К. Еремин ВАСИЛИЙ КИКВИДЗЕ
К. Еремин
ВАСИЛИЙ КИКВИДЗЕ
…Это было в Кутаисе. Шел 1907 год. Вышколенный и бравый генерал, командир казачьего Хоперского полка, расквартированного в Кутаисе для усмирения бунтовщиков-революционеров, в прекрасном настроении возвращался из театра домой.
Скинув в прихожей шинель на руки всегда готового к услугам денщика, генерал направился было в комнаты, да вспомнил, что портсигар с папиросами остался в шинели.
Возвратившись в прихожую, он опустил руку в карман и обнаружил там небольшой, вчетверо сложенный листок бумаги. Развернув его, генерал быстро пробежал глазами первые строчки. Через секунду лицо его побагровело, срывающимся, голосом он закричал:
— Немедленно дежурный взвод и дежурного офицера!
Всю ночь у квартиры генерала стоял пост из казаков-хоперцев. Только утром охрана была снята. Причиной этого переполоха явилась ловко подсунутая в карман генеральской шинели революционная прокламация.
Узнав о случившемся, подпольщики от души хохотали над очередной выдумкой Васо. Это мог сделать только он!
А в это время черноглазый мальчонка лет двенадцати, долговязый и длиннорукий, незаметно изловчившись, прикрепил прокламацию к хвосту лошади жандармского офицера. Это был, конечно, Васо!
Но на этот раз его проделку видел шпик и поспешил донести по начальству. Вслед за «крамольником» немедленно ринулись жандармы.
Васо был уже на мосту через Риони, когда заметил погоню. Первая мысль — убежать! Да не тут-то было: на противоположной стороне стеной преградили дорогу казаки.
Выход только один — сдаться на милость преследователей. Но это для кого-нибудь другого! А Васо…
Жандармы только ахнули от удивления, когда на их глазах он ласточкой кинулся с высокого моста в бурные и глубокие воды Риони.
Подскакавший вахмистр выхватил наган и хотел было выстрелить, но, заметив плывшую по реке шапку беглеца, засунул оружие обратно в кобуру, сплюнул и процедил сквозь зубы: «Одной сволочью меньше!..» Стоявший невдалеке старый казак снял папаху и перекрестился.
А «утопленник» тем временем ухватился руками за одну из опор моста. Наружу торчали только рот и нос, тело от холодной воды сводила судорога. Но Васо упорно ждал, пока уйдут с моста жандармы и казаки.
Вечером, согревшись и обсушившись, он весело смеялся вместе с друзьями над своими приключениями.
…Васо Киквидзе родился в Кутаисе 28 февраля 1895 года. Отец его умер, когда мальчику было 7 лет. Мать вышла замуж вторично. Большая семья жила на маленький заработок отчима — мелкого служащего. Жили буквально впроголодь. С детства пришлось Васо познать нужду и познакомиться с трудом. Отчим его был честным человеком с передовыми взглядами; Он мечтал о лучшей жизни для своих детей. Несмотря на бедность, родители постарались отправить Васо в школу.
Мальчик был очень способен. Он жадно тянулся ко всему новому. Не по годам серьезный и сдержанный, Васо скоро опередил сверстников в развитии. Свободное от учебы и работы по дому время он любил проводить за книгой. Уже в эти годы все симпатии мальчика были на стороне бедняков. Он с гордостью носил свой старенький, потертый костюм. Насмешникам Васо отвечал: «Мой папа честен, поэтому честен и мой костюм».
Сдав экзамен в городской школе, Васо Киквидзе поступает в подготовительный класс мужской классической гимназии. Эта гимназия в Кутаисе славилась крамольным духом. Нередко у ее ворот выставлялись казачьи посты.
В гимназии был организован кружок, которым руководил Кутаисский комитет РСДРП. На собраниях молодежь говорила о нищете грузинского крестьянства, о бесправии рабочих, о дикой эксплуатации. На одно из таких собраний попал и Васо.
С этого момента он становится одним из активнейших участников кружка.
Здесь выполняет он первые партийные поручения: распространяет листовки и прокламации.
А вскоре о его ловкости и отваге стали ходить рассказы. Васо посылали туда, где другой не мог справиться, где необходима была особая выдумка и находчивость.
В 1910 году из-за большой материальной нужды Васо Киквидзе оказался вынужден оставить гимназию. Семья не имела средств к жизни. Мать сама просила гимназическое начальство отчислить Васо из четвертого класса. Ее просьбу удовлетворили, однако юноше разрешили сдавать экстерном экзамен за остальные классы.
Васо устраивается рабочим на кирпичный завод и с головой уходит в революционную жизнь.
На кирпичном заводе он хранит оружие, а в подвале дома одного из офицеров жандармского управления — запрещенную литературу. В этом же подвале собирались на совещания руководители революционной группы молодежи.
Так из ловкого мальчонки — расклейщика листовок и прокламаций вырабатывался стойкий, осторожный, находчивый, несгибаемый революционер.
В 1915 году Васо Киквидзе призывают на военную службу. К этому времени он экстерном сдает экзамены за полный курс гимназии и попадает в армию как вольноопределяющийся.
Служба в царских войсках, муштра, казенщина противоречили убеждениям В. Киквидзе. Он не хотел воевать за царя. Поэтому Васо пытается симулировать сердечную болезнь, напившись накануне медицинского осмотра крепкозаваренной махорки.
Но на его богатырском организме эта «процедура» совершенно не отразилась, и Васо вынужден вместе со всеми грузинами, призывавшимися в Кутаисе, отправиться в город Кирсанов. Здесь новобранцев готовили к военной жизни, а затем отправляли на фронт — в 6-ю кавалерийскую дивизию 7-го корпуса Юго-Западного фронта.
Прежде чем Киквидзе успел явиться на место службы, в Кирсанов прибыло особое сообщение из жандармского управления Кутаиса. Привез его специально посланный тамбовской жандармерией ротмистр Подлясский. В обязанности ротмистра входило встретить этого «важного государственного преступника», установить за ним слежку и обыскать.
У Подлясского к встрече Киквидзе все было готово, подкупленные шпики должны были не спускать с подопечного глаз.
И вот, наконец, эшелон с грузинами прибыл. Браво размахивая сундучком, выделяясь среди новобранцев богатырским сложением, Васо одним из первых шел в строю.
Лицо его было спокойно, казалось, ничто не тревожит юношу. А между тем наметанным взглядом подпольщика Васо сразу заметил, что за ним установлена слежка. Лихорадочно работает мысль: до казарм осталось всего несколько сот метров, там непременно ждет обыск, а в сундучке — запрещенная литература.
Ловко, одним движением он обменивается сундучком со своим другом Мдивани.
— Непременно сохрани и постарайся поскорей передать на хранение кому-нибудь из местных рабочих, — успел незаметно шепнуть Васо товарищу.
Как и предполагал Васо, в казарме его вещи подвергли тщательному осмотру. Но напрасно старался ротмистр Подлясский. На сей раз он опоздал. Ни обыск, ни строгая слежка за Киквидзе не помогли.
В этот же день Мдивани передал литературу в надежные руки. А на другое утро Подлясскому пришлось рапортовать начальству, что содержимое сундучка драгуна Киквидзе, за которым они так охотились, пропало бесследно.
Для Киквидзе жизнь в казармах с первого же дня сделалась невыносимой. Начальство явно придиралось к нему. Особенно усердствовал один из вахмистров. Нередко во время занятий на манеже он с размаху опускал свой хлыст вместо крупа лошади на спину или голову Васо. Делалось это с целью вызвать Киквидзе на грубость, а затем посадить на гауптвахту. Здесь он был для начальства безопаснее.
Морщась от боли, сжимая в гневе кулаки, Васо едва сдерживал себя.
«Спокойно!» — говорил он себе в такие минуты.
Его останавливало то, что привезенная им в Кирсанов литература еще не распространена.
Вскоре после прибытия Киквидзе в полк среди солдат начали появляться революционные прокламации. Командир полка немедленно сообщил об этом ротмистру Подлясскому, который незамедлительно приехал в Кирсанов.
Теперь после истории с сундучком ротмистр знал, с каким опытным противником он имеет дело. Не желая опять попасть впросак, Подлясский ночью явился в казармы, чтобы арестовать Киквидзе.
Но место на нарах, где спал Васо, оказалось пустым. Напрасно жандармы обыскивали казармы, напрасно выставили оцепление по всему городу и железнодорожной станции. Киквидзе исчез бесследно.
Во все концы полетели депеши с описанием примет особо важного политического преступника. На железных дорогах хватали и тащили в жандармское управление каждого, кто хоть отдаленно напоминал бежавшего грузина. А Васо в это время спокойно плыл на одном из плотов по матушке Волге.
Осенью 1916 года Киквидзе, наконец, попадает в Баку, где устраивается рабочим на промыслах. Однако среди промысловиков нашелся предатель, выдавший Киквидзе полиции.
И пошел Васо отсчитывать этапные версты, возвращаясь под конвоем в полк. Отсидев положенное на гауптвахте, он снова направляется в строй. Жизнь становится совсем невыносимой. Ни на секунду не покидает его мысль о новом побеге.
В январе 1917 года новобранцев отправляют с маршевым эскадроном на позицию. Воспользовавшись царившей во время отправки неразберихой, Киквидзе бежит на этот раз в район Кутаиса. Здесь, в одном из горных аулов, у своего родственника, Васо рассчитывал найти надежное убежище.
Но шпики выследили его. Киквидзе арестовывают и отправляют в Кутаис на военную гауптвахту. Через несколько дней военно-полевой суд кутаисского гарнизона за «измену» и неоднократные побеги из армии присуждает Васо Киквидзе к смертной казни.
Царские палачи хотели немедленно расправиться с молодым революционером. Ночь на 27 февраля должна была стать последней в его жизни. Но враги жестоко просчитались. Этой ночью никто не пришел за Киквидзе, а утром дежурный по гауптвахте, широко раскрыв дверь камеры, крикнул:
— Можешь отправляться домой. В Питере сбросили царя. Ты свободен!
В первую минуту Васо подумал, что это очередная провокация. Он не решался переступить порог камеры. И только когда дежурный несколько раз повторил все снова, Васо, пошатываясь, направился к выходу. Выйдя за ворота тюрьмы, он опустился прямо на землю…
А через несколько часов, снова подтянутый, энергичный, готовый выполнить любое задание, Васо Киквидзе уже был в Тифлисе, в скромной квартире своего старого знакомого, большевика Филиппа Махарадзе. Долго в этот вечер беседовали друзья. Старший рассказывал, младший слушал. Слушал, стараясь запомнить каждое слово. Уходя от Махарадзе, Васо твердо знал, что его место сейчас в армии. Он горел желанием вместе с большевиками подготавливать свою, социалистическую революцию, к которой призывал Ленин.
1 марта 1917 года, получив от Махарадзе пропагандистскую литературу, Васо Киквидзе выехал в действующую армию, на этот раз добровольно.
И снова Киквидзе в Кирсанове.
Он выступает с пламенной речью перед солдатами 3-го запасного кавалерийского полка. Полковому начальству стало явно не по себе, когда над солдатскими головами поднялась статная, широкоплечая фигура Васо, которого они давно зачислили «в расход».
В полку еще не был обнародован знаменитый приказ № 1 по армии.
Киквидзе зачитывает этот приказ. Горячими аплодисментами приветствуют его солдаты. Вверх полетели шапки, новобранцы целовали друг друга.
Вдруг сквозь общий гул голосов прорвался злобный крик помощника командира полка полковника Антандилова:
— Солдаты! Кого вы слушаете? Вон с трибуны, арестант! Крамольник! Мы тебе покажем приказ номер один! Веревка по тебе плачет!
Грозный, протестующий ропот прошел по рядам. Солдаты бросились на офицеров. В этой схватке полковник Антандилов был убит.
На следующий день Киквидзе уже мчался на попутном товарняке, догоняя маршевый батальон, а 15 марта прибыл в 6-ю кавалерийскую дивизию 7-го корпуса.
Юго-Западный фронт бушевал в революционной буре. Керенский и Временное правительство со всех концов страны стягивали сюда все новые и новые батальоны. Отсюда они рассчитывали повести новое наступление на немецко-австрийские войска и тем самым выслужиться перед капиталистами Антанты и своей собственной буржуазией.
Юго-Западный фронт старой армии в тот период считался самым антибольшевистским и до ноября 1917 года находился целиком в политической власти исполнительного комитета фронта, который насчитывал в своем составе все партии, за исключением большевиков.
Вот почему именно на этом участке рассчитывал Керенский начать новое наступление.
18 марта дивизия отправлялась в карательную экспедицию против взбунтовавшегося Туркестанского корпуса. Солдаты перед выступлением собрались на митинг.
Радостно заволновались ряды, когда председательствующий объявил:
— Слово предоставляется вольноопределяющемуся Киквидзе.
Со всех сторон раздавались возгласы:
— Даешь Васо! Даешь Киквидзе»!
И вот он, высокий, широкоплечий, со сверкающими решимостью глазами, поднялся на трибуну. По кавказскому обычаю, Васо снял и поцеловал свою шапку в знак того, что он целует всех присутствующих. Покрывая гул голосов, он начал:
— Товарищи! В нашей стране революция, а нас гонят на войну. Нашу дивизию отправляют в карательную экспедицию на подавление солдат Туркестанского корпуса, которые заявили, что наступать не будут. Они требуют прекращения войны и отправки домой. Там, дома, наши матери, дети, жены голодные, а буржуи, которые устроили эту войну, на наше солдатское горе, строят свое благополучие, их на фронте нет, они свою жизнь проводят в балах да в разврате. Сосут кровь из трудового люда. Долой войну! Долой братоубийство! Туркестанцы правы!
Казалось, шквал налетел на это серое солдатское море. Полетели в воздух шапки, грозной волной двинулись солдаты на офицеров, скандируя два слова, в которых заключалось для них все: и жизнь, и радость, и любовь!
— Долой войну!
— Долой войну!
— Долой войну! — как эхо прокатилось по рядам.
Здесь же, на митинге, Киквидзе единодушно был выбран председателем солдатского комитета 6-й кавалерийской дивизии.
В трудные дни контрреволюционного корниловского мятежа Васо Киквидзе приходится вести работу на самом ответственном участке — среди солдат «дикой дивизии». И только благодаря его чуткости, умению привлекать людей на свою сторону кровавое столкновение между «дикой» и 6-й дивизиями было предотвращено.
18 ноября 1917 года открылся второй чрезвычайный съезд Юго-Западного фронта, который должен был высказать свое отношение к Октябрьской революции.
На съезде предстояла ожесточенная борьба, так как его состав распадался на два примерно равных блока, в один из которых входили украинские буржуазные националисты, эсеры, меньшевики, во второй — большевики.
Фракция левых эсеров не примыкала ни к правому, ни к левому блоку. И от ее окончательной позиции во многом зависела судьба съезда.
Васо Киквидзе прибывает на съезд как делегат от левых эсеров. В решительные минуты съезда, когда правый блок потребовал обсуждения вопроса об убийстве генерала Духонина, Киквидзе, не задумываясь, твердо встает на сторону большевиков. Был избран Военно-Революционный Комитет Юго-Западного фронта, в который вошли в основном люди, верные делу партии большевиков.
Председателем ВРК избирается большевик Г. Разживин, а В. Киквидзе — его заместителем.
Разместить Военно-Революционный Комитет было решено в Ровно, где военный гарнизон и рабочие города стояли на стороне революции.
Большевистская фракция объявила съезд распущенным.
Казалось, что победа одержана, что остается только взять руководство фронтом и повести его по пути, указанному партией, но тут подоспели новые враги, с которыми пришлось начать смертельную борьбу не словами, а оружием.
Во времена Керенского была проведена так называемая «украинизация» в некоторых войсковых частях Юго-Западного фронта. После Октябрьской революции Петлюра и его приверженцы, опираясь на-эти части, начали приводить в исполнение свой предательский план — отдать Украину немцам. Этими частями был захвачен ряд прифронтовых городов: Кременец, Здолбуново, узловая железнодорожная станция Шепетовка и другие.
Призыв партии большевиков формировать на фронтах отряды Красной гвардии был горячо поддержан членами Военно-Революционного Комитета. Они немедленно разъехались по частям. Среди инициаторов формирования отрядов Красной гвардии был и Васо Киквидзе.
Уставший, небритый, полуголодный, но полный энергии и решимости, переходил он из части в часть, беседовал с солдатами, разъясняя им создавшуюся обстановку.
Так добрался он до станции Луцк. Здесь и узнал Васо о страшной катастрофе, происшедшей в Ровно.
Воспользовавшись отсутствием большевиков, эсеровская группа ВРК пошла на сговор с Петлюрой, и в ночь на 29 декабря 1917 года большой гайдамацкий отряд занял Ровно, арестовал ревком города и членов ВРК.
В Ровно хозяйничали гайдамаки. Командир отряда полковник В. Оскилко в награду за геройство отдал город на три часа в руки своих головорезов.
Революционно настроенные части Ровиенского гарнизона были возмущены наглым гайдамацким разгулом. Солдаты 1-й и 2-й батарей полевой артиллерии, которыми командовали Эрбо и Карпухин, оставались верными советской власти. Напрасно гайдамаки присылали к ним своих представителей с предложением сложить оружие.
Батарейцы решительно заявили:
— Подчинимся только Военно-Революционному Комитету фронта и советской власти!
Вечером 29 декабря, после отбоя, солдатский актив батареи собрался в одной из землянок, чтобы обсудить обстановку. В помещении было душно, клубы махорочного дыма плавали над головами, царил полумрак.
Внезапно в землянке появился дежурный и доложил, что на посту № 3 задержан неизвестный, который требует немедленно вызвать Карпухина.
А через несколько секунд высокая фигура «незнакомца» появилась в дверях землянки. В полумраке трудно было разглядеть черты лица, блестели одни глаза. Задержанный молчал.
Тогда Карпухин приблизился к нему со свечой. И тут же собравшиеся услышали его радостный крик:
— Да это же наш Киквидзе!
Они бросились друг к другу и расцеловались.
— Не подвели, не сдались, молодцы! — горячо заговорил Киквидзе. Он рассказал, что, узнав о событиях в Ровно, немедленно решил вернуться назад. По дороге, пробираясь одним эшелоном с туркестанцами, возвращавшимися домой, сумел убедить более пятидесяти человек не бросать оружие и отправиться на освобождение Ровно.
— Туркестанцы неподалеку от вас и готовы идти в бой! Слово за вами, товарищи! — обратился Киквидзе к батарейцам.
Операция, которую задумал Киквидзе, была рискованной и дерзкой. Враг превосходил его силы более чем в десять раз. И все-таки под прикрытием ночи отряд выступил вперед.
А в это время в Ровно гайдамаки праздновали свою победу. Отслужив панихиду по генералу Духонину, офицеры один за другим прибывали к зданию Офицерского собрания, где должен был состояться бал победителей. Гремела музыка, местные красавицы украшали общество мужчин, стол манил изобилием яств.
Вот и долгожданный тост. Взметнулись руки с наполненными дорогим вином бокалами. Но вместо переливчатого звона хрусталя в воздухе прогремел залп восьми артиллерийских орудий. Эти выстрелы возвестили начало гражданской войны на Украине.
В панике метались по городу гайдамаки. Артиллерийские батареи Эрбо и Карпухина вели непрерывный огонь по Офицерскому собранию. В это время отряд под руководством Киквидзе освобождал город. Были выпущены на свободу арестованные большевики. Часть метавшегося в панике гайдамацкого офицерства была уничтожена.
К утру город полностью перешел в руки советской власти. Так получил свое боевое крещение первый отряд Красной гвардии.
Васо Киквидзе в этом бою проявил себя как смелый, энергичный, находчивый командир.
1 января 1918 года в Ровно собрался митинг бойцов, участвовавших в подавлении гайдамацкого мятежа.
Собирая бойцов, Разживин и Киквидзе имели одну цель: поблагодарить их за поддержку советской власти. Но митинг принял совсем другое направление. Сюда пришли не только бойцы, но и многие жители Ровно.
Когда на трибуне, устроенной из бочки, появились Разживин и Киквидзе, собравшиеся приветствовали их аплодисментами, со всех сторон раздавались крики:
— Мы все за советскую власть, запишите и нас в Красную гвардию!
Здесь же находились и солдаты, убывающие домой и случайно принимавшие участие в бою за Ровно. Они единодушно поддержали ровненцев и тоже решили: домой пока не ехать, а вступить в Красную гвардию. На первом заседании ВРК Васо Киквидзе был избран командующим войсками Юго-Западного фронта.
В этот же день Киквидзе докладывал главкому Крыленко:
«Из числа солдат Юго-Западного фронта создан красногвардейский Ровненский отряд. В него вошли коммунисты и рабочие г. Ровно — 300 человек, солдаты Туркестанского и 25-го корпусов — 600 человек, 150 кавалеристов 13-го Орденского полка, авто-бронерота Юго-Западного фронта в полном составе; две полевые батареи под командованием Карпухина и Эрбо — в полном составе».
Так был создан первый, на Украине отряд Красной гвардии. Его командиром был выбран Васо Киквидзе.
Противник из Ровно был выбит, но не уничтожен. Его части группировались в районе станции Сарны, куда на помощь гайдамакам направились части польского корпуса.
2 января Киквидзе двинул свой отряд под Сарны. Здесь в коротком, но ожесточенном бою отряд Красной гвардии проявил необыкновенное мужество. Противник дрогнул и отступил.
После этой операции Киквидзе повел своих бойцов на Бердичев, где заседала ставка бывшего командующего Юго-Западного фронта. Вступление отряда Киквидзе в город заставило командующего генерала Володченко покинуть Бердичев и бежать в Киев — под защиту Петлюры.
Теперь вся власть на фронте перешла целиком к Военно-Революционному Комитету.
Но появился новый опасный враг: немцы начали наступление. Старая армия разваливалась окончательно, бесконечные эшелоны двигались по направлению к Полтаве. Необходимо было перебросить тылы в глубь России.
Чтобы осуществить этот план, Киквидзе и его отряду поручено сдерживать наступление немцев и гайдамаков.
Силы отряда были невелики. Приходилось искать новые формы ведения боев. Именно в этот период Киквидзе создает свою тактику круговой обороны. Она заключалась в умении вести бой на любой местности, при любых условиях, даже на колесах. Киквидзе учил бойцов быстро выгружаться из эшелонов, занимать оборону, быстро погружаться обратно и отрываться от противника. Эшелоны были приспособлены для молниеносной высадки кавалерии и артиллерии. На платформах возились специальные помосты, к эшелону прицеплялся кран для выгрузки пушек, часть артиллерии была приспособлена для стрельбы с железнодорожных платформ.
С бойцами велась и политическая работа. По инициативе красногвардейцев в отряде был создан Военно-Революционный Трибунал.
В ночь на 16 января 1918 года большевики Киева, опираясь на рабочих завода «Арсенал» и революционно настроенных солдат Киевского гарнизона, подняли восстание против власти Центральной рады.
Для подавления восстания к Киеву стягивались отряды петлюровцев. На поддержку к киевским рабочим спешил и Ровненский отряд Киквидзе. Отряд храбро сражался с гайдамаками. Но с фронта подошли казачьи части и немецкие войска. Силы стали явно неравными. Озверевшие петлюровцы обрушили всю мощь своего удара на «Арсенал». Шесть дней, поддерживаемые отрядом Киквидзе, героически держались арсенальцы, пока у них не кончились патроны.
Отряд Киквидзе и часть рабочей дружины «Арсенала» отступили к Дарнице. Но недолго продержались петлюровцы в Киеве. 22 января красногвардейский отряд Киквидзе совместно с частями, прибывшими из Питера, Москвы и других городов, выбил гайдамаков из Киева. Киевские рабочие передали Ровненскому отряду бронепоезд, лучшие из них вступили в число красногвардейцев. Отряд насчитывал теперь около 5 500 человек.
В это время на Украину, в Харьков, прибыл В. Антонов-Овсеенко и принял командование над всеми украинскими частями. Он подчинил Киквидзе весь участок Гребенка — Ромодан — Полтава — Лозовая. Войска, расположенные на этом участке, получили название IV армии.
Немцы подходили по всему фронту. На подступах к Полтаве пятитысячная армия Киквидзе в течение нескольких суток сдерживала наступление германских войск в количестве двух корпусов.
Но беспримерный героизм красногвардейцев не мог остановить хорошо организованного, вооруженного до зубов врага.
Пал Харьков. Отряды Красной гвардии отходили на восток, в Северо-Донецкую республику. Остатки IV армии прибыли в Луганск. Армия, сильно поредевшая в жестоких боях, однако, значительно выросла за это время в боевом и политическом отношении, пройдя испытание «огнем и мечом». В ее радах остались лишь преданные делу революции люди.
Вскоре обстановка изменилась. Был заключен Брестский мирный договор, согласно которому все отряды советских войск на Украине подлежали разоружению. В города Центральной России с Украины отходили красные отряды. В числе этих отрядов был и отряд Киквидзе, прибывший в Тамбов.
Тамбовский исполком отнесся к красногвардейцам сначала недоброжелательно, опасаясь за спокойствие горожан. Но, убедившись в организованности и дисциплинированности отряда, переменил свое отношение. Между киквидзевцами и рабочими Тамбовского порохового завода завязалась крепкая дружба.
11 мая 1918 года отряд посетил член коллегии Народного комиссариата по военным делам Н. И. Подвойский. К этому времени отряд Киквидзе пополнился пришедшим с Украины и влившимся в него Харьковским полком. В состав отряда входили: пехотный полк, кавалерийский Орденский полк, две легкие батареи и сформировавшаяся конная батарея.
Подвойский провел смотр боевой готовности отряда. С задачей, поставленной во время смотра, красногвардейцы справились великолепно. Поэтому отряд не расформировали, а развернули в 1-ю дивизию внеочередного формирования.
Начальником дивизии был назначен В. Киквидзе, его заместителем С. Медведовский.
16 мая 1918 года, приняв присягу, дивизия с энтузиазмом поклялась защищать до конца дело революции. С этого момента началась усиленная работа по формированию дивизии. В нее влились новые части: Украинский рабоче-крестьянский полк, 2-й Интернациональный полк, 6-й Заамурский конный полк.
В последних числах мая 1918 года дивизии было приказано срочно погрузиться и отправиться под Царицын на борьбу с южной контрреволюцией: с Дудаковым, Красновым и немцами.
Приказ об отправке на фронт был встречен с большим энтузиазмом. Погрузка шла с лихорадочной быстротой, но стройно и организованно, и дивизия поэшелонно стала отбывать из Тамбова по маршруту Балашов — Поворино — Филоново.
В штабе Северо-Кавказского военного округа оказался в то время бывший царский генерал Носович, белогвардейский агент, пробравшийся в аппарат Красной Армии с подрывными целями. Узнав о приближении к Царицыну дивизии Киквидзе, он немедленно связался с Красновым и Деникиным. Враги намеревались задержать дивизию в пути и уничтожить ее по частям.
Когда головные эшелоны достигли станции Арчеда, а тыловые — станции Поворино, дивизия была остановлена Носовичем.
Киквидзе было приказано прекратить продвижение вперед и немедленно выехать в штаб СКВО за получением дальнейших директив. Ничего не подозревая, Киквидзе на бронепоезде отправился в Царицын.
Тем временем Краснов дал указание атаману Дудакову воспользоваться отсутствием Киквидзе и атаковать дивизию врасплох.
Прибыв в штаб СКВО, Киквидзе в первом же разговоре с Носовичем и его «спецами» понял, что ему устроили западню. Не подавая виду, что разгадал замысел врагов, он под предлогом нездоровья немедленно удалился из штаба, миновал охрану и добрался до бронепоезда. Здесь Киквидзе опять был среди своих. Через несколько минут бронепоезд мчался на полной скорости обратно к дивизии.
Генерал Носович, узнав об исчезновении Киквидзе, приказал задержать бронепоезд на станции Себряково. Но с помощью железнодорожников Киквидзе удалось проскочить станцию.
Вовремя вернулся начдив к своим частям. Белая кавалерия уже готовилась к атаке. Киквидзе немедленно отдал команду подготовиться к обороне. Присутствие начдива придало красногвардейцам решимость. Они стойко встретили атаку беляков. Отряд Дудакова отступил с большими потерями.
О нависшей над красными частями опасности Киквидзе немедленно сообщил Сиверсу, командиру Украинской бригады, занимавшей позиции в районе Поворино.
Дудаковские банды, засевшие в окружной станице Урюпино, взяли станцию Алексиково, перехватив, таким образом, железнодорожную ветку Поворино — Филоново.
Необходимо было принимать срочные меры.
Киквидзе с Интернациональным и Заамурским полками и двумя легкими батареями со стороны Филоново и кавалеристы Орденского полка со стороны Поворино двинулись на Алексиково. Удар был неожиданным и мощным. После сильного боя белые отступили, и 12 июня станция была взята.
На следующий день Киквидзе по своей инициативе развернул наступление на станицу Урюпинскую. На этот раз начдив повел в бой кавалерию. Противник пытался обороняться крупными конными силами, но, не выдержав натиска красногвардейцев, начал отступать.
Все же из-за предателей в штабе СКВО позиции, завоеванные кровью красных бойцов, вскоре пришлось оставить. Носович ложно информировал Киквидзе о положении в тылу, намеренно искажал сведения о силах противника. Он потребовал сконцентрировать основные силы дивизии на линии Филоново — Арчеда, в то время как противник сгруппировал отряды, угрожая Алексиково, а к Урюпино подступали немцы.
Это привело к тому, что 16 июня киквидзевцам пришлось оставить станицу Урюпино и отступить к станции Алексиково. В течение ночи части красногвардейцев грузились и отправлялись на Поворино. С пехотой, измученной и усталой, начдиву пришлось отойти на прежние позиции, чтобы привести части в порядок и этим сохранить живую силу.
Прибыв в Поворино, Киквидзе получает из Кандауровки от рабочих порохового завода тревожную телеграмму: «Советская власть в Тамбове пала, спасайте!»
В это же время по телеграфу из Саратова предгубисполкома Антонов-Саратовский предложил Киквидзе двинуть дивизию на Тамбов, чтобы подавить белогвардейский переворот. Он предупреждал начдива о важности этой операции, так как тамбовский мятеж мог послужить сигналом для контрреволюционных выступлений в других городах.
Связи с Царицыном, где находился штаб округа, не было, и Киквидзе взял на себя ответственность выступить с частями на Тамбов. Тысяча красногвардейцев и эскадрон орденцев под командованием самого начдива двинулись в путь.
Тамбовщина давно бушевала. В городе хозяйничало белогвардейское офицерство, в селах — бандиты. Генерал Богданович, бывший командир полка старой армии, был душой заговора.
Под влиянием контрреволюционной агитации 1-й Социалистический полк, квартировавший в Тамбове, в ночь с 16 на 17 июня арестовал местную советскую власть. Большевики были брошены в тюрьмы, Г. Разживин — убит.
Белогвардейцы приступили к формированию своего правительства во главе с генералом Богдановичем.
Но солдаты мятежного полка скоро опомнились и начали арестовывать заговорщиков и освобождать арестованных. Заговор не успел разрастись, к прибытию первых частей дивизии Киквидзе восстание было уже ликвидировано, и лишь на окраинах шла перестрелка с белогвардейцами.
Несомненно, на быстроту подавления восстания оказали влияние слухи о подходе к городу красноармейских частей.
Несколько дней спустя 1-й Социалистический полк был выстроен перед зданием губкома. Нарушив глубокую тишину, к бойцам возмутившегося полка обратился начдив Киквидзе:
— Вы изменили советской власти, решайте сами, что с вами делать!
Полк просил дать ему возможность искупить свою вину на фронте. Так дивизия Киквидзе пополнилась еще одним пехотным полком — Тамбовским, который крепко держал свое слово и на деле доказал преданность советской власти.
А на Дону в это время не прекращались бои. Вернувшись в дивизию, Киквидзе с новой энергией обрушивает свои отряды на врагов. Бок о бок с киквидзевцами сражаются бойцы дивизий Сиверса и Миронова.
Охраняя самый ответственный участок железной дороги в районе Филоново — Поворино, дивизия Киквидзе в то же время непрерывно совершает налеты на белогвардейские отряды. Начдив лично ведет агитацию среди донского казачества, стремясь создать красные казачьи войска и двинуть их на борьбу с Красновым.
Киквидзе был умелым агитатором, обладал удивительной способностью завоевывать симпатии людей, привлекать их на свою сторону. К этому времени имя бесстрашного начдива было уже широко известно на Дону.
Достаточно было Киквидзе обратиться к крестьянам Семеновки, Мачехи, Тростянки, как все мужское население деревень, от подростков до стариков, пожелало организовать свой отряд и бороться вместе с дивизией за советскую власть. Так был создан Преображенский полк.
К концу 1918 года дивизия Киквидзе представляла весьма внушительную силу. Она имела 6 пехотных и 6 кавалерийских полков, бронепоезд, автобронероту, состоявшую из 10 бронемашин, прожекторную роту, 9 артиллерийских батарей, одну линейную батарею. Нужно было иметь недюжинные организаторские способности и большой полководческий талант, чтобы руководить такой большой массой бойцов и техники.
Киквидзе успевал повсюду. Трудно было представить, когда он спал. Начдив, казалось, не знал усталости. Его стройную, подтянутую фигуру можно было видеть впереди идущих в атаку бойцов. Не было лучшего рассказчика и танцора во время отдыха. От зоркого глаза начдива не могло ускользнуть ни одно нарушение дисциплины.
Будучи кристально честным человеком, Киквидзе особенно не терпел мародерства, разврата, пьянства. И надо отдать должное его бойцам. Равняясь на командира, они были нетерпимы к безобразиям и беспредельно преданы делу революции. Особенно требовательным был Киквидзе к командирам.
Во время боя под Преображенской особенно тяжелое положение сложилось на участке Тамбовского полка. В течение двух часов полк подвергался обстрелу со стороны белых и начал нести большие потери. Казалось, еще минута, и атака красногвардейцев захлебнется. В этот момент неожиданно для всех в цепь как вихрь ворвался Киквидзе с группой всадников. Отступление было приостановлено.
Оглядев поле боя, Киквидзе потребовал к себе командира полка. Но оказалось, что тот не принимал участия в бою. Боем руководил его заместитель Богданов. Грозно сдвинулись брови начдива, гневом засверкали глаза.
— Почему не на лошади? — обратился Киквидзе к Богданову. — Как же ты руководишь боем, не имея коня? Ты же не можешь быстро прийти туда, где должен быть по обстановке! — продолжал начдив.
После этого он велел немедленно выдать Богданову верховую лошадь и приказал ему принять командование полком. Прежнего командира за уклонение от участия в бою Киквидзе послал на передовую рядовым бойцом.
Зато сам начдив во время боя был всегда впереди, всегда на самом трудном участке. Его можно было видеть то ведущим в атаку кавалерийские полки, то спешащим на автомобиле на помощь пехоте, то в строю пехотинцев, атакующих противника.
Слава о его беспредельной храбрости разнеслась по всему фронту. Одно упоминание имени Киквидзе приводило в трепет белоказаков. Генерал Краснов объявил за голову красного «бандита» вознаграждение в размере 25 тысяч рублей золотом.
Узнав об этом, Васо не раз шутливо говорил друзьям:
— Может быть, вы меня продадите? Золото советской власти нужно!
Среди бедного крестьянства и казачества Донской области, сочувствующего советской власти, о бесстрашном грузине ходили настоящие легенды.
Да и как было не появиться таким рассказам, когда Киквидзе порою совершал вещи почти неправдоподобные!
Однажды разведчики убили нарочного, который вез секретную почту белоказакам. Из документов, обнаруженных в сумке убитого, стало ясно, что в одном из ближайших хуторов расположился штаб белоказачьей части, сдавшей Преображенскую. Из ставки сообщали, что в штаб направляется от Краснова офицер, грузинский князь, для расследования причин сдачи Преображенской.
Киквидзе прочитал документы, на минуту задумался, затем энергично встал и немедленно вызвал легковую машину.
Когда машина подъехала к помещению штаба, на крыльце появился бравый белогвардейский офицер в новенькой форме с погонами на плечах.
Шофер так и ахнул, узнав в офицере Киквидзе.
— Едем в хуторок, к белым! — скомандовал начдив, усаживаясь поудобней.
Шофер понимающе кивнул, включил мотор, и машина понеслась по дороге, провожаемая тревожными взглядами красногвардейцев.
На окраине хутора дорогу машине преградил белоказачий разъезд.
— Стой! — крикнул хорунжий, разворачивая лошадь поперек дороги.
На лице Киквидзе не дрогнул ни один мускул. Спокойно вынул он из бокового кармана вчетверо сложенный листок бумаги и подал его хорунжему.
Увидев на удостоверении подпись самого Краснова, тот почтительно козырнул и, возвратив бумагу, жестом показал, что путь свободен.
В штабе Киквидзе обратился к дежурному офицеру:
— Я с поручением из ставки! Прошу провести меня к полковнику, — и небрежно снял белые перчатки.
Через несколько секунд новоиспеченный князь величавой походкой входил в кабинет полковника. Безукоризненные манеры, а главное — приказ, подписанный самим атаманом, отметали всякие подозрения.
— Вы арестованы, полковник! Вы обвиняетесь в невыполнении приказа генерала Краснова, что повлекло за собой сдачу Преображенской. Прошу дать документы штаба для представления в ставку.
Полковник, машинально перебирая руками, дрожащими от страха, передавал Киквидзе секретную переписку, документы, коды, шифры, списки со сведениями о людском и конском составе.
— Собирайтесь, полковник, поедете вместе со мной в ставку.
Усадив полковника в машине рядом с собой, Киквидзе приказал шоферу трогать.
Машина миновала белоказачьи заставы. Вдруг полковник испуганно замахал руками.
— Что делает ваш шофер? Князь, прикажите остановить машину, ведь там красные!
— Успокойтесь, полковник! — рассмеялся неожиданно «князь». — Красные мне не страшны. Я — Киквидзе!..
Еще об одном случае, связанном с находчивостью начдива, любили рассказывать бойцы 16-й дивизии.
Однажды Киквидзе по делам заехал на телефонную станцию. Во время разговора в открытое окно была брошена ручная граната. Все присутствующие в помещении оцепенели от неожиданности.
Еще одна секунда — и раздастся взрыв.
Не растерялся только Киквидзе. Одним рывком он схватил гранату и выбросил обратно в окно. Тут же раздался оглушительный грохот, и в комнату полетели осколки оконного стекла.
Во время одного из боев противнику удалось забраться в тыл и захватить батарею. Когда об этом доложили Киквидзе, он вдвоем с шофером в открытом автомобиле с пулеметом бросился на выручку, сбил пулеметным огнем конвой и отбил батарею.
Другой раз в легковом автомобиле в сопровождении броневика начдив проник с командиром Рабоче-Крестьянского полка Чайковским верст на 10 в тыл белоказаков и произвел там панику, растерявшийся противник бежал. На этот раз Киквидзе был ранен и еле выбрался к своим.
А прославленная тройка — начдив Киквидзе, командир автороты Доценко и его заместитель Железняков — не раз на бронеавтомобиле совершала бесстрашные рейды по тылам противника.
В любом бою, в любой жаркой схватке Киквидзе участвовал сам и шел всегда впереди. Под ним несколько раз убивали коня, он сам был тринадцать раз ранен, но поле боя не покидал, лечился на ходу.
Так среди бойцов дивизии сложилась легенда: «Киквидзе бессмертен!»
В течение пяти месяцев дивизия вела непрерывные бои с белоказаками и немцами. В неравных боях ее ряды заметно поредели, но своих позиций она не сдавала.
В конце 1918 года дивизия получила пополнение. По распоряжению Ленина сюда были присланы коммунисты из Москвы и Питера.
10 января началось общее наступление всей IX армии. Дивизия Киквидзе являлась ударной силой. Она занимала более 60 километров по фронту, двигаясь в направлении станции Ярыженской. через хутор Зубрилов.
Наступление шло успешно, и части около полудня 11 января овладели хуторами Зубрилов и Чепышев. Противник отходил на станцию Ярыженская, изредка отстреливаясь.
В сторожевое охранение выдвинулся Тамбовский полк. Желая проверить несение сторожевой службы и разведать впереди лежащую местность, с полком двигался и начдив Киквидзе.
Было спокойно, только изредка раздавались единичные выстрелы. Неожиданно Киквидзе упал: вражеская пуля попала ему в грудь около сердца. Начдива немедленно перенесли на перевязочный пункт, где ему наложили бинты.
Но это не помогло, Киквидзе был без сознания и вскоре умер на руках у командира Тамбовского полка Чистякова.
Дивизия тяжело переживала смерть начдива.
12 января Реввоенсовет республики прислал телеграмму:
«Ваш вождь Киквидзе — один из лучших солдат революции — выбыл из строя. Недавно контуженный, он продолжал оставаться на своем посту. В этот раз вражеская пуля попала метко. Один из самых грозных врагов красновской контрреволюции выбыл из ваших рядов.
16-я дивизия отныне будет именоваться дивизией Киквидзе. Отныне дивизия Киквидзе должна знать только один лозунг, один клич: «Беспощадная месть за смерть своего вождя». Смерть красновцам и вечная память герою Киквидзе».
Тело Киквидзе было отправлено в Москву и с воинскими почестями захоронено на Ваганьковском кладбище.
Жестоко мстили киквидзевцы врагу за смерть своего начдива. Дивизия победоносно сражалась на Южном фронте против банд Краснова, принимала участие в разгроме Деникина, ее доблестные знамена реяли на полях сражений с белополяками, под натиском киквидзевцев не раз отступали белофинны, в панике бежали банды Антонова.
Огромную помощь оказали бойцы 16-й стрелковой дивизии населению Татарской республики в борьбе с голодом в 1921–1922 годах.
За эти большие заслуги дивизии было присвоено имя вождя революции В. И. Ульянова-Ленина, и она стала именоваться Ульяновской.
В годы Великой Отечественной войны 16-я стрелковая Ульяновская имени Киквидзе дивизия сражалась на дальних подступах к Ленинграду. Все бойцы стояли насмерть. В боях с превосходящими силами противника дивизия погибла, но не отступила…