!
Чкалов любил свой самолёт и ревностно следил за его состоянием. Он надел парашют, забрался в кабину, пристегнулся ремнями, затянул потуже шлем.
— К запуску! — крикнул он механику.
— Есть к запуску! — ответил механик, подбегая к винту. Он провернул его несколько раз.
— Контакт!
— Есть контакт!
Мотор заработал на малых оборотах. Приборы показывали нормально. Чкалов дал на несколько секунд полный газ и, вновь сбавив обороты, взмахнул рукой, чтоб убрали из-под колёс тормозные колодки.
Сдвинув на глаза очки, Валерий Павлович поглядел влево, вправо и начал разбег. И лишь только самолёт оторвался от земли и набрал скорость, Чкалов лихо сделал «двойную бочку», будто расписался в воздухе, и, как ни в чём не бывало, продолжал набирать высоту.
Командир отряда сердито погрозил в небо кулаком.
Весь аэродром, как и всегда, следил за полётом Чкалова, ожидая чего-нибудь необыкновенного.
Клочья тумана на мгновенье закрыли от пилота землю, крылья истребителя, словно вспотев от напряжения, слезились тонкими, быстро стекающими струйками.
Чкалов прижал машину ниже: теперь облака не мешают видеть огромный Ленинград, над которым мчался самолёт. Город-великан спокойно дышал заводскими трубами. Развернувшись вдоль Невы и следуя её изгибам, Чкалов полетел, любуясь красивой рекой, пристанями и всем разнообразием большого города, жизнь которого можно увидеть особенно хорошо сверху.
Но вдруг его взгляд остановился на узкой ленте, пересекающей Неву. «Тот самый мост…» — улыбнулся, вспомнив милиционера. Он ввёл самолёт в вираж и, точно на карусели, начал кружиться на одном месте. От густого движения подвод, машин, трамваев и пешеходов сверху казалось, что мост, как лента конвейера, непрерывно движется со всем своим разнообразным грузом.
Валерий снизился до пятидесяти метров, пугая лошадей гулким рёвом мотора. Люди вскидывали головы вверх, с тревогой наблюдая за низко кружившимся самолётом.
Бросив виражить, Чкалов начал летать вдоль моста — туда и обратно, опускаясь к самой воде. Он внимательно разглядывал пролёты ферм.
«А что если попробовать сейчас, не откладывая? — вдруг обожгла его дерзкая мысль. — Пройду! Если точно нацелиться, обязательно пройду!»
Он ещё раз снизился и ещё раз прикинул: было немного страшновато. Но чем больше летал он вдоль моста, тем сильнее разгоралось желание выполнить задуманное. Напряжённо работали нервы, глаза, мысль. «Только угадать нырнуть точно посередине — иначе врежусь или в воду, или в ферму».
Но вот истребитель свечой взмыл в небо, поднимаясь уже вдоль реки. Пешеходы останавливались на мосту, строя самые разнообразные предположения по поводу странного поведения лётчика.
А лётчик уже находился в том состоянии напряжения, когда опасность кажется фантазией, а страх — пустым словом, когда непостижимое превращается в действительность. Ещё час назад Чкалов и сам не мог бы сказать, что он пролетит под мостом, а сейчас ему было ясно до мелочей, как он это сделает.
Он ещё раз внимательно посмотрел на землю, в то место, где через реку, описав в воздухе несколько дуг, перекинулся мост. Рядом с ним другое подобное изображение чуть ниже на воде — это тень моста, утонувшая в реке. Самолёт опускается ниже и ниже, вот его колёса прошли над трубой буксира, закричавшего перепуганно своим резким и пискливым гудком. Но пилот не слышит гудка, он всё ниже прижимает машину к воде. В глазах рябит волнистая поверхность реки. «Ещё чуть ниже. Так, хорошо». Самолёт несётся над самой водой. Мост надвигается с огромной скоростью. Молниеносный взгляд на ферму. «Довернуть чуть влево». Точное и быстрое движение ноги. «Всё осмысли, всё рассчитай!»
Узкая щель между фермой и водой налетела на самолёт.
Послышался взрыв многократного эха от рёва мотора, тьма на мгновение ошарашила глаза, и, вынырнув из-под хвоста пилот вновь видит игривую поверхность вечно подвижной реки. «Боже, как болят уши! Кажется, лопнут барабанные перепонки». Лётчика охватила вялость, похожая на сон. Самолёт медленно и неуверенно набирал высоту.
Чкалов оглянулся по сторонам — город кружился домами, улицами, зеленеющими садами. «Скорее бы аэродром. Как долго я лечу», — думал он, ощупывая левой рукой уши.
С трудом посадив машину на землю, Чкалов необычно тихо подрулили в ангару, где ждал его механик. Он вылез на крыло усталый и разбитый, будто возвратился из дальнего перелёта.
— Пролетел всё-таки, браток…
— Куда пролетел? — спросил механик, недоумевая почему командир говорит «всё-таки».
— Под мостом пролетел!
Механик стоял на месте, удивлённо раскрыв рот. Потом сообразив, заметил:
— То-то вы так побледнели…
Лёг на траву и закрыл глаза. Он был счастлив, что одолел страх, что выполнил задуманное.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.