Челобитная царю в защиту старой веры

Челобитная царю в защиту старой веры

Представить себе визит простого крестьянина к царю просто невозможно. Наверняка его и на порог не пустили бы. Что же он должен был предпринять, чтобы добиться аудиенции у государя? На самом деле он мог либо воспользоваться протекцией какого-нибудь именитого боярина, либо придумать повод, по которому бы его пропустили к царю. И вот что пришло Титу в голову: «Стал он гадать на улицах и судьбу предсказывать. И все, что он говорил, сбывалось вскорости. Люд к нему валом валил. И посадные приходили, и служивые, и дворяне». Видимо, слух о провидце достиг ушей и именитых сановников, потому что в рукописи написано: «Пришли за Титом стрельцы и отвели его в богатые хоромы. Там его ждали бояре, скрывшие под платами лица, чтобы испытать Тита. И он брал каждого за руку и многих опознал».

Сохранились описания, как Тит «разгадал» некоторых бояр. Например, «одному он поклонился низко и оказал всяческое уважение, сказав, что боярин не только мудрый и ученый, но и радетель русского уклада». Этим человеком оказался Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин — начальник Посольского приказа. Боярин действительно был на редкость образованным человеком и старался ввести в России европейские политические правила (между прочим, и систему протекционизма), однако в обиходе предпочитал все русское, в том числе и одежду: «Их платье не по нас, а наше не про них». Другому боярину он так сказал: «Сам скоморохами грешишь-тешишься и царя на то соблазнил». Исходя из исторических характеристик видных деятелей той поры, можно угадать заместителя Ордина-Нащокина в Посольском приказе Артамона Сергеевича Матвеева. Он действительно был поклонником всего «заморского» и имел собственную труппу актеров, привезенную из «неметчины». Лицедейство тогда считалось великим грехом, потому-то Тит и сказал «со скоморохами грешишь-тешишься». А поскольку Матвеев был близким другом царя, то понятно, что и Алексей Михайлович бывал на театральных представлениях, которые устраивал боярин, то есть «соблазнился на скоморохов». Третьим человеком, которого «опознал» Тит, был знаменитый Василий Голицын.

Ему Тит предсказал будущее несчастье: «Семь лет — твой счастливый срок. Большой власти быть в твоих руках, но все потеряешь и сгниешь в ссылке». Князь тогда «только посмеялся», слова же Тита подтвердились через несколько лет.

Вельможи не преминули рассказать о провидце Алексею Михайловичу. Царь был человеком суеверным, а после смерти своей первой жены Марии Ильиничны Милославской стал еще и панически бояться смерти. Конечно же, он захотел увидеть Тита, чтобы узнать о судьбе детей и своей собственной участи. Вот как описана в рукописи встреча царя с Титом Ниловым: «Государь принял его ласково, взял под руку и показал всех своих домочадцев. И все говорили ему приветливые слова. Только не всем Тит поверил. Увидел царь, что Тит хмур и невесел, и спросил, отчего это. Тогда Тит сказал, что вокруг него свара и раздор». Довольно смелое высказывание, но честное. Действительно, ближайшее окружение царя составляли его дети и родственники обеих его жен — покойной Марии Милославской и здравствующей Натальи Нарышкиной. Оба круга царской родни не любили друг друга и постоянно донимали государя «ябедами и просьбами». Царь удивился такому замечанию, ведь по русской традиции «сор из избы не выносился», и простой крестьянин нигде не мог услышать об интригах в царской семье. Тогда он попросил его рассказать, что ждет царевичей и царевен. У Алексея Михайловича было много детей. От первой жены сыновья Федор и Иван и много дочерей (самой знаменитой стала царевна Софья), а от Натальи Нарышкиной единственный сын — Петр. Тит сразу же подошел именно к нему. «Быть тебе во всем первым. И престол твой украсишь делами великими, и прославишь землю русскую», — предрек он будущему великому царю Петру I. Милославские возмутились: царевичи Федор и Иван были старше и, естественно, были более вероятными и законными претендентами на престол. Как же смерд посмел их обойти? Рассердился и Алексей Михайлович: «и потребовал государь у Тита ответа, как он посмел меньшого сына против старших братьев выделить, разве им не царствовать?» Тогда Тит успокоил царя, сказав: «четверо твоих детей на трон взойдут, трое на московский, а четвертый на новом граде править будет». «Распалившиеся» было против Тита Милославские успокоились и стали «насмехаться над Петром, мол, немало он потрудится, чтоб себе царство соорудить». Нарышкины «надулись», но Нилов сделал тайный знак царице и сказал ей «тайно» ото всех, что «быть сыну твоему государем великим и могучим, и править ему и на земле и на море, а столица его будет новым городом невиданной красоты (разве Санкт-Петербург не прекрасен?)». Потом он попросил царя «дозволить с глазу на глаз перемолвиться с царевной Софьей».

Царевна уже была девушкой-невестой, и царь, решив, что Тит ей о замужестве что-то скажет, позволил поговорить, отойдя на приличествующее расстояние. В рукописи довольно подробно записано предсказание Тита Софье: «Иди замуж, как родитель велит. Не смотри на князей — от них беда тебе будет. Не обходи братьев — погибнешь. Семь лет твое число, оно тебя и погубит». Неизвестный биограф обычно приводит довольно конкретные пророчества Тита, почему же царевне он наговорил каких-то непонятностей? На самом деле Софья прекрасно поняла смысл предсказания, а в будущем убедилась и в его правдивости. Она уже несколько раз отклоняла предложенных отцом женихов, потому что любила князя Василия Голицына (помните, ему Тит тоже сказал про число семь). Семь лет Софья будет править как регентша, и ближайшим советником ее будет именно князь Василий, после чего ее сместят, князя отправят в ссылку, а саму царевну постригут в монахини.

Наконец Алексей Михайлович решился спросить о своей собственной судьбе. Судя по всему, его волновали только два обстоятельства: сколько лет он проживет и помирится ли с удаленным из Москвы патриархом Никоном? Про ссыльного патриарха Тит сказал, что «гордое сердце его не смягчится». То есть что примирения царя и Никона не произойдет по вине последнего. Так действительно и было. Когда умирающий Алексей послал к патриарху гонцов «испросить прощения и мира», гордый священник не дал согласия на примирение. Про смерть же самого государя Тит сказал довольно уклончиво: «почишь в мире, с улыбкой на устах». По христианским понятиям, это означало следующее: если покойный улыбался на смертном одре, значит его душу Ангелы вознесли на небеса (в рай).

Богобоязненному государю наверняка подобное было услышать приятно. Но как же так? Историки утверждают, что Алексей Михайлович скончался в страшных муках. Неужели Тит ошибся? Скорее всего, будучи прекрасным психологом, он слукавил. Ему нужно было привести царя в доброе расположение духа, чтобы наконец заговорить о настоящей цели своего визита — «челобитной за старую веру». И, когда Тишайший государь велел Титу «просить, чего он хочет», пророк пал к нему в ноги и «слезно молил отпустить опальных бояр и вернуть народу старую веру». Можно представить себе, как разгневался царь-реформатор, ведь «исправление церковных служб и уставов» было делом и его рук. Он стольких «малых и сановных ослушников покарал жестоко» ради своих реформ, полагая, что поступает мудро и справедливо, а тут какой-то смерд, пусть и ясновидящий, смеет «просить за опальных», явно считая, что его господин и государь был не прав.

Хотя в историю царь Алексей вошел под прозвищем Тишайший, в гневе он был «буен и яр». И быть бы Титу там же, где находились люди, за которых он попытался заступиться, но вмешалась царица Наталья Кирилловна. «Молодая царица пала на колени и со слезами молила мужа о милости для Тита, и тот унял гнев». Было бы неправильным считать, что царица заступилась за пророка только потому, что он предрек «высокую судьбу ее сыну». На самом деле Наталья была ярой сторонницей «древлеправославной веры» и сама сочувственно относилась к пострадавшим за нее людям.

И может быть, поняв, что Тит весьма непростой человек, она надеялась, что он сможет вернуть старые времена и обычаи. «Отвела царица государев гнев от Тита, но не вымолила ему прощения», — написано в рукописи. Алексей Михайлович не приказал его казнить или бросить в тюрьму, но «строго велел уходить из Москвы и никогда не возвращаться». Тит подчинился, но напоследок «упредил государя, что из-за сих беззаконий и царская кровь прольется, но не скоро».

Он ушел из Москвы, но, поскольку «сердце его рвалось и плакало за обиженных», дал Богу обет странничества. «И пошел по земле русской говорить о мучениках старой веры и о неправде новой».