Они властно зовут нас

Они властно зовут нас

Воспоминания властно зовут каждого ветерана Великой Отечественной войны в те места, где ему довелось воевать. Хочется найти следы тех окопов, в которых мок промозглой осенью и мерз в зимнюю стужу; хочется найти остатки той землянки, в которой сушил у печурки портянки; хочется узнать то приметное дерево, под которым стояла походная кухня; хочется разыскать то болото, из которого тебя, тяжело раненного, вытащили санитары; хочется постоять с обнаженной головой у братской могилы, в которой покоятся твои однополчане; хочется повидаться с фронтовыми друзьями, оставшимися в живых… Хочется посмотреть на те селения, которые освобождала твоя часть…

Воспоминания властно зовут каждого из нас: ты должен, ты должен, ты должен! Тебе не будет успокоения, пока ты не побываешь там. И мы, ветераны, повинуясь этому зову, едем туда, где когда-то участвовали в сражениях, где решались судьбы Родины. Едем, не считаясь с возрастными недугами, едем, невзирая на дела, едем за сотни и тысячи километров.

Война, особенно в наиболее тяжелых ее проявлениях, — скажем, в таких, как затяжные, кровопролитные бои, — настолько несовместима с нормальным, привычным человеческим бытием, что на фронте мне порой казалось, будто нахожусь в мире ирреальном, фантасмагорическом, в мире не нашего трехмерного пространства, а в зловещем царстве человеконенавистника Кащея.

И вот, шагая ныне по тем местам, где меня когда-то мотала, трепала война, я испытываю чувство радостного изумления. По этой лощине, где можно было пробираться только ползком, и то с большим риском для жизни, иду сейчас без всякого опасения, во весь рост. Вот эту реку мы форсировали с таким трудом, потеряли на переправе стольких замечательных ребят… А сейчас по ней мчатся моторки и «ракеты», полно народу на пляжах, на берегах сидят удильщики…

И еще. До войны меня слишком поглощали учеба, затем работа, быт, бесконечная повседневная суета. Я поддерживал связь с немногими, наиболее близкими спутниками жизни — родными, земляками, одноклассниками по семилетке, с однокурсниками по педучилищу и университету. А в послевоенные годы, хотя работы и хлопот прибавилось, возникла острая потребность узнавать о судьбе бывших знакомых по учебе и работе, одним словом, всяческих однокашников. Захотелось повидаться даже с теми из них, кто до войны очень мало интересовал меня, о ком вспоминал редко и вообще на время позабыл. Захотелось узнать, как они пережили военное лихолетье, где их носили-кружили военные смерчи, захотелось посмотреть, как они выглядят после всех испытаний.

Война для всех ее современников, а для фронтовиков в особенности, явилась рубежом необычным, чрезвычайным. Он повыше Гималайского хребта. Сразу после Победы мы стали говорить: вернулись мирные времена. Но это не совсем точно. Опять наступили мирные времена, но мы к прошлому не возвращались. Пошли вперед, дальше, перетащив прошлое через перевалы военных испытаний. Однако не всё перетащили. Одно — не взяли умышленно, за ненадобностью; другое — хотели бы взять, да не смогли. По неумолимому закону времени остались по ту сторону наше детство, отрочество и юность. Осталось за крутыми перевалами немало наших друзей и еще много-много чего, для каждого из нас по-своему дорогого.

Мир прошлого, населенный нашими друзьями, как ныне здравствующими, так и навсегда ушедшими из жизни, мир, отделенный от нас рубежом «сороковых роковых», представляется мне очень уж отличным от нынешней действительности. Это ощущение было особенно сильным в первые послевоенные годы. Встречая после Победы довоенных знакомых, я смотрел на них как на людей, таящих в себе большую загадку, как на пришельцев из мира «потустороннего» в наш реальный мир, подчиняющийся законам Ньютона и Эйнштейна. И я искал все новых и новых встреч с прошлым.

Расскажу пока лишь о тех моих встречах, которые имеют отношение к Волховиане.