Глава 4. Французская колдунья

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4. Французская колдунья

— Мамочка, пожалуйста, быстрее! — говорила Марина, направляясь к самолету в окружении своих сыновей — Игоря, Пьера и маленького Владимира.

Милица Евгеньевна Энвальд — мама актрисы — только недовольно хмурилась, торопясь к трапу.

— Тебе так не терпится увидеть своего русского Владимира? — с акцентом проговорила она.

— Что ты, мамочка! Все, что я хочу, — это лишь поскорее сесть в самолет и полететь уже в Москву. И еще я хочу наконец отдохнуть от этих тусовок!

Милица Евгеньевна только улыбнулась. Она слишком хорошо знала свою дочь и наблюдала за ней в последнее время для того, чтобы поверить, что Мариной сейчас руководило исключительно желание поскорее сесть в самолет. Милица Евгеньевна решила отправиться в Россию вместе с дочерью, чтобы помочь ей с детьми, а вместе с тем увидеть страну, в которой она не была многие годы. Интересно, изменился ли Петербург с тех пор, как она училась здесь в Смольном институте благородных девиц? Говорят, сейчас Россия совершенно иная… Четыре часа полета и женский голос сообщил, что через несколько минут самолет совершит посадку в Москве.

— Пожалуйста, вернитесь на свои места и пристегните ремни безопасности. — Динамики еще дважды повторили эту фразу бесцветно-вежливым голосом одной из стюардесс — по-французски и по-русски.

Пассажиры воодушевленно завозились. Где-то впереди усталая женщина под ворчание супруга пыталась успокоить надрывно визжащего младенца, который едва ли не все четыре часа не давал покоя всему салону, а рядом, восхищенно перешептываясь, скрипя маленькими ладошками по стеклу и толкаясь, смотрели на приближающийся город и дети Марины. В каждом шорохе ей слышался звук наспех бросаемых в чемодан вещей, в каждом возгласе — звук его голоса, в каждом скрипе — последняя трель скрипящей двери ее французского дома.

Она летела к нему! Как долго они говорили по телефону, находя темы на пустом месте, бесконечно обсуждая одно и то же и перебрасываясь легкими комплиментами и шутками. Марина до сих пор удивлялась, как легко ей далось решение поехать в Россию! Марина летела в Россию для того, чтобы начать съемки в фильме «Сюжет для небольшого рассказа», где ей отводилась роль возлюбленной Чехова — молодой привлекательной девушки. Когда на фестивале она получила это предложение, она долго думала, соглашаться или нет, и тогда именно Владимир Высоцкий сказал, что, конечно, стоит согласиться, ведь так они смогут быть вместе! И вот сейчас самолет отрывается от земли, и Марина летит на восток, в Москву… Для того чтобы воплотить на экране образ Лики Мизиновой и для того чтобы вновь оказаться рядом с Владимиром.

Но этим надеждам не суждено было сбыться — оказалось, что Высоцкого нет в Москве: он снимается далеко в Сибири и вернется только через два месяца. Марина начала работать, жизнь потихоньку устраивалась. Ее с семьей поселили в гостинице «Советская», бывшем «Яре», где пировал еще ее дед. Легендарный «Яръ», с 1826 года считавшийся лучшим рестораном России, дал в 1952 году жизнь гостинице «Советской», ставшей правительственной резиденцией.

Марине отвели роскошный номер с мраморными колоннами, роялем и живыми цветами — каждый день свежими. Здесь было хорошо гостить, но оставаться насовсем как-то не хотелось. Можно заполнить все своими вещами, милыми сердцу безделушками, своим беспорядком, пылью и упрямо не смывающимся с ковра грязным отпечатком ботинка, который было лень снимать. Уют — дело наживное. Но все равно созданная чужим человеком обстановка никогда не будет хранить твоего эха, а чего стоят вещи, которые не хранят твоих воспоминаний? В доме может происходить все что угодно, но если ты не касался этих еще неровных, серых стен и не терзался выбором нужных, отражающих твой собственный, ни на что другое не похожий внутренний мир цветов, тканей и текстур, они будут к тебе безразличны. И тем не менее номер всем нравился. Милица Евгеньевна все время ходила по номеру, разглядывая его, и вздыхала — как же красиво, как чудесно!

В столице ее все волновало и очень удивляло; вместе с детьми она ходила на прогулки по городу, показывая им исторические места и прогуливаясь по столичным улочкам, а вечерами делилась с Мариной своими впечатлениями. Ленинград, по ее мнению, совсем не изменился, и она продолжает называть его Петербургом. Прогулки по Москве уводили женщину в прошлое, напоминая о ее молодости, о молодости отца Марины, которого она обожала.

Ее отец закончил Московскую консерваторию. Когда началась Первая мировая война, он уехал во Францию, чтобы уйти в армию добровольцем. Только там его желанию стать военным дано было сбыться — Владимир Поляков был единственным ребенком в семье, мать его рано овдовела, в русскую армию его не брали. Там Владимир пошел на войну — он стал летчиком, был ранен, награжден воинским крестом. После войны остался во Франции, работал в парижской опере, пел семь сезонов в опере Монте-Карло. Был знаком с Модильяни, Матиссом, Делоне… Семья Милицы Евгеньевны тоже выехала из России в 1919 году, поэтому о России и мама, и отец, и дети Влади знали многое!

К роли Мизиновой Марина подошла очень ответственно, целыми днями она читала переписку Чехова и его юной музы, пытаясь понять их отношения. Она удивлялась их отношениям и умилялась тому, как эти люди делились мелочами ежедневной жизни в Мелихове и серьезными событиями — все это так дружески доверительно. Но при этом письма их звучат как бы на разной волне. От этого часто возникает непонимание: Чехов шутит, а Мизинова сердится или недоумевает, просит его перечитать ее письмо.

«Милая Лика… Приезжайте, милая блондиночка, поговорим. Поссоримся; мне без Вас скучно, и я дал бы 5 рублей за возможность поговорить с Вами хотя бы в продолжение пяти минут… Приезжайте же к нам, хорошенькая Лика, и спойте. Вечера стали длинные, и нет возле человека, который пожелал бы разогнать мою скуку…»

«…О Вас там говорили как о божестве, особенно прочтя „Мою жизнь“!.. Ну, напишите же побольше про себя. Говорят, Вы теперь толще меня. Значит, красивы?.. Когда же Ваша свадьба? Мне здесь покоя не дают с этим! И где Ваша невеста? А все-таки гадко с Вашей стороны не сообщить об этом такому старому приятелю, как яНапишите же, не будьте с…ей. Прощайте, жму Ваши лапы и остаюсь все та же Ваша Лика».

«Милая Лика, Ваше сердитое письмо, как вулкан, извергло на меня лаву и огонь, но тем не менее все-таки я держал его в руках и читал с большим удовольствием. Во-первых, я люблю получать от Вас письма; во-вторых, я давно уже заметил, что если вы сердитесь на меня, то это значит, что Вам очень хорошо. Милая, сердитая Лика, Вы сильно нашумели в своем письмеВ жизни у меня крупная новость, событиеЖенюсь? Угадайте: женюсь? Если да, то на ком? Нет, я не женюсь, а продаю Марксу свои произведенияВ Париж я поеду, собственно, затем, чтобы накупить себе костюмов, белья, галстуков, платков и проч. И чтобы повидаться с Вами, если Вы к тому времени, узнав, что я еду, нарочно не покинете Париж, как это уже бывало не раз. Если Вам почему-либо неудобно видеться со мной в Париже, то не можете ли Вы назначить мне свидание где-нибудь в окрестностях, например вВерсале?..»

«…Нет, милая Лика, нет! Без вашего позволения я не женюсь, и прежде чем жениться, я еще покажу Вам кузькину мать, извините за выражение…»

— Чем-то похоже на нас с Владимиром, — улыбалась Марина, откладывая очередное письмо и предаваясь своим мыслям. Мыслям о новом чувстве, о театре, о кино, обо всем… Она была убеждена, что актеру не всегда удается сделать что-то интересное в кино, тогда как в театре, независимо от достоинств пьесы, есть еще и контакт со зрителем, складывающийся всегда по-разному, богатый самыми непредвиденными ситуациями.

Жизнь в Москве текла своим чередом — общение с режиссером, съемки, прогулки и снова общение.

Были, конечно, и курьезы. Однажды, покупая на улице мороженное — пломбир, Марина поймала на себе подозрительный взгляд продавщицы.

— Что? — спросила девушка, думая, что, возможно, что-то не так с ее платьем или волосы растрепались.

— Да нет, ничего! — буркнула продавщица, презрительно фыркнув и отвернувшись.

Марина ничего не поняла и поспешила отойти, но стоило ей отвернуться, как она услышала презрительный голос мороженщицы: «Тоже мне фря! Под Марину Влади косит!»

А вечерами в номере Марины собирались художники, поэты, писатели, актеры. Словно в модном салоне, они рассаживались по диванам и пуфикам, кто-то садился за рояль, звучала музыка и шли вечные разговоры ни о чем, которые так не любила Марина. Она погружалась в свои мысли и отдавалась им безраздельно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.