Глава 3 Геркулес, борющийся за единство
Глава 3
Геркулес, борющийся за единство
Многие изобретения объединяет то, что они рождаются в уме страдающих от нищеты отшельников, которые на чердаках в борьбе воплощают свои замечательные идеи в материальную форму. Однако в случае Гутенберга все было не так. Он был достаточно богат, хорошо работал в команде, и большинство материалов и устройств, необходимых для реализации идеи, существовали до его появления. Да, Гутенберг изобрел книгопечатание подвижными литерами, но наличие определенного свода знаний говорит о том, что у него мог быть источник вдохновения. Если да, то какой?
Поиски обещали быть трудными; они увели меня в темное сердце Европы времен Гутенберга. Это мнимое христианское единство было насквозь пронизано противостоянием и антипатиями: папа против антипапы, германский император против папы, военачальники против императора, католики против гуситов, папа против собора прелатов. Последнее противостояние имело особое значение во времена, когда лидеры Церкви спорили о сущности папской власти. И это не говоря уже о самом большом противостоянии – Рим против Константинополя, – когда византийский император управлял другой частью христианского мира, в которой существовали свои теологические и политические споры. Поскольку Божья воля определенно заключалась в мире и единстве, каждый благонамеренный прелат и принц желали принести покой в этот бурлящий вихрь волнений, но у каждого было свое понимание мира. Эта непримиримость и явилась причиной длительных конфликтов.
Европа времен Гутенберга – это мнимое христианское единство, насквозь пронизанное противостоянием и антипатиями.
К счастью, в этой истории был человек, который играл особую роль. Он являлся современником Гутенберга. Не будучи прирожденным лидером, он желал христианского единства не меньше любого князя и обладал большой остротой ума, силой характера и интеллектом. Некоторые историки называли его тайной рукой, фокусировавшей лучи, которые зажгли запал, приведший ко взрывному изобретению Гутенберга. И даже если этот человек не был вдохновителем создателя книгопечатания, его жизнь настолько напоминает жизнь Иоганна Гутенберга, что через нее, как через линзу, можно рассматривать мир великого изобретателя.
* * *
Звали его Николай; он был родом из Кузы. Этот город расположен всего в 80 километрах к западу от Майнца среди наилучших виноградников Германии. Сегодня он объединен с Бернкастелем (Бернкастель-Кус) – городом-побратимом, расположенным на другом берегу реки Мозель. При жизни Николай Кузанский был известным человеком, но потом оказался забытым почти до середины XIX века, пока высокообразованные немецкие философы не начали исследования, продолжающиеся до настоящего времени, и в определенных научных кругах не превратили его в культовую фигуру. В 1920-х годах Эрнст Кассирер писал о Николае Кузанском в своей книге «Индивид и космос в философии Возрождения», посвященной еврейскому филантропу Аби Варбургу, наследнику знаменитой семьи банкиров и основателю Библиотеки Варбурга в Гамбурге. Когда в 1933 году к власти пришел Гитлер, библиотека переехала в Лондон и была переименована в Институт Варбурга. Там хранится множество работ, посвященных Николаю Кузанскому, на английском, французском, немецком и итальянском языках. Но британцы почему-то не являются поклонниками Кузанского, и местная коллекция посвященных ему работ – это лишь капля в море исследований в других странах. Введите «Кузанский» в интернет-поисковике – и вы найдете сообщества, посвященные ему в Америке и Японии. При университете Трира, расположенном недалеко от его родного города, существует большой исследовательский институт, посвященный Николаю Кузанскому и содержащий библиотеку книг и манускриптов, которые остались после его смерти.
При жизни Николай Кузанский был известным человеком, но потом оказался забытым почти до середины XIX века.
Такой популярностью Николай из Кузы обязан удивительной широте своих интересов и глубине, если не загадочности, своей философии.
Вот пример, подтверждающий эти слова.
Так как абсолютный максимум – это все, что может существовать, он совершенно реален. И так как не может быть ничего большего, по той же самой причине не может быть ничего меньшего, потому что это все, что может существовать. Но минимум – это то, меньше чего ничего не может быть. Поэтому очевидно, что максимум совпадает с минимумом.
Подобные мысли сочетались с идеями, которые кажутся неожиданно современными. Например, Николай Кузанский предполагал, что Земля пребывает в движении и что у Вселенной нет центра, тем самым предвосхищая открытия Коперника и Эйнштейна. Подлежало ли это анафеме, подобно теориям Коперника столетием позже? Совсем нет, так как его идеи основывались на стандартном средневековом представлении о Боге как о бесконечности. Астрономические идеи Кузанского – результат начитанности и глубины мысли, а не наблюдений и экспериментов. Его мышление базировалось на, как он это называл, docta ignorantia (лат. – ученое незнание), основанном на представлении о том, что цель знания – постичь, насколько недостаточным является любое учение в ходе поисков Бога. Именно поэтому японцы любят Кузанского и считают его «почетным буддистом». Его теология, изложенная на латыни, представляет собой трансцендентный покров, который может использоваться для бесконечных исследований и обсуждений.
Философия Николая Кузанского напрямую не связана с Гутенбергом, но зато она имела практическое применение в политике. Для Николая, как и для его коллег-теологов, Бог был Бесконечным и Всеобъемлющим Абсолютом, в котором максимум и минимум являлись единым целым. Если Бог, по словам Кузанского, был единством противоположностей, то и его творение должно представлять собой единство. Однако было очевидно, что это не так. Политическое разобщение вызывало у Николая Кузанского отвращение. Всю свою жизнь он был одержим идеей объединения противоположностей, установления единства, которое предзнаменовали еще Древний Рим и империя Карла Великого и которое теперь должно быть реализованным в Германской империи, в папстве и/или во всем христианском мире. Борьба за решение конфликтов между этими элементами стала смыслом его жизни – жизни политика и юриста. В этом отношении Николай Кузанский был весьма приземленным человеком. Он постоянно путешествовал, общался, убеждал, писал – делал все возможное, пытаясь объединить разобщенный христианский мир.
Одним из таких инструментов могло стать и Слово Божье в печатном виде.
По словам Кузанского, если Бог был единством противоположностей, то и его творение должно представлять собой единство.
* * *
Николай родился в 1401 году, следовательно, они с Гутенбергом были примерно одного возраста. Отец Кузанского не являлся аристократом, тем не менее был весьма состоятельным человеком, владевшим лодочным бизнесом и несколькими домами. Согласно преданию, Николай обучался в школе, основанной в конце XIV века группой мирян – Братством общинной жизни – в Девентере, Нидерланды. Братство состояло из мистиков, посвятивших себя простой общинной жизни и заботе о бедных. Это было «подражанием Христу» (такое название получила книга наиболее известного члена братства – Фомы Кемпийского). Они также поддерживали образование – изготавливали книги, вначале переписывая их вручную, а позже печатая с помощью ксилографии. «Братья пера», как их часто называли, гордились тем, что распространяли Слово «не в устной, но в письменной форме». Мистицизм, образование, письмо и идея о значении воспроизведения информации – таковы были пристрастия, к которым Николай приобщился в юности и которые он сохранял на протяжении всей жизни.
После студенческих лет в Гейдельберге и Падуе, где Николай Кузанский изучал право, математику и астрономию, он вернулся как квалифицированный церковный юрист – специалист по церковному праву в рейнских землях, где в 1427 году стал секретарем архиепископа Трира, а позже, когда распространилась слава о его познаниях в праве, – секретарем папского легата в Германии, кардинала Джордано Орсини. Это было началом его карьеры церковного юриста и государственного деятеля, для поддержки которой он начал собирать так называемые бенефиции, получая право обслуживать приходы при посредничестве уполномоченного священника, а также заведовать их доходами. Формально эта практика противоречила церковному праву, но так как закон мог быть изменен посредством папского распоряжения, «плюрализм», как его называли, стал распространенной аферой среди тех, кто имел влияние и амбиции, но не имел унаследованного имущества. Особо сведущими плюралистами были церковные юристы.
Конец 1420-х годов являлся особо выгодным временем для начала подобной карьеры, так как Церковь и империя были тогда в двойном кризисе.
Николай Кузанский изучал право, математику и астрономию в Гейдельберге и Падуе, после чего стал квалифицированным церковным юристом.
• Между папой, жаждавшим абсолютной власти, и собором прелатов, который недавно избавился от антипап, спас Церковь от анархии и полагал, что его нынешний протеже, Мартин V, должен относиться к нему с уважением, возникали постоянные разногласия. • В Богемии произошло восстание гуситов, которые находились во всеоружии со времени предательского сожжения их лидера в 1415 году. Богемия быстро становилась горячей точкой. Два вторжения папских войск в эту землю закончились двумя позорными поражениями, последнее из которых состоялось в 1431 году, когда 130-тысячные имперские войска были разбиты фалангами из фермерских повозок, использовавшихся в качестве военных тележек, а представитель папы, кардинал Джулиано Чезарини, был вынужден бежать, спасая свою жизнь.
Одновременно со вторжением имперских войск в Богемию в Базеле открывался очередной собор, одной из целей которого было решение вопроса о гуситском восстании. Папу должен был представлять тот самый кардинал Чезарини, которого немного позже сразили гуситы. В середине февраля 1431 года, за две недели до запланированного открытия собора, папа Мартин V умер. Поскольку в то время для собрания подобных панъевропейских конференций требовалось несколько месяцев, прогресс в этом деле замедлился. Лидеры съезжались с интервалом в несколько недель. К июлю на церемонию открытия собралась лишь дюжина делегатов. Шесть недель спустя впервые после своего бегства появился Чезарини, теперь представляя нового папу, Евгения IV. Поскольку собор должен был продолжаться несколько лет (как оказалось в итоге, целых 18) и установить в Европе длительное перемирие, лидеры позаботились о том, чтобы как-то выделиться. Из Бургундии, Венгрии, Франции, Германии, Италии и Испании съезжались принцы с внушительными свитами. Кастильцы прибыли с 1400 лошадьми и 28 мулами, в сопровождении пажей в серебряных облачениях. После первого публичного заседания, прошедшего в декабре, люди все еще продолжали собираться: епископы, аббаты, приоры и профессора, превращая Базель из захолустья во временную столицу. Спустя еще 18 месяцев, когда наконец прибыл сам король Сигизмунд, количество делегатов достигло почти 400.
В феврале 1432 года прибыл Николай Кузанский, юрист из Трира. Его официальной целью была подача иска от имени своего нового босса, который после смерти старого архиепископа Трира стал выдвигать претензии на архиепископство. Но у него на уме было кое-что еще.
* * *
На данном этапе существует вероятность – всего лишь вероятность – того, что Николай Кузанский встречался с Гутенбергом. Если это так, то они наверняка обнаружили, что у них много общего. Оба были молодыми людьми из богатых семей, не принадлежавших к дворянству, и обоих раздражала ограничивавшая их классовая структура. Они были родом из одного и того же региона, и Николай несколько раз бывал в Майнце. Он присутствовал на судебном процессе в 1424 году. Возможно, они тогда встречались, эти два 24-летних выпускника университета: церковный юрист, имевший высокие цели, и неугомонный технократ, желавший найти выгодное применение своим навыкам.
Существует вероятность, что Николай Кузанский встречался с Гутенбергом.
Если они действительно встречались, то затем понадобилось бы какое-то время, чтобы объединить их замыслы. Поэтому, возможно, более поздняя встреча (где-то между 1428 и 1432 годами – после того как Гутенберг покинул Майнц и до того, как Николай прибыл в Базель) дала рождение идее, которая могла возникнуть следующим образом. Николай желал христианского единства; он жил этой мечтой со времен окончания университета. Это единство должно поддерживаться всеми европейскими христианами, повторяющими одни и те же слова, читающими одни и те же тексты, произносящими одни и те же молитвы, поющими одни и те же псалмы; но для этого необходимо единообразие христианских текстов. А что, если Николай Кузанский и Иоганн Гутенберг разделяли идею использования какого-либо, пока никому не известного, способа совершенного копирования текстов?
Время было как раз самое подходящее. Николай, прибывший в Базель для защиты кандидата на должность архиепископа Трира, сможет общаться с людьми, в руках которых находится судьба всей Европы. Согласно достигнутому ими соглашению, ключом к влиянию должна стать книга.
В течение следующих 300 лет производство книг помогло христианству быстро выйти из тьмы, спустившейся на Европу после падения Рима. Пламя образования, поддерживавшееся на протяжении тысячелетия множеством монастырей, с каждым годом разгоралось все сильнее. Читать религиозные книги стало проще благодаря использованию разных цветов для заглавных букв и разбиению текста на главы. Монахам больше не нужно было громко бормотать во время чтения; теперь люди могли тихо читать сами. С развитием торговых связей и ростом городов образование вышло за стены монастырей, и теперь простые люди начали отправлять своих детей в школу, где те обучались чтению, письму, арифметике и латыни – языку религии, а следовательно, образования. Начиная примерно с 1350 года открываются университеты, которым были необходимы книги. Издания становились более дешевыми, потому что распространялась бумага из измельченного тряпья. В конторах торговцев и в городском управлении работали писцы, а у них были помощники, и все они нуждались в образовании. Учителям, в свою очередь, требовались книги. Таким образом, получался замкнутый круг. Один итальянский предприниматель, Франческо ди Марко Датини из Прато, оставил после своей смерти в 1410 году 140 тысяч писем. Люди, особенно итальянцы, жившие в богатых торговых городах-государствах, уже тогда знали, что происходит своеобразное брожение умов. Ренессанс – один из немногих исторических периодов, который по максимуму реализовал себя без оглядки на прошлое.
Производство книг помогло христианству быстро выйти из тьмы, спустившейся на Европу после падения Рима.
Николай Кузанский, мультикультурный человек эпохи Возрождения из Германии, играл в этом процессе важную роль, причем не только в философии. В 1429 году он привез в Рим рукописи, содержавшие 12 пьес римского комедиографа Плавта, которые после публикации (13 изданий до 1500 года) оказали определенное влияние на европейскую комедию. Николас Юдолл, автор первой английской комедии «Ральф Ройстер Дойстер» (Ralph Roister Doister, 1552), многим обязан комедии Плавта «Хвастливый воин» и Николаю Кузанскому, заново ее открывшему. То же самое касается Шекспира («Укрощение строптивой»), Мольера («Скупой») и многих других, даже современного французского драматурга Жана Жироду, который в своем «Амфитрионе-38» (1929) возвращается к теме «Амфитриона» Плавта.
Люди стали больше писать и читать на своем родном языке. В Германии в начале XV века, во времена юности Гутенберга, массово записывали на родном языке то, что раньше передавалось в устной форме: инструкции, стихи, истории и легенды. Скрипторий – подобный тому, которым владел Дибольд Лаубер в Агно, расположенном в 25 километрах к северу от резиденции Гутенберга в предместье Страсбурга, – был неплохим бизнесом. Там работали писцы, иллюстраторы и переплетчики, изготавливающие книги на заказ для дворян и накапливавшие готовую продукцию. Богатые люди приобретали библиотеки (в то время еще не было публичных библиотек – первая из них открылась во Флоренции в 1441 году).
С развитием торговых связей и ростом городов образование вышло за стены монастырей.
Развитие техники позволило улучшить качество и расширить ассортимент книг. После 1300 года распространилось ксилографическое печатание отдельных листов, а еще через 100 лет появились оттиски с гравировальной доски. Ксилографы должны были уметь изготавливать зеркальные изображения текста и иллюстраций, чтобы после печати они имели правильный вид. Люди начали украшать стены своих домов гравюрами с изображениями святых. Те, кто были побогаче, хотели, чтобы священники проводили службы в их частных владениях, поэтому церковники нуждались в книгах, которые можно было бы носить с собой в сумке. Вместе с тем зажиточные люди требовали, чтобы книги были красиво оформлены, поэтому писцы превращались в художников, создававших великолепные молитвенники, известные как книги часов, которые устанавливали новые стандарты качества.
Тот, кто желал оказывать влияние на церковные дела, должен был иметь в своем распоряжении требники, индульгенции, Библии, молитвенники, псалтыри и учебники латинской грамматики, от которых зависели церкви, монастыри и школы. С этим, разумеется, могли помочь писцы, но за неделю человек с трудом мог скопировать чуть более двух страниц, плотно заполненных текстом (двум писцам понадобилось пять лет – с 1453 по 1458 год, – чтобы переписать 1272-страничный комментарий к Библии). Что же будет в будущем, когда Европа снова объединится, – можно ли будет удовлетворить Бога, империю и Церковь? Вряд ли. К тому же писцы допускали ошибки (число которых увеличивалось при каждом копировании), искажая истину. Будущее могло быть за ксилографией, а не за ручным копированием, но ксилографические деревянные блоки изготовить сложнее, чем писать от руки. Кроме того, они изнашиваются и ломаются, и тогда нужно делать новые. Оттиски с гравировальной доски – дело еще более трудоемкое. Поэтому нужен был метод, позволявший изготавливать целые страницы из металла, чтобы затем напечатать тысячи книг без ошибок.
Развитие техники позволило улучшить качество и расширить ассортимент книг.
Позже, как известно, Гутенбергу пришла в голову идея напечатать Библию. Но вначале он не думал о такой масштабной операции. Существовала другая работа, которая, в случае ее издания, имела бы не меньшую важность и была бы более практичной благодаря небольшому объему.
Лучше всех справиться с задачей объединения христианского мира могла унифицированная церковная служба. Суть противоречий между восточной и западной империями, между Константинополем и Римом, сводилась в основном ко взгляду на сущность Троицы – Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа. В православной традиции, начиная с VI века, Святой Дух происходил от Отца через Сына. В римской традиции Дух происходил от Отца и Сына – эта фраза была включена в Символ веры в 1020 году. После его возникновения это различие уже нельзя было устранить. Споры, конечно, касались не только этого, но также власти, влияния и денег, однако слова «и Сына» являлись официальной причиной разногласий между двумя частями христианского мира.
Учитывая последствия вариаций форм богослужений, лидеры Церкви хорошо понимали потребность в единообразии, в частности центрального акта богослужения – мессы. Этот ритуал должен быть одинаковым во всем христианском мире или хотя бы в Европе, чтобы каждый делал одно и то же и слышал одни и те же слова – одни и те же слова на латыни, языке имперской власти, без всякого перевода. В каждой церкви должен быть миссал, чтобы при проведении мессы читались только правильные слова и совершались только правильные действия.
Писцы допускали ошибки, искажая истину. Будущее могло быть за ксилографией, но деревянные блоки изготовить сложнее, чем писать от руки.
Но существовала проблема ошибок, как случайных, так и намеренных, аналогичных тем, которые лежали в основе событий в Богемии. Местные правители отдавали предпочтение своим собственным писцам и местным вариантам текстов. А если бы никто не отклонялся от стандарта, разве не стала бы жизнь в мире более счастливой? А какой рынок! В одном лишь Майнце было 350 мужских и женских монастырей. Эта мысль могла активизировать молодые амбициозные деловые умы.
* * *
Никто не знает, чем занимался Гутенберг, когда Николай был в Базеле. Возможно, они находились там вместе, как предполагает один из биографов Гутенберга, Альберт Капр. Если это так, то Гутенберг должен был с интересом следить за успехами Николая.
Николай Кузанский проиграл дело своего босса, в первую очередь из-за того, что папа поддерживал другого кандидата. Примкнув в антипапскому лагерю, он превратился в главного юрисконсульта собора, изложив антипапскую позицию его участников в своей смелой книге «О католической гармонии» (De Concordantia Catholica), где он утверждал, что общество должно быть основано на порядке, при котором части подчиняются целому, причем целое в данном случае представляет собой сочетание Церкви и империи, папы и императора, которых объединяет собор. Николай Кузанский пришел к такому заключению после того, как Констанцский собор положил конец Великой схизме, сместив с должности трех пап и назначив четвертого. Если это было правильным решением (а никто не выдвигал против него серьезных возражений), значит, истинный дух Церкви представлял не папа, а собор, и если папа оказывался вероломным, то собор имел право сделать ему замечание, в крайнем случае сместить с должности. Николай представил свою книгу собору в ноябре 1433 года – удачный выбор времени, учитывая, что король Сигизмунд как раз прибыл туда, реализовав свою давнюю мечту стать главой Священной Римской империи.
Николай Кузанский считал, что общество должно быть основано на порядке, при котором части подчиняются целому, причем целое – это Церковь и империя, папа и император, которых объединяет собор.
Доводы Николая Кузанского основаны на доктрине, которая кажется на удивление современной, словно он предрекал демократию. Он пишет, что власть должна быть результатом согласия тех, кто под ней пребывает. По сути, эта мысль была не нова – она имела прочные корни в древнеримском и средневековом праве – и у нее не было ничего общего с той демократией, которая известна нам сегодня. Это согласие не было основано на голосовании; оно было выражено неявно, как следствие естественного и Божественного законов. Согласно подобным доводам, так как все люди желали добра, они автоматически соглашались подчиниться лидеру, который его творил. При решении церковных вопросов согласие давали кардиналы от имени всех остальных. Николай суммирует этот принцип в своей известной фразе, которую мог бы использовать какой-нибудь революционный теоретик XVIII века: «То, что касается всех, должно быть подтверждено всеми» (Quod omnes tangit debet ab omnibus approbari).
В теории все выглядит хорошо. На практике на Базельском соборе почти с самого начала царили разногласия. Новый папа, Евгений IV, хотел уничтожить гуситов и не желал тратить время на собор, который отказывался выполнять его волю. Он распустил этот собор, несмотря на то что тот начал набирать обороты, и назначил новый на итальянской земле, в Болонье. Руководствуясь доводами Николая, собор отказался самораспуститься, провозгласил, что он выше папы, и в феврале 1433 года фактически пригрозил сместить его с должности, если тот не подчинится. Евгений уступил и отозвал роспуск, что стало победой собора – во многом благодаря Николаю.
Николай Кузанский пишет, что власть должна быть результатом согласия тех, кто под ней пребывает.
Тем временем собор подошел к вопросу о гуситах. Было принято решение о переговорах. Два гуситских генерала – Прокоп Великий и Ян Рокицана – прибыли в начале 1433 года с 15 офицерами и свитой, состоявшей из 300 человек. И опять Николай взял дело под свой контроль, предложив двум сторонам решение. Разногласия, как вы помните, возникли из-за того, что, по мнению гуситов, таинство причастия должно совершаться с хлебом и вином, тогда как Рим утверждал, что можно обойтись одним лишь хлебом. Что же, сказал Николай, вы можете иметь «два вида» причастия, но при условии, что: а) использующие один вид не будут считаться менее святыми, чем использующие другой вид; б) это положение не должно выступать в качестве аргумента для нарушения единства Церкви. Данное предложение стало основой соглашения, подписанного с умеренными гуситами в следующем году в Праге. Экстремисты отказались принять соглашение, что привело к гражданской войне, но, по сути, к началу 1434 года для Рима и империи богемско-гуситско-утраквистская проблема была решена – опять-таки во многом благодаря Николаю.
По мнению гуситов, таинство причастия должно совершаться с хлебом и вином, тогда как Рим утверждал, что можно обойтись одним лишь хлебом.
Наконец, Кузанский обратился к вопросу, который сочетал в себе математику, практичность и религиозные обряды, – к календарю. Он был необходим Церкви для определения даты Пасхи. За 1000 лет до этого Никейский собор, заложивший основные правила христианской обрядности, постановил, что Пасха должна отмечаться в первое воскресенье после полнолуния, следующего за весенним равноденствием. Но календарь того времени содержал две ошибки. Го д (365,25 дня) был на 11 минут и 8 секунд длиннее, что за 1000 лет составило семь дней; поэтому подсчеты лунного цикла тоже были неточными. Философ и ученый Роджер Бэкон указал на упомянутые ошибки за 70 лет до данного собора, но тогда это посчитали слишком сложной проблемой и папские власти проигнорировали его замечание. В своей книге «Об исправлении календаря» (De Reparatione Calendarii), представленной собору в 1437 году, Николай Кузанский со знанием дела рассмотрел факты и предложил единственно возможное решение: принять новый лунный цикл, выбросив из календаря неделю – он предложил перенести день Троицы, так как дата этого праздника каждый раз менялась, – и затем, для более точного регулирования, раз в 304 года отменять високосный год. Для этого нужно было достичь согласия не только с греками в Константинополе, исповедовавшими ту же религию, но и с евреями, которым пришлось бы пересмотреть все финансовые соглашения. Это явилось бы началом новой эры, увековечившей собор. Но ничего подобного не произошло. Вопрос был слишком спорным, особенно учитывая тогдашнее положение Церкви. Реформу осуществили лишь 80 лет спустя, когда несоответствия сочли наконец слишком неудобными. Папа Григорий XIII ввел григорианский календарь (как он известен нам теперь), руководствуясь соображениями, предложенными Николаем Кузанским.
В политической и литературной деятельности Николая в начале 1430-х годов доминировала тема христианского единства. Но его заботило еще одно – собственная карьера. Подобно многим другим амбициозным бюрократам, он был предан высоким идеалам отчасти из-за того, что они приближали его к верхушке власти. Но этого ему было недостаточно. Подумайте о происхождении Николая Кузанского и о том, где он находился в 1436 году. Сын богатой, но не дворянской семьи; со светлым умом и высокой целью, которая привела его к Церкви, но далее – стеклянный потолок, так как происхождение не позволяло ему даже надеяться на то, чтобы подняться к вершинам церковной власти, где правил узкий круг немецких аристократов.
Папа Григорий XIII ввел григорианский календарь, руководствуясь соображениями, предложенными Николаем Кузанским.
По этой причине Николай Кузанский, ранее защищавший собор, перешел на другую сторону. Это следует из письма, которое он написал в 1442 году кастильскому делегату Родриго Санчесу де Аревало, где Николай утверждает, что истинный символ единства Церкви – папа, а не собор; папа, который был Sacer Princeps (лат. – Священным Главой). Он вообще не упоминает о каком-либо соборе, представляющем Церковь. Чем же вызвана эта перемена?
Причин было несколько. Во-первых, у Евгения IV была более масштабная идея, чем что-либо из того, что мог предложить Базельский собор или король Сигизмунд. Его идея состояла в воссоединении восточной и западной Церкви, и с этой целью он выслал приглашение лидерам Православной церкви в Константинополь. Такая же мечта за 400 лет до этого побудила германского короля Оттона I женить своего сына, Оттона II, на византийской принцессе и вдохновила уже их сына, Оттона III, на то, чтобы провозгласить себя главой новой Римской империи и назначить свадьбу с византийской принцессой. Но тогда это ни к чему не привело, потому что Оттон III умер в молодом возрасте и принцесса Зоя вернулась домой незамужней. Теперь, вероятно, мечта должна осуществиться, и сделает это итальянец. Именно об этом думал Евгений, когда в сентябре 1437 года приказал перенести собор в Феррару, что в долине реки По, куда константинопольской делегации добраться было бы проще, чем в трансальпийский Базель.
Недворянское происхождение не позволяло Николаю Кузанскому подняться к вершинам церковной власти, доступным узкому кругу немецких аристократов.
Папе, который недавно был унижен собором, было непросто реализовать свою идею, но за последние три года настроения изменились. Лидеры начали уезжать, и на соборе царил беспорядок – выдвигались предложения реформ, которые опровергались или поддерживались непристойными криками. Как утверждает Джоахим Стибер, профессор истории из колледжа Смит, штат Массачусетс, Николаю, очевидно, пришла в голову мысль о том, что если различные мероприятия, предложенные собором в 1433—1436 годах, будут осуществлены, то папство превратится в конституционную монархию, что вряд ли будет выгодным наместнику Бога.
Кроме того, существовало два вопроса, которые затрагивали Кузанского лично. Во-первых, среди предложенных реформ была отмена права папы выдавать бенефиции. Поскольку у Николая было несколько бенефиций, которые зависели от одобрения папы, продолжать поддерживать собор означало лишить себя источника дохода. Во-вторых, существовала проблема его недворянского происхождения. Аристократические лидеры Немецкой церкви никогда не назначили бы его епископом. У Николая Кузанского оставался только один путь – каким-либо образом обойти тех, кто выше его. Для этого ему нужна была папская поддержка. Встав на сторону пропапского меньшинства, которое поддерживало предложение перенести собор в Италию, он помог создать документ, на котором каким-то образом оказалась печать, представлявшая собор в целом. Поскольку непонятно, как Николай это осуществил, многие ученые считают печать поддельной.
С того момента Николай Кузанский стал одним из самых ярых сторонников папы, Геркулесом Лагеря Евгения, как его называл друг, известный ученый и будущий папа Энеа Сильвио Пикколомини.
Кузанскому необходимо было обойти тех, кто выше его. Для этого ему нужна была папская поддержка.
* * *
Теперь у Николая был необходимый трамплин. Ведь именно он подсказал Евгению спорное решение о назначении следующего собора в Ферраре и об отправке приглашения грекам. Именно он был избран для доставки приглашения византийскому императору и патриарху в Константинополь и сопровождения греческих трирем с епископами, монахами, прелатами, прокураторами, архимандритами и учеными (в общей сложности 700 человек) в Италию. Этой огромной делегации понадобилось четыре месяца, чтобы преодолеть 2250 километров пути в Венецию, где под салюты артиллерии и трубные фанфары их встретил дож с облаченными в багряные шелка венецианскими сенаторами.
В течение следующих шести лет обе стороны со своими большими свитами перемещались из Феррары во Флоренцию, а оттуда – в Рим, чтобы спастись от чумы и разбойников, ведя споры о том, какие слова могут сгладить их старые разногласия. В конце концов греки пожали плечами, признали верховенство папы и согласились с тем, что римляне были правы в вопросе о Святом Духе; они согласились признать единство двух религий и отправились домой…
И сразу же отреклись от всех своих слов. Абсолютно ничего не изменилось.
Но Ферраро-Флорентийский собор определенно помог Евгению и Николаю. Те, кто остался в Базеле, протестовали. Они объявили о смещении Евгения с должности и назначили еще одного антипапу. Однако Евгению было не о чем беспокоиться. У старого собора, подорванного разногласиями и лишившегося многих своих участников из-за вновь разыгравшейся чумы, не было сил продолжать борьбу; немецкие принцы решили не вмешиваться. Николай отстаивал позицию папы во многих городах Италии и Германии, и в конце концов Фридрих III поспособствовал смещению с должности назначенного собором антипапы и заявил, что снова поддерживает Евгения.
Николай Кузанский стал одним из самых ярых сторонников папы Евгения.
Евгений выразил благодарность своему Геркулесу. Перед самой смертью в 1447 году он вознаградил Николая, посвятив его в сан кардинала; это была тайная церемония, которую одобрил преемник Евгения. Николай Кузанский избавился от проблем, связанных с его недворянским происхождением, и от препятствий, создававшихся аристократическими канона ми и епископами, преграждавшими ему путь. Он вежливо показал нос многим из них. «Кардинал, – писал он возвышенно, говоря о себе в третьем лице, – приказал записать это к славе Господней, чтобы все знали, что для святой Римской церкви не имеет значения ни место рождения, ни происхождение и что она щедро вознаграждает за добродетельные и отважные поступки».
Это был своего рода апофеоз, оправдавший выбор, сделанный им 13 лет назад, и ничто в мире не могло сравниться со столь радостным чувством достижения успеха. Вскоре после этого новый папа, Николай V, назначил Николая Кузанского епископом Бриксена (теперь – Брессаноне) в Тироле. Это было спорное решение, так как немецкие епископы должны были сами выбирать себе преемников и в любом случае нужно было советоваться с немецким королем. Однако, учитывая то, что Николая поддерживал реабилитированный папа и что Кузанский был немцем, немецкие прелаты и принцы проглотили обиду, но не забыли ее. Остаток жизни Николая Кузанского (до смерти в 1464 году) прошел в политической борьбе с людьми, в класс которых он попал с таким трудом.
Евгений перед самой смертью в 1447 году вознаградил Николая, посвятив его в сан кардинала.
* * *
Тем временем потребность в стандартизированном миссале возрастала. Судя по всему, инициатором идеи выступил Иоганн Дедерот, аббат-бенедиктинец из Бурсфельда, что на реке Везер. Его цель, как он сказал в Базеле, – избавить Церковь от злоупотреблений и централизовать власть. А для этих реформ требовался новый миссал, «ординарий», как называл его Дидерот. Дело Дедерота продолжил его преемник, Иоганн Хаген, основавший в 1446 году союз шести монастырей, Бурсфельдскую конгрегацию, объединившую 88 аббатств и монастырей на севере и западе Германии, включая монастырь Святого Иакова в Майнце (он был расположен за пределами города, к югу, где сейчас находится южная железнодорожная станция). Поскольку Базельский собор приближался к своему бесчестному концу, а борьба между собором и папой закончилась в пользу последнего, Хаген заручился поддержкой нового папы, Николая V. В декабре 1448 года папа отправил испанского кардинала Хуана де Кар-вахала в Майнц для одобрения нового ординария Хагена.
И кто должен был приехать вместе с де Карвахалом, как не его друг и коллега кардинал Николай Кузанский, который, вероятно, был бы рад узнать, что способ напечатать новый миссал был найден благодаря счастливому, я бы сказал, удивительному совпадению – возвращению Иоганна Гутенберга в Майнц в том же году.
Потребность в стандартизированном миссале возрастала.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.