К Черной горе

К Черной горе

Город Караман лежит в ста километрах от Коньи, на самой южной точке Анатолийского плоскогорья. Дорога петляет по краю широкой Конийской долины, оставляя справа цепь Исаврийских гор. Стекающие с них ручьи орошают поля, окружающие неолитическую стоянку Чатал-Хююк, существовавшую за шесть тысяч лет до рождения Христа и не без основания претендующую на право называться старейшим поселением на Земле. В этих местах нет воды, окрестности безлюдны, и описание Гертруды Белл, приведенное в ее книге «Тысяча и одна церковь» в 1909 году, до сих пор не устарело. «Земля здесь, – пишет она, – бесплодна, за исключением сухой поросли пахучих трав; бесконечные мили сияющих солончаков; голые горные ряды стоят на страже пространств, которые нельзя назвать пейзажами; редкие деревни, беззащитные от ветра и солнца, лежат на склонах холмов, жадно припадая к питаемым снегами потокам, которых едва хватает, чтобы оросить возделанные поля; тоскливая дорога, утопающая, в зависимости от времени года, в пыли или грязи, влачит свою невыносимую долготу к горизонту».

Сейчас дорога чуть менее тосклива и невыносима, и не успели мы проехать и полпути до Карамана, как я узнал рваный контур Карадага (Черной горы), вздымающегося над равниной. Эта гора всегда была святой: хетты воздвигли на ее вершине святилище, византийцы покрыли северные склоны церквями. Их так много, что эту местность до сих пор называют Бинбир Килисе – «Тысяча и одна церковь».

Въехав в Караман со стороны нового, но уже покосившегося автовокзала, я был поражен тем, что старый квартал, еще недавно гнездившийся вокруг огромной крепости, почти до основания уничтожен. Там, где множеством переулков извивался человеческий муравейник, теперь виднелась только насыпь свежей земли. Туристам, однако, лучше несколько умерить свою жажду ярких впечатлений и принять во внимание материальные нужды живущих в этих местах людей. Судя по старинным домам, сохранившимся в некоторых частях города, строения в квартале близ крепости были очень экономно возведены из кирпичей, сделанных из глины и соломы, и их обитатели наверняка были счастливы переехать в новые многоэтажные дома. В отличие от Коньи, Караман сохранил свою старую крепость. Ее массивные многоугольные башни вздымаются на изначальную высоту, и ласточки стаями носятся между ними.

Во второй половине XIII – начале XIV века Конья и Караман враждовали. Жители Коньи, мусульмане и христиане, ненавидели тюркскую династию Караманидов и называли их «волками», «людоедами» и «псеглавцами», несмотря на то что эмиры Карамана, захватив однажды Конью, поддерживали в ней самые лучшие сельджукские традиции. Это они построили мавзолей Руми, их верность стилю засвидетельствована в архитектуре Карамана от башен крепости до изумительного портала медресе Нефизе Хатун.

Нефизе Хатун, основавшая в 1382 году медресе, которое носит ее имя, была османской принцессой и женой величайшего из Караманидов – эмира Аладдин-бека. Вообще-то столь старомодное медресе вполне могли построить и столетием раньше: лишенное стилистических новаций, оно не несет и признаков увядания художественных стандартов. Щиты с надписями и украшения портала медресе в стиле «мукарнас» – такого же высокого качества, как и все, что мне довелось увидеть в Конье. Как и следовало ожидать, в отличие от ранней османской архитектуры, ничто здесь в стилистическом отношении или технике строительства не напоминает о византийском влиянии. В XIV веке османы завершали завоевание византийской Вифинии, а сердцевина этой земли – Караманидский эмират – уже около трех столетий находилась под турецким владычеством. Конья полностью вытеснила у архитекторов Византию, тем не менее Хока Ахмет, построивший медресе Нефизе Хатун, был не прочь использовать византийские элементы, если они соответствовали его задачам. Обрамляющие центральный двор аркады опираются на двойные колонны, напоминающие те, что находят в церквях Черной горы.

В Карамане невозможно забыть о присутствии этой горы, настолько весомо господствует она на равнине к северу от города, и легко понимаешь, что она могла вызывать благоговейный ужас и поклонение. По словам сэра Уильяма Рэмзи, «силой Матери-Земли Черная гора превратилась в место отдохновения, виноградник и фруктовый сад Ликийской равнины; ее покрывали виноградные лозы и плодовые деревья; летом она смягчала жару; с ее величественной вершины человек обозревал весь мир и общался с богами». Святость Черной горы была очевидной для коренного населения долины, для художественно одаренных обитателей Чатал-Хююка и их потомков, но, глядя на оголенную вершину Карадага из Карамана, трудно поверить, что некогда он изобиловал виноградниками и фруктовыми садами и что до сих пор на его склонах скрывается множество церквей. «Тысяча и одна» – безусловно преувеличение: «binbir» в данном случае следует переводить как «великое множество»; это самая большая группа каменных византийских церквей в Анатолии.

Ясно, что я хотел попасть сюда, но не совсем понимал, как это сделать. Ведущие туда дороги на моей карте были обозначены маловразумительным пунктиром, а один из путеводителей предостерегал от «диких лошадей, в изобилии обитающих на холмах». Поскольку в Карамане не было туристического агентства, я направился в музей, где меня привела в смущение мрачная ухмылка мумии VII века из огромного пещерного монастыря в Маназане. Оторвав взгляд от мертвого византийца, я показал свои карты и путеводители сотрудникам музея, которые с огромным интересом и удивлением принялись их разглядывать. К сожалению, все они, за исключением одного мужчины, беседовавшего со мной на каком-то странном диалекте, который сам он считал французским языком, говорили только по-турецки. Я решил уже было, что потерпел фиаско, как вдруг услышал за спиной громкий властный голос, а повернувшись, увидел высокого плотного господина, одетого в латаные-перелатаные брюки. Ничего подобного мне еще видеть не довелось: от первоначального материала в них осталось буквально несколько лоскутков. Невзирая на многочисленные заплаты, это был, безусловно, состоятельный человек. Он крепко пожал мне руку и провозгласил по-английски: «Я – Измаил Инсе, смотритель Бинбир Килисе. Поедем завтра. Такси за ваш счет».