Глава IV

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава IV

Так мы лишились поддержки Порты, но Швеция еще могла быть нашей. Ее монарх вышел из наших рядов, был солдатом нашей армии, и именно ей он обязан своей славой и своим троном; могло ли случиться, что он предаст нас при первой возможности? Немыслимо было предвидеть такую неблагодарность. И как он мог пожертвовать истинными и постоянными интересами Швеции из былой ревности к Наполеону — возможно, общей слабости выскочек, баловней судьбы? Всё же подчинение людей, которые только что приобщились к величию, тем, кто гордится наследственным титулом, есть скорее продиктованная положением необходимость, а не ошибка себялюбия.

В этом великом споре аристократии и демократии ряды первой пополнил один из ее самых убежденных врагов. Бернадотт, брошенный почти в одиночку между старыми дворами и знатью, делал всё, чтобы заслужить их одобрение, и преуспел в этом. Но успех должен был стоить ему дорого, поскольку, чтобы добиться его, он должен был вначале отказаться от своих старых товарищей, творцов его славы в час опасности. Позднее он пошел еще дальше: его видели перешагивающим через их окровавленные трупы вместе со всеми их (а прежде и его) врагами, и он делал это для победы над страной, в которой родился.

С другой стороны, стало ясно, что личность Бернадотта и важность Швеции в той решительной борьбе, которая должна была начаться, не имели достаточного веса в политическом балансе Наполеона. Его пылкий, уникальный гений рисковал слишком много: он перегрузил крепкий фундамент и тем разрушил его. Он считал, что интересы Швеции естественным образом связаны с его интересами; в тот момент, когда он хотел ослабить мощь России, он воображал, что может отнять всё у шведов, не обещая им взамен ничего: его гордость не позволяла ему оказывать им помощь, он полагал, что они слишком заинтересованы в успехе его дела, чтобы когда-либо думать об отделении.

Однако мы должны посмотреть, что было немного раньше. Факты говорят о том, что причинами отступничества Швеции в равной степени были ревнивые амбиции Бернадотта и непоколебимая гордость Наполеона. Мы увидим, что большую долю ответственности за разрыв несет новый монарх: он предложил союз ценой предательства.

Когда Наполеон вернулся из Египта, он не стал первым среди равных по общему согласию. Затем те, кто уже тогда ревниво относились к его славе, стали завидовать его власти. Поскольку они не могли оспаривать славу, они пытались быть непослушными. Моро и несколько других генералов, по убеждению или принуждению, содействовали революции 18 брюмера — впоследствии они раскаивались в этом. Бернадотт отказался в ней участвовать. Находясь в собственной резиденции Наполеона посреди ночи, один в окружении тысячи преданных офицеров, ожидавших приказов завоевателя, Бернадотт, рьяный республиканец, был достаточно смел для того, чтобы не соглашаться с его аргументами, отказаться от второй роли в Республике и отвечать угрозами на гнев Наполеона. Тот позволил ему гордо удалиться; Бернадотт прошел через толпу сторонников Наполеона, унося свои секреты и объявив себя его врагом и обвинителем. То ли из уважения к брату, с которым Бернадотт был связан родственными узами, то ли из умеренности, обычной спутницы силы, или просто из удивления, Наполеон позволил ему тихо уйти.

Той же ночью в доме S***[4] шла тайная встреча, на которой присутствовали десять депутатов Совета пятисот; туда же направился Бернадотт. Они решили, что следующим утром, в девять часов, Совет пятисот проведет заседание, на которое должны быть приглашены только единомышленники; там по примеру Совета старейшин, послушно назначившего Бонапарта командующим своей гвардией, будет принят декрет о назначении Бернадотта командующим гвардией Совета пятисот. Эти солдаты, соответствующим образом вооруженные, должны были ждать приказа. Этот план родился в доме S***. Хозяин дома немедленно побежал к Наполеону и всё ему рассказал. Заговорщики боялись Наполеона, и никто из них не появился в Совете. На следующий день революция 18 брюмера была завершена.

Бернадотт был достаточно благоразумным для того, чтобы впоследствии притвориться покорным, но Наполеон не забыл его сопротивления. Он внимательно следил за всеми действиями Бернадотта. Вскоре он начал подозревать, что Бернадотт стоит во главе республиканского заговора на западе страны, направленного против него. Преждевременно выпущенная прокламация сделала заговор явным; офицер и сообщник Бернадотта, подвергавшийся аресту по другим делам, донес на ее авторов. На этот раз Бернадотт не должен был избежать наказания, если бы Наполеон решился осудить заговорщика.

Он удовлетворился высылкой его в Америку с титулом посла в ранге министра республики, однако фортуна была благосклонна к Бернадотту: он находился в Рошфоре, и погрузка на корабль задерживалась до тех пор, пока не возобновилась война с Англией. Бернадотт отказался отправиться в путь, и Наполеон не мог его к этому принудить.

Их отношения свелись к тому, что они ненавидели друг друга, и эта история лишь увеличила ненависть. Некоторое время спустя Наполеону пришлось упрекать Бернадотта в бездействии во время битвы при Ауэрштедте, поведении завистливом и предательском; во время битвы при Ваграме Бернадотт издал приказ, которым присвоил себе честь этой победы. Наполеон осуждал его характер, в котором было больше амбиций, чем патриотизма; в то же время он был обаятельным; говоря в целом, Бернадотт обладал свойствами, которые считаются опасными для молодого правительства; несмотря на всё это, Наполеон присвоил ему высокое звание и осыпал титулами и знаками отличия, в то время как Бернадотт, вечно неблагодарный, считал награды справедливым признанием своих заслуг и следствием собственной важности и нужности. Таким образом, недовольство Наполеона не было безосновательным.

Со своей стороны, Бернадотт злоупотреблял умеренностью императора и объяснял действия Наполеона неприязнью по отношению к себе. Он вопрошал, почему Наполеон поставил его в опасную и неправильную позицию при Ваграме? Почему рапорт об этой победе был таким неблагоприятным для него лично? Почему его авторитет принижается? До этого времени слабая и скрытая оппозиция этого генерала императору не имела значения; однако их взаимное непонимание росло.

По Тильзитскому договору Швеция и Оттоманская империя приносились в жертву России и континентальной системе. Ошибочная и безумная политика Густава IV была причиной этого. С 1804 года этот монарх находился на содержании Англии; именно он разрушил старый союз между Францией и Швецией. Он упрямо придерживался этой ошибочной политики и продолжал бороться с Францией, когда последняя побеждала Россию, а затем и с обеими державами, ставшими союзниками. Потеря Померании, Финляндии и Аландских островов, присоединенных к России в 1808 году, не поколебала его решимости.

Тогда его разгневанные подданные вернули власть, отнятую у них в 1772 и 1788 годах Густавом III, которую его преемник так плохо употребил. Густав Адольф IV был заключен в тюрьму, лишен трона, его наследники по прямой линии были лишены права наследования, его дядя занял его место, и принц Гольштейн-Аугустенбургский был выбран наследным принцем Швеции. Поскольку война была причиной этой революции, ее результатом стал мир, который был заключен с Россией в 1809 году; однако недавно избранный наследный принц вскоре неожиданно умер.

В начале 1810 года Франция вернула Померанию и остров Рюген Швеции в качестве цены ее присоединения к континентальной системе. Шведы, измученные, обедневшие и ставшие почти островитянами вследствие потери Финляндии, очень неохотно шли на разрыв с Англией; с другой стороны, они испытывали страх перед сильным правительством соседней России. Слабые и одинокие, они смотрели вокруг и искали поддержки.

Бернадотт только что был назначен командующим французской армией, стоявшей в Померании. Его военная репутация, в еще большей степени репутация его народа и его монарха, его восхитительная мягкость, великодушие, льстивое ухаживание за шведами, с которыми он должен был общаться, заставили нескольких из них обратить на него серьезное внимание. Похоже, они ничего не знали о непонимании в отношениях маршала и императора; они воображали, что, выбрав его своим принцем, они получат не только способного и опытного генерала, но и влиятельного посредника между Францией и Швецией, их защитника перед императором. Всё вышло наоборот.

Это обстоятельство способствовало интригам, и Бернадотт полагал, что к своим прежним жалобам на Наполеона он должен добавить новые. Когда, в пику королю и большинству членов национального парламента, его предложили в качестве наследника шведской короны, когда его притязания были поддержаны премьер-министром Карла (человеком безродным, который, как и он, сделал себя сам) и графом Вреде, единственным членом парламента, отдавшим за него голос, когда он просил Наполеона вмешаться, почему он, когда Карл XIII пожелал узнать о его намерениях, проявил такую индифферентность? Почему он предпочел объединение трех северных корон во главе с принцем Дании? Если бы он, Бернадотт, преуспел в этом предприятии, то он вовсе не был бы обязан своим успехом французскому императору; в этом случае причинами успеха стали бы притязания короля Дании, который соперничал с герцогом Аугустенбургским[5], своим самым опасным врагом, прекрасная отвага барона Морне, который первым предложил выборы, и антипатия шведов к датчанам; сверх того, он был бы обязан им паспорту, полученному его агентом от министра Наполеона. Говорили, что этот документ был дерзко сфабрикован секретным эмиссаром Бернадотта и должен был служить доказательством желания французского императора видеть одного из своих помощников и родственника своего брата на троне Швеции.

Бернадотт также чувствовал, что он обязан своей короной случаю, благодаря которому его вероисповедание было похоже на религию шведов, рождению сына-наследника, который обеспечивал продолжение рода, посланию агентов, поразивших бедных скандинавов обещанием четырнадцати миллионов, которые при его избрании должны были обогатить государственное казначейство, и, наконец, льстивому ухаживанию, которое дало ему несколько голосов шведских офицеров, бывших его пленниками. Что касается Наполеона, то чем он ему обязан? Какой была реакция первого на сообщение о предложении нескольких шведов? «Я нахожусь на слишком большом расстоянии от Швеции, чтобы вмешиваться в ее дела. Вы не должны рассчитывать на мою поддержку». В то же время правда, что либо по необходимости, либо из страха, что изберут герцога Ольденбургского, мужа русской великой княгини, которая в свое время ему отказала, или просто рассчитывая на удачу, Наполеон объявил, что он предоставляет Швеции самой решить, кого избрать, — и Бернадотт был избран кронпринцем.

Вновь избранный принц немедленно выразил свое уважение императору, который принял его радушно. «Поскольку вам предложили корону Швеции, я позволяю вам принять ее. У меня было другое желание, как вы знаете: но, говоря коротко, ваша шпага сделала вас королем, и вы понимаете, что я не буду стоять на пути вашей счастливой судьбы». Затем он полностью раскрыл свои политические планы перед Бернадоттом, который теперь должен был действовать в полном согласии с ними. Каждый день он присутствовал на утреннем приеме у императора вместе со своим сыном, в числе других придворных. Этими знаками уважения он полностью покорил сердце Наполеона. Он собирался отправиться в путь; не желая, чтобы Бернадотт занял шведский трон без гроша в кармане, как простой авантюрист, император великодушно выделил ему два миллиона из личных средств; он обеспечил его семью средствами, которые Бернадотту как иностранному принцу не полагались; они расстались, будучи взаимно удовлетворенными.

Было естественно, что ожидания Наполеона от союза со Швецией возросли вместе с избранием Бернадотта и сделанными ему благодеяниями. Поначалу тот слал письма благодарного подчиненного, но когда он достаточно удалился от Франции и вышел из состояния долгого и тягостного стеснения, его ненависть к Наполеону стала проявляться в угрозах, и эти слова в правдивом или искаженном виде передавались императору.

Со своей стороны, этот монарх стеснял шведскую торговлю своей континентальной системой, он не желал пускать даже американские суда в свои порты и, наконец, объявил, что его друзьями могут быть только враги Великобритании. Бернадотт должен был сделать выбор; зима и море, с одной стороны, защищали его от атак англичан, но, с другой стороны, не давали им возможности оказывать ему помощь; французы были вблизи его портов; поэтому война с Францией могла быть реальной и эффективной, а война с Англией велась бы только на бумаге. Шведский принц пошел по второму пути.

Наполеон, оставаясь завоевателем даже в мирное время и сомневаясь в Бернадотте, потребовал от Швеции нескольких поставок корабельной оснастки для своего флота в Бресте и отправки войск, которые должны были содержаться за его счет; таким образом он ослаблял своих союзников в целях подчинения врагов, чтобы стать выше тех и других. Он также требовал, чтобы продукция из колоний облагалась в Швеции, как и во Франции, пятипроцентной пошлиной. Известно, что он обращался к Бернадотту с просьбой о размещении французской таможни в Гётеборге, но тот уклонился от ее выполнения.

Затем Наполеон предложил союз Швеции, Дании и Великого герцогства Варшавского, или создание Северной конфедерации, где он стал бы протектором (как на Рейне). Ответ Бернадотта не был полным отказом, но не был и согласием; так же он ответил на предложение Наполеона о наступательном и оборонительном союзе. Следом Бернадотт собственноручно написал четыре письма, в которых прямо заявлял о невозможности выполнения желаний Наполеона и повторял свои протесты против присоединения к его системе; последний не удостоил его ответом. Это неполитичное молчание может быть объяснено лишь гордостью Наполеона, раздраженного отказами Бернадотта. Несомненно, что он считал эти протесты слишком неискренними, чтобы на них отвечать.

Раздражение росло, и согласия не было; сообщения были прерваны вместе с отзывом Алкье, французского посла в Швеции. Поскольку притворная декларация Бернадотта об объявлении войны Англии оставалась ничего не значащей бумагой, Наполеон, которому нельзя было безнаказанно отказывать или лгать, объявил войну шведской торговле силами своих каперов. Эти действия и занятие Шведской Померании 27 января 1812 года стали наказанием Бернадотта за его отклонения от континентальной системы; в плен были взяты несколько тысяч шведских солдат, которых Наполеон не смог получить в качестве союзников.

Затем прервались наши связи с Россией. Наполеон немедленно обратился к шведскому принцу; его письма были составлены в стиле верховного владыки, который говорит в интересах своего вассала. Он потребовал, чтобы Бернадотт объявил настоящую войну Англии, не допускал ее в Балтийское море, и чтобы он послал шведскую армию численностью 40 тысяч солдат против России. За это он обещал протекцию, восстановление Финляндии и 20 миллионов в обмен на равное количество колониальных товаров, которые Швеция вначале должна была поставить. Австрия взялась поддержать это предложение; но Бернадотт, уже утвердившийся на троне, ответил как независимый монарх. Он объявил о собственном нейтралитете, открыл порты для всех наций, заявил о своих правах и обидах; он взывал к гуманности, ратовал за мир и готов был выступить посредником; втайне он предлагал себя Наполеону, называя в качестве цены сотрудничества Норвегию, Финляндию и субсидию.

Читая это письмо, составленное в новом и неожиданном стиле, Бонапарт был полон гнева и удивления. Он увидел в нем, и не без основания, преднамеренную измену Бернадотта и секретное соглашение с его врагами! Он был полон негодования; ударив по письму и столу, на котором оно лежало, Наполеон воскликнул: «Он жулик! Он осмеливается давать мне советы! Диктовать мне законы! Предлагать позорную сделку[6]! И это говорит человек, который всем обязан моей щедрости! Какая неблагодарность!» Затем, ходя по комнате быстрыми шагами, он время от времени восклицал: «Я должен был ожидать этого! Он всегда всем жертвовал в угоду своим интересам! Это тот самый человек, который, недолго будучи министром, пытался организовать бунт мерзких якобинцев! Когда он пытался извлечь выгоду из беспорядка, он противился 18 брюмера! Именно он организовал заговор на Западе, будучи против восстановления закона и религии! Разве его ревнивое и вероломное бездействие не предало французскую армию при Ауэрштедте? Сколько раз я прощал ему интриганство и закрывал глаза на его провинности, поскольку он родственник Жозефа! Более того, я сделал его главнокомандующим, маршалом, герцогом, князем и, наконец, королем! Но вы видите, что все эти благодеяния и многочисленные прощения только во вред такому человеку, как он! Пройдет сто лет, и если Швеция, наполовину поглощенная Россией, всё еще сохранит независимость, она будет обязана ею поддержке Франции. Но дело не в этом: Бернадотт хочет получить крещение старой аристократии! Крещение кровью, французской кровью! И вы вскоре увидите, что для удовлетворения своей зависти и своих амбиций он предаст и родину, и свою новую страну».

Наполеона напрасно пытались успокоить. Сложившаяся ситуация была трудной для Бернадотта: уступка Финляндии России отделила Швецию от континента, сделав ее почти островом и тем самым включив ее в английскую систему. При данных обстоятельствах гордость Наполеона не позволяла ему использовать этого союзника, чьи предложения он считал оскорбительными; возможно, в новом шведском монархе он всё еще видел Бернадотта, своего подданного и подчиненного военнослужащего, который теперь выбрал независимое поприще. С этого момента его инструкции своему министру носили отпечаток этого взгляда; так он, можно сказать, подслащивал пилюлю, однако разрыв становился неизбежным.

Неясно, что более всего способствовало разрыву, — гордость Наполеона или старая зависть Бернадотта; однако понятно, что мотивы первого были благородными.

Дания, как он говорил, была его самым верным союзником; ее приверженность Франции стоила ей потери флота и сожжения столицы. Должен ли он отплатить за верность, подвергшуюся столь жестоким испытаниям, предательским актом — отнять у нее Норвегию, чтобы передать последнюю Швеции?

Что касается субсидии, которую просила у него Швеция, то император ответил так: «Если война велась бы исключительно за деньги, то Англия всегда превзойдет меня в этом. Триумф, достигаемый подкупом, есть проявление слабости и низости». Вернувшись к теме своей раненой гордости, он закончил разговор восклицанием: «Бернадотт ставит мне условия! Он воображает, что после этого будет мне нужен? Я скоро приобщу его к своей победной карьере, и он вынужден будет следовать моей монаршей воле».

Англичане, активно действующие подкупом и находящиеся вне сферы его влияния, здраво оценивали слабости его системы и нашли деятельных союзников в лице русских. В течение последних трех лет они пытались загнать войска Наполеона в испанские ущелья и истощить их там, а теперь они должны были использовать мстительную враждебность шведского принца.

Зная, что активное и неугомонное тщеславие людей, поднявшихся из низов, всегда беспокойно и чувствительно в присутствии старых парвеню, Георг и Александр были щедры на обещания и лесть и таким образом обхаживали Бернадотта. Они ласкали его именно тогда, когда разгневанный Наполеон ему угрожал; они обещали ему Норвегию и субсидию, когда Наполеон, вынужденный отказать ему в Норвегии, которую он не мог забрать у своего верного союзника, овладел Померанией. Когда Наполеон, монарх, возвысивший себя сам, полагавшийся на верность договорам, на память о прошлых благодеяниях и исходивший из реальных интересов Швеции, требовал военной помощи Бернадотта, монархи Лондона и Петербурга почтительно интересовались мнением последнего и осторожно предвосхищали использование его опыта. Наполеон, великий гений, по-прежнему обращался к Бернадотту как к своему помощнику, а они считали его своим генералом. Возможно ли, чтобы он не стремился покончить со своим подчиненным положением и в то же время чтобы он устоял перед ухаживаниями и соблазнительными обещаниями? Всё так и случилось. Будущее Швеции было принесено в жертву, а ее независимость отныне определялась милостью России — таков был смысл договора в Санкт-Петербурге, который Бернадотт подписал 24 марта 1812 года. А 28 мая был подписан договор в Бухаресте между Александром и Махмудом. Мы потеряли поддержку двух наших флангов.

Французский император, во главе шестисот тысяч человек, зашел уже слишком далеко и надеялся, что его сила решит всё, а победа на Немане разрешит все дипломатические затруднения, которыми он, быть может, чересчур, пренебрегал раньше. И тогда все европейские принцы, вынужденные признать его звезду, поспешат вступить в его ряды, а он увлечет за собой, в своем вихре, всех этих спутников.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.