А. Мельчин СТЕПАН ВОСТРЕЦОВ
А. Мельчин
СТЕПАН ВОСТРЕЦОВ
Осенним днем 1923 года перед личным составом одной из воинских частей на Дальнем Востоке стоял боевой командир Красной Армии. Голос командующего войсками военного округа, зачитывающего приказ Реввоенсовета Республики, четко раздавался под сводами зала, и каждое слово приказа заставляло сильнее биться сердце командира, стоявшего перед строем.
— Награждается, — говорилось в приказе, — четвертым орденом Красного Знамени бывший помощник командира 2-й Приамурской стрелковой дивизии Вострецов Степан Сергеевич за блестящее выполнение в июне 1923 года в невероятно трудных и опасных условиях Охотско-Аянской экспедиции, закончившейся ликвидацией банды Пепеляева и пленением самого Пепеляева, чем было уничтожено последнее гнездо контрреволюции на Дальнем Востоке.
В глубокой тишине командующий подошел к стоявшему перед строем командиру, прикрепил к его груди орден, обнял, поцеловал его и едва успел скомандовать «вольно», как раздалась такая овация, какой, наверное, никогда не слышал зал бывшего Офицерского собрания.
На товарищеском вечере, состоявшемся после вручения; ордена Степану Сергеевичу Вострецову, молодые командиры попросили его рассказать, за какие подвиги он был удостоен четырех правительственных наград. Но не любил говорить о себе прославленный герой гражданской войны коммунист Вострецов.
Документы того времени, наградные листы, боевые приказы, воспоминания боевых соратников героя позволяют проследить его жизнь, узнать о ратных подвигах славного полководца гражданской войны.
Степан Сергеевич Вострецов родился 17 декабря 1887 года в затерянном среди отрогов Уральских гор лесном селении Казанцево Бирского уезда Уфимской губернии, в многодетной семье сельского писаря. Нужда заставила его двенадцатилетним мальчиком покинуть родной дом и направиться на заработки. В Уфе, куда попал паренек, он работал подмастерьем кузнеца.
Когда Степану минуло 17 лет, он перебрался в Челябинск, а затем в Омск. Здесь молодой рабочий познакомился со ссыльным студентом и впервые прочел книги о революционной борьбе рабочего класса, услышал имена Маркса, Энгельса, Ленина. В бурные дни первой русской революции 1905 года он стал членом Российской Социал-Демократической Рабочей Партии.
Когда Вострецов был призван в армию, он и там не оставил партийной деятельности, за что вскоре попал под военно-полевой суд, который приговорил его к трем годам тюрьмы.
После тюрьмы опять скитания по городам Российской империи, а в начале первой мировой империалистической войны — новый призыв в армию. Рядового Вострецова назначили в кузницу при штабе корпуса. Но долго здесь служить не пришлось. Однажды вечером в кузницу пришел офицер и приказал подковать коня.
— Не могу, ваше благородие, — ответил солдат-кузнец. — Ночью по инструкции ковать лошадей не разрешается.
— Сволочь! Как разговариваешь? Немедленно подковать, а не то… — Раскричавшийся офицер подошел вплотную к Вострецову, поднял кулак. Кузнец был не из робких. Он схватил тяжелые кузнечные клещи и с таким видом взмахнул ими над головой офицера, что последний пулей вылетел из кузницы. За такой поступок Вострецова могли расстрелять, но, по счастью, он был только отослан на передовую позицию.
Более двух лет сражался Вострецов на передовых линиях. Он был трижды ранен, награжден тремя георгиевскими крестами, и в конце 1916 года за храбрость произведен в прапорщики.
Не сразу человек находит свое призвание в жизни. Так произошло и с Вострецовым. Может быть, это объясняется тем, что уж очень крепко осточертела храброму солдату война, может быть, одолела тяга к мирному труду. Так или иначе, но после победы Великой Октябрьской революции, когда молодое Советское государство приступило к созданию своей Красной Армии, в ее рядах не оказалось прапорщика из рабочих — Вострецова. Демобилизовавшись в марте 1918 года, он уехал к себе на родину, где взялся за организацию первой в районе сельскохозяйственной коммуны.
Но очень скоро грозные события разрушили планы демобилизованного воина.
Летом 1918 года, когда родное село Вострецова захватили белогвардейцы, он был арестован и посажен в тюрьму. Три месяца, проведенные в тюрьме, убедили его, что пока не будут разгромлены все враги советской власти, думать о мирном труде не придется. «Сидевшие там товарищи сумели развеять меньшевистский туман и… теперь у меня было только одно желание, — вспоминал впоследствии Вострецов, — поскорее удрать к красным».
Это желание скоро осуществилось, и Вострецов, как только вырвался из тюрьмы, вступил в ряды Красной Армии.
Послужной список будущего полководца Красной Армии открывался более чем скромно. В декабре 1918 года он был назначен помощником командира роты в формируемый 2-й Петроградский полк.
В боях на Волге против кулацких банд и восставшего по указке Антанты Чехословацкого корпуса закалялась, росла Красная Армия. Вместе с ней росли и ее командные кадры. За этот год Степан Вострецов прошел путь от командира роты до командира полка. И он сам и старшие командиры поняли призвание коммуниста Вострецова — воспитывать и вести в бой солдат революции — воинов Красной Армии.
По призыву Коммунистической партии на Восточный фронт, ставший летом 1918 года главным, прибывало пополнение. Из Москвы сюда ехали рабочие заводов Гужона и Трехгорки, революционные солдаты — участники штурма Кремля. В один и тот же час к крутым берегам волжского города Симбирска подошло два парохода. Пока матросы швартовали пароходы к дощатой пристани, пассажиры — бойцы Красной Армии — знакомились друг с другом. То и дело слышны были возгласы:
— Откуда?
— Из Москвы, из Лефортова, а вы издалече ли?
— Оттуда же, с Калужской заставы.
Вскоре из двух только что пришедших отрядов был создан один полк 27-й дивизии. Когда встал вопрос, как назвать полк, почти все предложили: раз на Волге встретились, быть и полку Волжским.
Так и порешили.
Свое боевое крещение 242-й Волжский полк получил в боях на подступах к Уралу. В начале июля 1919 года его командиром был назначен С. С. Вострецов. Он принял часть в момент, когда последняя под натиском противника отступала от деревни Аллатузово. Чтобы избежать угрозы окружения всей группы, оперировавшей в этом районе, нужно было не только остановить наступление противника, но и разбить его. Полк Вострецова стремительным ударом сорвал замыслы врага.
В составе войск Восточного фронта 27-я дивизия с боями продвигалась на восток, громя отборные части белогвардейцев. В этих боях всегда впереди в самых жарких схватках были Волжский полк и его боевой командир.
Особенно отличился 242-й полк в боях за Челябинск. Степан Вострецов с несколькими красноармейцами и пулеметчиками первым ворвался — на вокзал, открыл пулеметный огонь по отходившему эшелону й отступавшим группам противника. Когда был убит пулеметчик, он сам лег за пулемет и продолжал дело погибшего товарища. При занятии станции Челябинск 242-м полком было захвачено свыше тысячи пленных, 16 пулеметов, много паровозов и военного имущества.
Заняв город лихим налетом, полк закрепился на его восточной окраине. Но не успели втянуться в город другие полки дивизии, как колчаковцы, собрав в кулак все имеющиеся в этом районе силы, обрушились на утомленных многодневными боями бойцов. Атака следовала за атакой. Стойко держались волжцы, но силы их стали иссякать. В это время перед окопами появился командир — Трубка, как любовно звали Вострецова бойцы за то, что он почти никогда не выпускал изо рта любимой трубки.
Так и сейчас медленно шел он между поредевшими рядами бойцов, а за ним вился голубоватый дымок.
— Как дела, ребята? Почему так тихо, устали?
Бойцы молчали. И без слов было понятно: недолго продержатся ребята. Остановился командир, поискал взглядом кого-то и, увидев, улыбнулся и громко крикнул:
— Волжцы, песню! Нашу волжскую, родную.
И сам начал:
Волга, Волга, весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной
Переполнилась наша земля…
Надежды командира оправдались: песня вдохновила бойцов. Они отстояли город.
Один из бывших политработников 27-й дивизии, Краснопольский, вспоминая позднее о боях за Челябинск, писал, что если Петроградский полк 27-й дивизии отличался большой маневренностью и стремительностью, то Волжский полк в своих действиях «был методичен, упорен, настойчив и раз взятое отдавать назад не привык — в этом сказался и характер его командира, уральского кузнеца, человека, привыкшего все делать основательно и прочно. Сочетание порыва петроградцев и уверенности в себе волжцев всегда давало успех в бою, и на этот раз петроградцы и волжцы первыми ворвались в город».
Приказом Реввоенсовета Республики от 30 апреля 1920 года С. С. Вострецов за героизм, проявленный в боях под Челябинском, был награжден первым орденом Красного Знамени.
Еще в дни небольшого отдыха после боев за Челябинск в дивизии была сложена новая песня:
Пой, Колчак, пой,
Челябинск не твой,
Скоро Омска тебе не видать…
«Вперед, на Омск! Даешь столицу Колчака!» — под этим лозунгом сражались волжцы в Зауралье. Здесь, на реке Тобол, колчаковцы попытались остановить натиск Красной Армии. Контратаки отборных сил врага приняли на себя лучшие части V армии — 26-я и 27-я дивизии.
Колчаковский генерал Сахаров писал впоследствии о них:
«Эти восемнадцать русских красных полков проявили в сентябрьские дни 1919 года очень много напряжения, мужества и подвигов».
Преследуя отступающего врага, полк Вострецова на окраине деревни Медведовки неожиданно встретил значительные силы противника. Вострецов быстро развернул полк и через полчаса коротким ударом занял деревню.
Из опроса пленных было установлено, что Медведовку занимал штаб полка с одним батальоном, а другие батальоны этого же полка находились в 7—10 верстах на запад от деревни.
Пройдя деревню и удалившись от нее на север примерно на полторы версты, Вострецов вдруг услышал несколько ружейных выстрелов со стороны Медведовки.
Через 5—10 минут подскакал оставленный в деревне комендант полка и доложил:
— Одиночная стрельба производилась по двум всадникам. Оба всадника захвачены в плен, а один из них, раненый офицер, лежит на дороге у деревни и громко орет: «Дайте мне командира полка красных: у меня имеется секретное донесение».
Вострецов вернулся и подъехал к раненому офицеру. Тот подал смятую бумажку, в которой было написано: «Согласно вашему приказанию батальон выступил в дер. Медведовку. Комбат штабс-капитан Митин».
Степан Сергеевич сразу понял: сейчас придется встретить батальон колчаковцев. Видимо, комполка белых вызвал свой батальон для помощи.
Через полчаса по приказу Вострецова резервный батальон волжцев вернулся в Медведовку и залег за плетнем, кустами и избами по обеим сторонам дороги.
Сам командир полка залез на ветряк. Через несколько минут увидел: верстах в четырех пылит колонна. Колонна остановилась и выслала вперед двух кавалеристов. Они были захвачены в плен.
— Кто это идет? — спросил у них Вострецов.
— 3-й батальон 46-го полка. Комбат выслал нас разведать, кто в деревне: стрельба подозрительная была…
У адъютанта Вострецова была офицерская гимнастерка с погонами. Степан Сергеевич надел ее и с двумя бойцам пошел навстречу противнику.
Через версту встретил конного ординарца.
— Что же вы, черти, стоите? — закричал Вострецов. — Какого дьявола комбат не ведет батальон в деревню?
Ординарец растерялся, а Вострецов продолжал:
— Я командир 5-й роты 46-го полка. По приказанию командира полка прикажите командиру батальона штабс-капитану Митину немедленно ввести батальон в. деревню.
— Слушаюсь, господин поручик! — козырнув, ординарец поскакал к своим.
Через 10 минут на рысях к Вострецову подъехала группа всадников во главе с комбатом. Поймав за узду лошадь штабс-капитана Митина, Степан Сергеевич тихо сказал:
— Я командир Волжского полка, только не белого, а красного. С коней долой и сдавай оружие!
Штабс-капитан растерялся и слез с лошади, за ним слезли остальные.
Вострецов взял комбата Митина под руку и, прогуливаясь, расспрашивал его об обстановке на позиции, о его соседях и связи с ними.
Когда батальон противника миновал замаскированную засаду красных, Вострецов вышел навстречу белогвардейцам.
— Господа офицеры! — скомандовал один из офицеров, видимо принимая Вострецова за командира полка.
Подойдя к передним рядам батальона, Степан Сергеевич предложил комбату объяснить, что они теперь военнопленные и чтобы офицеры не боялись и не волновались, так как никого расстреливать не будут.
За один переход до Омска по дивизии был отдан приказ: Петроградскому, Волжскому и Крестьянскому полкам занять город. В крестьянской избе села Гуляева начдив собрал командиров бригад и полков и, указывая карандашом на стрелу, направленную на раскрашенный на карте кружок, обозначавший столицу «колчаковии», сказал:
— Эта стрела указывает путь, по которому должен первым ворваться в город Волжский полк. Сердце белогвардейской Сибири должно быть пронзено этой стрелой. Дело за вами, товарищи. Как вы думаете, товарищ Вострецов?
Худощавый, немного выше среднего роста, командир поднялся и коротко ответил:
— Не боги горшки обжигают, товарищ начдив. Налетим — беляки и выскочить с испугу не успеют.
— Тогда действуйте.
Повернувшись, Вострецов твердой походкой направился к выходу. Вслед за ним вышел комиссар полка Великосельцев. Оставшиеся на совещании командиры с нескрываемой завистью смотрели на своего товарища, которому выпала честь первым войти в Омск.
Белогвардейские газеты, приказы, расклеенные на заборах и домах, оповещали жителей Омска, что город будет защищаться до последнего солдата, и красные передовые части, которые находятся более чем в 160 километрах от Омска, будут задержаны на подступах к городу. Однако, несмотря на подобные заверения, город лихорадило. Вместе с многочисленными «министерствами», канцеляриями, штабами и иностранными миссиями на восток в штурмом взятых вагонах уезжала буржуазия, военные чиновники и тысячи офицеров — «командировочных», покинувших самовольно позиции.
Подступы к городу охраняли наиболее испытанные офицерские части. Стояли морозы, и белые предпочитали скрываться в домах или окопах. Местами, там, где не было никаких строений, целые участки оставались почти открытыми. Это знали местные крестьяне, и один из них взялся провести полк Вострецова через такие «окна» прямо к станции.
Вострецов шел рядом с проводником во главе небольшого передового отряда. Когда из-за снежного косогора показались огни станции, ему среди хаоса эшелонов сразу бросился в глаза сверкающий огнями больших окон штабной поезд. Отдав приказ подходящим частям полка оцепить станцию, он с головным отрядом направился к поезду. Подойдя ближе, он увидел международный вагон и, выхватив маузер, в несколько прыжков оказался на ступеньках его тамбура. Ткнув маузер в живот проводника, застывшего от неожиданности, он распахнул дверь салона и крикнул:
— Сопротивляющемуся вкачу пулю! Вылезай, приехали!
Генералы, штабные офицеры, их жены — все, кто был в салоне, растерявшись от неожиданности, подняли руки вверх.
Подойдя вплотную к генералу с поседевшими усами, стоявшему рядом с полной женщиной, следившей обезумевшими глазами за неизвестным человеком, Вострецов коротко приказал:
— Господин генерал, город занят советскими войсками. Немедленно телеграфируйте командирам частей, чтобы сложили оружие. Иначе… — рука с маузером оказалась на уровне лица генерала.
Генерал медленно подошел к телефону и под диктовку Вострецова начал передавать приказание.
Так началось утро 14 ноября 1919 года — дня освобождения Омска. Советские войска выбили противника из города, захватив богатые трофеи и большое количество пленных. Волжский полк в ходе этих боев занял предместье Омска — Атаманский хутор. В одном из домов расположился штаб, где Вострецов и его комиссар Великосельцев принимали рапорты своих командиров.
Два бойца ввели пожилого человека, одетого в поношенный армяк, с перевязанной женской фуфайкой головой.
— Что за маскарад! — удивился Вострецов. — Кто этот человек?
— Генерал, товарищ командир, — ответил один из бойцов. — Генерала поймали. На рысаке удирал, мы его вытряхнули из санок.
— И из шубы, — пряча улыбку, добавил второй боец.
— Пока мы обыскивали санки, — перебил первый, — кто-то раздел генерала; мы хватились — ни шубы, ни шапки. Вот и пришлось нарядить… ведь на улице-то мороз.
— Кто вы такой? — обратился Вострецов к генералу, когда тот, разоблачившись, вытянулся перед ним в полной форме.
— Генерал Римский-Корсаков, начальник складов.
Через несколько дней пленный генерал был доставлен в штаб командарма Тухачевского, где доложил, что в городе, захваченном советскими войсками, находятся склады, в которых имеется 5 миллионов патронов, много снарядов и других боеприпасов и оружия.
Генерал заявил, что он не выполнил приказа Колчака взорвать все эти склады, так как не хотел подвергать опасности мирных жителей.
— В награду за это, — ответил, смеясь, командарм, — мы постараемся вернуть вам, генерал, пропавшие шубу и шапку.
За освобождение Омска дивизия получила почетное наименование Омской и была награждена почетным Красным знаменем. Многие командиры и бойцы также были награждены.
В декабре 1919 года 27-я дивизия участвовала в преследовании колчаковских войск, освобождала город Ново-Николаевск (ныне Новосибирск), разгромила на. станции Тайга войска интервентов, пытавшиеся задержать напор советских войск.
В бою за Ново-Николаевск Вострецов был ранен.
Вскоре 27-ю дивизию отвели на короткий отдых. В глубине Сибири, в Минусинске, дивизию застал приказ о переброске ее на запад, где Антанта готовила весной 1920 года новый, третий по счету, поход на Советскую Россию.
На польский фронт дивизия прибыла в период самых напряженных боев и прямо из эшелонов была брошена на передовые линии. Под Барановичами Волжский полк выдержал семичасовой бой, в результате которого противник понес большие потери и вынужден был отступить. В одном из боев за деревню Татрак группа бойцов во главе с Вострецовым была отрезана от своей части. В рукопашной схватке Вострецов прорвался к полку, уже начавшему сражение. Вскочив на первую попавшуюся лошадь, он появлялся в самых опасных местах, ободряя в этом тяжелом бою красноармейцев.
Не мало бойцов полегло при форсировании Буга и в других боях. Из строя выбыли все командиры батальонов и половина командиров рот. Снова был ранен и командир полка Вострецов.
В сентябре 1920 года 27-я дивизия в составе XV армии сражалась против белополяков, наступавших в районе Минска. Дивизия получила задание отбить у врага город Волковыск и 24 сентября вступила в бой. Город обороняли 15-я Познанская дивизия, полк улан и два бронеотряда. Стремительным ударом Волковыск был освобожден, а враг отброшен за реку Свислочь. Этим герои 27-й дивизии облегчили положение XV и XVI армий, в стык которых был направлен удар Познанской дивизии белополяков.
В начале октября, за несколько дней до окончания советско-польской войны, 27-я дивизия в районе Минска сдерживала ожесточенное наступление противника, стремившегося занять как можно большую часть советской территории к моменту заключения мирного договора. Герои Омской дивизии сорвали эти замыслы врага и за день до заключения мира первыми вошли в окончательно освобожденную столицу Белоруссии Минск.
За героизм, проявленный в боях на польском фронте, С. С. Вострецов был награжден вторым орденом Красного Знамени.
В 1921 году герои Сибири и советско-польской войны сражались на льду Финского залива под Кронштадтом, на берегах Волги, ликвидировали бандитские шайки.
В знак уважения к заслугам воинов 27-й Омской дивизии над ней после окончания гражданской войны приняла шефство Коммунистическая партия Италии. В грамоте, присланной руководством итальянской компартии командованию дивизии и подписанной Антонио Грамши, говорилось:
«В этом более тесном союзе, который теперь устанавливается между нами, мы видим клятву верности делу мировой революции, в которой вы занимаете первое место. В выборе нас шефом вашей дивизии, знамена которой украшены победой и славой, мы видим радостное предсказание и нашей победы».
После окончания гражданской войны в центре страны многие командиры 27-й дивизии были посланы на Дальний Восток, где интервенты и белогвардейцы еще не сложили оружия.
Комбриг Степан Вострецов в 1922 году был назначен помощником командира 2-й Приамурской дивизии Народно-революционной армии Дальневосточной республики.
На подступах к Спасску, сильно укрепленному врагом опорному пункту на пути к Владивостоку, дивизия вела разведку боем. В одном из боев командующий ударной группой войск Вострецов заметил, что вражеский бронепоезд своим огнем прижал наступающие красные части к земле. Комбриг приказал вручную перенести орудие и снаряды к нему на сопку, лично стал за наводчика и с третьего выстрела вывел из строя паровоз. Поднявшиеся в атаку красноармейцы захватили вражеский бронепоезд.
В боях за Спасск 7–9 октября 1922 года, говорится в грамоте о награждении Вострецова третьим орденом Красного Знамени, он «…всегда был в первых рядах, подавал личный пример храбрости и мужества… принимал личное участие в атаках наших войск, в результате чего последовал разгром противника и занятие гор. Спасска и укрепленных позиций…»
Боевой путь и подвиги 2-й Приамурской дивизии в последние месяцы гражданской войны были следующим образом охарактеризованы в приказе Реввоенсовета республики от 22 ноября 1922 года о награждении ее почетным Красным знаменем: «8 и 9 октября после двухдневного ожесточенного боя, прорвавшись через сильно укрепленную позицию у г. Спасска, части дивизии заняли г. Спасск, энергично преследовали противника, дважды пытавшегося перейти в наступление, и затем г. Никольск-Уссурийский, захватив часть подвижного состава и имущество противника».
В составе войск Народно-революционной армии С. Вострецов одним из первых вошел 25 октября 1922 года в освобожденный Владивосток. Здесь он и остался продолжать свою службу.
Гражданская война на территории всей страны уже кончилась, только на далеком Севере — в Якутии и на Камчатке — еще бесчинствовали бандитские шайки бывших колчаковских головорезов Бирича, Бочкарева и Коробейникова. Опираясь на вооруженные силы этих банд, эсер П. Куликовский создал так называемое «гражданское управление» этим районом, а затем выехал в Харбин за помощью. Здесь он предложил бывшему колчаковскому генералу Пепеляеву, работавшему ломовым извозчиком, сформировать из белоэмигрантов отряд. Пепеляев дал согласие и получил на формирование отряда от Куликовского крупную сумму денег. Куликовский, в свою очередь, эти деньги получил от американских, английских и японских фирм, заинтересованных в эксплуатации пушных богатств русского Севера.
С отрядом в 750 человек Пепеляев на двух пароходах прибыл в Аян. Однако его неоднократные попытки весной и летом 1923 года продвинуться в глубь материка отражались отрядами якутских партизан.
На помощь трудящимся Якутии пришло командование Красной Армии.
23 апреля 1923 года Вострецов получил приказание Главного командования ликвидировать банду Пепеляева. В его распоряжение было выделено 800 красноармейцев и два парохода: «Индигирка» и «Ставрополь». Вечером 26 апреля отряд снялся с якоря и взял курс на Охотское море.
Первые дни плавания прошли благополучно, но на седьмые сутки навстречу стали попадаться льдины. А еще через день льды шли уже сплошной массой, постепенно окружая пароходы со всех сторон. Наконец пароходы стали. Положение отряда ухудшалось еще и тем, что никто не знал, когда окончится ледовый плен, и нельзя было рассчитывать на чью бы то ни было помощь. Длился этот ледовый плен около месяца. Бойцы охотились на нерп, устраивали лыжные состязания. Наконец льды тронулись. И снова вперед!
Когда до Охотска оставалось около 30 километров, на берег был высажен десант численностью в 700 человек. С. Вострецов принял решение захватить город на рассвете внезапной атакой. Для этого надо было дойти до Охотска как можно быстрее. Пришлось оставить на дороге шинели, мешки и ленты с патронами. С винтовкой и 15 патронами на человека отряд двинулся форсированным маршем, делая в среднем по 6–7 верст в час. К пяти утра, когда в городе все еще спали, красноармейцы атаковали вражеский гарнизон.
Вострецов с группой бойцов и своим адъютантом Деминым прорвался к штабу генерала Ракитина.
Вот как рассказывал он впоследствии об этом эпизоде: «В первой комнате дремал дежурный офицер. Демин обезоружил его. Я вбежал в другую комнату. Там ставни были закрыты. В темноте я сбил графин со стола. Унтер-офицер говорит мне:
— Налево есть еще комната.
Вбегаю туда и вижу: стол, на столе горит лампа, на постели лежит человек.
«Попался, ваше превосходительство!» — думаю я и хватаю спящего за руку, чтобы связать его. Не тут-то было! Спящий проснулся, напряг мускулы, барахтается. Завязалась борьба. Я пробежал тридцать километров, ослабел и чувствую, как он начинает душить меня.
— Демин, — кричу я, — на помощь!
Демин тут как тут. Вдвоем мы связали противника.
— С добрым утром, генерал Ракитин! — говорю я. Но тот, кого мы назвали генералом, кричит:
— К черту! Какой я генерал! В погонах не разбираетесь. Я штабс-капитан Александров.
И действительно, генерал уехал на охоту, а на его постели мирно почивал штабс-капитан. Впрочем, генерала мы потом тоже захватили, да и весь город оказался в наших руках».
Второй базой врага был Аян, куда 9 июня на пароходе «Индигирка» двинулся отряд Вострецова. В ста верстах от Аяна на берег сошел десант в 468 штыков. Неся на себе продовольствие на пять дней, отряд медвежьими тропами пробирался по глубокому рыхлому снегу.
К Аяну подошли в двенадцать часов ночи. По дороге захватили в плен штабс-капитана Земфирова. От него узнали, что силы Пепеляева не превышают пятисот штыков. В густом тумане подошли никем не замеченные к домам, занятым белыми, и захватили караул. Не желая проливать кровь, Вострецов написал Пепеляеву письмо, в котором предлагал сдаться. «Предупреждаю вас, — говорилось в письме, — и полагаю, что вам уже известна за пять лет крепость красного бойца. И всякое ваше сопротивление с оружием в руках будет мною раздавлено как пузырь. Я располагаю достаточной военной силой для того, чтобы уничтожить 400–500 человек, не подчинившихся рабочим и крестьянам. Вы из Аяна и его окрестностей не выведете своих подчиненных, если будете сопротивляться. И пролитая кровь будет на вашей совести, а не на моей, так как настоящее письмо пишу от всего сердца и совести».
Ответа на письмо не последовало. Вострецов отдал приказ захватить казармы, где размещались солдаты, а сам с группой бойцов направился к штабу.
Расставив красноармейцев вокруг дома, где помещался штаб, Вострецов постучал в дверь:
— Кто там? — послышался голос за дверью:
— С вами говорит командир красной дивизии. Я высадил десант в полторы тысячи штыков. Откройте немедленно дверь!
Молчание. За дверью слышится шепот.
Вострецов приказывает говорить стоявшему рядом с ним пленному полковнику.
— Я полковник Воргушев, — говорит тот пепеляевцам. — Вы меня знаете. Охотск взят красными. Обращение с пленными хорошее. Командир — честный человек, советую сдаться.
Минута проходит в молчании. Опять слышен шепот. Наконец дверь открывается, Вострецов входит в комнату.
— Где генерал Пепеляев?
Большая комната, много кроватей, человек десять офицеров. У печки стоит генерал.
— Я Пепеляев.
— Здравствуйте! — говорит Вострецов. — Нам надобно с вами договориться.
Пепеляев, выслушав Вострецова, выполняет все его требования и тут же пишет приказ о сдаче. Через час обезоруженный отряд офицеров, окруженный красноармейцами, выстроился перед штабом своего генерала. Под руку с Пепеляевым Вострецов вышел к ним.
— Господа, — сказал Пепеляев, — я решил сдаться командиру красной дивизий. Прошу вас разделить мою участь.
Ни один офицер не проронил ни слова. Все молча начали сдавать оружие. Так пришел конец одной из последних попыток интервентов и белогвардейцев-удержать хоть частицу советского Дальнего Востока.
За ликвидацию банд Пепеляева Вострецов и был награжден четвертым орденом Красного Знамени. Части, в которых он служил, также неоднократно награждались. Об одной из. них, прославленной 27-й Омской дивизии, народ сложил песню:
В степях приволжских,
В безбрежной шири,
В горах Урала,
В тайге Сибири,
Стальною грудью
Врагов сметая,
Шла с красным стягом
Двадцать седьмая.
Струил ей песни
Иртыш глубокий,
Гимн пели кедры
В тайге далекой.
На Енисее
Врага громила,
В широкой Висле
Коней поила.
Ее видали
Мятежным мартом
На льду залива
Форты Кронштадта…
Отгремели сражения гражданской войны, но многие прославленные командиры продолжали служить в рядах Красной Армии, передавая свой богатый опыт молодым поколениям воинов. Среди них был и четырежды орденоносец, мастер внезапного удара С. С. Вострецов. С 1924 по 1929 год он командовал своей родной 27-й дивизией, затем некоторое время прославленной 51-й Перекопской дивизией. В 1930 году С. С. Вострецов стал командиром корпуса.
С. С. Вострецов никогда не ограничивался политической и строевой работой с личным составом части. Он постоянно и трогательно заботился о быте своих бойцов и командиров, знал все запросы и нужды их семей.
В 1924 году С. С. Вострецов окончил курсы высшего начальствующего состава РККА при Академии имени. Фрунзе, в 1927 году — курсы усовершенствования, в 1930 году курсы при Политической академии в Ленинграде.
Последние годы своей жизни С. С. Вострецов был командиром и комиссаром корпуса в Новочеркасске. На митингах и собраниях, в задушевных беседах часто слышали бойцы его голос, голос кристально чистого большевика, человека неподкупной совести, бесстрашного воина, твердого бойца за коммунизм, отдавшего все свои силы укреплению обороноспособности Советского государства.
В 1929 году во время конфликта на КВЖД С. С. Вострецову снова довелось принять участие в боях. Здесь вместе с другим прославленным мастером внезапного удара, В. К. Блюхером, он блестяще провел операцию по разгрому войск беломаньчжурских генералов на Забайкальском направлении.
Умер С. С. Вострецов в расцвете творческих сил 2 мая 1932 года. Похоронен в Ростове-на-Дону.
На его могиле стоит скромный памятник с выбитыми на мраморе четырьмя орденами, с гордой и волнующей надписью: «Степану Сергеевичу Вострецову — герою-борцу за рабочее дело, доблестному командиру Рабоче-Крестьянской Красной Армии…»