Глава 11

Глава 11

Котельникова с самого начала настораживало появление в бригаде осназа Тани Сиротиной. Разумеется, своими подозрениями он ни с кем не делился. Тем более что у неё была «сердечная» дружба с начальником разведки. Это ни для кого не было тайной. Котельников находился под впечатлением прибытия Сёмина и особенно содержания радиограммы Соловьёвой. У него возникла масса идей и догадок. Он то садился и ждал, то вставал и смотрел в окно на Музей Ленина, на мелькавших прохожих. Не находил себе места. Не зря говорят, что ждать и догонять – самое мучительное.

Но томительное ожидание при неопределённости положения во сто крат хуже. Он то и дело поглядывал на часы, на молчавший телефонный аппарат, на балконную дверь. Вышел на балкон: напротив, у входа в метро «Площадь Революции», увидел табачный киоск. Захотелось курить, как никогда прежде! Хотя не был заядлым курильщиком. Показалось, что папироса смягчит мучительное ожидание.

К полудню решил выбежать за папиросами. По телефону поставил об этом в известность одного из сотрудников управления, который сказал: давай! И надо же, чтобы в тот момент, когда он бежал к табачному киоску у Музея Ленина, расположенного напротив «Гранд-отеля», со стороны Красной площади увидел направлявшихся в метро незнакомого подполковника, Героя Советского Союза и майора, хорошо знакомого Ивана Корбута. На груди Корбута красовался полученный только что в Кремле новенького образца, уже на ленточной планке, орден Красного Знамени.

Как он мог появиться в Москве? Ведь они виделись совсем недавно, во время ожидания очередного самолёта в партизанском соединении Балыкова. Тогда он был со «шпалой» в петлице, теперь – с погонами майора! Обрадовались, обнялись.

Котельников был рад встрече, горел любопытством, но очень торопился вернуться в гостиницу. Корбут, напротив, пребывал в приподнятом настроении, весело представил друга, получившего Золотую Звезду Героя Советского Союза за совместно с ним проведённую операцию. Ванечка гордо перечислял фамилии своих боевых товарищей, участвовавших в ней, а также назвал почему-то фамилии отдельных немцев, заметив, что один из них уже находится здесь.

Котельников слушал рассеянно, думал о том, что могут позвонить из управления, однако промелькнувшая в разговоре знакомая немецкая фамилия насторожила. Прервал друга:

– Как это понять «находится здесь»? Где? Мы с тобой говорили ещё там, в соединении Балыкова, как бы его «упаковать»!

– Вот мы его с моим другом, – он кивнул на стоявшего рядом Героя Советского Союза, – и скрутили. Потому он теперь здесь.

– Где «здесь?» – не понимая, переспросил Котельников.

Корбут рассмеялся:

– Что значит «где»? Ты улетел почему-то. А он уже тут.

– Будет шутить, – махнув рукой, заметил Котельников, поняв наконец, что друг навеселе. – Извините, но я должен бежать! Меня могут искать. Давай, Ваня, встретимся и поговорим. Пока живу в «Гранд-отеле», – он показал рукой на здание гостиницы. – Номер двести четвёртый. Ладно?

Корбут придержал друга за протянутую руку.

– Ты что? – все ещё смеясь, но с некоторым удивлением в голосе, переспросил: – Не веришь?.. Мы же с тобой говорили об этом, когда в последний раз виделись. Я ещё тогда сказал, что у меня была беседа о нём с твоим начальником разведки!

Подполковник со Звездой Героя перебил:

– Короче говоря, фашиста мы сцапали и доставили.

Котельников вырвал руку, которую Корбут не отпускал, повторил номер в гостинице и убежал, не дослушав обращённых к нему слов: боялся, что телефон в номере разрывается. Вбежав в комнату, сразу позвонил и доложил, что вернулся. Там сказали: хорошо, и повесили трубку. Отлегло. Сначала он воспринял разговор на улице как шутку подвыпивших друзей по случаю их награждения. Затем стал думать и постепенно пришёл к выводу, что такая операция на самом деле могла состояться. И чем дольше обдумывал услышанное, тем больше начинал понимать, что Корбут не шутил.

Весь остаток дня он пребывал под впечатлением от этой встречи. Был рад за друзей, если им действительно удалось успешно провести такую операцию. Но больше всего его занимало прибытие Сёмина – во что оно выльется, чем завершится. А телефонный звонок так и не раздавался. Курить расхотелось. Пришлось признавать, что нет худа без добра: папирос не купил, зато встретил друзей. Пришла утешительная мысль: могло быть гораздо хуже, если бы во время его отсутствия раздался звонок из наркомата.