Глава III Луиза Тюро де-Линьер, Дезире Клари

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава III Луиза Тюро де-Линьер, Дезире Клари

В сердце Наполеона бушевали теперь другие, не любовные бури. Факел свободы зажег во Франции грозный пожар революции. Юный сын этой революции, в которой он видел все спасение, он со всем пылом предался опьяняющим идеям свободы, кружившим его голову, как молодое вино. Позабыты были женщины и любовь, позабыты все сентиментальные и философские рассуждения о женщине и ее свойствах. Теперь одна только женщина, прекраснейшая из всех, занимала его: это – свобода. Да, свобода для его бедного отечества, для его Корсики. И ей, этой возлюбленной, он бросается в объятия.

С этих пор он не хочет знать ничего, кроме патриотизма и еще честолюбия. Играть роль на мировой сцене, будь хоть этот мир лишь островом, на котором он родился, создать своей семье уважаемое положение и упрочить ее будущность – таковы теперь все его стремления. Женщине тут нечего делать: ему нечего от нее ожидать и нечего отдавать ей. Ни на Корсике, ни затем в Тулоне нам ничего не известно о каких бы то ни было любовных отношениях Наполеона к женщинам. Текущие события и его служба всецело поглощают его.

И только в 1794 году женские лица вновь появляются в жизни Наполеона. Он уже успел пройти школу республиканца и из королевского поручика артиллерии сделался республиканским бригадным генералом. Однако 9 Термидора, повлекшее за собой падение обоих братьев Робеспьер, чуть не сделалось для него роковым. Вследствие его дружеских отношений к младшему из Робеспьеров он был арестован и посажен в крепость Форт Карре, около Антиб. И только его отличные связи и прекрасная репутация, которой он пользовался у народных представителей, смогли вернуть ему назад свободу, то есть ему было разрешено проживать впредь в доме своего друга графа Жозефа Лауренти в Ницце, у которого он нашел приют незадолго до своего ареста. Вскоре между молодым генералом и семьей Лауренти, состоявшей из двух дочерей и сына, завязалась самая тесная дружба. Молодые люди ладили друг с другом великолепно. Бонапарт не смог остаться нечувствительным к юной прелести младшей из сестер, Эмилии. Желание, ставшее вскоре настойчивым, упрочить себе будущность заставило его просить руки юной графини. Мать, однако, хотя генерал Бонапарт и был ей симпатичен, воспротивилась этому союзу, выставляя причиной отказа возраст своей дочери, которой в то время было только четырнадцать лет.

Но генералу Бонапарту некогда было предаваться унынию по поводу своей неудачи. В сентябре он снова вступил в свою прежнюю сферу деятельности в качестве артиллерийского генерала итальянской армии, и его новые обязанности всецело поглотили его. Он был так непохож на своих подчиненных, часто гораздо старших, чем он сам. Никогда он не говорил ничего неопределенного, его орлиный взгляд охватывал сразу все критические положения, и что он говорил, то было веско. Эти его качества особенно были оценены народными представителями Рикордом и Тюро де-Линьером. Они были в восхищении от молодого генерала и при каждом удобном случае выставляли на вид его заслуги.

Тюро был довольно незначительный человек, но у него была прелестная жена. В конце сентября она приехала вместе с мужем в Ниццу, место главной квартиры итальянской армии. Там она увидала генерала Бонапарта в первый раз. Она была дочерью версальского хирурга Готье и только два месяца как стала женой народного представителя. В грации и кокетливости она не уступала любой парижанке. Ей было двадцать четыре года, и она была подвижна и жизнерадостна, как стрекоза. Скорее маленького, чем высокого роста, скорее темноволосая, чем белокурая, с матовым, как из слоновой кости, цветом лица, с темными блестящими глазами и румяными губами, словно созданными для поцелуев, – такой нам представляется Луиза Тюро. Наполеон сам говорил, что она была «необыкновенно хорошенькая» (extr?zmement jolie).

Но красота и жизнерадостность были, по-видимому, ее единственными преимуществами; ум и добродетель не находились среди ее качеств. Супружеская верность для этой легкомысленной женщины, едва вступившей в брак, не была чем-то обязательным. Худой, по внешности мало привлекательный генерал Бонапарт, о котором одна остроумная женщина сказала, что «не будь он так худ и болезнен на вид, можно было бы обратить внимание на тонкие черты его лица», однако понравился хорошенькой мадам Тюро. Она и ее муж отличали его при каждой возможности, от чего Наполеон далеко не оставался в накладе, так как народный представитель был в эти времена очень влиятельной особой. Позднее император вспоминал об этом покровительстве и рассказывал своим приближенным, которые делили с ним изгнание на пустынном острове:

«Я был тогда еще очень молод [1] и был очень горд и счастлив своим маленьким успехом. Поэтому я старался всеми возможными для меня знаками внимания показать свою признательность. И вы сейчас увидите, куда ведет злоупотребление властью и от чего часто зависит судьба людей. Потому что я тоже не лучше других. Когда я однажды гулял с мадам Тюро вблизи Colle di Tenda [2] , среди наших позиций, мне вдруг пришло в голову немножко поиграть в войну, чтобы позабавить ее. Я скомандовал атаку форпостов. Хотя мы и были победителями, но о результате, конечно, не могло быть и речи. Эта атака была чистейшей фантазией, и, однако, несколько людей осталось на месте. Каждый раз, как я об этом думаю, я делаю себе за это тягчайшие упреки».

Таким образом, Наполеон, великий полководец, ради пары прекрасных глаз пожертвовал своими людьми! Он, который в своих позднейших войнах с такой заботливостью охранял своих «детей», своих солдат! Потому что мадам Тюро была красива, кокетлива, мила и увлекательна, против ее улыбки не смог устоять даже сам генерал Бонапарт! Но не была ли ведь это для него первая нежная женская улыбка после целых лет воздержания, улыбка легкомысленной соблазнительницы, которой захотелось покорить именно его, такого сдержанного, такого недоступного! Его глубоко запавшие глаза выдавали ей скрытую, сдержанную страстность. Его белые зубы привлекательно сверкали на темном лице воина. Его худые, жилистые руки несомненно умели сжимать женщину в минуту страстного забвения в своих сильных объятиях. Луиза Тюро жаждала поцелуев тонких губ Бонапарта, и он вовсе не был так недоступен, как казался с виду. Он был мужчина, как и всякий другой, который пользуется случаем, если таковой ему представляется.

Но правда ли, что он пожертвовал для нее несколькими беднягами? И если правда, то было ли это из одного пустого, тщеславного желания понравиться прекрасной даме? Кто знаком с характером Наполеона, у того обязательно возникают сомнения, не спутал ли он происшествия, вспоминая после стольких лет об этой, нарочно устроенной атаке форпостов. Сама госпожа Тюро отрицала впоследствии, что эта демонстрация была устроена ради нее. Не она была причиной отданного приказания, но генерал Бонапарт просто уведомил ее, что она, если желает, может быть свидетельницей происходящей стычки форпостов.

Но так или иначе, если даже красота Луизы Тюро и производила на Наполеона неотразимое впечатление, все же те чувства, которые он к ней испытывал, имеют мало общего с любовью. Эти чувства были скорее похожи на соломенный костер в бурную и ветреную погоду в открытом поле. Подобные пожары не причиняют серьезного вреда и не горят длительным пламенем, подобно огню на священном очаге любви. Они потухают так же скоро, как и загораются. Ветер относит дальше несколько искр, они мгновенно воспламеняют новую копну соломы, и так же быстро прогорает новый фейерверк.

Но все же этот флирт не был совсем обыкновенным. В основе его лежало определенное намерение. Как ни мало связано у нас с именем Наполеона представление о том, что он пытался сделать карьеру при помощи женщин, тем не менее на этот раз очевидность говорит против него. Весьма вероятно, что он интересовался больше покровительством хорошенькой супруги народного представителя, чем ею самой. Впрочем, этот случай является не единичным в жизни Наполеона. Известно, что госпожа Карто, супруга генерала и начальника Наполеона под Тулоном, брала часто под свою защиту молодого офицера, который не всегда проявлял уступчивость, желательную ее мужу. Тем доверием, которое Наполеон внушил народному представителю Рикорду, он, по-видимому, тоже был обязан любезному вмешательству мадам Рикорд. И, как говорят, поступок его бывшего друга Саличети, который после 9 Термидора выдал его как приверженца Робеспьера, объясняется тоже чувством мести обманутого мужа. Конечно, это «говорят» ничем не доказано, но отнюдь не кажется невероятным, если вспомнить, что в это время Бонапарт не пренебрегал ничем, что могло повлиять на его будущность.

В конце 1795 года он вновь встретился с Луизой Тюро в Париже. В Ницце они расстались в ссоре друг с другом, но здесь между любовниками возобновились прежние отношения. Около девяти месяцев спустя, в августе 1796 года, Луиза произвела на свет своего первого ребенка, девочку. Можно было бы предположить, что отцом этого ребенка был Бонапарт, но, принимая во внимание непостоянство мадам Тюро, которая меняла любовников как перчатки, утверждать нечто подобное было бы по меньшей мере смело.

После своей женитьбы на Жозефине Наполеон больше не встречался с Луизой Тюро. Хотя г-жа Бонапарт в своих ревнивых подозрениях и имела в виду именно ее, когда ее муж в Италии одерживал победу за победой, но эти подозрения были неосновательны. Правда, Луиза Тюро когда-то владела его чувственностью, но никогда не отдавал он ей своего сердца. Оно принадлежало только ей, обожаемой, несравненной Жозефине, которая тем временем изменяла ему в Париже с мосье Шарлем.

«Я в отчаянии, мой дорогой друг, – пишет Наполеон в ответ на те упреки, которые она ему делает, – что ты можешь предположить, будто мое сердце в состоянии открыться для другой, кроме тебя. Оно принадлежит только тебе, потому что ты его завоевала, и оно будет принадлежать тебе вечно. Я не понимаю, зачем ты упоминаешь о мадам Т(юро). Меня она интересует столько же, сколько прошлогодний снег».

И все-таки Наполеон не забыл Луизу Тюро. Правда, овдовев в 1797 году, – ее муж будто бы умер от горя из-за ее легкомысленного поведения, – она жила долгое время в нужде, не получая от первого консула и позднее императора никакой поддержки. Ее письма и прошения не попадали ему в руки; приписывают Бертье умышленное недопущение ее к императору. Но, наконец, – должно быть, в 1810 или 1811 году, – случай помог ей. Император поехал на охоту в Версаль. Он вспомнил, что здесь живет женщина, которая когда-то любила его под знойным небом Ривьеры. Он тотчас же приказал навести о ней справки, и на следующий день Бертье привел к нему Луизу Тюро. Но какая поразительная перемена! Куда девались живые, смеющиеся глаза, пухлые губы, юные, гибкие формы тела прежней мадам Тюро? Неужели это была та женщина, которая когда-то очаровала его своей красотой? Разгульная жизнь, заботы и нужда состарили ее раньше времени.

Когда она вошла в кабинет своего прежнего любовника, постаревшая, морщинистая, «едва узнаваемая», император обратился к ней со словами:

– Почему вы не воспользовались нашими общими знакомыми из итальянской армии, чтобы получить доступ ко мне? Многие из них сделались значительными личностями и состоят в постоянных сношениях со мной.

– К сожалению, ваше величество, – был горький ответ, – нам пришлось раззнакомиться, когда они достигли видного положения, а я впала в нужду.

И взгляд ее усталых глаз скользнул украдкой в сторону Нейшательского принца.

Наполеон сжалился над Луизой. Ему припомнилась ее красота, ее нежность, которые она так щедро расточала когда-то в Ницце, и он уважил все ее просьбы. Она высказала желание иметь ренту в 6000 франков.

Но генерал Бонапарт расстался с Луизой Тюро, как раньше лейтенант Бонапарт расстался с Каролиной дю-Коломбье и Манеской Пилле. Такова уж была его натура: хотя он и не был нечувствителен к женской прелести, однако никогда не поддавался вполне искусству очаровательниц. Кроме того, он был беден, а женщины стоили денег. Его корсиканское сердце тосковало по домашнему очагу, по семье. Величайшим идеалом являлась для него женщина как жена и мать. Бесплодная женщина не имела никакой цены в его глазах. Только та казалась ему достойной всяческого преклонения, которая родила возможно большее количество детей.

Но еще одно обстоятельство заставило внезапно Наполеона с усердием взяться за брачные планы. Этому «каналье Жозефу» посчастливилось жениться 3 Вандемьера III года (24 сентября 1794 года) на богатой девице из Марселя Жюли Клари. А что такое был этот Жозеф? Простой военный комиссар! У него же, Наполеона, был хоть по крайней мере благозвучный титул. Он был бригадный генерал, правда, хотя без команды. А пока что он состоял в парижском топографическом бюро в качестве составителя планов. Все же это что-нибудь да значило. А кто знает, что могло принести с собой будущее? Он верил в свою звезду. Не имел ли он гораздо больше права претендовать на выгодную женитьбу, чем Жозеф?

Выбор Наполеона пал на младшую, хорошенькую сестру жены Жозефа Дезире Клари [3] . Он познакомился с ней уже в 1794 году, когда его мать с семьей искала убежища в Марселе. И тогда же между ним и юной, едва шестнадцатилетней девушкой [4] завязались нежные узы любви, хотя у него и не было еще серьезной мысли жениться на ней. Для Дезире молодой корсиканский офицер являлся идеалом. Она удивлялась его храбрости, которую он проявил под Тулоном и о которой еще повсюду говорили, и его гордости, с которой он сносил свою бедность. Он был еще и защитником и покровителем многочисленной семьи, которая взирала на него как на божество. Насколько позволяли Дезире ее юность и ее умственный уровень, она видела в любимом человеке его необычайную гениальность, которая высоко возносила его над всеми другими. Она подарила его той нежной любовью, которая в избытке счастья не находит слов, чтобы передать все свои чувства. «Ты знаешь, как сильно я тебя люблю, – пишет она в своем первом письме, которое Наполеон получил в Шатильоне, – никогда я не смогу сказать тебе всего, что я чувствую. Разлука и даль никогда не изменят тех чувств, которые ты внушил мне. Одним словом, вся моя жизнь принадлежит тебе».

Мысль жениться на Дезире созрела в голове Наполеона собственно только тогда, когда он в 1795 году был в Париже. С этого момента он не перестает строить самые заманчивые планы на будущее, связанные с этой женитьбой. У Дезире было прекрасное приданое, – как говорили, 150 тысяч франков, – целое состояние для такого бедного офицера, как Наполеон! Он жил тогда на удачу среди всеобщего смешения нравов и положений, подобно многим другим, ожидавшим спасения от реакции. Его средств не хватало ему на необходимое в эти дни всеобщего вздорожания, когда потребность в роскоши и чувственных наслаждениях сделалась почти ненасытной, когда неимущие испытывали нужду во всем, тогда как богачи тратили тысячи и тысячи в один вечер на удовольствия, туалеты, женщин, на малейшую свою прихоть.

С помощью Жозефа роман с Дезире развертывается дальше. При его посредстве влюбленные обмениваются письмами, кроме того, Жозеф сам время от времени сообщает брату известия об его избраннице. Никакой страсти или сильной склонности по отношению к юной Дезире Наполеон не высказывает Жозефу; его занимает только обеспеченное будущее вдали от всех политических волнений, мысль жить вместе с любимым братом. Когда он женится на Дезире, он мечтает купить себе дом в городе и имение, держать экипаж и лошадей, – словом, жить как зажиточный буржуа. Вокруг этих планов целыми месяцами вращаются в Париже все его мысли.

И все-таки Наполеон любил Дезире. Если бы мы могли заглянуть в те письма, которые он писал ей тогда, то, может быть, мы нашли бы в них прототип его любовных писем к Жозефине, без пылкой страсти последних, но все же полных глубокого чувства. К сожалению, они не сохранились. Что сталось с ними? По-видимому, Дезире сожгла эти свидетельства ее юного счастья, тогда как некоторые копии своих собственных писем она хранила до самой смерти. Она была так уверена в любви своего Наполеона, что однажды она написала ему из Генуи, где она находилась вместе с сестрой и Жозефом: «Напиши мне как можно скорее, не для того, чтобы подтвердить мне твои чувства, – ведь наши сердца слишком тесно связаны друг с другом для того, чтобы что-нибудь могло их когда-либо разъединить, – нет, но для того, чтобы уведомить меня о своем здоровье. Ты чувствовал себя не совсем хорошо, когда мы расставались. О, мой друг! Заботься о твоем здоровье и твоей жизни, чтобы сохранить ее для твоей Евгении, которая не сможет жить без тебя. Держи свою клятву любить меня вечно так же крепко, как я держу свою».

Этот ребенок умел уже находить слова, которые может отыскать только любящая женщина. Наполеон знал, что с ней ему обеспечено счастливое существование, что она, всегда любящая и готовая на самопожертвование, сумеет скрасить ему всю его жизнь. Поэтому он так и торопится с этой свадьбой. В каждом письме к своему брату упоминает он о той, которая призвана дать ему это тихое счастье. «Привет твоей жене и Дезире, – пишет он в мае 1795 года. Месяц спустя он хочет послать ей свой портрет, который она у него просила. Но он не уверен, все ли еще она хочет его иметь, и поэтому предоставляет выбор Жозефу: «Дезире просила меня прислать ей мой портрет. Я закажу его художнику. Ты передашь его ей, если она еще хочет его иметь, в противном случае ты оставишь его себе».

Долго он не получал известий о маленькой Дезире, ни от нее самой, ни через своего брата. Может быть, она сердится на него? Почему она не пишет? Наполеон в отчаянии. Мрачные тени заволакивают в его глазах его блестящее будущее. Неужели же должны рухнуть все его планы? «По-видимому, для того, чтобы добраться до Генуи, нужно переплыть через Лету», – иронически замечает он в своем письме к Жозефу, писанном 7 июля 1795 года. И еще раз, 19 июля, когда он все еще не получает известий от нее: «Я все еще не получаю писем от Дезире, с тех пор как она в Генуе».

Но Дезире все не пишет. Неужели же она его забыла? Нет. Причиной тому, несомненно, Жозеф. В нетерпении Наполеон пишет ему 25 июля: «Мне кажется, ты нарочно не говоришь ничего о Дезире; я даже не знаю, жива ли она». А в следующем письме, которое он послал шесть дней спустя, уже написано: «Ты ни слова не говоришь о мадемуазель Эжени». Теперь он уже действительно обижен и называет ее «мадемуазель Эжени».

Но, наконец, письмо от нее! Наполеон счастлив. Он снова воспрянул духом, получив известие от своей Дезире. Мысли о браке получают снова определенность. 5 сентября он уже открыто говорит Жозефу о своих планах. «Если я еще останусь здесь, – пишет он из Парижа, – то нет ничего невозможного, если на меня найдет брачное помешательство. Напиши мне относительно этого хоть одно слово. Может быть, лучше будет, если ты переговоришь об этом с братом Эжени. Сообщи мне об окончательном результате – и дело с концом». Но он не может дождаться ответа; нетерпение грызет его. Уже на следующий же день он умоляет Жозефа: «Не забудь о моем деле! Я горю нетерпением обзавестись своим домом… Или дело с Дезире должно решиться, или нужно его покончить навсегда».

Это были последние слова. Гимн Дезире навсегда умолк в письмах Наполеона; никогда больше он не называет ее имени. Почему?.. Злые языки утверждают, что семье Клари за глаза было достаточно одного Бонапарта и что родные девушки не дали согласия на ее брак с Наполеоном. Но возможно, что и сам Наполеон переменил свои намерения. Может быть, бесчисленные красавицы Парижа, которые «только здесь знали, какое царство им принадлежит», которые здесь были «прекраснейшими в мире», женщины, которых он встречал у Барра, у Уврара, у мадам Тальен и у Пермона, может быть, весь этот блеск и роскошь туалетов, просвечивающее тело, розовые губы, сладкие, вкрадчивые слова парижанок помутили рассудок маленького, худого, плохо одетого генерала. И ради них, может быть, он забыл маленькую провинциалку с прекрасными, невинными карими глазами. Она ведь не знала Парижа, где не было среднего состояния, где женщина была или дамой света или полусвета! Да, Наполеон так основательно забыл Дезире, что сделал предложение приятельнице своей матери, овдовевшей в то время, г-же Пермон. У нее было двое детей, и ее дочь была впоследствии герцогиней Абрантесской, супругой генерала Жюно. Потом он пытал счастья у мадам де-ля-Бушардери, впоследствии мадам Лебо де-Леспарда. Она была возлюбленной Мари-Жозефа Шенье и во время владычества Конвента вела в Пале-Эталите (Пале-Руайяль) разнузданную жизнь. По-видимому, Наполеона особенно тянуло к женщинам, которые были гораздо старше его.

Французская корона не была суждена Дезире Клари. Не ей предназначено было разделить величие, славу и блеск Наполеона. Но ей суждено было впоследствии воцариться над другим народом вместе с Бернадоттом, королем шведов.

Она не переставала любить своего неверного друга и невыразимо страдала от сознания, что ее покинули. Бедная Дезире! Ее слезы уже не могли ничему помочь. Виконтесса похитила у нее сердце ее Наполеона. Только с большим трудом могла она помириться с этим фактом. И когда был заключен брак Наполеона с Жозефиной Богарне, слова ее письма к нему вырвались как крик отчаяния из исстрадавшегося сердца: «Вы сделали меня несчастной, и все же я в своей слабости прощаю вам… Вы женаты!.. Теперь бедная Дезире не имеет больше права любить вас, думать о вас… Мое единственное утешение – это сознание, что вы убеждены в моем постоянстве и неизменности… Теперь я желаю только смерти. Жизнь для меня стала невыносимым мучением с тех пор, как я не могу больше посвятить ее вам… Вы женаты! Я все еще не могу свыкнуться с этой мыслью, она убивает меня. Никогда не буду я принадлежать никому другому… Я, которая надеялась вскоре стать счастливейшей в мире женщиной, вашей женой… Ваша женитьба разрушила все мои мечты о счастье… Все же я желаю вам всяческого счастья и благополучия в вашем браке. Пусть та женщина, которую вы избрали, сможет дать вам то счастье, которое мечтала дать вам я и которого вы достойны. Но среди вашего счастья не забывайте все-таки совсем бедную Евгению и пожалейте ее в ее горькой доле!».

Эти жалобы тяжело ложились на душу Наполеона. Он сознавал, что ему нужно было как-нибудь поправить дело. По дороге в Италию он лично в Марселе испросил прощения у покинутой. Впоследствии он пытался найти для Дезире хорошую партию. Двадцатишестилетний генерал Леонард Дюфо казался ему наиболее достойным супругом для его прежней возлюбленной. 12 ноября 1797 года Наполеон писал Жозефу в Рим, где также находилась и Дезире: «Тебе передаст это письмо генерал Дюфо. Он будет говорить тебе о своих намерениях жениться на твоей свояченице. Я считаю этот брак очень выгодным для нее, потому что Дюфо – отличнейший офицер».

Говорят, что Дезире была склонна дать свое согласие так тепло рекомендованному молодому генералу, хотя было известно, что у Дюфо есть возлюбленная и трехлетний внебрачный ребенок. Но обстоятельства судили иное. Храбрый офицер кончил свою жизнь трагическим образом. В тот момент, когда он 17 декабря 1797 года в Риме защищал Жозефа Бонапарта перед зданием французского посольства от рассвирепевшей черни, предательская пуля сразила его на глазах его нареченной.

Шведский барон Гохшильд, знавший лично королеву шведов, считает, однако, сомнительным, чтобы Дезире могла быть очевидицей смерти генерала Дюфо. Когда в 1856 году он читал ей только что вышедшую в свет переписку Жозефа Бонапарта и дошел до того места, где Жозеф пишет министру иностранных дел, что его свояченица должна была повенчаться с генералом Дюфо на следующий день трагической смерти последнего, королева прервала его словами: «Это ложь! Я никогда не вышла бы замуж за Дюфо, он мне совсем не нравился».

После него Наполеон предназначал для Дезире ставших впоследствии генералами Мармона и Жюно, но оба они были отвергнуты. Однако три года спустя она, по-видимому, превозмогла себя и 30 Термидора VI года (17 июля 1798 года) сделалась женой генерала Бернадотта. Этот выбор был не по душе Наполеону. В это время он находился в Египте и писал из Каира: «Желаю, чтобы Дезире была счастлива с Бернадоттом: она заслуживает этого». И едва по истечении первого года Дезире обратилась с просьбой к генералу Бонапарту быть крестным отцом ее первенца. Это был как бы ее реванш. В ее взгляде светилась скрытая торжествующая гордость, когда она показала ему своего сына. Сына! Наполеону никогда не суждено было иметь его от Жозефины. Не закралось ли теперь ему в душу сожаление о том, что он не женился на молоденькой Дезире? Он дал своему крестнику героическое имя Оскар, точно предугадал, что он будет впоследствии шведским принцем.

Бернадотт был врагом Наполеона, и все же он поступал по отношению к нему как друг ради Дезире, сердце которой он разбил. Для нее он сделал Бернадотта французским маршалом, ради нее он купил ему отель Моро за 400 тысяч франков, ради нее он наградил его титулом князя Понте-Корво и назначил ему ренту в 300 тысяч франков. Ради Дезире он простил ему все ошибки в различных походах. Ради нее он дал свое согласие, когда шведский народ избрал Бернадотта наследником шведского престола. Одно лишь слово Наполеона, и шведская корона не коснулась бы головы Бернадотта. Все это лишь ради Дезире! И как же отблагодарил его за все это Бернадотт? Постыдной изменой!

Нежное, кроткое сердце Дезире побороло себя и отдалось мужу, которому она действительно была предана. Но даже на троне Вазы она не забыла того времени своей юности, когда она любила генерала Бонапарта. В течение долгого времени, когда она уже давно владела великолепным замком на севере, она не могла решиться покинуть Париж, где жил тот, кого она любила, где она была почти первой дамой. И даже когда она жила уже в Швеции, она дорожила своим домом в Париже как сокровищем. Она не хотела с ним расстаться и тогда, когда при Второй Империи его хотели снести, чтобы проложить бульвар Гаусман. Наполеон III был достаточно тактичен, чтобы не трогать этого дома до ее смерти. Дезире Клари, королева Швеции, бывшая невеста великого императора, умерла восьмидесяти трех лет 17 декабря 1860 года. Среди ее бумаг были найдены пожелтевшие листочки, свидетельства ее любви, которые она, как священные реликвии, берегла до самой своей кончины.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.