Глава 3

Глава 3

Наконец они были в пути, и Шеклтон ощутил долгожданное облегчение. Мучительные годы подготовки закончились… Вымаливание денег, лицемерие, обман — все осталось в прошлом. И тот простой факт, что они плыли, уносил его прочь от мира, полного проблем, разочарований и пустоты. За эти короткие несколько часов жизнь перестала быть сложным испытанием с тысячей мелких, незначительных проблем. Она превратилась в чистейшую простоту, где осталась единственная задача — достичь цели.

Той ночью Шеклтон так описывал в дневнике свои чувства: «…теперь начинается настоящая работа… это будет хороший бой».

Но некоторые из тех, кто находился в носовом кубрике, наоборот, чувствовали не облегчение, а возрастающее напряжение. В составе экипажа было двадцать семь человек, включая Шеклтона. На самом деле на борту находилось двадцать восемь. Матрос Бэйквелл, присоединившийся к экипажу «Эндьюранс» в Буэнос-Айресе, договорился с Уолтером Хоу и Томасом Маклеодом — и те тайно пустили на борт его друга Пирса Блэкборо. И теперь, пока «Эндьюранс» неспешно вздымалась и опускалась на волнах открытого моря, Блэкборо, согнувшись в три погибели, прятался за штормовками в шкафчике Бэйквелла. К счастью, на палубе хватало работы, и большинство матросов из носового кубрика были заняты, поэтому Бэйквелл мог иногда заглядывать к Блэкборо, принося ему еду и воду.

Следующим утром трое заговорщиков решили, что настало время признаться, поскольку корабль уже слишком далеко отошел от земли, чтобы возвращаться. Поэтому Блэкборо, уже начинавший страдать от судорог, переместился в шкафчик кочегара Эрнеста Холнесса, который вскоре должен был вернуться с дежурства. Холнесс пришел и, открыв свой шкафчик и увидев две ноги, торчащие из-под его штормовок, в ужасе помчался обратно на квартердек[16]. Там он нашел дежурившего в тот момент Уайлда и рассказал ему о своей находке. Уайлд тут отправился в кубрик и вытащил Блэкборо из шкафчика. Все это случилось до прихода Шеклтона.

Мало кого на свете можно назвать более зловещим, чем Эрнест Шеклтон, когда тот впадал в ярость. И вот теперь, огромный и широкоплечий, нависая над побелевшим от страха беднягой Блэкборо, он безжалостно бранил молодого валлийского безбилетника. Блэкборо пришел в ужас. Бэйквелл, Хоу и Маклеод только беспомощно наблюдали — они не ожидали такого приступа гнева от Шеклтона. Но вдруг, на пике своей тирады, Шеклтон резко остановился, склонился над Блэкборо и рявкнул: «И наконец, если у нас закончится еда и нужно будет кого-то съесть, то ты будешь первым. Все понял?»

Круглое мальчишеское лицо Блэкборо медленно расплылось в улыбке, и он кивнул. Шеклтон повернулся к Уорсли и велел ему отправить Блэкборо в помощь Грину на кухне.

«Эндьюранс» прибыла на китобойную базу Грютвикен в Южной Георгии 5 ноября 1914 года. Там экипаж ждали печальные новости. Ледовая обстановка в море Уэдделла никогда не была спокойной, но сейчас ни один норвежский шкипер, работающий в этом районе, не мог вспомнить ничего более ужасного. Некоторые говорили, что преодолеть эти льды невозможно, а кто-то даже пытался отговорить Шеклтона от попыток до конца сезона. Шеклтон принял решение остаться в Южной Георгии на какое-то время в надежде, что ситуация улучшится.

Китобои особенно интересовались этой экспедицией. Опираясь на свой личный опыт и знание здешних морей, они прекрасно понимали, с какими проблемами столкнется Шеклтон. Кроме того, прибытие «Эндьюранс» стало настоящим событием в Южной Георгии; обычно в этом самом южном уголке цивилизации ничего особенного не происходило. На борту корабля устроили несколько вечеринок. Китобои ответили тем же, но уже на суше.

Большая часть команды любила проводить время в гостях у Фритьофа Якобсена — управляющего китобойной станцией Грютвикен. А Шеклтон даже преодолел пятнадцать миль до Стромнесса, чтобы погостить у Антона Андерсена, руководившего местным заводом в период межсезонья.

Пока Шеклтон находился в Стромнессе, директор завода Торальф Сорль вернулся из отпуска, проведенного в Норвегии. Это был человек тридцати восьми лет, мощного телосложения, с темными волосами и красивыми усами с франтовато закрученными кончиками. За долгие годы морских путешествий Сорль стал, наверное, лучшим гарпунщиком норвежского флота. К тому же он обладал глубокими знаниями в полярной навигации. В течение следующего месяца, опираясь на опыт Сорля и других местных капитанов, Шеклтону удалось воспроизвести общую картину перемещения льдов моря Уэдделла. Вот что он смог выяснить: море Уэдделла, своими очертаниями напоминающее круг, с трех сторон окружено землей: Арктическим континентом, Антарктическим полуостровом и Южными Сандвичевыми островами. Из-за такого расположения защищенная с трех сторон землей большая часть льда, формировавшегося в море Уэдделла, оставалась там же и не выходила в океан, где он должен был растаять. Из-за того что ветры в этом месте по антарктическим стандартам были довольно слабыми и не могли вынести лед в океан, новый лед формировался здесь на протяжении всего года, даже летом. Наконец, преобладающие потоки ветра сбивали льдины в огромный полукруг, сильно прижимая их к заливу Антарктического полуострова с западной части моря.

Однако пунктом назначения команды «Эндьюранс» был залив Вахсела, то есть почти противоположный берег. Поэтому оставалась надежда, что преобладающими ветрами и течением лед унесет именно от этой части побережья, и, если повезет, они успеют проскочить позади самых ужасных льдов этого подветренного берега.

Шеклтон решил пойти в обход зловещих ледяных масс — по северо-восточному периметру моря Уэдделла. Он рассчитывал, что судно подплывет к заливу Вахсела в то время, когда возле него уже не будет льда.

Момент отплытия всё оттягивали и в результате прождали до 4 декабря, надеясь, что корабль с припасами для китобойной станции привезет им последнюю почту из дома. Но он так и не появился к назначенному сроку. Поэтому ровно в восемь сорок пять утра 5 декабря 1914 года «Эндьюранс» подняла якорь и медленно продолжила свой путь, уходя из Камберлендского залива. Когда она прошла точку Барффа, прозвучала команда «Поднять паруса!». Косой, главный и передние паруса были подняты, затем прямо под освежающим северо-западным ветром закрепили верхние паруса. Сырая, невероятная смесь дождя и снега затянула весь горизонт над свинцовым морем. Шеклтон приказал Уорсли держать курс восточнее, к Сандвичевым островам. Между тем через два часа после того, как судно отчалило, прибыл корабль с припасами и почтой на борту.

«Эндьюранс» обошла вокруг побережья Южной Георгии. Со стороны корабль представлял собой ужасающее зрелище. Шестьдесят девять задиристых хаски расположились в передней части судна, на середине палубы было набросано несколько тонн угля, а наверху, у такелажа, лежала тонна китового мяса для собак, из которого постоянно сочилась кровь, забрызгивавшая палубу и сводившая собак с ума от постоянного предчувствия, что вот-вот рядом упадет кусочек мяса.

Первой землей на пути экспедиции был остров Сондерс, входящий в группу Южных Сандвичевых островов; 8 декабря в шесть часов вечера «Эндьюранс» прошла между ним и вулканом Кандлмас. Здесь она впервые столкнулась с врагом.

Это оказался небольшой кусок льда, занесенный сюда слабым течением, и корабль без трудностей обогнул его. Но два часа спустя он столкнулся с огромной глыбой пакового льда, толщина которого составляла несколько футов, а длина — добрых полмили. За ним была чистая вода, но все понимали: идти вперед на эту огромную льдину очень опасно.

Больше двенадцати часов они обходили ее, пока наконец к девяти часам следующего утра не нашли безопасный проход и не двинулись вперед на очень маленькой скорости. Несколько раз «Эндьюранс» ударялась носом о плавучие льды, но эти столкновения не нанесли ей никакого ущерба.

Как и большинство членов экипажа, Уорсли никогда раньше не видел полярных льдов и был поражен их великолепием. Особенно его восхитило, как поднимаются и опускаются эти гигантские глыбы.

Они миновали несколько очень больших айсбергов. Некоторые из них были размером с квадратную милю. Перед экипажем открывался восхитительный вид: неспешно приближаясь к айсбергам, льдины ударялись и вздымались высоко в небо. Это напоминало волны прибоя, с грохотом ударяющиеся и разбивающиеся о скалы. От этих ударов во многих айсбергах образовались ледяные пещеры. Каждая новая волна, разбивавшая лед, издавала глубокий грохочущий звук, заполняя собой эти голубоватые пещеры. Море омывало величаво колыхавшиеся глыбы, издавая ритмичные рокочущие хриплые звуки, накрывая волнами отвесные возвышения айсберга.

Два дня они плыли на восток, обходя границы паковых льдов, пока наконец в полночь 11 декабря не повернули на юг к заливу Вахсела.

«Эндьюранс» продолжала путь сквозь льды на протяжении почти двух следующих недель, но ее движение не было равномерным. Часто она едва продвигалась вперед, а иногда и вовсе останавливалась, чтобы переждать, пока льды не станут менее плотными.

В открытом море корабль развивал скорость десять-одиннадцать узлов без помощи парусов и спокойно проплывал двести миль в день. Но к полуночи 24 декабря его среднесуточная скорость составляла менее тридцати миль.

Перед отъездом из Южной Георгии Шеклтон рассчитал, что они смогут достичь берега уже к концу декабря. Но все складывалось иначе: корабль еще даже не пересек Южный полярный круг, хотя календарное лето там уже началось. Теперь на протяжении двадцати четырех часов в сутки светило солнце. Лишь ненадолго около полуночи оно исчезало, оставляя все вокруг погруженным в продолжительный великолепный сумрак. Часто в это время члены экипажа наблюдали такое феноменальное явление, как «ледяной дождь», вызванный тем, что капли дождя, замерзая прямо в воздухе, опускались на землю уже в виде льдинок. Все это делало пейзаж сказочным: миллионы изящных тонких кристалликов, похожих на маленькие иголочки, с волшебным блеском опускались на землю, пронизывая сумеречный воздух.

И хотя лед вокруг казался бескрайним, он был наполнен жизнью. Сайдяные, горбатые и огромные белые киты, порой достигавшие нескольких сотен футов в длину, выныривали на поверхность моря и резвились в открытой воде между льдинами. Встречались и косатки, которые высовывали свои страшные заостренные носы на обледеневшую поверхность, высматривая в воде добычу. Над ними летали гигантские альбатросы, несколько видов буревестников, глупышей и крачек. На самом льду вальяжно возлежали крабоядные тюлени и тюлени Уэдделла.

Кроме того, здесь часто встречались пингвины. Строгие, заносчивые императорские пингвины высокомерно наблюдали за проплывающим мимо кораблем. А вот в маленьких пингвинах Адели не было ничего высокомерного. Они были настолько дружелюбными, что, завидев корабль, плюхались на животики и катились, как на санях, быстро перебирая лапками. При этом они издавали хриплые звуки, похожие на «кларк! кларк!» — особенно четко различимые, когда у штурвала стоял худой и молчаливый шотландский биолог по имени Роберт Кларк.

Несмотря на медленный прогресс, Рождество отмечали с большой радостью. Офицерскую кают-компанию украсили флагами, к праздничному ужину подали суп, сельдь, тушеную зайчатину, сливовый пудинг и конфеты со стаутом[17] и ромом. После этого все дружно пели хором, а Хасси играл на однострунной скрипке, которую смастерил сам. Тем же вечером, незадолго перед сном, Гринстрит записал свои впечатления о прошедшем дне. Вступление заканчивалось словами: «Вот и миновало очередное Рождество. Интересно, как и в каких условиях мы проведем следующее. Температура — тридцать градусов».

Он наверняка ужаснулся бы, получив ответ на свой вопрос.

Новый 1915 год принес изменения в характере льдов. Иногда корабль со всех сторон оказывался зажат старыми плотными бугристыми льдинами. Но все чаще и чаще на его пути встречались лишь тонкие молодые льдинки, которые он легко преодолевал, практически не останавливаясь.

Девятого января в половине двенадцатого утра они проходили мимо настолько красивого айсберга, что даже решили дать ему имя — айсберг Защиты. Он возвышался над морской гладью на сто пятьдесят футов, что было в два раза выше главной мачты «Эндьюранс». Решившись вплотную подплыть к айсбергу, участники экспедиции сквозь толщу воды цвета индиго смогли разглядеть, что он уходит вниз еще как минимум на сорок футов ниже киля судна, становясь все более синим и исчезая в глубине. Уорсли даже предположил, что под водой он может достигать целой тысячи футов. А сразу за айсбергом почти до горизонта простирался темный, рокочущий, свободный ото льда океан.

Уорсли произнес: «Наверное, мы чувствуем такую же радость, как Бальбоа, когда пробрался сквозь леса возле Дарьенского [Панамского] перешейка и увидел Тихий океан».

Слегка изменив курс к юго-востоку, корабль на полной скорости на всех парусах беззаботно проплыл 100 миль по открытой воде, сопровождаемый игривыми китами. В пять часов вечера 10 января люди увидели землю, которую Шеклтон назвал берегом Кэйрда в честь главного спонсора экспедиции. К полуночи они уже плыли на запад всего в пятистах футах от тысячефутовых ледяных утесов, единогласно названных «барьером».

«Эндьюранс» находилась примерно в четырехстах милях к северо-востоку от залива Вахсела, и Шеклтон продолжал держать курс в этом направлении. Пять дней они двигались вдоль барьера с завидной легкостью, и к 15 января уже были в двухстах милях от залива Вахсела.

Шестнадцатого января около восьми часов утра со смотровой площадки на мачте матросы заметили большую глыбу льда, лежавшую на пути корабля. Приблизившись к ней примерно в половине девятого, все увидели, что ей мешали двигаться огромные айсберги, застрявшие на мелководье. Убрав паруса, корабль пошел вдоль глыбы на одном пару в поисках подходящего прохода, но не смог найти его. Ближе к полудню подул резкий холодный ветер с востоко-юго-востока, а к середине дня стало понятно, что надвигается буря. В восемь вечера, когда уже было ясно, что все попытки двигаться дальше ни к чему не приведут, судно укрылось от ветра у подножия большого айсберга.

Наступило 17 января, но буря только усилилась. Несмотря на то что небо было чистым и синим, ветер поднимал снизу в воздух плотные клубы снега, застилавшие все вокруг. «Эндьюранс» маневрировала вперед и назад, прячась от стихии за айсбергом.

Буря начала успокаиваться 18 января около шести утра. Экипажу наконец удалось поднять главный парус, и люди продолжили медленно двигаться на юг. Основную часть пакового льда унесло на юго-запад, а оставшийся угодил в ловушку у айсбергов. Они проплыли около десяти миль, пока в три часа дня снова не столкнулись с огромным массивом паковых льдов, тянувшимся на северо-запад от барьера так далеко, насколько было видно, уходя за горизонт. Но прямо по курсу виднелась темная полоска так называемого водяного неба, свидетельствовавшая о том, что где-то поблизости есть чистая вода. Было решено плыть сквозь лед, и в пять часов вечера «Эндьюранс» продолжила путь.

Практически сразу все поняли, что перед ними совершенно другой лед, не такой, какой встречался раньше. Толстые, но очень мягкие плавучие льдины состояли в основном из снега. Они плавали среди мягкой шуги[18], состоявшей из мелких льдин и крупных комьев снега. Вся эта масса, словно пудинг, колыхалась со всех сторон вокруг корабля.

В семь часов вечера Гринстрит повел «Эндьюранс» между двумя огромными льдинами к открытой воде. На половине пути судно увязло в плотном скоплении ледяных обломков, а большая плавучая льдина оказалась позади него, перекрыв проход. Даже притом, что моторы работали в полную силу, потребовалось два часа, чтобы выбраться из ловушки и продвинуться вперед. То, что сначала показалось обычным делом, позже было сформулировано в дневнике Уорсли так: «Из-за этого нам пришлось какое-то время дрейфовать с мыслями о том, откроется ли вообще проход и когда усилится северо-восточный ветер».

Двадцать четвертого января, спустя шесть холодных пасмурных дней, буря утихла. К этому времени «Эндьюранс» со всех сторон плотно окружили большие льдины. Они находились повсюду, куда простирался взгляд.

Уорсли написал в своем дневнике: «Нам нужно набраться терпения, пока не придет буря с южной стороны или пока льды не расступятся перед нами по собственному желанию.

Но буря с юга так и не пришла, а лед не захотел расходиться. В полночь 24 января примерно в пятидесяти ярдах перед судном во льдах появилась трещина шириной около пятнадцати футов. К утру она расширилась почти до четверти мили. На полном ходу, на всех парусах “Эндьюранс” попыталась пройти к ней. Три часа она налегала всей своей мощью на лед, но не продвинулась ни на йоту.

Корабль был окружен. Как выразился баталер Орд-Лис, “застыли, как миндаль в плитке шоколада”».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.