Глава 3. Чикаго, ноябрь 1997 г.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3. Чикаго, ноябрь 1997 г.

 Осенью 1997 г., когда «Быки» вернулись из Парижа в Чикаго, чтобы начать борьбу за шестой по счету титул чемпионов США, в раю (если, конечно, Чикаго можно считать раем) случился переполох. Редко происходило такое, что столько талантливых людей, объединенных в единое целое, испытывали бы все как один горькое разочарование. Сможет ли команда удержаться на прежнем уровне? Этот вопрос во время серии матчей «плей-офф» 1997 г. волновал, кажется, всех. И немудрено: отношения между менеджерами — с одной стороны — и игроками вместе с их тренером — с другой — обострялись с каждым годом.

 Через некоторое время после того, как «Буллз» в пятый раз стали чемпионами США, выяснилось, что Джерри Рейнсдорф вряд ли возобновит контракт с Филом Джексоном. В частности, из-за невиданного роста тренерских окладов. Даже тренеры студенческих команд, которых никто близко к НБА не допускал, грезили о 4 миллионах долларов в год. Джексон действительно запросил немалую сумму. У него только что истек годовой контракт, по которому он получил 2,7 миллиона долларов, а он считался самым высокооплачиваемым баскетбольным тренером США (тем более что он, в отличие от многих своих коллег, не совмещал функции тренера с обязанностями менеджера). В принципе это был очень неплохой оклад, особенно если учесть, что еще десять лет назад Джексон считался в НБА чуть ли не изгоем. В лиге было немало талантливых тренеров, с радостью согласившихся бы всего лишь за 1-2 миллиона работать с командой, где играли Джордан и Пиппен (возможно лишь Родман не всем был по душе). Почему же тогда менеджеры «Буллз» не шли на разрыв с упрямцем Джексоном — всего лишь тренером то есть фигурой, которую легко можно было бы заменить? Да потому что у Джексона был на руках очень сильный козырь: Майкл

 Джордан клятвенно пообещал, что играть он будет только под руководством Джексона. В противном случае он в команду, да и вообще в баскетбол, не вернется. Возможно, это был своего рода шантаж, но, так или иначе, общественное мнение склонилось в пользу Джексона. Спортивная общественность и пресса заявили руководству «Чикаго Буллз»: «Верните тренера, чтобы сохранить команду, а сохранит ли она свой титул или упустит — это уже ее проблемы».

 Тогда, в конце 1990-х гг., коммерциализация спорта достигла небывалых масштабов и миру невольно открылась неприглядная изнанка захватывающих зрелищ. Победы той или иной команды, растиражированные телевидением, неизбежно сопровождались справедливыми (и несправедливыми), скрытыми (и явными) финансовыми торгами между спортсменами и владельцами клубов. И то, что происходило в Чикаго, можно назвать классическим противостоянием экономических интересов. Но возникает вопрос: как реально оценить в долларах талант спортсмена? И другой вопрос: можно ли подходить к фантастическому миру спорта с грубыми мерками традиционного рынка? Вот и получилась схватка. Один из самых ловких и жестких воротил спортивного мира, непревзойденный мастер коммерческих сделок вступил в «борьбу» с тренером и игроками лучшей в мире команды, чьи успехи в чемпионатах поражали, а один из баскетболистов вообще был самым популярным спортсменом в США. Идеализированный миллионами поклонников, мир спорта столкнулся с холодным миром бизнеса.

 В профессиональном спорте, к тому же столь высокого уровня, всегда возникают конфликты, связанные с гонорарами, контрактами и т.д. Но в чикагском клубе трения превысили норму. Тому были особые причины, и в частности склад характера владельцев и руководителей «Буллз». Один из совладельцев клуба, он же и его менеджер, Джерри Рейнсдорф сколотил миллионы на операциях с недвижимостью, а это такая область, где деловые переговоры весьма жесткие, где побеждает тот, кто занимает более твердую позицию, а его противник, будь он семи пядей во лбу, из-за своей неуверенности проигрывает. Причем именно в жесткости борьбы находят удовольствие партнеры по этим деловым играм. Баскетбол — игра совсем другая. Здесь побеждают лучшие спортсмены и лучшие тренеры. Но когда они садятся за стол переговоров с владельцами клуба, они чувствуют себя не в своей тарелке. Разговор идет на повышенных тонах. Человек, сидящий по другую сторону стола, сразу же становится твоим врагом, и в этой игре все карты у тех, у кого есть капитал. В данном случае ситуацию не спасло и то, что первые раунды переговоров Рейнсдорф возложил на Джерри Краузе, человека более обходительного, способного идти на компромиссы. Все равно — когда Рейнсдорф и его эмиссар приступили к решающей фазе переговоров, общая атмосфера стала гнетущей.

 Рейнсдорф считался непревзойденным мастером деловых переговоров. А вот понимал ли он на самом деле или нет, что успехи «Буллз», их постоянные победы в чемпионатах и огромная популярность среди болельщиков непроизвольно изменили суть переговоров, что речь уже шла не о чьих-то личных интересах, а о престиже национального спорта — этот вопрос остался за кадром.

 Рейнсдорф, человек очень умный и жесткий, делец, добившийся немалых успехов, не питал наивных иллюзий по поводу моральной стороны своего бизнеса. За последние 20 лет его состояние росло ошеломляющими темпами — и в немалой степени. За счет успехов «Буллз». Взаимосвязь была проста: чем лучше играл Майкл Джордан, тем богаче и влиятельней становился Джерри Рейнсдорф.

 В молодости Джерри трудился в Чикаго юристом на налоговом поприще. Поначалу он работал на службу внутренних доходов, затем, подобно многим своим коллегам, усовершенствовал свои познания в налоговом законодательстве и стал там же, в Чикаго, авторитетным консультантом по его проблемам, втолковывая специалистам разного профиля, как лучше создавать корпорации и регистрировать их. Позлее Рейнсдорф признался, что в те годы усвоил такое правило: «Если ты пытаешься стать тем, кого все любят и уважают, ты останешься у разбитого корыта». Со временем он создал собственную компанию — «Балкор», занимавшуюся сделками с недвижимостью, а в конце 80-х гг. эта сфера бизнеса переживала настоящий бум. Из «Балкора» он извлек неплохую выгоду, продав его в 1982 г. «Америкэн Экспресс» за 53 миллиона долларов. При этом он согласился остаться на пять лет главным администратором своей бывшей фирмы. В 1987 г. он оставил этот пост. Законы о недвижимости менялись тогда в стране каждый день, и вскоре в «Балкоре» запахло жареным. «Америкэн Экспресс» пришлось списать 200-миллионные убытки сомнительной фирмы, после чего в могущественной корпорации, наверное, не осталось человека, который вспомнил бы Рейнсдорфа добрым словом. Но того это не слишком волновало. Он, как говорят американцы, сделал себя сам, всегда надеялся только на себя и наживал состояние без посторонней помощи. Несмотря на то что его финансы после краха «Балкора» оскудели, Рейнсдорф прибрал к рукам два чикагских клуба — «Буллз» и бейсбольный «Уайт Сокс» («Белые Носки»), причем ему удалось это сделать в довольно враждебной атмосфере: в Чикаго его не любили. Но что с того — многим уважаемым людям с безупречной репутацией и богатой родословной ничего не оставалось, как отойти в сторону и отпускать в адрес Джерри язвительные замечания. Впрочем, и у него была слабость: слишком уж привык он выигрывать, лезть напролом, безошибочно угадывать слабинку оппонентов. Начав с малого, он взял старт слишком резво, поскольку, как думали многие, считал себя умнее и жестче всех. Или, по крайней мере, умнее более жестких и жестче более умных.

 Что касается двух спортклубов Рейнсдорфа, то здесь у него было по меньшей мере одно преимущество перед другими спортивными магнатами: он держал строгую дистанцию между собой и игроками — никакой фамильярности! Впрочем, с Майклом Джорданом он с годами сблизился. Их деловые переговоры и случайные встречи на светских раутах были вполне дружественными. Чувствовалось к тому же, что собеседники действительно уважают друг друга. Джордан, надо сказать, всегда почитал чьи-либо успехи в бизнесе и, судя по всему, восхищался Джерри как человеком, сумевшим самостоятельно достичь таких успехов в этом нелегком деле. Однако Рейнсдорф не испытывал особого желания стать закадычным дружком Майкла. Поэтому никого не удивило, что он так и не приехал в Париж погреться в лучах славы «Буллз». Он вообще не любил саморекламы.

 Рейнсдорф всегда понимал простую истину: чем больше популярности заработает он на дружбе с игроками, тем сильнее будут козыри у них и их агентов за столом переговоров. В отличие от него, многие сегодняшние владельцы клубов, стремившиеся в юности стать лучшими атлетами средней школы или колледжа, а потом ставшие страстными и преданными спортивными болельщиками, сейчас гордятся дружбой со звездами и любят при случае привести после матча в раздевалку приятелей и познакомить их с выдающимися игроками. При этом даже очень состоятельные воротилы спорта не афишируют свой бизнес — честолюбие, тщеславие для них важнее демонстрации своего богатства.

 Но Рейнсдорф, бизнесмен до мозга костей, был не таков. Хотя он и имел привычку рассказывать о своем детстве, прошедшем в Бруклине, о юношеском увлечении бейсболом в 50-х гг. (посетителям своего кабинета он даже демонстрировал сиденье, которое утащил когда-то на память со стадиона «Эббет Филд»), он тем не менее всегда рассматривал спорт в свете теории Дарвина о естественном отборе. Все вещи он воспринимал с какой-то безразличностью.

 Когда 18 годами ранее Рейнсдорф купил бейсбольный клуб, он, по собственному признанию, находился в возрасте где-то посередине между игроками и их отцами. Теперь же, на рубеже веков, он стал старше отцов игроков нового поколения, а посему желание выходить в свет в компании юнцов у него окончательно отпало. Присутствуя порой на заседаниях различных комитетов и комиссий, где шел разговор с владельцами перспективных баскетбольных и бейсбольных клубов, Рейнсдорф удивлялся их сетованиям на то, что в городе их не слишком уважают. Его логика такова: не надо «светиться». А вообще говоря, пристальное внимание к жизни и деятельности спортивных магнатов — нежелательное вторжение в частную жизнь.

 Людям, для которых деловые встречи не являлись смыслом жизни, Рейнсдорф, восседавший за столом переговоров, казался отчаянным задирой и неотесанным грубияном. Правда, с Джорданом он держался по-другому, понимая, что Майкл — статья особая и что именно этот игрок сделал его богатым и всесильным. Он сознавал также, что публичные пререкания с иконой американского спорта чреваты неприятностями. Ведь стычки с Джорданом — на спортивной ли площадке или вне ее пределов — никому еще не шли во благо. Но переговоры с Майклом, хотя шли они порой трудно, можно считать счастливым исключением. Мало у кого из атлетов были на руках столь сильные козыри, как у Джордана. Своей жесткой тактики Рейнсдорф придерживался как в баскетбольных делах, так и в бейсбольных. Многие бейсболисты, участники забастовки в 1995 г., буквально возненавидели его за его непримиримую позицию. Непримиримую и в то же время лицемерную. Как считают игроки, Рейнсдорф поначалу привлек на свою сторону владельцев небогатых клубов, убедив их в том, что необходимо урезать гонорары спортсменам, а когда забастовка закончилась, предал своих коллег, подписав с одной бейсбольной звездой контракт на фантастическую сумму.

 Рейнсдорф даже судился с НБА — речь шла о правах на трансляцию некоторых матчей с участием «Буллз». Вообще же все предпочитали с ним не связываться. Как говорил Тодд Масбергер (агент Фила Джексона по связям со спортивно-развлекательными телевизионными каналами и его постоянный помощник на деловых переговорах), Джерри Рейнсдорф — живое воплощение темных сторон американского капитализма. Возможно, это и так: Рейнсдорф всегда предпочитал иметь дело с теми, чьи позиции слабее его, и тогда уже мог спокойно диктовать свои условия.

 Выяснилось, однако, что сильные стороны Рейнсдорфа, дававшие ему преимущества в скрытом от посторонних глаз мире крупной недвижимости, не слишком пригодились ему в более открытой сфере — в деловых отношениях с широко известными, талантливыми молодыми спортсменами. Здесь надо было вести более тонкую игру. Все игроки чувствовали свою уязвимость в одном и том же: они постоянно опасались серьезных травм и, следовательно, близкого конца своей спортивной карьеры. Рейнсдорф, всегда стремившийся сыграть на слабых струнах противника, учитывал это и жестоко эксплуатировал спортсменов. Поэтому игроки стремились заполучить долгосрочные контракты, хотя порой цепочка постоянно возобновляемых краткосрочных контрактов могла бы принести им больший доход. Так или иначе, за столом переговоров стороны всегда находились в неравном положении. Карьера бизнесменов — долгая, и в запасе у них — солидный капитал. У игроков же карьера короткая и денег за душой — особенно на первых порах — немного. Рейнсдорф это прекрасно понимал. Понимал он и то, что агентам игроков тоже нужны долгосрочные контракты, гарантирующие им постоянный приток своих процентов. - Уже в начале карьеры Джордана Рейнсдорф раскусил Майкла, угадан его слабое место на переговорах: Джордан слишком дорожил своим корпоративным имиджем и своей репутацией в глазах компаний, чьи товары он рекламировал. Знал Рейнсдорф и уязвимое место Скотти Пиппена. Нет, не его бедное детство (как полагали многие), а проблемы с отцом, который еще в сравнительно молодом возрасте перенес тяжелый инсульт и на всю жизнь остался прикованным к инвалидной коляске. Естественно, Пиппену нужен был долгосрочный контракт, гарантировавший ему стабильный доход.

 Искусно выигрывая на снижении цен долгосрочных контрактов, Рейнсдорф одерживал одну победу за другой. Но победы эти были временными, а в итоге они обернулись для него серьезными проблемами. Рейнсдорф имел дело с необычайно одаренными игроками, людьми артистического темперамента, которые рано заканчивали свою профессиональную карьеру, после чего почти всегда оставались без цента в кармане. Разумеется, общественное мнение складывалось в их пользу, а не в пользу хозяев чикагских клубов.

 С годами, в результате бесконечных склок вокруг контрактов, имидж менеджмента «Буллз» стал отталкивающим. Рейнсдорфа, впрочем, это не беспокоило: он, как всегда, считал свой иммунитет к общественному мнению достаточно прочным. Он по-прежнему гордился своей репутацией жесткого бизнесмена, заработанной в начале его карьеры, но в новой его ипостаси эта непробиваемость стала ему мешать. Осложнял проблему и его первый заместитель Джерри Краузе, который при всех его профессиональных достоинствах обладал удивительной способностью унижать и оскорблять всех, с кем имел дело.

 Со временем многие агенты пришли к убеждению в том, что вести дела с руководством чикагского клуба значительно труднее, чем с владельцами и менеджерами других баскетбольных команд. Деловые переговоры с хозяевами «Буллз» велись подолгу и по сложной схеме.

 Агент обычно начинал переговоры с Краузе, который, назначая заведомо низкую цену контракта, сразу же заявлял, что не добавит ни цента. Потом он в конце концов шел на уступки, но процесс этот был очень долгим и нудным. Краузе вел себя вызывающе, оскорбительно отзываясь о спортсменах и принижая их достоинства. На заключительном этапе, когда и Краузе, и агент игрока полностью выдыхались, в схватку ввязывался Рейнсдорф, и дела быстро улаживались. Рейнсдорф, разумеется, покидал поле битвы без единого шрама на душе.

 Единственным, для кого процедура упрощалась, был Дэвид Фальк — агент Майкла Джордана. Он имел дело непосредственно с Рейнсдорфом. «Я не хочу, чтобы вся эта тягомотина трепала мне нервы, — говорил Фальк своему чикагскому приятелю, — и не собираюсь тратить время на бессмысленную болтовню с этим болваном. Он ведь просто заслоняет хозяина, принимает на себя первые удары».

 Не умаляя заслуг Фалька, замечу все же, что его положение было привилегированным. Как-никак он представлял интересы самого Майкла Джордана. Поэтому он и мог говорить напрямую с Рейнсдорфом.

 Давление владельцев «Буллз» на спортсменов было не единственной причиной неурядиц в клубе. Другой фактор — немыслимые скачки гонораров, выплачиваемых игрокам. Какое-то время тому назад устаревшее драконовское трудовое законодательство, предоставлявшее всю полноту власти, все права владельцам клубов, в одночасье рухнуло. Произошли быстрые экономические перемены: командовать парадом стали игроки и их агенты. Однако стабильности это не принесло. В НБА одна «финансовая эпоха» сменяет другую через каждые 4-5 лет, и в каждой «эпохе» царят свои экономические законы. Вот и получается, что гонорар, о котором великолепный игрок одной «эпохи» мог только мечтать, малоопытному игроку следующей «эпохи» (а миновало всего-то два-три года) кажется смешной суммой. А у бедолаги-ветерана еще не истек долгосрочный контракт, и по новым ставкам никто ему не заплатит.

 У агентов из-за таких скачков — своя головная боль. Им не доставляют радости постоянные жалобы игроков типа «Вот тот-то из такого-то клуба по сравнению со мной вообще играть не умеет, а контракт подписал — будь здоров!». Мир спорта стал так изменчив, что на протяжении карьеры игрока сменяются 2-3 «финансовые эпохи», да и контракт в одну «эпоху» не укладывается — чаще в две. Так, например, когда Майкл Джордан начал играть в НБА, с ним заключили контракт на семь лет на общую сумму в 6,3 миллиона долларов. Майкл занимал тогда третье место среди самых высокооплачиваемых новичков НБА и получал намного больше почти всех баскетболистов США — за исключением нескольких прославленных ветеранов. А в конце 90-х гг. те же 6,3 миллиона он уже зарабатывал примерно за пятую часть сезона.

 Вообще контракты Джордана хорошо иллюстрируют изменчивость цен на баскетбольном рынке, тем более что речь идет о контрактах, заключенных на самых выгодных условиях. Первый контракт Майкла, заключенный еще до прихода в клуб Рейнсдорфа, был по тем временам немыслимым для новичка и ставил не обстрелянного еще игрока выше многих многоопытных звезд. Но прошло всего три года, и внушительные гонорары Джордана стали просто смешными. Почему? Причин тому несколько.

 Во-первых, за эти годы полностью раскрылся уникальный талант Майкла.

 Во-вторых, именно из-за Джордана народ валом повалил как на домашние, так и на выездные матчи с участием «Буллз» (о телезрителях и говорить нечего).

 В-третьих, за три года резко возросли гонорары всех игроков НБА.

 Тот, первый, контракт, строго говоря, был заключен на 5 лет, но у Джордана был выбор продлить его еще на 2 года и получить за свои шестой сезон в НБА 1,1 миллиона долларов, а за седьмой — 1,3 миллиона. Во время четвертого его сезона Рейнсдорф и Фальк согласились обсудить кое-какие изменения в этом контракте. Так сошлись за столом два самых крутых «переговорщика» НБА. Если многие агенты считали, что ни с кем из руководителей клубов у них не возникало столько сложностей, сколько с Рейнсдорфом, то находились владельцы и менеджеры, считавшие, что вести переговоры с Фальком — вообще сплошной кошмар. Нередко случалось, что менеджеры, занимавшиеся набором новичков, отказывались взять в клубы талантливых парней только потому, что их интересы представлял все тот же Фальк. «Когда имеешь дело с Дэвидом, — заметил как-то Рейнсдорф, — голова сразу же начинает разламываться от боли». Но, как ни странно, эти две акулы спортивного бизнеса сравнительно неплохо ладили друг с другом. Каждый из них, прекрасно зная сильные стороны другого и то, о каких внушительных суммах идет речь, предпочитал не лезть напролом, не давить на партнера, а вести тонкую игру и при случае блефовать. Кое-кто в НБА вообще считал, что если эту парочку поменять местами (Фальку выступить в роли совладельца клуба, а Рейнсдорфу — в роли агента), то обычный ход ее переговоров ничуть не нарушится.

 Фальк был убежден, что идея пересмотра контракта принадлежала именно ему. Скорее всего, это так. Рейнсдорф сразу же спросил, что произойдет, если он не согласится на изменения в контракте, будет ли Джордан по-прежнему выступать за команду и будет ли выкладываться в каждой игре. Присутствовавший при разговоре Майкл ответил утвердительно: раз уж я подписал тот контракт, то обязан выполнять все его условия, а выкладываюсь я всегда — юридический документ здесь ни при чем.

 Облегченно вздохнув, стороны приступили к конкретной работе. Дискуссии велись в основном между Рейнсдорфом и Фальком, хотя на всех их встречах присутствовал и Джерри Краузе. К неудовольствию, кстати, Фалька, убежденного, что тот недооценивает Джордана. Считая Майкла очень хорошим игроком, Краузе, насколько знал Фальк, никогда не называл его одним из двух или трех лучших баскетболистов НБА. Выходило, таким образом, что он — намеренно или невольно — умалял роль Джордана в фантастических финансовых успехах клуба.

 Долгие утомительные переговоры длились почти год — партнеры садились за стол четырнадцать раз. Наконец новый контракт был отшлифован и согласован по всем пунктам. Заключался он на 8 лет — с 1988 по 1996 г. Общая его сумма составила около 24 миллионов долларов. Иными словами, ежегодно Джордан должен был получать около 3 миллионов долларов. Такой стремительный рост гонораров Майкла (от 1 миллиона в год — до 3 миллионов) не мог не радовать Фалька. Он подумывал и над таким вариантом: если рассматривать новый документ просто как увеличение срока действия старого, то можно найти юридическую лазейку, и Майкл будет в итоге получать почти 5 миллионов в год — сумму по тем временам невероятную. Ни один игрок НБА столько тогда не получал.

 Рейнсдорф впоследствии рассказывал своим друзьям, что, подписывая новый контракт с Джорданом, он волновался и сомневался, не переплатил ли он и не чересчур ли велик срок сделки. А вдруг Майкл, уже пропустивший из-за сломанной стопы почти весь свой второй сезон, получит на сей раз травму посерьезней и его карьере придет конец? А как отреагируют на эту «сделку века» владельцы других клубов?

 Он вспомнил, как однажды говорил Джордану, что, будь он, Рейнсдорф, на месте игрока, он, подписывая долгосрочный контракт, сначала бы хорошенько подумал. Но, с другой стороны, Джордан явно хотел заполучить именно долгосрочный контракт и дал Рейнсдорфу слово, что никогда не потребует пересмотреть его. И, кстати, он свое слово сдержал. Однако 8 лет — немалый отрезок времени, особенно в изменчивом мире спорта, и, когда в конце сезона 1996 г. срок контракта истек, оказалось, что по расценкам того года и по уровню игры Майкла ему платили сущую ерунду. «Сделка века» обернулась вполне обычным контрактом. Рейнсдорф сам это признал. Однажды они обедали вместе с Джорданом (это было в начале неудачной бейсбольной карьеры Майкла), и Рейнсдорф сказал ему: «Вынужден сознаться, что я тебя слегка облапошил». И добавил, что в качестве искупления своей вины полностью выплатит ему годовой гонорар, хотя Майкл в это время играл не в баскетбол, а в бейсбол. Вечером того же дня Джордан позвонил Дэвиду Фальку и сказал ему: «Я только что разбогател на 4 миллиона долларов». Рейнсдорф действительно понимал, что он в долгу перед Джорданом. Когда в марте 1995 г. бейсбольная авантюра Майкла завершилась, Фальк, позвонив Рейнсдорфу, сообщил ему, что блудный сын хочет вернуться в родной клуб, и спросил также, заплатят ли Майклу задним числом за весь сезон, который уже близился к концу. Рейнсдорф, не колеблясь, ответил утвердительно.

 В конце сезона 1996 г. Рейнсдорф вынужден был возобновить деловые переговоры с Джорданом. Наступила «эпоха», совершенно не похожая на те времена, когда Майкл подписывал свои прежние контракты. В спортивном бизнесе произошли глубокие изменения. Серьезно обновился характер трудовых соглашений. Появились независимые агентства, обслуживающие игроков-ветеранов. Хотя в командах был установлен верхний предел суммы контрактов, его иногда нарушали. Многие, наверное, помнят «дело Ларри Бёрда», в результате которого клубу, чьи цвета защищал этот выдающийся баскетболист, разрешили в виде исключения превысить положенный предел суммы контракта, чтобы сохранить в своем составе «фирменную» звезду. В начале 90-х гг. было заключено соглашение с Ассоциацией игроков, осложнявшее спортсменам попытки перезаключить уже подписанный контракт. Тем не менее случай с Ларри Бёрдом породил цепную реакцию: суммы контрактов звезд вышли из-под контроля и стремительно взлетели вверх. Цифры, казавшиеся в свое время астрономическими, в один миг стали вполне заурядными.

 Летом 1997 г. в НБА пришел Кевин Гарнетт, талантливый 19-летний игрок. Он и в колледже никогда не учился, но гонору у него было хоть отбавляй. Клуб «Миннесота Тимбервулвз» («Волки Миннесоты») предложил ему 7-летний контракт на общую сумму около 103 миллионов долларов. Кевин отклонил это предложение и в итоге не прогадал: позже он подписал — с тем же клубом — контракт, тоже семилетний, но на сумму уже 126 миллионов долларов.

 Стоил ли Кевин таких денег или нет — это ему еще предстояло доказать в ответственнейших матчах звездной суперлиги. Но и он, и его агент заранее понимали, что на кону — легитимность такой крупной сделки, которая могла бы плохо кончиться для вечно невезучего миннесотского клуба. Если бы Гарнетт — возможно, самый талантливый игрок в короткой истории этой молодой команды — расстался с ней через два-три года, это сразу бы подорвало доверие к руководству клуба. Естественно, сократилась бы продажа сезонных билетов на матчи с участием «Волков», а льготные права на приобретение новичков перешли бы к какому-нибудь другому клубу, чьи владельцы заранее потирали бы руки в предвкушении «момента истины». Генеральным менеджером «Волков», подписавшим контракт с Гарнеттом, был Кевин Мак-Хейл, сын миннесотского горняка. В конце 70-х гг. он играл за университет этого штата и думал, что, окончив его, станет со временем баскетбольным тренером, получающим 15 тысяч долларов в год. Сумма скромная, но Мак-Хейл за деньгами не гнался. Однако сложилось по-другому. Он оказался отличным игроком, выступал даже в НБА. Во время «призыва новобранцев» в 1980 г. он подписал свой первый контракт (трехлетний) с бостонским клубом на общую сумму 600 тысяч долларов. Теперь же, в «финансовую эпоху», наступившую через не так уж много лет после его прихода в НБА, Мак-Хейл, готовя контракт с Гарнеттом, чувствовал себя глубоко несчастным. Чисто по-человечески этот парень ему нравился. Не нравилось ему другое — дикий рост сумм контрактов и то, что он сам участник этого процесса. В душе Мак-Хейл такую тенденцию более чем не одобрял. Одно время, не вынеся мук совести, он подумывал оставить свой пост в «Миннесоте» и стать телекомментатором NBC. Этот вариант он вполне серьезно обсуждал с Диком Эберсолом, человеком, не последним в этой корпорации. Но в итоге он остался в Миннеаполисе.

 Доходы Гарнетта (примерно 18 миллионов долларов в год) стали своего рода ориентиром для будущих сделок и даже вошли в поговорку. Менеджеры, обсуждая в своем кругу предстоящие переговоры со звездами и их агентами, перебрасывались фразами типа «Боюсь, этот парень не потянет на деньги Гарнетта». То, что столь высокую планку установили в одном из слабейших клубов НБА, неудивительно: команде надо было выбираться из полосы неудач. Примеры заразительны, и не только дурные. Картина изменилась во всей НБА. Теперь и лучшие игроки ведущих клубов просили своих агентов начинать переговоры с отметки 18 миллионов долларов в год.

 Контракт Гарнетта отразился, разумеется, и на ситуации в «Быках». В свое время клуб заключал с игроками рекордные для современного спорта контракты. Например, в сезоне 1996 г., когда «Буллз» в четвертый раз стали чемпионами, Джордану платили около 4 миллионов в год. Пиппену — поменьше, около 3 миллионов, но его контракт был продолжительней. Родман, начавший играть за клуб в сезоне 1995/96 г., получал около 2,5 миллиона. Тони Кукоч — около 4 миллионов. Тренер Фил Джексон, у которого тогда истекал срок трехлетнего контракта, зарабатывал в год 800 тысяч долларов.

 Приведенные только что суммы (немалые, кстати) можно назвать последней в американском баскетболе платежной ведомостью старого образца.

 Сроки большинства контрактов истекали в «Быках» летом 1996 г. Это означало, что в сезоне 1996/97 г. суммы, проставленные в новых сделках, будут значительно выше. Особенно это касалось Джордана, чьи доходы тогда складывались не столько из контракта с клубом, сколько из поступлений от корпораций «Найк», «Макдоналдс» и «Гэторейд», чью продукцию он рекламировал. Поэтому переговоры о контракте Майкла сулили некоторые сложности.

 Как-то раз Рейнсдорф, Джордан, Фальк и Кертис Полк, партнер Фалька, обедали вместе в ресторане чикагского отеля «Риц-Карлтон». У Джордана была шутливая привычка заказывать за счет своего агента дорогие изысканные вина — иногда по 500 долларов за бутылку. Как вспоминал Рейнсдорф, тот вечер тоже не стал исключением. О делах за обедом не говорили — все затаились в ожидании: слишком большая сумма стояла на кону. Каждый из сотрапезников осторожничал, понимая, что слово — не воробей. Назовешь какую-либо цифру, и может случиться, что потом ее не переправишь. Или такой нежелательный вариант: не понравится что-либо Майклу, и он в поисках более выгодного контракта махнет в другой город.

 Вечер в целом получился приятным. Трудные дни были еще впереди, а сейчас всем хотелось расслабиться и создать подобие дружеской вечеринки. Собеседники вспоминали, как играл Майкл в тех или иных сезонах, какие выгодные контракты он подписывал и как легко было с ним договариваться. В общем, это был вечер, устроенный Рейнсдорфом в честь Майкла — единственного, наверное, игрока клуба, которого Джерри так близко подпускал к себе и так подробно посвящал в свои дела.

 Когда началась подготовка к переговорам, каждая сторона еще раз взвесила свои позиции. У Джордана было преимущество над Рейнсдорфом. Майкл заранее знал, что его контракт станет самым дорогостоящим в истории спорта. Знал он также, что именно он принес богатство Рейнсдорфу и его партнерам, что именно благодаря его фантастической игре оценочная стоимость клуба возросла с 12 до 250 миллионов долларов. Короче говоря, все козыри были у Джордана. В крайнем случае, он мог бы переехать из Чикаго в Нью-Йорк, столицу мировой прессы, город, где он всегда любил играть. Кстати, корпоративные спонсоры Майкла тоже не возражали бы против Нью-Йорка. Вполне возможно, Джордан стал бы приводить к чемпионскому званию уже не чикагцев, а ньюйоркцев. В этом городе было немало талантливых баскетболистов, которые с радостью согласились бы играть рядом с Майклом, а также его нью-йоркскими коллегами и друзьями Патриком Юингом и Чарльзом Оукли.

 Даже слухи о возможном переезде Джордана в ненавидимый многими чикагцами город снобов на Восточном побережье США грозили разрушить и так подмоченную репутацию Рейнсдорфа и Краузе. Сократилась бы, конечно, продажа билетов на матчи с участием «Буллз» и бейсбольного клуба «Уайт Сокс». Но сам Джордан всерьез о переезде не задумывался — он был достаточно благоразумен. Как-никак «Чикаго Буллз» — его родной клуб, и он понимал, как важно для имиджа игрока экстра-класса выступать всю жизнь за одну и ту же команду. Майкл всегда восхищался игроками, сохранявшими верность своим клубам. Именно такими спортсменами-однолюбами были великие баскетболисты Ларри Бёрд и Мэджик Джонсон. Джонсон приводил свою команду — «Лейкерс» — к чемпионскому званию 5 раз. Бёрд свою — «Селтикс» — 3 раза. Майкл знал: чем больше чемпионских титулов завоюют его «Буллз», тем выше взлетит его всемирная слава, тем дольше проживет в людской памяти его имя.

 Через несколько недель после того обеда компания собралась вновь. Джордан предложил простое решение: пусть Рейнсдорф выкладывает карты на стол и называет свой вариант, а он уж ответит «да» или «нет». Фальк добавил, что, если предложение Рейнсдорфа будет приемлемым, они тотчас же приступят к конкретной работе над контрактом. Если же условия, выдвинутые генеральным менеджером, окажутся неадекватными, они с Джорданом обратятся в другой клуб. Если в том клубе продолжат более выгодный контракт, в Чикаго они уже не вернутся, даже если Рейнсдорф, передумав, пойдет на уступки.

 Сегодня все агенты прибегают к подобной тактике, оставляя владельцам клуба лишь один хороший шанс, а игрок, которого не устраивает предложенный контракт, тут же прерывает переговоры (если, конечно, он действительно суперзвезда, идущая нарасхват). Рейнсдорф, разумеется, сознавал, что выбора у него не больше, чем у человека, находящегося под дулом пистолета, но вместе с тем он был уверен, что вряд ли кто-нибудь предложит Джордану более крупную сумму, чем может — если поднапрячься — выплатить он.

 Для начала Рейнсдорф заговорил о двухгодичном контракте на общую сумму 45 миллионов долларов (20 — за первый год и 25 — за второй). Фальк и Джордан запросили 55 миллионов. Рейнсдорф ответил, что такая сумма рискованная: а вдруг Майкл получит серьезную травму? Сумма контракта действительно его пугала: по тем временам это была платежная ведомость всей команды, причем не средненькой, а вполне достойной. В конце концов стороны сошлись на годичном контракте стоимостью в 30 миллионов долларов. Один год вполне устраивал Рейнсдорфа: он еще не решил, как долго сможет он — даже если «Буллз» опять станет чемпионом — выплачивать игрокам такие суммы. Впоследствии оказалось, что Рейнсдорф совершил промах. Надо было соглашаться на 55 миллионов, на которых настаивал Фальк, поскольку случилось так, что за эти два года пришлось выплатить Джордану уже 63 миллиона.

 Когда в 1997 г. «Буллз» в борьбе за свой пятый чемпионский титул одолели в финальной серии «Юту», Джордан во время праздничной церемонии по поводу победы чикагцев обратился по национальному телевидению к руководству клуба с просьбой сохранить состав команды, дать ей возможность и в дальнейшем защищать в честной спортивной борьбе звание чемпиона США.

 Это публичное выступление Майкла точно передало настроения, царившие тогда в стане «Буллз». Многие игроки опасались, что владельцы клуба намерены перекроить состав команды.

 По рассказам очевидцев, Рейнсдорф был взбешен публичным выступлением Майкла, посчитав его откровенным шантажом. В какой-то степени это соответствовало истине. Рейнсдорф полагал, что, выступая с подобным заявлением на столь торжественной церемонии на глазах многомиллионной аудитории, самый популярный в мире спортсмен подготовил таким образом платформу для нового раунда переговоров. Генеральный менеджер «Буллз» воспринял поступок Джордана как удар ниже пояса. Майкл призвал к себе на помощь общественное мнение, которое является нешуточной силой. И все же главной целью Джордана была не забота о своих личных интересах, он хотел, чтобы в Чикаго — этом честолюбивом городе — продолжала длиться золотая эра национального баскетбола.

 Для нанесения удара Джордан выбрал подходящий момент. И тренеры и игроки чувствовали тогда, что владельцы клуба не заинтересованы в дальнейшем его прогрессе. Во время финальной серии 1997 г. Рейнсдорф пригласил Фила Джексона на ланч. Дело происходило в Парк-Сити (штат Юта), где остановилась команда. За ланчем он сообщил тренеру, что на предстоящих переговорах с игроками у руководства клуба возникнут трудности и что он охотно заплатит Джексону приличную сумму — 1 или 2 миллиона долларов, но с одним условием: тот навсегда расстается с «Буллз». Ему это, дескать, лучше: потратив время на раздумья, Джексон не упустит шанс найти тренерскую вакансию получше. Уйти из клуба он должен молча, без эксцессов. Это был первый сигнал того, что владельцы клуба временно зарыли в землю боевые топоры, чтобы скопить силы к жарким схваткам предстоящего межсезонья.

 В течение нескольких месяцев после финальной победы «Буллз» над «Ютой» в воздухе витали вопросы, сохранит ли команда своих ведущих игроков и займет ли снова свой пост Фил Джексон. Материалы к предстоящим переговорам тренера клуба с его владельцами заполонили местную прессу, потеснив проблемы школьного образования и муниципальных бюджетов. Джексон был не просто тренером, но и ключевой фигурой: ведь Джордан, узнав о намерении Краузе пригласить в клуб другого наставника, решительно заявил, что тренироваться и играть будет только под руководством Джексона.

 Перед самым окончанием сезона 1997 г. Майкл в беседе с журналистами сказал в шутку, что, если бы он был владельцем клуба, он заплатил бы самому себе 50 миллионов долларов в год (то есть увеличил бы сумму своего контракта на 20 миллионов), Джексону — тоже 50, а Пиппену — 75 миллионов (тот получал всего три миллиона, о чем пойдет речь ниже). «Да, забыл Родмана, — спохватился Майкл. — Деннис получает сейчас 25 миллионов. Возможно, он стоит большего, но, к сожалению, мой воображаемый бюджет не резиновый».

 Выигрыш пятого по счету чемпионата НБА не сгладил трения в чикагском клубе. Заметно ухудшились отношения между Джексоном и Краузе (отношения между Джексоном и Рейнсдорфом никогда не были безоблачными). Джексон заметно нервничал, часто менял точки зрения, занял нейтральную позицию в разладе Пиппена и Краузе. В общем, в клубе царил разброд.

 Если бы Джордан твердо решил остаться в клубе (а общественное мнение, сложившееся в Чикаго и других городах, требовало от него именно этого), он выставил бы ультиматум — сохранить команду в неприкосновенности. Для этого ему понадобились бы дополнительные аргументы. В частности, оставить Скотти Пиппена, с которым он великолепно взаимодействовал на площадке. Они понимали друг друга с закрытыми глазами. Именно Пиппен помог Джордану стать Джорданом.

 В то время срок контракта Пиппена, в отличие от контрактов Джордана, Джексона и Родмана, еще не истек. Сумма, проставленная в нем, была, конечно, смехотворно мала — контракт заключался в другую «финансовую эпоху», но специалисты знали истинную цену этого баскетболиста. По окончании сезона 1997 г. Скотти, возможно, был самым дорогостоящим игроком НБА, что его, кстати, огорчало.

 Чикагский клуб мог бы весьма выгодно его продать, заполучив взамен нескольких очень хороших игроков, но, если бы такое произошло, Джордан и Джексон сразу же упаковали бы свои чемоданы. Команда в таком случае развалилась бы, и все обвинения посыпались бы на головы Рейнсдорфа и Краузе. С другой стороны, если бы хозяева клуба решили подождать еще год, Джексон и Джордан за это время тоже могли бы уехать в другие города — уже по собственной инициативе. Да и Пиппен, не делавший секрета из своих разногласий с руководством клуба, мог бы обратиться в независимые агентства. В таком случае владельцы «Буллз» остались бы с носом.

 Поэтому ситуация с Пиппеном была сложной. Руководство клуба стояло перед выбором: либо оставить все как есть и попытаться завоевать - к радости болельщиков — 6-й чемпионский титул (вариант, безусловно, лучший), либо пойти на драконовские меры — продать Пиппена в другой клуб, лишившись заодно Джексона и Джордана. При втором варианте команда развалилась бы посередине сезона.

 Неприязнь Пиппена к Краузе и всему руководству клуба была ощутима. По уровню мастерства Пиппен был одним из лучших баскетболистов лиги, но, получая всего 3 миллиона в год, занимал в списке самых высокооплачиваемых игроков лишь 22-е место. Частично в этом был виноват сам Пиппен, и он это прекрасно понимал. Чрезмерно осторожничая, он предпочел долгосрочный контракт. Он заключал его в то время, когда баскетболисты, доказавшие свою возросшую ценность, могли перезаключать контракты, договариваясь о новых расценках. Но затем правила изменились, и пересмотры контрактов по инициативе игроков перестали практиковаться. Так Скотти и оказался в ловушке. В принципе выход можно было найти. Существовало негласное правило: владельцы клуба, заметив возросшее мастерство талантливой звезды, тонко намекали игроку, что его может ждать награда — солидная прибавка в гонораре. Однако руководство «Буллз» подобных намеков не делало. Скорее наоборот. Рейнсдорф и Краузе всячески занижали роль Пиппена в успехах клуба. Между тем «Буллз» никогда не удавалось выигрывать чемпионаты как без Джордана, так — в равной степени — и без Пиппена.

 Как бы то ни было, но хозяева «Буллз» дали понять Скотти, что они в нем не слишком заинтересованы, что более того, он миновал пик своей физической формы. Если же говорить о повышении его гонорара, то, как считал агент Скотти, оно могло ожидать Пиппена лишь в другом клубе. Годом раньше его чуть было не продали в команду из города Сиэтла, а в июне 1997 г. стало окончательно ясно, что от него хотят избавиться. Поползли слухи (в который уже раз!) о том, что Краузе собирается создать новую команду, уже без Джордана, а Рейнсдорф, опасавшийся негативной реакции общественности, вел себя осторожно, прячась за кулисами неприглядного действа.

 Весной 1997 г., в день, когда клубы НБА могут дозаявить новых игроков в свой состав, Пиппена опять чуть было не продали. На сей раз его хотели отправить в Бостон. Эта сделка планировалась как довольно сложная. Судя по всему, в ней фигурировал выдающийся центровой игрок Люк Лонгли. В проекте участвовал и денверский клуб, собиравшийся уступить «Буллз» свое право первого выбора новичка. Речь шла о Кейте ван Хорне, заполучить которого жаждали многие менеджеры, в том числе и Краузе. Но в итоге он достался клубу из Нью-Джерси, так что сделка, задуманная чикагцами, сорвалась.

 Позднее Рейнсдорф говорил, что именно он не захотел продавать Пиппена, так как предпочел биться за шестое чемпионское звание. Такое решение он принимал со смешанным чувством. По его словам, он видел слишком много команд, блестящих и азартных сегодня и вдруг постаревших, увядших завтра. В таких случаях нечего поддаваться сантиментам — жизнь есть жизнь. Как вспоминал Рейнсдорф, он еще спросил Краузе, насколько оправдают их надежды молодые новобранцы клуба и скажут ли они решающее слово в предстоящих чемпионатах. Краузе на этот счет не был слишком уверен. В итоге Рейнсдорф решил оставить все как есть: пусть команда, в том же наигранном составе, бьется за шестой чемпионский титул.

 Что же касается Пиппена, то Рейнсдорфу до его настроения дела не было. Бизнес есть бизнес. Игроков всегда перепродавали, даже великих. Только Джордан избежал этой участи, но на то он и Джордан, баскетбольный «Малыш Рут» (автор сравнивает Майкла со знаменитым в 20-х гг. бейсболистом-рекордсменом. — Прим. пер.). А Скотти Пиппен, при всех его достоинствах, на лавры Джордана претендовать все же не мог. Увы, мир спортивного бизнеса жестокий и холодный. Другое дело — Рейнсдорфу не стоило так откровенно и бестактно раскрывать свои карты одному из агентов Пиппена — Кайлу Роуту. В итоге Пиппена все же не продали — к радости не только Джордана и Джексона, но и бесчисленных болельщиков. Сложись по-другому, команда развалилась бы. И тогда, как заметил один из консультантов клуба по пиару, реакция общественности свела бы все новые сделки Рейнсдорфа к нулю. Конечно, право продать Пиппена за руководством «Буллз» осталось, но предложений ему не поступало. Тем временем начался трудный и болезненный процесс окончательного формирования команды.

 То памятное заявление Джордана, сделанное им по телевидению, укрепило позицию Джексона. Как правило, с тренерами, даже преуспевающими, в НБА особо не церемонились. Когда дела в клубах шли плохо, наставников команд тут же увольняли. Если же брезжили надежды на лучшие времена, не представляло труда взять в клуб самого именитого тренера. Однако верность Джордана своему учителю в корне изменила ситуацию. «Фил — счастливчик, — не без зависти говорил один из бывших тренеров «Буллз», — ему повезло с доверенными лицами. Мало того что его агент Тодд Масбергер — большой дока и честный парень. Так у него есть еще один агент, хоть и не официальный, но величайший в истории спорта — сам Майкл Джордан. С такой парочкой никому не справиться».

 В последние годы переговоры с руководством чикагского клуба вел от имени тренера Тодд Масбергер, брат Брента Масбергера, телекомментатора компании Эй-ви-си. Переговоры эти были напряженными. Одна из причин — резко возросшие гонорары тренеров. Владельцам лидирующих клубов трудно было смириться с положением, когда даже тренеры команд, замыкающих турнирную таблицу, подписывали немыслимые контракты. Но им ничего не оставалось делать — прилив нельзя было остановить. Игроки тоже купались в деньгах, и у них исчезал стимул к спортивной борьбе. Соответственно возрос спрос на тренеров, которые действительно могли бы разжечь в своих питомцах спортивный азарт. Таковыми наставниками были, среди прочих, волшебник из Детройта Чак Дейли, Пэт Райли, многое сотворивший в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке, а также тренеры-вундеркинды некоторых студенческих команд. На баснословные гонорары Кевина Гарнетта они еще не тянули, но получали уже столько, сколько совсем недавно зарабатывал Майкл Джордан.