Глава восьмая

Глава восьмая

Кодекс элегантности. Последняя песня Плевицкой. Князь Феликс Юсупов и «Кирпичики». «Яр», «Доменик», «Мартьяныч» и «Шехерезада»

Мой брат Володя учился в Оксфорде. Миша, самый старший из нас, уехал на два года в США, в Вирджинию, чтобы досконально изучить табачное дело.

Я оставалась в Париже с мамой и продолжала учиться.

Круг наших знакомств расширялся: очаровательная и богатая дама Ольга Маврикиевна Френкель, с которой мы встретились в Карлсбаде, уговорила меня приехать на неделю к ней в Стокгольм. Я гостила в особняке Френкель, мы ходили в оперу и на вечера. Сын Ольги Маврикиевны, Юрий, был в меня тогда влюблен.

В их доме я познакомилась с клавесинисткой Анни Дорфман, с известным дирижером Фридрихом Бушем (он был тогда директором оперного театра в Глинденбурге и уговаривал меня дебютировать в «Кармен»), с семьей посланника Ирана в Швеции. Посланник был женат на очень полной княгине Радзивилл и имел детей, Нинон и Додо. С Нинон я дружна до сих пор – в юности она была придворной дамой при дворе персидского шаха, а позднее, в течение долгого времени – представительницей Дома Диора в Тегеране.

В Париже я любила бывать на «четвергах» у Щукиных. Главы этого известного семейства, самого Сергея Ивановича Щукина, знаменитого в Москве начала XX века коллекционера и мецената, тогда уже не было в живых. Но его жена со своей сестрой (обе были очаровательные старушки) и дочка Щукиных Ирина (потом она вышла замуж за графа Келлера) своим гостеприимством сумели создать в небольшой парижской квартире в Отей настоящий обставленный в русском стиле и увешанный картинами салон, куда приглашали молодежь хороших фамилий.

По четвергам там кипел серебряный самовар, пили чай, ели вкусные пирожки, разговаривали, смеялись, пели и танцевали. У них бывали граф Татищев, граф Келлер, графы Толстые, князья Оболенские, баронесса Софья Энден, князь Мещерский, барон Андрей Вольф…

Однажды в гостях у друзей мы встретили даму необыкновенной красоты и элегантности, Альму Эдуардовну Полякову. Она была родом из Австрии, в молодости встретила знаменитого Полякова, строителя железных дорог, из московской династии банкиров Поляковых. Детей у них не было… В Париже она стала попечительницей русских инвалидов и одной из первых начала пропагандировать во Франции русскую моду.

Альма Эдуардовна жила на авеню Анри-Мартен в большой квартире, которая была очень удачно разделена на две части коридором. Мы с мамой после смерти папы жили в отеле «Мажестик», но хотели обосноваться где-то в другом месте. Мадам Полякова, услышав об этом, помолчала… и – предложила нам прийти на следующее утро к ней: «Может быть, вам там будет хорошо».

Мы пришли. Бывший генерал, уже довольно пожилой и седой, в белой куртке мажордома, открыл нам дверь и провел в салон с мебелью стиля «бидермейер» и большим роялем, с окнами, выходящими на авеню Мартен. Генерал начинал работать у Поляковой после первого завтрака и выполнял свои обязанности до конца дня. Жена генерала была дивной поварихой.

Вскоре мы переехали к Альме Эдуардовне, заняв две комнаты и гостиную.

Здесь мне открылся новый мир. На каждом завтраке на авеню Мартен появлялись интересные люди – Феликс Юсупов, Бурбоны, Пьер де Фукиер – в прошлом дипломат, служивший в России; его дружба с Альмой Эдуардовной началась в Петербурге и длилась всю жизнь.

Де Фукиер, женатый на испанской аристократке, был отцом двоих замечательно красивых детей. Но несмотря на это и в Париже, будучи уже людьми весьма зрелых лет, они каждый день с Альмой Эдуардовной тайно встречались. И всегда это происходило в три часа дня.

С Альмой Эдуардовной жила ее мама, фрау Райе, королевского вида седовласая дама, сидевшая вечно в кресле, в бархатной жакетке с белым кружевным высоким воротником.

Вечера у г-жи Поляковой поражали необыкновенной смесью людей: артисты, художники, аристократы, пианисты, цыгане.

Всем было весело, и это веселье продолжалось ночи напролет.

Альма Эдуардовна очень привязалась к нам, брала меня с собою на все приемы и коктейли, где бывала, знакомила со светским и «кутюрным» Парижем (в тогдашних знаменитых Домах моды она была хорошо известна). И я до сих пор благодарна ей за все тонкости, которым она меня научила.

Альма Эдуардовна посоветовала мне, например, купить мое первое платье «от кутюр» у Магги Руфф.

Она помогла мне усвоить главное: женщина должна носить не просто красивые вещи, но те, которые идут именно ей. А для этого зеркало должно быть членом семьи! Это будет волшебное зеркало вашей души!

Все зависит от вашей манеры. Все должно выглядеть натурально, как будто не приложено ни малейшего усилия. И в то же время – так, чтобы окружающие не сомневались, что вы всегда в форме.

Чулки и туфли должны подходить к вашему наряду по цвету и по стилю. Это сочетание следует продумывать. Цвета туалетов должны подходить к сегодняшнему тону вашего лица, вашей кожи. Шляпы и вуалетки всех моделей и форм много значат для женщины. В Париже тех лет самые элегантные шляпы выходили из рук мастериц домов Деска – Сюзи и Полетт. А вот от украшений, цветов на шляпе или меховой отделки зависит не так уж много…

Никогда не нужно носить чересчур узкое. Наоборот, все свободное и удобное, по мнению Альмы Эдуардовны, да и по-моему, – куда элегантней.

А в целом – элегантность прежде всего зависит от вашего воображения и вкуса.

Мы прожили на авеню Мартен два года. Я вспоминаю их с большим удовольствием. Альма Эдуардовна очень любила, когда я играла и пела на ее вечерах. Это доставляло удовольствие ее гостям. Один из Бурбонов как-то сказал: «Хочу вас съесть вместе с роялем!» – это было смешно и весело.

Альма Эдуардовна и в тогдашнем своем возрасте брала уроки балета и гимнастики у бывшей балерины Императорского балета Мариинского театра Алисы Францевны Вронской, которая одно время была солисткой труппы Анны Павловой.

Госпожа Полякова ее обожала. И предложила мне также брать у Вронской уроки сценического движения в ее студии в районе Пасси. Алиса Францевна поставила мне номер к романсу «Василечки»:

Помнишь, помнишь ту полянку,

Ярко солнышко, цветы,

На полянке спозаранку

мы гуляли, я и ты…

Этот номер имел успех. А много лет спустя Шарль Азнавур, неоднократно приходивший в мой ресторан, написал свою знаменитую песню «Богема», мотив которой подозрительно напоминает мои «Василечки»…

Алиса Францевна Вронская учила меня, как держаться на сцене, как подать жест публике, как правильно спеть самые важные слова в романсе.

У Альмы Эдуардовны бывала и певица Надежда Плевицкая, приезжавшая к ней домой в русском костюме и кокошнике (и, верно, в русском такси). В один из вечеров она спела гостям: «Помню, я еще молодушкой была…» Плевицкая решила передать эту песню мне. Уже на этих вечерах я чувствовала, что в Плевицкой была какая-то тайна, страшная тайна. Только потом мы узнали, что она была агенткой НКВД под кличкой «Фермерша».

Когда я видела Плевицкую в последний раз у Поляковой, ни я, ни кто-либо из гостей не мог предположить, что на следующий день все парижские газеты напишут об ее аресте и об исчезновении ее мужа, генерала Скоблина, сразу после похищения агентурой НКВД последнего председателя РОВСа генерала Миллера, – к чему, увы, Надежда Васильевна и Скоблин были действительно причастны.

Бедного Миллера, как мы помним, не видел больше никто и никогда. Скоблина, кажется, тоже.

Но Плевицкая расплатилась многолетним заключением во французской тюрьме и предсмертным покаянием.

Сами собой на память приходят слова «Молодушки», ее коронной песни:

К нам приехал на квартиру генерал,

Весь израненный, он жалобно стонал…

Русская баллада, в странном изломе, напророчила судьбу певицы:

Раскрасавец барин снился мне всю ночь…

Феликс Юсупов на одном из вечеров Альмы Эдуардовны предложил:

– Людмила, споем вместе «Кирпичики»? – и пригласил меня к себе.

Он был большой красоты человек, элегантный, курил сигареты из черного портсигара и при этом пудрил лицо. Однажды я случайно его застала за этим немужественным занятием.

В парижском доме Феликса и Ирины Юсуповых, в шестнадцатом аррондисмане Парижа, две большие комнаты были соединены в одну. Получилась студия – ее стены были обиты пробкой, чтобы не долетал уличный шум. У Юсуповых часто бывали вечера, очень веселые, с шумом, пеньем и цыганами – все это длилось до трех-четырех часов ночи. Князь Юсупов отменно пел «Кирпичики», жалобную фабричную песню, очень популярную в России начала XX века:

На окраине где-то города

Я в убогой семье родилась,

Горе мыкая, лет шестнадцати

На кирпичный завод нанялась.

На заводе том Федьку встретила.

Лишь, бывало, заслышу гудок —

Руки вымою и бегу к нему

В мастерскую, накинув платок…

Князь Феликс мраморными пальцами перебирал струны гитары, самозабвенно подыгрывая жестокому городскому романсу. Так, верно, кто-то из его предков, екатерининских вельмож, восхищавших Пушкина, мог напевать «В островах охотник целый день гуляет…» – простонародную русскую песню своих времен.

И кутить, и петь князь Юсупов любил.

Может быть, это были два его любимых занятия…

Там бывало много гостей: Юрий Трубецкой, «князь» Мдивани, муж Барбары Хаттон, самой богатой женщины Америки, Волконский, прелестная Лиза Граббе (Феликс Юсупов к ней относился очень нежно) и художник Стеллецкий. Лиза в то время работала манекенщицей у знаменитого кутюрье Моллине, с нею мы потом часто встречались и долгое время были приятельницами.

Париж 1930-х годов был переполнен русскими всех сословий и всех профессий. Были русские церкви, театры, гимназии, скаутские отряды и лагеря, две крупные газеты – «Возрождение» и «Последние новости», русские Дома моды, русские шоферы такси. И кажется, уже тогда молодой Алеша Димитриевич пел на Монпарнасе своим хрипловатым, насмешливым голосом «Эмигрантское танго»:

Мы открывали где-то рестораны,

Изобрели какой-то аппарат,

Носили с голоду газетные рекламы —

в Константинополе! —

И жен своих сдавали напрокат.

Мой брат в Иркутске – сторожем в больнице,

Отец в Ирландии, в артели рыбаков,

Сестра газетчицей уж больше года в Ницце…

Десятки слушателей щурились и кивали в такт. То была воистину народная песня русского рассеяния – с издевочкой, забубенная, полная горькой гордости за свое умение выживать и не сдаваться, вдруг обнаруженное в себе прекраснодушными и беспечными почитателями «Утра туманного» и «Пары гнедых»…

Здесь – все было куда как проще.

Так, как оно теперь было.

И родные в ссылке за Уралом имелись чуть ли не у каждой парижской семьи.

И аппаратов инженеры первой эмиграции поизобретали немало. Начиная с вертолета Сикорского и телевизора Зворыкина.

Об эмигрантских ресторанах – нечего и говорить.

В трех больших кафе на Елисейских полях («Триумф», «Колизей»… третье название теперь я запамятовала) играли по вечерам русские оркестры или балалаечники. В определенное время, с пяти до семи вечера, выступали русские гитаристы и певцы.

Я любила ходить в русские рестораны: в самый старый из них (он назывался «Москва» и находился в Пасси), к «Корнилову», к «Мартьянычу», к «Яру», к «Доминику», в маленькие кафе, в кабаре…

Самыми знаменитыми были, пожалуй, «Доминик» на Монпарнасе и три кабаре – «Шехерезада», «Казанова» и «Флоранс».

Господин Доминик (Леон Аронсон), петербуржец, был известным театральным критиком. Писал о Станиславском, Мейерхольде и Варламове, в Париже в 1953 году учредил собственную театральную премию.

За свою долгую жизнь собрал блестящую коллекцию русской живописи, скульптуры и прикладного искусства. В его собрании были такие уникумы, как ключ от Петропавловской крепости, картины Коровина, Сомова, Бенуа и Анненкова.

Все это впоследствии, 15 ноября 1989 года, было продано с парижского аукциона «Друо» и попало в разные руки по обе стороны океана.

У Доминика, в его ресторане, расположенном между бульваром Монпарнас и Люксембургским садом, отменно кормили (особенно хороши были котлеты по-киевски и холодная осетрина). А еды в «Шехерезаде» я не помню вовсе: кабаре есть кабаре, даже если оно оформлено таким художником, как Борис Билинский. И если там начинали пить шампанское, то уж ничего не соображали: музыка звучала, головы кружились, и до сочности киевских котлет никому не было никакого дела… Даже гурманам.

В «Казанове» весь декор был в стиле рококо: белые кресла «луи-кенз» с голубой обивкой. И казалось, целый мир тогда хотел попасть к нам: герцог и герцогиня Виндзорские, коронованные и свергнутые монархи, знаменитые артисты…

Комментарии

Фридрих Буш (1890–1951) – немецкий дирижер и пианист, в 1922–1933 гг. руководил Дрезденской оперой, способствовал возрождению в Германии интереса к музыке Верди. После прихода к власти Гитлера эмигрировал, дирижировал в театрах Буэнос-Айреса, Стокгольма, Копенгагена. В 1947 г. принял подданство Аргентины.

Граф Татищев – Дмитрий Сергеевич Татищев (1898–1972), поручик лейб-гвардии Преображенского полка.

Граф Келлер – Александр Федорович Келлер (1883–1974), муж Ирины Щукиной.

Баронесса Софья фон Энден – Софья Николаевна фон Энден (1914–1976).

Князь Мещерский – Мещерский Николай Петрович (1905–1966).

«Бидермейер» — от нем. Biedermeier, стиль немецкой, австрийской живописи, графики и декоративного искусства, дизайна 1820-х – 1840-х гг. Для этого стиля характерна трансформация наследия стиля «ампир» в более камерном, уютном, пасторально-интимном духе. Стиль имел свои аналоги в искусстве Франции и России.

Магги Руфф – настоящее имя Магги Безансон де Вагнер (1896–1971), французская художница-модельер и писательница. Открыла свой Дом моды в 1929 г., руководила им до 1948 г. Передала руководство фирмой своей дочери. Магги Руфф называли «архитектором высокой моды», в ее моделях были всегда примечательны смелая ассиметрия кроя и высочайшее качество техники. Выпустила в начале 1930-х гг. книги очерков «Америка под микроскопом» и «Философия элегантности».

Полетт – известная парижская шляпница 1930-х – 1960-х гг. В 1929 г. открыла в Париже маленькое «шляпное дело», впоследствии расширенное. В 1950-х гг. начала работать для кино, сделала, в частности, шляпы для Одри Хепберн в фильме «Моя прекрасная леди». Создавала шляпы для коллекций Дома Диора, Шанель, Тьерри Мюглера, Унгарро, Ж.-Л. Шерера. Среди ее клиенток были баронесса Ротшильд, г-жа Помпиду, г-жа Жискар д’Эстен. В 1974 г. была награждена орденом Почетного легиона. Ее творчеству была посвящена посмертная персональная выставка в Парижском музее моды и костюма во дворце Гальера.

Алиса Францевна Вронская (1897–1992) – балерина, педагог. В 1914 г. солистка балета Мариинского театра, в 1919 г. – труппы Дягилева, позднее – парижских трупп «Опера комик», «Водевиль» и др., участница труппы Анны Павловой. С 1930 г. руководила балетной студией в Париже и небольшой труппой «Балет Вронской». В 1950-х – 1970-х гг. продолжала педагогическую деятельность в Швейцарии.

Плевицкая – урожденная Винникова, Надежда Васильевна (1884–1941), исполнительница русских народных песен. В 1910-х гг. пользовалась громкой славой. В годы Гражданской войны Плевицкая находилась то по одну, то по другую линию фронта. В 1921 г. в Галлиполийском лагере Добровольческой армии вышла замуж за генерала Скоблина. С 1922 г. выступала в Париже (в ресторане «Большой московский эрмитаж»), успешно концертировала в Европе и США. В 1937 г., после похищения генерала Миллера, последнего председателя Российского общевоинского союза, основанного бароном Врангелем, исчез и Скоблин, муж певицы. В ходе громкого процесса было доказано, что Скоблин организовал похищение Миллера по заданию НКВД, а Плевицкая принимала в этом участие. Суд приговорил ее к 15 годам каторжной тюрьмы. Скончалась в заключении. Перед смертью признала свою вину. Судьба Плевицкой и «дело Миллера» субъективно, но очень ярко описаны в новелле В. Набокова «Ассистент режиссера» (1943).

Трубецкой — Юрий Александрович (р. 1935), юрист.

«Князь Мдивани», муж Барбары Хаттон – Мдивани Алекси Захариевич (? –1935), сын генерала Мдивани, губернатора Батума. В США был женат на одной из наследниц семейства Астор, вторым браком на Барбаре Хаттон, наследнице крупнейшего состояния Вулвортов. Его брат Сергей был мужем знаменитой киноактрисы Полы Негри, а позднее – оперной певицы Маккормик, другой брат, Давид – мужем звезды немого кино Мей Мюррей. Сестра Алекси, Русудана, была второй женой известного в начале XX в. испанского художника Хосе-Мариа Серта (1876–1945). Поэтичная и авантюрная, полумифическая история этой семьи описана в мемуарах Мизиа Серт – вдохновительницы поэтов-символистов, художников-импрессионистов и Дягилевского балета: «Рассказывают, что когда генерала Захария Мдивани по телефону называли князем, он отвечал: “Вероятно, вам нужен кто-нибудь из моих сыновей?” Старый Мдивани любил говорить, что он единственный в мире человек, получивший титул по наследству от своих детей».

Художник Стеллецкий – Стеллецкий Дмитрий Семенович (1875–1947), живописец, скульптор, иконописец, художник по фарфору. В 1900-х гг. приобрел известность как мастер, сумевший соединить наследие допетровской Руси и эстетику модерна. Его иллюстрации к «Слову о полку Игореве» (1900–1906) приобрела Третьяковская галерея по рекомендации В. Серова. Работал как сценограф в Мариинском и Александрийском театрах. В 1920-х гг. жил на Юге Франции, писал стилизованные полотна, создал цикл портретов юношества «первой эмиграции». Для заработка расписывал виллы на Лазурном берегу. В 1925 г. стал одним из учредителей общества «Икона». В 1925–1927 гг. возглавлял работы по росписи храма на Сергиевском подворье в Париже. В 1930-х гг. писал иконы для православных храмов Франции, Болгарии, Югославии. Принял деятельное участие в создании Русского культурно-исторического музея в Праге.

Молине – Молине Эдвард (1891–1974), модельер, ирландец по происхождению. Начал карьеру в Лондоне в качестве иллюстратора, в годы Первой мировой войны был офицером английской армии. В 1919 г. открыл свой Дом моды в Париже, на рю Руайаль, в 1924–1932 гг. отделения фирмы появились в Монте-Карло, Каннах, Биарицце и Лондоне. Считался одним из самых изысканных и рафинированных парижских дизайнеров одежды 1930-х гг. Закрыл фирму в 1950 г., пытался возвратиться к созданию коллекций «от кутюр» в 1965 г., но без большого успеха.

«Возрождение» — крупнейшая, наряду с «Последними новостями», газета довоенного русского Парижа. Выходила в 1925–1940 гг. Издатель – А. Гукасов, нефтепромышленник и общественный деятель. Главный редактор в 1925–1927 гг. – П. Струве, позже – Ю. Семенов. Среди сотрудников и постоянных авторов – И. Ильин, В. Ходасевич и др.

Доминик – настоящее имя Леон Аронсон (1893–1984), театральный критик, собиратель русской живописи и предметов прикладного искусства, с 1928 г. владелец русского ресторана в районе Монпарнаса, существующего доныне.

Варламов – Варламов Константин Александрович (1848–1915), легендарный комический актер Александрийского театра.

Сомов и Анненков – Сомов Константин Андреевич (1869–1939), Анненков Юрий Павлович (1889–1974), русские художники.

Билинский – Билинский Борис Константинович (1900–1948), художник театра и кино. Сын генерала русской армии. Эмигрировал в 1920 г. В Берлине 1920-х гг. изучал режиссуру и сценографию, принадлежал к последователям Макса Рейнхардта, был декоратором театра-кабаре «Синяя птица». В Париже 1920-х – 1930-х гг. работал как художник для балетной труппы Б. Нижинской, «Русского балета Монте-Карло», Театра Елисейских полей, парижской Русской оперы, много работал в кино. В 1934 г. расписал кабаре «Шехерезада». Участник многих художественных выставок в Париже и Лондоне (1937 г. – золотая медаль Всемирной выставки в Париже). В 1940-х гг. жил в Италии, сотрудничал с театром «Ла Скала» и киностудией «Титанус».

Герцог и герцогиня Виндзорские — в декабре 1936 г. король Великобритании Эдуард VIII (1894–1972) отрекся от престола, передав корону брату, чтобы получить возможность жениться на американке Уоллис Уорфилд Симпсон (1896–1986). С 1937 г. экс-король носил титул герцога Виндзорского.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.