ПОСЛЕДНИЙ ПОДВИГ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПОСЛЕДНИЙ ПОДВИГ

«Меня пошлют туда, когда дела ваши станут совсем плохи… 

…Меня посылают весьма срочно, и кто знает, что готовит судьба».

С. О. Макарон

В конце XIX века в борьбу за господство на Тихом океане вступил новый империалистический хищник — Япония.

Свою «деятельность» на мировой арене Япония начала с захватов в Китае.

В результате войны 1894 — 1895 гг., проводившейся при поддержке Англии и Соединенных Штатов Америки, Япония захватила китайский остров Тайвань, Ляодунский полуостров и Пескадорский архипелаг и навязала Китаю грабительский Симоносекский мирный договор, потребовав уплаты огромной контрибуции и закрепив свои позиции в Корее.

Тогда русское правительство, обеспокоенное столь серьезным усилением Японии в Китае, организовало вмешательство трех европейских держав в пользу Китая. В апреле 1895 года послы России, Франции и Германии вручили японскому правительству ноты, содержавшие «совет» отказаться от Ляодунского полуострова. В результате Япония вынуждена была пойти на пересмотр Симоносекского мирного договора и возвратить Китаю Ляодунский полуостров, который благодаря своему выгодному стратегическому положению занимал в планах японских империалистов едва ли не главное место как плацдарм для захвата Манчжурии и русских дальневосточных земель.

Неудача с Ляодунским полуостровом еще более ожесточила империалистическую клику Японии против царской России, которая, вытеснив Японию, сама получила права на Ляодунский полуостров с портом Артур, построила вблизи Артура новый город и порт Дальний, оборудовала порт Артур как крепость и базу для своего Тихоокеанского флота и провела через всю Манчжурию к Дальнему и Порт-Артуру железную дорогу. Путь к дальнейшим захватам японских империалистов в Китае и на Дальнем Востоке был прегражден Россией. Назревала русско-японская война.

К этой войне Япония стала усиленно готовиться тотчас же после окончания войны с Китаем. Замышляя напасть на Россию, Япония рассчитывала на поддержку других империалистических держав, враждебно относившихся к усилению царской России на Дальнем Востоке, и прежде всего на поддержку Англии и Соединенных Штатов Америки.

В 1900 году в Китае вспыхнуло народное восстание против чужеземного империалистического ига и собственных китайских феодалов, получившее название «боксерского». Стремление подавить это восстание, грозившее выбросить из Китая всех захватчиков, объединило крупнейшие империалистические державы.

Под предлогом «наведения порядка», традиционным для всех интервентов, империалистические державы начали настоящую войну против китайских народных повстанцев.

Особенно усердствовала в этой антинародной войне Япония, отстаивавшая не только свои империалистические интересы, но и, по негласной договоренности, интересы Англии и США.

Вскоре после зверского подавления «боксерского» восстания Япония заключила договор с Англией, направленный против России, заручилась обещанием помощи со стороны США и стала готовиться к нападению на Россию.

На английских верфях строились заказанные Японией броненосцы163. Английские офицеры руководили обучением личного состава японского флота. Из Соединенных Штатов Америки в Японию шли вооружение и военные материалы.

Царская Россия также стремилась к войне, хотя и менее активно, чем Япония. К этому царское правительство толкали крупная буржуазия, искавшая новых рынков, и наиболее реакционные слои русских помещиков. Кроме того, царское правительство рассчитывало, что победоносная война поможет ему задержать развитие мощного революционного движения, охватывавшего страну, предотвратить надвигавшуюся революцию и укрепить свое внутреннее положение. Но расчеты эти не оправдались: война еще более расшатала царизм.

В отличие от Японии, тщательно готовившейся к войне, в России царское правительство относилось к надвигавшейся войне легкомысленно. Русская армия была плохо вооружена и обучена. Во главе ее стояли бездарные, беспечные генералы. Основные контингенты войск и снаряжение находились за десять тысяч километров от будущего театра войны. Флот на Дальнем Востоке был слабее японского, командовал им слабовольный, нерешительный адмирал Старк. Среди офицеров на Дальнем Востоке также царила беспечность. Верхушка офицерского состава проводила время в кутежах и балах. Личный состав армии и флота к войне не готовился, боеприпасами, вооружением и снаряжением армия и флот обеспечены были плохо. Дальний Восток кишел японскими шпионами.

Несмотря на грозную обстановку, сложившуюся на Дальнем Востоке, и на совершенно очевидную неподготовленность России к войне, в правительственных кругах царило мнение, что Япония не посмеет напасть на Россию. Это мнение усиленно поддерживали контр-адмирал Абаза164, возглавлявший созданный в 1903 году особый комитет по Дальнему Востоку, и авантюрист статс-секретарь Безобразов165. Им вторил дальневосточный наместник царя, побочный сын Александра II адмирал Алексеев166.

Были в России, конечно, и люди, хорошо понимавшие, что на Дальнем Востоке назревают события, в которых так же, как за пятьдесят лет до того в Севастополе, русским солдатам и матросам придется расплачиваться за отсталость царской России и гнилость царизма своею кровью. Народные массы не хотели этой войны и понимали, какие пагубные последствия она будет иметь для России.

А когда война началась, Ленин и большевики стояли за поражение царской России в этой войне, так как оно ослабило бы царизм, усилило ненависть к нему в широких народных массах и ускорило революцию.

Макаров был далек от глубокого, марксистского понимания назревавших событий, но он прекрасно разбирался в военной обстановке, складывавшейся на Дальнем Востоке, видел слабость и неподготовленность к войне русской армии и флота и с болью в душе думал о тех бессмысленных жертвах, на которые царское правительство обрекало прежде всего солдат и матросов.

Еще в 1899 году, получив назначение на пост главного командира Кронштадтского порта, Макаров в кругу друзей говорил, что ему надлежало бы в то время не исполнять административную должность в Кронштадте, а командовать Дальневосточной эскадрой в Порт-Артуре. И при этом добавлял с грустной улыбкой, что его пошлют на Восток лишь в том случае, если дела там станут совсем плохи.

Макаров неоднократно повторял, что на Востоке крепнет грозная сила — Япония — и нельзя ее недооценивать, что русская оборона там никуда не годится и при первом же испытании это станет ясным для всех. Как член комиссии по обороне крепостей, Макаров в секретной докладной записке от 22 февраля 1900 года писал морскому министру, что в определенных кругах установилось ошибочное мнение, будто неприятель должен брать Порт-Артур приступом, а не долговременной осадой. «Вследствие этого, — писал Макаров, — вся сухопутная оборона состоит из орудий небольших калибров, и нет ни одной пушки на сухопутной обороне, которая могла бы отвечать на огонь больших осадных орудий (неприятель может подвести большие осадные орудия и безнаказанно расстреливать наши укрепления)…

Заняв Корею, японцы могут двинуться к Квантунскому полуострову и сосредоточат там более сил, чем у нас. Вся война может быть ими сосредоточена на этом пункте. Это будет война за обладание портом Артур, к которому они подступят с потребною для сего силою, и мы должны быть готовы к должному отпору с сухого пути».

Эта докладная записка Макарова попала к военному министру Куропаткину, который, не вдумавшись в существо предложений Макарова, наложил такую резолюцию: «Читал. Не имея средств и сил на Западе, мы не можем особо расходоваться лишь на Порт-Артур уже в настоящее время».

Куропаткина не смутили даже следующие заключительные строки записки Макарова: «Падение Порт-Артура будет страшным ударом для нашего положения на Дальнем Востоке. Флот, лишившись своего главного опорного пункта, оставшись лишь при одном Владивостоке, будет крайне стеснен в своих операциях… Чтобы этого не случилось, Порт-Артур должен стать неприступным и снабженным провизией, порохом и углем в таком количестве, чтобы выдержать продолжительную осаду, пока не прибудет подкрепление…»167

Спустя три года, в другой секретной записке, по поводу широко задуманной судостроительной программы 1903-1923 годов, Макаров писал: «Недоразумения с Японией будут из-за Кореи или Китая… Разрыв последует со стороны Японии, а не с нашей… Успех Японии возможен лишь при условии недостаточности нашего флота, если же наш флот будет в состоянии командовать морем, то Япония будет совершенно бессильна что-нибудь сделать»168.

Глубокое понимание обстановки, сложившейся в то время на Дальнем Востоке, позволило Макарову довольно точно предвидеть развитие событий. Для него не было неожиданностью, когда, закончив с помощью Англии и США приготовления к войне и заручившись их поддержкой, Япония стала искать повода для развязывания войны с Россией.

Задача японских империалистов заключалась в том, чтобы начать войну как можно скорее, не дав подготовиться к ней России. С этой целью японское правительство решило возобновить переговоры об урегулировании спорных вопросов, служивших ширмой, скрывавшей истинные намерения Японии и помогавшей ей обмануть мировое общественное мнение.

Мирное урегулирование вопросов никак не устраивало Японию. Поэтому, когда в ходе переговоров выяснилось, что царское правительство из-за неподготовленности России к войне готово удовлетворить требования Японии, изложенные в наглой ультимативной форме, японское правительство прервало переговоры и заявило о разрыве дипломатических отношений с Россией. Это было 24 января 1904 года, а в ночь на 27 января японская эскадра без объявления войны вероломно напала на корабли русского Тихоокеанского флота, стоявшие на внешнем рейде Порт-Артура.

Узнав о разрыве дипломатических отношений с Японией, Макаров вечером 26 января 1904 года отправил морскому министру записку следующего содержания: «Если мы не поставим теперь же во внутренний бассейн флот, то мы принуждены будем сделать это после первой же ночной атаки, дорого заплатив за ошибку». Но совет Макарова запоздал. Уже в ночь на 27 января в Порт-Артуре были подорваны стоявшие на внешнем рейде русские корабли.

Своим разбойничьим нападением на русскую эскадру в Порт-Артуре японцы хотели ослабить русский флот и этим обеспечить себе беспрепятственную переброску войск на континент. Одновременно японская эскадра в составе четырнадцати кораблей (шести крейсеров и восьми миноносцев) подошла к нейтральному корейскому порту Чемульпо, на рейде которого стояли два русских корабля — крейсер 1 ранга «Варяг» и канонерская лодка «Кореец», а также боевые корабли иностранных держав, и, грубо нарушив международное право, потребовала сдачи русских кораблей. Командиры кораблей иностранных держав заявили протест против незаконных требований командующего японской эскадрой. Это был показной, чисто формальный протест, и японцы не обратили на него внимания. А командир американской канонерской лодки «Виксбург», находившейся в Чемульпо, не решился даже на этот робкий шаг, сославшись на то, что он не имеет на этот счет указаний от своего правительства.

Командир «Варяга» капитан 1 ранга В. Ф. Руднев отклонил наглое требование неприятеля, решив погибнуть в неравном бою, но не опозорить чести русского флага. Просигнализировав «Корейцу» «Следовать за мной», «Варяг» полным ходом вышел навстречу японской эскадре.

Сверкая на солнце сталью и медью, «Варяг» гордо прошел мимо иностранных судов. На них выстроились команды, раздавались крики «ура», оркестры исполняли русский гимн. На русских кораблях загремело ответное «ура». Наступила торжественная и вместе с тем томительная минута. Неравенство сил было настолько очевидно, что бой казался невозможным. У некоторых зародилась даже надежда, что его и не будет. Но вот на флагманском корабле японской эскадры подняли сигнал, требующий сдачи кораблей. В ответ на всех мачтах и на корме русских кораблей взвились национальные флаги. Вызов был принят!

Чрезвычайно ожесточенный, кровопролитный бой продолжался три часа.

«Варяг» потопил один японский миноносец и нанес серьезные повреждения крейсерам «Такашихо» и «Асама».

Но и русские корабли сильно пострадали от вражеских снарядов. Большинство орудий на «Варяге» вышло из строя, половина орудийной прислуги была перебита, паровые котлы получили повреждения, рулевое отделение было испорчено, корабль имел пять подводных пробоин. Но андреевские флаги по-прежнему гордо развевались на «Варяге» и «Корейце».

Исчерпав все средства борьбы и не ожидая ниоткуда помощи, Руднев решил уничтожить оба корабля на глазах японской эскадры и иностранных наблюдателей, с огромным интересом следивших за неравной борьбой.

На русских кораблях был поднят сигнал: «Терплю бедствие», обязывавший иностранные корабли принять на борт всех оставшихся в живых русских матросов, после чего крейсер «Варяг» был затоплен169, а канонерская лодка «Кореец» взорвана.

О масштабах и ожесточенности морского боя под Чемульпо можно судить по такому факту: только с русских кораблей, на которых было в шесть раз меньше артиллерийских орудий, чем на японских, было выпушено 1105 снарядов. Каковы были потери в личном составе у японцев, точно неизвестно. Русские потеряли убитыми 34 человека, 188 человек были ранены.

Печать всего мира отдала должное героизму русских моряков, в иллюстрированных журналах были напечатаны портреты героев «Варяга», изображались различные моменты боя. Действия же командира американской лодки «Виксбург» капитана 2 ранга Маршалла были всеми осуждены.

О морском бое в Чемульпо и гибели русских кораблей Макаров узнал в Москве, куда он прибыл, направляясь на Дальний Восток в качестве командующего Тихоокеанским флотом. Он был возмущен поведением командиров иностранных кораблей и удручен исходом боя. По мнению Макарова, объявленный Кореей нейтралитет не мог быть сколько-нибудь реальным политическим актом. Слабая, не имевшая флота Корея не могла заставить японцев уважать свои права, и иностранные корабли, находившиеся на рейде в Чемульпо, не должны были допустить разгрома русских кораблей японцами в нейтральных водах Чемульпо.

После гибели «Варяга» и «Корейца» японцы стали беспрепятственно высаживать свои войска в Корее и считали свои замыслы близкими к осуществлению. Однако результаты атаки, предпринятой японцами в ночь на 27 января, оказались гораздо меньшими, чем ожидало японское командование. Сопротивление русской эскадры не было сломлено, и когда утром 9 февраля японский флот приблизился к Порт-Артуру, огонь артиллерии русских кораблей и береговых батарей заставил его поспешно отойти.

Правда, русские не могли еще предпринимать активных наступательных действий в море, и японский адмирал Того с основными силами флота все чаще подходил к Порт-Артуру для обстрела города и русских кораблей. Одновременно японская эскадра под командованием вице-адмирала Камимуры развернула действия против Владивостокского отряда крейсеров, которые причиняли Японии серьезное беспокойство на ее морских коммуникациях. Усилия Камимуры успеха не имели. Быстроходные и высокоманевренные русские крейсера были неуязвимы. К этому же времени относится неудачная попытка японского командования закупорить вход в Порт-артурскую гавань с помощью брандеров170.

Так развивались события в первые дни войны на море. Военных удач русский флот в этот период не имел.

На Макарова возлагались большие надежды. В газетах вспоминали его былые подвиги, приводили биографические сведения, отдельные эпизоды из жизни, отмечали его решительность, отвагу и полученные им награды.

Макаров покинул столицу 5 февраля. И хотя об его отъезде ничего в газетах не сообщалось, провожать его пришла такая масса людей, что громадный перрон Николаевского вокзала не мог вместить всех желающих.

Настроение у всех было приподнятое, торжественное. У одного из вагонов экстренного поезда, отправлявшегося на Дальний Восток, теснилась группа родных и близких знакомых Макарова. В центре группы выделялась грузная, коренастая фигура адмирала с георгиевской лентой в петлице пальто. Спокойный и серьезный, он что-то наставительно говорил своей жене Капитолине Николаевне. Рядом стояли девятнадцатилетняя дочь Дина с заплаканными глазами и сын Вадим.

Дорожа каждой минутой, Макаров отправился в путь, не дождавшись даже официального приказа о назначении.

По должности ему полагался специальный поезд, но Макаров отказался от него, заявив, что каждый вагон дорог, так как нужен для отправки войск. Он занял вагон с двумя смежными купе для себя и для своей канцелярии. Несмотря на поспешный отъезд, Макаров успел отобрать для работы в своем штабе группу деятельных и энергичных морских офицеров. Вместе с ним ехали в Порт-Артур два его помощника — бывший командир «Ермака» Михаил Петрович Васильев и Константин Федорович Шульц, минный офицер, плававший вместе с Макаровым еще на «Витязе», полковник генерального штаба профессор А. П. Агапеев171, лейтенант Кедров, инспектор по механической части инженер Линдебек, корабельный инженер-судостроитель полковник Вешкурцев и морской врач доктор медицины Филиппченко. Кроме того, с Макаровым отправлялись на Дальний Восток несколько высококвалифицированных корабельных инженеров для руководства ремонтными работами на кораблях Дальневосточной эскадры и группа опытных рабочих Обуховского и Балтийского заводов. В составе шло пять вагонов материалов, необходимых для быстрейшего ремонта поврежденных в Порт-Артуре кораблей. Перед отъездом Макаров поднял в министерстве вопрос о посылке туда для пополнения Тихоокеанского флота Средиземноморской эскадры.

Макаров не разделял широко распространенного в правительственных кругах мнения, что война с Японией не представляет серьезных трудностей, что японцев можно «шапками закидать». Он отчетливо представлял себе сложность положения на Востоке и видел грубые просчеты и ошибки, уже допущенные русским командованием.

Считая, что о его следовании на Дальний Восток должно знать как можно меньше людей, Макаров в Москве почти не выходил из вагона, стоявшего на путях в ожидании отправки. Он приводил в порядок свои дела, писал много деловых и частных писем. Министерству он напоминал о необходимости принятия мер к усилению Дальневосточного флота и просил немедленно заказать и отправить в Порт-Артур 48 миноносцев и минных катеров.

Своей жене Макаров писал о деньгах. Капитолина Николаевна не любила отказывать себе в чем-нибудь. Предметом ее постоянных забот были дорогостоящие наряды. Своими привычками она не раз ставила всю семью в затруднительное положение. Поэтому во многих письмах Макарова к жене слышится настойчивая просьба быть экономной, жить по средствам. Характерно в этом отношении его письмо, написанное на пути в Харбин 19 февраля 1904 года.

Макаров писал Капитолине Николаевне: «Я телеграфировал Федору Карловичу172 о выдаче тебе 5400 руб. Получив столько денег, ты прежде всего захочешь подновить туалеты, и таким образом деньги эти быстро исчезнут… Очень прошу тебя быть благоразумной, у нас уже было много примеров, что мы сидели без денег… Теперь неприлично тебе и Дине наряжаться в большие шляпы. Вы гораздо более выиграете, если будете держать себя скромнее. Пожалуйста, еще раз прошу тебя поберечь деньги, имей в виду, что, если ты истратишь 5400 р. или часть их, то я тебе ничего не переведу впоследствии. В первые два месяца с меня будут вычитывать все увеличение жалованья, так как я оставил тебе доверенность на 1200 р. Месяц я не получу здесь береговых почти ни копейки. Только потом начнет кое-что оставаться, но надо приберечь»173.

Это не значит, конечно, что Макаров испытывал денежные затруднения. Но несомненно одно: его супруга жила не по средствам, и Степан Осипович, хорошо это зная, постоянно напоминал ей об этом.

Поражает беспечность, с которой Капитолина Николаевна относилась не только к расходованию денег, но и к самому факту начала войны.

Не случайно Макаров напоминал жене: «Теперь неприлично тебе и Дине наряжаться в большие шляпы».

К начавшимся событиям Макаров и высшее светское общество, к которому причисляла себя Капитолина Николаевна, относились по-разному.

Макаров расценивал войну как серьезную опасность, нависшую над Россией, а для Капитолины Николаевны и подобных ей война была лишним поводом к тому, чтобы блистать новыми туалетами на благотворительных («в пользу раненых») вечерах.

На остановках Макаров выходил из вагона прогуляться по платформе. На многих станциях на запасных путях, ожидая отправки, стояли длиннейшие составы с солдатами.

Макаров беседовал с солдатами, расспрашивал, кто из какой деревни, чем занимался до службы в армии, имеет ли семью, и, пожелав воинских успехов и здоровья, добавлял (что, по-видимому, и составляло главную цель беседы):

— Смотрите же, ребята, не болтайте ничего лишнего, кто бы ни расспрашивал, а главное, не сообщайте, из какой вы части и куда едете. И товарищам своим накажите!

Немало поездов двигалось и в обратном направлении, из района боевых действий в Петербург и Москву. Из вагонов выходили с самым беззаботным видом элегантно одетые дамы — жены порт-артурских морских и армейских офицеров. Среди них Степан Осипович встречал и знакомых. «Вчера вечером, — писал Макаров в письме от 9 февраля, — встретили поезд, на котором ехали порт-артурские дамы, выехавшие в день бомбардировки, — Гаврюшенко и Гиляровская и др. Они вызвали меня на платформу и были превеселы».

В пути Макарова осаждали корреспонденты различных газет. Он старался избегать их, считая, что присутствие корреспондентов на войне вредно, но это не всегда ему удавалось. Один из корреспондентов, довольно известный в то время художник Кравченко, проник к Макарову в вагон. В это время Макаров беседовал с офицерами штаба.

В просторном купе, сверкающем полированным деревом и широкими зеркальными стеклами, у стола, заваленного бумагами, морскими картами, чертежами и книгами, стоял адмирал Макаров, вокруг сидели офицеры его штаба. Было сильно накурено. Пригласив корреспондента сесть, Макаров стал развивать свою мысль о вредных последствиях, которые может повлечь за собою в военное время неосторожное сообщение, попавшее в печать.

— А в настоящей войне, — наставительно добавил он, — осторожность в слове имеет особенно важное значение. Нужно всегда помнить, что мы имеем дело с опасным, умным и хитрым врагом, который не раскрывает своих карт. Хитрость и ловкость его достойны удивления. Мы же, по своей глупости и добродушию, рассказываем ему все… Я требую от своих подчиненных величайшей осторожности в разговорах и в переписке с кем бы то ни было и за нарушение этого буду сурово взыскивать. Надеюсь, что встреча со мной принесет вам пользу, — добавил он, обращаясь к опешившему корреспонденту.

«Побеседовав» в таком духе, Макаров пригласил всех к столу.

— А вот насчет выпивки уж не взыщите, не пользуюсь сейчас вовсе и другим не советую, — заметил он улыбаясь. — Это, конечно, не значит, что я вообще не пью, наоборот, я очень люблю выпить, но теперь голова должна быть, как никогда, ясной и свежей, а для моих нервов возбуждения не требуется, они в достаточном у меня порядке.

Когда проехали Байкал, Кравченко после настойчивых просьб получил согласие Макарова написать его портрет. Придя к Макарову в вагон, он застал его шагающим из угла в угол с заложенными назад руками и диктующим что-то капитану 2 ранга М. П. Васильеву, сидевшему за пишущей машинкой.

Мерно вздрагивал вагон, неровным, мигающим светом горели свечи. Предложив художнику обождать, Макаров продолжал диктовать спокойным голосом:

— Чем меньше неприятель знает о том, куда мы ходим, что мы делаем и каких порядков держимся, тем лучше, а потому обращаюсь ко всем служащим во флоте Тихого океана с приказанием руководствоваться ст. 17 «Морского устава» и, кроме того, соблюдать необходимую осмотрительность в частной корреспонденции.

— Приказы должны сохраняться лично у командира и в случае, указанном в ст. 1070 «Морского устава», они должны быть уничтожены, дабы не достались в руки неприятеля.

— Иметь на каждом корабле в особой папке рисунки неприятельских судов, по которым видно было бы:

1) боковой вид, с показанием размещения и толщины брони, размещения артиллерии и высоты рангоута, труб и проч., что может служить для определения расстояния;

2) план с показанием расположения артиллерии, калибра и углов обстрела.

— Организовать наблюдение за падением снарядов для каждой пушки отдельно.

— Для того, чтобы не подмачивало дождем и брызгами порох в заряженных орудиях, заготовить пробки из досок толщиною в 1 дюйм, обшитых по бортам войлоком или резиной…

За приказами, которые необходимо было объявить по прибытии в Порт-Артур, следовали параграфы «Инструкции для похода и боя», различные разъяснения, дополнения и прочее. Ничто не было упущено.

Часа через два, закончив диктовать, Макаров увидел, что художник, убаюканный стуком колес, спит крепким сном. Портрет так и остался ненаписанным. Проснувшись, Кравченко смущенно откланялся и ушел.

— Не придет больше! — улыбаясь заметил Макаров.

Но Кравченко все же пришел к Макарову еще раз. Это было уже в Порт-Артуре, в конце марта. Он просил взять его на «Петропавловск», когда броненосец вместе с эскадрой выйдет в море. Макаров отказал.

— На военных кораблях не полагается находиться посторонним, — заметил он.

— А как же Верещагин? — не унимался Кравченко.

— Верещагин мой боевой товарищ и георгиевский кавалер, — ответил Макаров.

…Тем временем в Порт-Артуре со все возрастающим нетерпением ожидали прибытия Макарова. После нападения японцев на корабли, стоявшие на рейде, и бомбардировки Порт-Артура на эскадре, которой еще командовал, дожидаясь приезда Макарова, адмирал Старк, господствовало настроение томительного ожидания. Моряки в течение дня по нескольку раз справлялись на телеграфе: где сейчас Макаров и скоро ли он будет в Артуре? Молодые офицеры и матросы, плававшие на транспортах, стремились перейти на боевые корабли. «…Обидно, при таком адмирале, как Макаров, прозябать на каком-то транспорте!» — говорили они.

Рано утром 24 февраля Макаров прибыл в Порт-Артур. Ему готовили торжественную встречу. Но он, холодно выслушав приветствие, тотчас же отправился на крейсер «Аскольд», на котором поднял вице-адмиральский флаг. Многие офицеры, знавшие Макарова по Кронштадту, были встревожены. Его стремительность, резкость и некоторая сухость в обращении, казалось, не сулили ничего доброго. Но матросы восприняли все иначе: приехал настоящий командир, который не потерпит ни в чем расхлябанности, беспорядка и несправедливости. Это не Старк!

Вступая во время войны в командование флотом, лучшие корабли которого были уже выведены из строя, а база блокирована крупными силами неприятеля, Макаров прекрасно сознавал всю ответственность, ложившуюся на него. Он знал, что его отправят на Дальний Восток лишь тогда, когда дела там примут плохой оборот. Теперь он взялся исправить положение. Надо было в кратчайший срок, отбивая атаки противника, навести порядок на эскадре, привести ее в боеспособное состояние, ввести в строй поврежденные корабли и вырвать инициативу из рук японцев.

Недостатка в помощниках среди офицеров и в особенности среди матросов у Макарова не было. Все были заняты своим делом и работали, стараясь наверстать упущенное.

В день приезда, побывав на «Ретвизане» и «Цесаревиче», принявших первый удар врага, Макаров убедился, что ремонт их идет недопустимо медленно. Он тотчас распорядился командировать на эти корабли приехавших с ним обуховцев и балтийцев.

Много возни было с «Ретвизаном». Кессон для него был уже закончен, но когда его пытались подвести под пробоину, каждый раз оказывалось, что кессон недостаточно плотно закрывает ее; поэтому мощные насосы, выкачивавшие из броненосца воду, работали впустую: вода не убывала, броненосец не всплывал. В день прибытия Макарова в Порт-Артур удалось, наконец, рассчитать кессон. Воду откачали, и огромный корабль всплыл и был отведен в бассейн для ремонта.

Событие это, совпавшее с приездом адмирала, произвело на всех артурцев очень сильное впечатление. Матросы успешный подъем «Ретвизана» истолковали по-своему.

— Ишь, ты! Приехал — сейчас и распорядился! Не шутки шутить! Он, брат, сделает! — говорили на баке.

Прибыв на Порт-артурскую эскадру, Макаров собрал флагманов и командиров кораблей и кратко рассказал им о задачах, которые стояли перед флотом. Сохранить эскадру в полном составе до прибытия подкреплений — такова, по мысли Макарова, была первая задача. Но это не означало, что следовало отказаться от активных действий. Задача состояла также в том, чтобы непрерывно наносить удары по врагу, всемерно ослабляя его. Все корабли должны были круглосуточно находиться в полной боевой готовности. Для защиты входа в гавань Макаров решил поставить канонерские лодки, но и крейсера должны были быть готовы выйти на рейд.

Сразу же после приезда Макаров тщательно ознакомился с условиями обороны Порт-Артура как с моря, так и с суши, участвовал в совещаниях, на которых разрабатывались планы согласованных действий войск и флота на случай высадки японцев. Все остальное время он проводил на кораблях эскадры, проверяя их боевую готовность, знакомясь с матросами и офицерами. Его задачей было не только обеспечить оборону Порт-Артура с моря, но и подготовить эскадру к активным действиям в открытом море.

Однако соотношение сил на море было далеко не в пользу России.

До русско-японской войны по числу кораблей русский военно-морской флот занимал третье место в мире174. На долю Тихоокеанской эскадры, имевшей базы в Порт-Артуре и Владивостоке, приходилось относительно небольшое число кораблей. Лишь перед самой войной русский Дальневосточный флот был несколько пополнен. К началу войны Россия имела в Порт-Артуре семь эскадренных броненосцев («Цесаревич», «Ретвизан», «Победа», «Пересвет», «Полтава», «Севастополь» и «Петропавловск») водоизмещением от 10900 до 12900 тонн со скоростью хода 16-18 узлов, броненосный крейсер «Баян», пять легких бронепалубных крейсеров, 25 эскадренных миноносцев, почти все время из-за различных неисправностей находившихся в ремонте, пять канонерских лодок и два минных транспорта. Во Владивостоке находились три броненосных крейсера 1 ранга («Россия», «Громобой» и «Рюрик») водоизмещением от 11 690 до 13675 тонн со скоростью хода 16-18 узлов, бронепалубный крейсер «Богатырь» и 10 миноносцев. Помимо этого, в корейском порту Чемульпо находились крейсер 1 ранга «Варяг» и канонерская лодка «Кореец».

Японский военно-морской флот, созданный на английских и американских верфях, к началу 1904 года насчитывал 170 судов общим водоизмещением около 280 тысяч тонн175.

Кроме того, Япония имела торговый флот, состоявший из 753 пароходов общим водоизмещением в 498 тысяч тонн.

Огромным преимуществом японского флота была близость от театра военных действий военно-морских оборудованных баз и стоянок. Например, один из главных военных портов Японии, Сасебо, находился на острове Киу-Сиу (Кюсю), от которого до южных берегов Кореи было всего 11 часов пути.

Японцы не только располагали более сильным флотом, удобными коммуникациями и большим количеством баз, но и имели возможность группировать силы для ударов. Все это стало ясно в первые же дни войны.

Невыгодное для России соотношение сил и стратегическое положение на Дальнем Востоке тем не менее не являлись решающим фактором в ходе действий. Несмотря на внезапность нападения, на которую сильно рассчитывало японское правительство, японский флот нес весьма тяжелые потери на море и часто не умел использовать до конца свои преимущества.

Русские матросы и офицеры проявили образцы героизма, стойкости и мужества, примером их героизма служит подвиг «Варяга», а позднее — защита Порт-Артура.

Наместником царя на Дальнем Востоке был адмирал Алексеев. Бездарный руководитель, карьерист, никуда не годный организатор, он, увидев в прибывшем Макарове «конкурента», делал все, чтобы исказить, представить в ложном свете его энергичные действия. Выведенный из терпения Макаров несколько раз сам, через голову наместника, отправлял телеграммы непосредственно царю.

Алексеев был вынужден выполнять ряд требований Макарова. Но он счел себя оскорбленным и, чтобы отомстить адмиралу, неоднократно поднимал вопрос об ограничении прав командующего флотом. В конце концов он добился своего, но распоряжение об ограничении прав и полномочий Макарова пришло уже после его гибели.

Жалобы, доносы, наушничество были обычным явлением среди высшего командования на Дальнем Востоке еще до начала войны. В Порт-Артуре инициатором склок и разжигания вражды между армией и флотом был генерал Стессель.

Грызня между генералами в Порт-Артуре и враждебное отношение большинства из них к Макарову не могли не отразиться на проведении задуманных им мероприятий. Лишь такие известные своей личной храбростью и решительностью генералы, как В. Ф. Белый и особенно Р. И. Кондратенко, поддерживали действия Макарова.

О состоянии Дальневосточного флота Макаров хорошо знал еще до отъезда из Петербурга. Он понимал, что с теми силами, которые имелись в Порт-Артуре, вряд ли можно рассчитывать на успех в войне с Японией. Поэтому усиление Тихоокеанского флота новыми кораблями Макаров считал самой неотложной задачей и просил морское министерство направить на Восток из Средиземного моря русскую эскадру адмирала Вирениуса. В состав этой эскадры входили броненосец «Ослябя», крейсера 1 ранга «Аврора», «Дмитрий Донской» и семь эскадренных миноносцев. Кроме того, Макаров считал необходимым доставить по железной дороге в разобранном виде восемь миноносцев типа «Циклон» и немедленно заказать и выслать на Дальний Восток своим ходом еще 40 миноносцев малого размера, предназначенных для охраны портов в ночное время. Такие миноносцы, считал Макаров, за два часа до наступления темноты могут выходить из своего порта и к 11 часам вечера, идя пятнадцатиузловым ходом, уходить за 100 миль от порта, чтобы обнаруживать врага в ночное время еще на дальних подступах. Это было необходимо для того, чтобы положить конец хозяйничанью японцев в море, лишить их возможности предпринимать ночные торпедные атаки, ставить на Порт-артурском рейде мины.

Однако Макарову было отказано в его просьбе, ибо эскадре Вирениуса «по высочайшему повелению» предстояло возвратиться в Россию, а миноносцы типа «Циклон» решено было оставить в Балтийском море, где они якобы также были необходимы. Что же касается малых миноносцев, то их заказали, но строились они так медленно, что были готовы лишь к концу 1905 года, то есть когда война уже закончилась.

Таким образом, приходилось рассчитывать исключительно на наличные силы Тихоокеанской эскадры. Макаров написал для командного состава кораблей эскадры подробную инструкцию, в которой ясно и просто изложил основные вопросы морской тактики. Эта инструкция в создавшихся условиях была руководством к ведению боя. Тактические принципы Макарова, изложенные им еще в «Рассуждениях по вопросам морской тактики», должны были найти, наконец, практическое применение в условиях боевой обстановки.

«Командиры судов должны внушать комендорам, — писал Макаров, — что в их руках поражение неприятеля. Пусть они забудут о себе, сосредоточив все свое внимание на наводку орудий, и приложат все свое старание, чтобы отличиться и разбить врага».

Подбить неприятельский корабль, считал Макаров, мало. Его надо добить или заставить сдаться в плен. «Победой можно назвать, — говорилось в инструкции, — лишь уничтожение неприятеля, а потому подбитые суда надо добивать, топя их или заставляя сдаться. Подбить корабль — значит сделать одну сотую часть дела. Настоящие трофеи — это взятые или уничтоженные корабли». В инструкции было все — от способа заделки пробоин подручными материалами до требования извещать всю команду корабля о каждом удачном выстреле по неприятелю.

Макаров считал необходимым ознакомить всех офицеров эскадры со своими «Рассуждениями по вопросам морской тактики» и обратился в морское министерство с просьбой отпечатать возможно скорее его книгу и выслать необходимое количество экземпляров в Порт-Артур. Спустя месяц он получил отношение, в котором сообщалось, что морской министр «не признал возможным отнести этот расход на военный кредит». Макаров настаивал и просил морского министра доложить о его просьбе великому князю Алексею Александровичу, но последний также отказал, сославшись на отсутствие средств «в текущем году», и, словно издеваясь, добавил, что в будущем году, когда отпустят кредиты, можно будет разрешить печатание книги. Если учесть, что на издание книги требовалось не более пятисот рублей, можно понять раздражение Макарова. Взбешенный, он писал, что мотивировку отказа понимает, как «неодобрение свыше его взглядов на ведение войны», а потому просит освободить его от обязанностей командующего Тихоокеанским флотом. Только после этого деньги на издание книги были, наконец, отпущены. Но книга вышла уже после смерти ее автора и, конечно, в Порт-Артур не попала.

На каждом шагу Макаров видел не только беспечность, но и преступную небрежность со стороны руководителей русской армии.

Еще по пути в Порт-Артур, осматривая во время остановки поезда укрепления на Киньчжоуском перешейке, Макаров был удивлен отсутствием там орудий крупного калибра, необходимых для обороны флангов этой позиции со стороны моря. Он настойчиво доказывал, что такие орудия нужны не только при отражении неприятеля с моря, но и при действиях на суше, в случае, если японцы предпримут штурм Киньчжоуских позиций176. Доставить орудия было тогда еще не поздно, но этого не сделали.

Во время одной из бомбардировок Порт-Артура японскими кораблями с дальней дистанции Макаров заметил, что береговые батареи молчат, и спросил у начальника крепостной артиллерии, в чем дело. Тот ответил, что крепость не отвечает из-за отсутствия стальных сегментных снарядов, обеспечивающих необходимую дальность стрельбы. Попутно адмирал узнал, что фугасных снарядов в крепости также нет, а есть лишь чугунные снаряды с уменьшенным зарядом, дальность стрельбы которыми не превышала восьми с половиной километров. Японцы же стреляли с дистанции свыше десяти с половиной и даже пятнадцати километров.

Макаров не мог примириться с таким положением и завязал переписку с артиллерийским ведомством в Петербурге. Он требовал снарядов, допускающих стрельбу на дистанции, избираемые противником. Но артиллерийское ведомство упрямо утверждало, что крепостные орудия все равно не смогут стрелять на расстояние свыше восьми-десяти километров, и рекомендовало не отвечать на огонь противника, если он стреляет с дальней позиции. В ответ на этот нелепый совет Макаров дал крепостным артиллеристам для пробы несколько стальных сегментных снарядов с одного из броненосцев. Выяснилось, что стальные снаряды летят на дистанцию, значительно превышающую десять километров. Макаров телеграфировал об этом в Петербург. Артиллерийское ведомство, конечно, обещало выслать такие снаряды, но ограничилось обещанием. Снаряды так и не были посланы.

Требовательный к себе, Макаров был строг и к подчиненным. Людей способных и исполнительных он всячески поощрял и стоял за них горой, к нерадивым же, бездельникам и трусам был беспощаден. Так, побывав на двадцати двух миноносцах эскадры и познакомившись с их командирами, Макаров отстранил многих от должности и заменил другими. Командир порта был освобожден от должности за нераспорядительность.

Переведя командира броненосца «Цесаревич» на другую должность, Макаров назначил на его место бывшего командира «Ермака» капитана 1 ранга Васильева, в отваге и способностях которого он был уверен.

Однако царский наместник адмирал Алексеев имел уже на эту должность своего кандидата и воспротивился назначению Васильева. Макаров, хотя и был подчинен Алексееву, на основании предоставленного ему «Морским уставом» права настоял на своем. Алексеев вынужден был уступить.

Настаивая на усилении Тихоокеанской эскадры новыми кораблями, Макаров одновременно принимал меры к тому, чтобы вернуть в строй поврежденные и неисправные суда. Неоценимую помощь в этом оказали прибывшие с Макаровым петербургские рабочие, техники и инженеры. Начались работы по возвращению в строй броненосцев «Ретвизан» и «Цесаревич», было отремонтировано несколько миноносцев, заделаны сотни пробоин на других кораблях. Порт-артурская эскадра пополнялась новыми боевыми единицами.

Обуховцы по собственной инициативе обследовали артиллерийские склады Порт-Артура и, обнаружив около 40 старых пушек, отремонтировали их и установили на батарее Электрического утеса. Макаров почти ежедневно навещал рабочих, интересовался их работой и условиями, в которых они жили.

Особым предметом забот Макарова был уголь.

В Порт-Артуре угля было мало, и Макаров разработал специальную «Инструкцию для сбережения топлива и скорой разводки паров» и требовал ее строгого соблюдения. Приходилось экономить, конечно, и продовольственные запасы.

Исключительно велика была работоспособность адмирала. За пять недель своего пребывания в Порт-Артуре он успел переделать сотни крупных и мелких дел, разрешить тысячи вопросов.

Но главным в порт-артурской деятельности Макарова все же было то, что он своим примером умножил энергию всего личного состава Тихоокеанского флота, вдохнул в людей веру в их силы и в конечный успех дела, превратил «плавучие казармы» в подлинно боевые корабли.

Пользуясь отсутствием в русском флоте дозорной службы, японские корабли безнаказанно шныряли на подступах к гавани, ставили минные заграждения, вели друг с другом переговоры при помощи световых сигналов.

Узнав об этом, Макаров в течение двух дней реорганизовал дозорную службу. И когда японцы вышли вечером 25 февраля в очередной набег, они были застигнуты врасплох отрядом русских миноносцев под командованием капитана 1 ранга Матусевича. Японцы пытались уйти, но русские моряки навязали им бой, во время которого миноносец «Акацуки» был потоплен. Остальные японские корабли, пользуясь темнотой, скрылись. Корабли отряда Матусевича также получили повреждения, но успех был явно на стороне русских. «Заслуги в этом успехе надо целиком отнести к полученным от адмирала Макарова решительным инструкциям и к смелости капитана 1 ранга Матусевича, который немедленно бросился на неприятеля в решительную атаку, как только его заметил», — писал один из участников обороны Порт-Артура.

Утром 27 февраля произошла новая стычка с вражескими кораблями.

Возвращаясь с ночной разведки, миноносцы «Решительный» и «Стерегущий» подверглись нападению японских кораблей. Силы были слишком неравны. «Решительному» удалось, развив ход, прорвать вражеское кольцо и прийти в Порт-Артур. «Стерегущего» же постигла неудача. У него были повреждены паровые трубы, и миноносец остановился. Неприятельские корабли сосредоточенным огнем в упор расстреливали мужественно сражавшийся миноносец, подойдя к нему почти вплотную. «Стерегущий» оказался в критическом положении. Его командир, лейтенант Сергеев, был убит в самом начале боя, погибли лейтенант Головизнин и инженер-механик Анастасов. Командование перешло к мичману Кудревичу, он же принял на себя обязанности рулевого, так как рулевой был также убит. Но вскоре погиб и Кудревич, а затем из строя вышла вся команда «Стерегущего».

Изрешеченный пробоинами, окутанный паром миноносец беспомощно покачивался на волнах. Но на мачте его по-прежнему гордо развевался русский военно-морской флаг. И когда японские миноносцы стали подходить к «Стерегущему», от безжизненного, казалось, миноносца вдруг отделилась торпеда и понеслась навстречу японцам. Это один из тяжело раненых матросов дополз до уцелевшего торпедного аппарата и выпустил по врагу последнюю торпеду. Японские миноносцы едва успели отвернуть и поспешно отошли снова, открыв ожесточенный огонь по «Стерегущему». Прошло немало времени, прежде чем японцы снова решились подойти к «Стерегущему» и попытались взять его на буксир.

Но пока японцы хозяйничали на корабле, считая его своей добычей, «Стерегущий» внезапно стал погружаться в воду. Японцы хотели проникнуть в трюм, чтобы заделать пробоину, но люк не поддавался. Это два оставшихся в живых матроса из команды «Стерегущего» задраили изнутри двери трюма и открыли кингстоны, решив погибнуть, но не отдать врагу корабль. Через несколько мгновений миноносец скрылся под водой. Врагу так и не удалось завладеть «Стерегущим».

Героический поступок двух русских матросов, имена которых остались неизвестными, был высоко оценен русским народом. Впоследствии безвестным героям-матросам «Стерегущего» в Петербурге был воздвигнут памятник.

«Решительный» пробился в Порт-Артур. Контуженный командир миноносца капитан 2 ранга Боссе немедленно явился к Макарову и доложил, в каком отчаянном положении находится «Стерегущий».

Командующий сам решил идти на помощь миноносцу. Подняв свой флаг на самом быстроходном на эскадре легком крейсере 2 ранга «Новик», Макаров направился к «Стерегущему». За ним следовал крейсер «Баян». Макаров решился на крайне рискованный маневр: спасать гибнущий миноносец с помощью двух крейсеров на виду у японской эскадры. Оставить в беде свой, русский корабль он не мог. Весь личный состав флота это понял, и поступок Макарова произвел на всех неизгладимое впечатление. Моряки с восхищением смотрели на поднятый на «Новике» флаг командующего флотом.

«— На „Новике“! Флаг на „Новике“! — вдруг закричал сигнальщик на крейсере „Диана“.

Все разом всколыхнулось. Команда кинулась к бортам. Офицеры вырывали друг у друга бинокли из рук… Сомнений не было! На мачте «Новика», этого небольшого крейсера, смело мчавшегося на выручку одного миноносца, развевался флаг командующего флотом.